Пепел (1/1)

***Вот уже сложно было представить, что в будущем придётся курить с Роньей на заднем дворе её маленького домика, обязательно отсаживаясь подальше от особо чувствительной к табачному дыму мухоловки в ярко-синем горшке.Ронья пробралась в самые уголки души, изрядно покопалась там, но сделала всё настолько деликатно, что Маттиасу не хотелось бросить себя со скалы в бушующий океан. Он даже умудрился улыбаться сквозь слёзы, когда речь заходила о чём-то поначалу очень нежном и трепетном в их с Клеменсом отношениях.—?Почему ты не куришь тонкие? —?Маттиас сел рядом с девушкой на ступеньки. Её небольшой сад благоухал различными оттенками под утренним солнцем.—?Да как-то так вышло. Старшая сестра дала мне попробовать, когда я ещё была совсем юной. Это было летом, перед последним курсом. Она сказала, что лучше я буду делать это на её глазах, чем где-то с непонятными мальчишками в подворотнях. Ну и… она курила такие. Мне тогда не особо понравилось, впрочем у всех так бывает в первый раз, наверное. А в следующий раз я взяла в руки сигареты, когда… —?девушка замялась, зарывая окурок в землю. —?Ну, в общем, когда стало ясно, что ты любишь меня не за красивые глаза. Клеменс угостил.— Разве?Клеменс тогда уже курил? —?Маттиас искренне удивился.—?Нет. Мы встретились ночью в старом музыкальном классе. У Клемми была спрятана пачка за барабаном. Точнее, это были сигареты Эйнара. Он их там забыл, а Клеменс припрятал. И знаешь что? Они оказались такие же, как у моей сестры. Мне даже на мгновение показалось, что все проблемы ушли. Душой я была дома, и этот запах вредного табака дарил покой,?— девушка притихла, сдирая облупленную краску с торца деревянной ступеньки.—?Прости меня за то, что было в школе. Я искренне раскаиваюсь. Я сейчас смотрю на себя со стороны, и это было мерзко. Отвратительно. Не знаю, чем я думал.—?Да ладно. Надеюсь, оно того стоило хотя бы. Что же ты так яростно искал в библиотеке, если не секрет?—?А, я изучал анимагию. Не знаю, будешь ли ты смеяться, но мне часто снился сон, будто я лечу, хотя с метлой я совершенно не дружу. И лечу высоко-высоко, вижу водопады, горы, бушующий океан… И вот я решил проверить, вдруг это знак.—?И как? Получилось?—?Да… да. Только я не знаю, что я за существо. Звучит абсурдно, знаю. Там может быть абсолютно любая тварь, опасная для жизней людей, я чувствую это. Но я не помню, в кого я превращаюсь. Не помню! Поэтому я не могу сказать первому встречному ?хэй, дружище, посмотри, что я за зверюга?.—?Клеменс знал, что ты за зверюга. Верно?Маттиас убедился, что ей откуда-то всё известно, и отвернулся. Ронья смотрела иронично. Она достала свою красивую резную палочку и направила перед собой. Сконцентрировавшись, она четко произнесла.—?Экспекто Патронум!С кончика палочки серебряным светом соскочило облако, которое тут же приобрело форму крупной полярной совы. Она ухнула и взлетела на верхушку единственного на улице дерева, высокой ели, и, сев на ветку, растворилась между густых изумрудных иголок.—?Я не… —?Маттиас прочистил горло. —?Я не умею так делать. У меня не получается.—?Не поверю, что ты такой весь бедный и несчастный, вспомнить нечего, чтобы дать Патронусу жизнь. Думай мозгами!Маттиас покачал головой. Верно, ему есть, что вспомнить. У него же есть те самые воспоминания, что он прокручивал в своей голове, как старый кинофильм, вот уже который день. Прогулки по уютной деревушке, тайные поцелуи в закоулках университета, библиотечные свидания.—?Помнишь свой первый поцелуй?—?С тобой?—?Нет, с ним. С Клеменсом.—?Да.Ронья больше ничего не говорила. Она выжидала результата. Маттиас сжал волшебную палочку в руке, вставая со ступеньки. Наверное, это действительно его последний шанс разобраться в чём-то. К тому же, бывшая девушка определённо знала больше, но выпытывать Маттиас не хотел. Он уже однажды довыпытывался, когда полез в разум Клеменса. Не нужно больше.—?Экспекто Патронум.Волшебное облако из белой магии так и не приобрело какой-то формы. Маттиас поник. Бесполезно.—?Ты не сконцентрирован. Вспомни тот момент в мельчайших подробностях.—?Ронья…—?Для тебя же очевидно, что он терся по углам с твоим сокурсником, чтобы позлить тебя? —?она спрашивала настолько прямо, обыденно, что Маттиас растерялся. —?Чтобы обратить твоё внимание на себя?—?Откуда ты…—?Сконцентрируйся. Ты для него был не целью, а запретным плодом из магловской Библии.Сердце Маттиаса пропустило глухой удар. Палочка в руках начала слегка нагреваться. Клеменс был так же нагрет, когда требовал руки Маттиаса на своём теле. Горячий, дерзкий, такой желанный. Он трепетал, и его сердце трепетало, стоило прижать его к себе. Влюблённый, агрессивный, развратный, пугливый, это всё о Клеменсе в тот момент. Казалось, он знал, чем обернётся один поцелуй и куда он приведёт. Но как отчаянно он отдавался пухлым губам. Маттиас впервые в жизни ощущал, что именно из себя представляет поцелуй. Клеменс жадно и абсолютно бесконтрольно целовался. Маттиас грудью ощущал не только свой подскочивший пульс, но и его. Как был сладок этот момент. Страх перед неизведанным вперемешку с животным желанием. Неудивительно, что Маттиас сорвался.—?Экспекто Патронум!Вот оно! Маттиас отчётливо почувствовал, будто бы какая-то часть его души прошла через нутро волшебной палочки. Жила драконьего сердца натянулась. Над небольшим садом, гордо распахнув огромные крылья, тихо пролетела птица с крючковатым клювом, задевая тяжёлыми перьями хвоста нежные лепестки цветов.Белый феникс.Шок сменился смутным пониманием, затем ужасом. Он многое знает об обычных фениксах, но лишь малое?— о белых. Птицы-убийцы. Жестокие, злобные. Маттиас сам таким был. Но почему же Клеменс знал и не уберёг себя? Перед лицом неожиданно возникла пачка сигарет. Маттиас машинально достал одну и сжал губами, прикуривая от кончика палочки. Ронья присела на перила, неспешно затягиваясь.—?Полтора месяца назад я так же шла с работы. Я работаю редактором журнала для подростков-магов. Иногда материала много, и я возвращаюсь к утру домой. В тот день мне повезло, и домой я возвращалась часов в шесть вечера. И в меня ровно так же влетел какой-то мальчишка. Не извинился, ничего не сказал. Я успела схватить его за руку и повернуть лицом к себе, я была возмущена, я устала на работе, ещё бы мгновение, и я бы накричала на него! —?Ронья рассматривала свою тлеющую сигарету. —?А это Клеменс. Он плакал, нет, он рыдал навзрыд. Это была настоящая паническая атака, он так был взбудоражен, что не мог даже узнать меня. Представляешь? —?девушка не ждала ответа, сразу продолжив. —?Конечно же, я не могла бросить его в таком состоянии. Было обидно, что он не отвечал на мои письма столько лет. Оказывается, многое произошло за это время. Клеменс рассказал мне все про тебя. И про себя. Он так быстро говорил, так отчаянно всхлипывал. Он будто держал в себе свои переживания, а в тот момент наконец позволил им выйти наружу. И… Мерлином клянусь, я готова была найти тебя и собственными руками задушить. Нет, конечно что-то подобного от тебя можно было ожидать, но я всё же надеялась, что ты пойдёшь по правильному пути. А в итоге? У меня сердце кровью обливалось. Я так нервничала, что в сердцах хлопнула ладонью по столу. И знаешь, что случилось? Клеменс вскочил со стула! Он перепугался! И я тоже. Я не представляю, как так можно было запугать человека, чтобы он подпрыгивал от громких звуков. Не представляю, как ты смог так… так уничтожить в себе личность.Ронья посмотрела на Маттиаса. Да, она хотела задушить его собственными руками, но на его лице были неподдельные боль, сожаление и тоска. Вестники траура в душе. Она все же решила повременить со своими желаниями. Он раскаивается.—?Маттиас, знаешь, что бы он сказал сейчас, глядя на тебя?—??Будь проклят тот день, когда мы познакомились??—?Ох,?— девушка вздохнула, заправляя прядь шоколадных волос за ухо. —?Ты его совсем не знаешь. Так и не узнал. Посмотри, как красиво светит утреннее солнце. Оно преломляется в твоих влажных ресницах. Они почти рыжие. А глаза будто бы песчаные. В них столько боли. Он бы сказал что-то наподобие ?Я бы нарисовал тебя сейчас?, как мне кажется. Он же так любил рисовать красоту.—?Да. Да… Ты права. Я не подумал,?— Маттиас ощущал горечь на душе. Клеменс же действительно с головой являлся искусством и любил искусство. Он бы непременно рисовал и рисовал, а особенно его.—?Знаешь,?— после продолжительного молчания Ронья наконец решилась сказать кое-что,?— Клеменс мне всегда был как младший брат. Я его очень любила. И я бы не хотела… Ну… —?она раскрыла свою сумочку и начала искать что-то на дне. —?Вот. Клеменс попросил сохранить это у себя. Ты же лазил в его голове, да? Вот он и посчитал важным оставить эти воспоминания тебе недоступными. Я не знаю, имею ли я право отдавать их тебе. Но, раз уже ничего нельзя поменять… Я не знаю, что именно там, но, надеюсь, у тебя хоть что-то останется в память о нем.Девушка протянула мешочек, в котором было три маленьких флакона с невесомой белой субстанцией. Его мысли и чувства в какие-то важные моменты. Информация, которую стоило скрыть. А вдруг это ключ? Вдруг это тот самый знак свыше? Маттиас вскочил, поблагодарил бывшую подругу, робко поцеловав в щеку, и моментально трансгрессировал домой, в свой кабинет. Настало время погрузиться в давно забытый Омут памяти.***Связь между фениксом и барсом зародилась в первую встречу. До этого могучая птица никого не встречала в своей жизни, ведь Маттиас тщательно выбирал места для трансформации, чтобы не наткнуться на кого-то и не ранить по случайности (так советовал учебник, по крайней мере). Знакомство их анимагических форм стало началом того самого обряда, о котором допытывался Башар. Обряд закрепился, когда Клеменс лично предстал перед фениксом. Роли были определены заранее. Клеменс?— хозяин. Большая белая птица?— страж, но в рабстве. В то же время Маттиас?— уже старший партнёр, обладающий большими ?семейными? полномочиями, а Клеменс?— тот, кто вынужден был подчиниться в их неравном браке. Конфликт ролей, который всецело решался в пользу Клеменса, стоило ему захотеть.Но он не хотел. Мысль о принуждении любимого человека отвращала: личный пример был красноречив. Как можно было забыть, что Клеменс?— это Клеменс? Он мог бы поменять все в одно мгновение лишь усилием воли. Маттиас, он же Белый феникс,?— страж, призванный с севера для защиты своего хозяина. Именно что хозяина, хотя Клеменс даже в мыслях старался избегать использовать это слово. Жестокая тварь распоясалась, отбилась от рук и в совокупности с врожденной агрессией Маттиаса довела ситуацию до критической отметки. А Клеменс просто любил, невзирая на все страхи и ужасы.До точки невозврата остаётся все меньше и меньше времени. Считанные часы. Маттиас ощущал, что Клеменс его покинет сегодня. Он ещё что-то может поменять. Он же феникс, черт возьми, а слёзы феникса лечат всё! Его с детства тянуло познавать этих птиц (а, как оказалось, себя самого). И можно же попробовать. Можно!Принять анимагическую форму не получалось. Не получалось ни на первый раз, ни на второй. Человеческий облик, столь ненавистный, отражался в зеркале с рассохшейся рамой. Маттиаса трясло, сконцентрироваться никак не выходило. Проговаривая знакомое заклинание, он с каждым разом всё больше и больше отчаивался. В кровь порциями поступал адреналин. Ладони вспотели. Ну не получается! Маттиас сел на край кровати, нависая над лицом Клеменса. Его красивый мальчик. Его любимый мальчик. Маттиас взял его ладонь в свои руки и прижал к груди, туда, где лихорадочно билось сердце.—?Клемми, я стараюсь изо всех сил. Правда стараюсь. Но…Слова повисли в воздухе. А что ?но?? К чему сейчас эти ?но?? Время идёт. Тратить его на жалость к себе очень неразумно. Маттиас погладил бледную ладошку и уложил обратно. Нет, он должен сделать последний рывок. Маттиас поднялся и глубокого вдохнул. Веки опустились. Выдох. Вдох. Глубокий выдох. У него остался последний шанс попытаться спасти Клеменса. Спасти себя. Какой смысл открывать глаза после сна, если всё закончится? Губы шёпотом произнесли заклинание. Веки открылись. Получилось.***Огромные когтистые лапы путались в тёплом пледе. Хищная птица со снежно-белыми перьями в испуге жалась длинной шеей к широкой груди с уже не такими яркими татуировками, не веря в то, что сердце его хозяина так смертельно медленно билось. Сразу после превращения в птицу Маттиас обнаружил в голове новые воспоминания, прежде закрытые от своего же разума ментальными барьерами. Такие разные эмоции от каждой редкой встречи. Восхищение, страх и пассивная агрессия, безразличие. Образы Клеменса в голове были как никогда яркие, будто он только вчера кричал на него в отчаянии, будто только прошлым вечером ладони касались красивого тела, обтянутого чёрным латексом.Феникс наклонил голову над приоткрытыми губами. Прозрачные слёзы скатывались по гладким мелким перьям. В светлой комнате не раздавалось ни звука, хотя казалось, что биение взволнованного сердца было слышно до самого обрыва скалы. С каждой каплей Маттиас мысленно повторял только одно слово: пожалуйста. Пожалуйста, пускай он очнётся. Пожалуйста! Маттиас не сдвинется с места до тех пор, пока не будет хоть каких-то результатов. Пускай все силы иссякнут, пускай он потеряет сознание, но важно ли это теперь? Не живут рабы без хозяев, это естественно. Не сможет спокойно жить он без любимого человека, который погиб от его грубых рук. Нет! Огромный клюв едва коснулся щеки, жалко щёлкнув. Маттиас ощущал, что каждая новая кристальная капелька отнимала у его звериного тела все больше и больше энергии.Наверное, ему пора сгореть и переродиться где-то через тысячу лет, начав всё с белого листа. Без позора и осквернения своего предназначения. Без гордыни, грубости и жестокости. Что стоит одна его жизнь, когда он забрал чужую, действительно важную? Горькие слёзы продолжали смачивать розовые губы. Феникс с трудом расправил онемевшие крылья, укрывая бездыханную фигуру. Длинные перья начали обугливаться у кончиков, затем прогорали ярким синим пламенем до середины и выпадали. Серый пепел рассыпался по кровати. Жажда накрывала. Сухость во рту и горле вызывала тошноту. У Маттиаса не оставалось сил не то, что бы превратиться обратно в человека, он даже просто выпрямиться не мог. Перед глазами плясали тёмные пятна. Кровь закипала. Пламя не ранит Клеменса, но разгорается все сильнее на могучих крыльях, симметрично перебрасываясь на хвост. Логический финал его бренного существования. Слёзы феникса все реже и реже касались губ. Рассматривая поэтично-прекрасное лицо Клеменса, Маттиас осознавал, что ему не страшно. Должно быть, он отвратительно выглядит. Как общипанная индейка с ненормально большими крыльями и длинной шеей. Но было легко. Легко. Он все сделал правильно, насколько это слово вообще уместно в текущей ситуации. Запах палённого сменялся ароматом морозной свежести. Должно быть, начинаются галлюцинации. Если он сейчас подыхал, то смерть слишком милосердна. Маттиас хотел бы страдать до последней секунды. Он повернул голову на бок и наклонился ещё ниже. Острые чёрные ресницы последней влажностью касались столь любимых губ. Запах мороза сменился на запах Клеменса. Такой уютный, северный, но мягкий. Глаза уже почти ничего не видели перед собой. Тяжёлые веки медленно опустились. Феникс, или то, что от него оставалось, из последних сил сделал рывок в сторону, чтобы своим тяжелым телом не задавить миниатюрную фигуру. Голова осталась покоиться на бледной груди. Клюв раскрылся от жажды. Сознание проваливалось во мрак. Темно. Пусто. Звук, какой-то глухой звук. Будто что-то билось. Что-то стучало.***Пальцы постукивали по кожаной обивке кресла. Пальцы другой руки прижимали к горячим губам необычную сигарету. Табака там ровно на половину. Лёгкие наркотики. Клеменса это устраивало. Он не попадал в радужную страну, где было хорошо, нет. Но текущие проблемы не приносили того саморазрушения, что случалось обычно. Пофиг было. Закинув ногу на ногу, Клеменс прямо смотрел на своего преподавателя трансфигурации. Андреан что-то рассказывал ему, и Клеменсу удавалось создавать видимость вовлечённости. Черт возьми, он бы с радостью посидел вот так в кабинете своего бывшего преподавателя магической истории. Послушал бы его тоже с радостью. Клеменс едва улыбнулся. Какие наивные фантазии.—?Клеменс?—?Ммммм? —?он убрал ногу с колена, садясь прямо. Даже будучи сломленным Клеменс старался быть неотразимым и холодным.—?Я так хочу, чтобы ты перестал страдать. Ты такой хрупкий, юный. Но уже не по годам сильный и взрослый,?— Андреан уже стоял на коленях перед своим учеником, ладонями поглаживая упругие бёдра.—?К сожалению, это невозможно,?— Клеменс медленно затянулся, выпуская дым с оттенком фиолетового в сострадающее лицо. Андреан очень красивый. Большие глаза, добрые, чёрные густые ресницы, мягкий изгиб губ. Угораздило же ему вляпаться в такое говно, как Клеменс. —?Но ты мне помогаешь очень сильно.—?Ох, Клеменс,?— Андреан потерся щекой о чужой пах, затем щекой прижался к горячему торсу, осторожно запуская руки под водолазку.Клеменс не ощущал отвращения. Он ничего не ощущал. Вот если бы его касались другие руки, не менее сильные и такие же горячие, но другие, возможно, он бы уже боялся. Или млел. Клеменс потушил сигарету о пепельницу, запуская ладони в густые тёмные волосы. Он слегка потянул их вверх, и Андреан поднялся, облокачиваясь на подлокотники кресла. Губы Клеменса неожиданно жадно затянули в поцелуй. Это отчаяние с нотками одиночества. Сегодня можно утопиться в чужом тепле, почувствовать себя нужным, почувствовать хоть что-то, кроме тоски. Андреан может дать ему это. С распростертой душой, с распростертыми объятиями. Клеменс углубил поцелуй. Утонуть. Забыться. Никто ни о чем не узнает.Он не заметил, как они поменялись местами. Андреан сидел в кресле, Клеменс сидел у него на коленях. Влажные поцелуи. Расслабление. Руки на бледном теле, губы на бледной шее. Клеменс слегка откидывает голову назад и тут же ощущает мягкие прикосновения к затылку. Цепляясь за широкие плечи, он прижимался ближе. Снова туманный поцелуй. Такой сладкий, дурманящий. Глубокий, до мурашек.—?Мммм… Ах, Матти!..Клеменс не скоро понимает, что Андреан остановился. Светлые волосы мягко коснулись чужой щеки. Дыхание такое же хаотичное, неспокойное.—?Опять?—?Опять.—?Прости.Андреан вздохнул, обвивая руками полуобнажённое тело. Клеменс негромко засмеялся, а потом опять продолжил извиняться. Каждый раз, когда они пробовали сблизиться, с вишневых губ слетало только одно имя. Клеменс на подсознательном уровне думал о Маттиасе каждое мгновение. И, откровенно говоря, хотел его. Того Маттиаса, что в аудитории рисовал таблицы и любил дискутировать с студентами. Маттиаса в песчаном костюме-тройке, юного, чертовски непорочного, но знающего себе цену, от того ещё более желанного.—?Клеменс, у нас, должно быть, не выйдет ничего.—?Да. Наверно, да. Он для меня панацея даже в мыслях.—?И яд?— в действительности.—?Ну, а кому так ещё могло повезти, как не мне?Клеменс затянулся ещё одной сигаретой, кидая взгляд на настенные часы. Кажется, он и так задержался. Поэтому он выкурит эту сигарету, затем ещё одну и сразу отправится домой. Лучше не провоцировать в Маттиасе зверя.***Что-то продолжало биться и стучать. Совершенно глухой звук. Хаотичный, не равномерный. Холодящий кровь звук. Маттиас медленно открыл глаза.Нет.Нет, пожалуйста. Только не это воспоминание.Нет!Он не умер, он опять уснул, но понять, чей это сон, его или Клеменса, было совершенно невозможно. Подвал. Окровавленная плитка. Острый нос ботинка, что со всей дури бил под рёбра. Клеменс тяжело дышал, жмурясь, слушая поток нецензурной брани в свой адрес. Слишком много ударов. Слишком много крови. Маттиас видел себя со стороны, и ему было не по себе. Расширенные от гнева зрачки, влажные от пота волосы, выбившиеся из идеально уложенной причёски. Лютая агрессия.Где же Кики?! Она должна спасти ситуацию. Она должна…Или он? Здесь всё иное. Маттиас подорвался с места и бросился к Клеменсу, чтобы буквально в одно мгновение укрыть его тело от очередного жестокого удара. Блять! Маттиас сморщился, выдыхая сквозь сжатые зубы. Боль, вполне реальная боль пронзила спину. Затем ещё раз. Удар за ударом, они сыпались с невероятной жестокостью. Маттиас ощущал, как слёзы подступают к глазам. Ощущал, как Клеменса лихорадило и крупная дрожь сковывала его тело. Он аккуратно сгрёб его в объятия, пряча заплаканное лицо в своей груди. Запах крови рефлекторно провоцировал желудок скручиваться. Маттиас из прошлого даже не замечал, что объект его насилия сменился. Грубый окровавленный сапог ударил по бритому затылку. Земля ушла из-под ног, но благо он и так лежал. Больно. Шум в ушах. Холодная плитка пола была последним спасением. Очередное оскорбление воспринимается на свой счёт и ранит куда глубже. Он так лежал меньше минуты, а сколько минут ада досталось Клеменсу? Дрожащей рукой Маттиас мягко погладил его шею, поднимаясь на затылок.—?Матти? —?хриплый, едва слышный шёпот не дал потерять реальность. —?Матти, это ты?..—?Да, да, Клемми, это я,?— Маттиас болезненно улыбнулся.—?Матти… —?Клеменс задрал голову, утыкаясь в чужую шею. —?Мне так страшно, Матти. Мне очень страшно… Что происходит? Я… я не понимаю…—?Все будет хорошо. Все будет… —?Маттиас опять сморщился, стискивая зубы. Лишь бы сдержать болезненный стон сейчас. —?Все будет хорошо. Нам просто… просто снится страшный сон… Но я с тобой. Защищу тебя. Все будет в порядке.—?Сон? —?Клеменс хрипло переспросил, замечая, как Маттиас дёрнулся. —?Ты меня не ненавидишь?—?Что? —?Маттиас слегка расслабил объятия, позволяя себе заглянуть в уставшие серые глаза. —?Нет, Клеменс. Не ненавижу. Я тебя очень люблю. Ты мне дороже всего.—?Матти, я не изменял тебе…—?Шшшш. Я знаю,?— Маттиас задумался,?— я теперь все знаю. Все будет хорошо. Закрывай глазки. Попробуй уснуть. Тогда мы быстрее проснемся.—?Тебе больно? —?Клеменс с грустью спросил, но глаза закрыл, покорно прижимаясь ближе. Непонятная дрожь и страх доводили до мурашек. Маттиас плотнее укрыл Клеменса объятиями.—?Нет-нет… Не волнуйся. Все хорошо. Засыпай.Клеменс больше ничего не спрашивал, абстрагируясь от жутких звуков избиения. Обратно в прострацию. Маттиас глубоко дышал, стараясь успокоиться. Пол наклонялся то в одну, то в другую сторону. Звуки постепенно стихали. Пространство расплывалось в знакомый белый туман. Значит, они все же у Клеменса. Но его тут нет. Нет…Громкий звук скрежета металла разразил окружающую тишину. Звук перезаряжающего оружия. Странно, а ему показалось, что винтовка сделана из пластика. Тишину продолжал нарушать тихий свист. Будто бы кипел чайник, но ведь… Нет. Не кипел. Опять чудится? Маттиас облокотился ладонями о холодный пол, приподнимаясь. Голова закружилась сильнее. Да что же такое. Маттиас с трудом встал на колени. Напротив него стояла его мессия, его Клеменс, нежные руки которого совершенно не мягко сжимали оружие. Наконец удалось рассмотреть формулу на баллончике. Сжиженный азот. Охлаждает наполненный резервуар, чтобы его содержимое перешло из жидкого состояния в твёрдое. Замораживает слёзы. Маттиас умрет от пули из его слез. Драматично, красиво, иначе Клеменс просто не умел. Маттиас слегка улыбнулся.—?Я скучал.Тишина в ответ. Противный писк был не что иное, как звук стравливающегося через отверстие отработанного азота. Трубочек на юном лице не было. А глаза… Оба глаза смотрели на него серебряной ясностью.Неужели слёзы феникса помогли? Или это очередная обманка, очередной болезненный акт надежды.—?Последнее желание будет?—?Да.Маттиас смотрел на него, непоколебимого, спокойного, уверенного. Он не позволит себе портить такой момент своим нытьем и раздражающими просьбами вернуться. Шантаж должен уйти из их жизни. И принуждение тоже. Клеменс не глупый и сам в праве решить за себя.—?Я поцелую твою руку?Клеменс хотел что-то ответить, но Маттиас уже коснулся нежного запястья. Винтовку пришлось упереть прикладом в плечо и крепче удерживать другой рукой. Пухлые губы поцеловали тыльную сторону ладони, затем Маттиас щекой медленно потерся о костяшки. Жаль, что нельзя стать запахом, ему бы очень хотелось переродиться в запах Клеменса, чтобы всегда быть с ним. На душе становилось опять паршиво. Маттиас ткнулся лбом в черно-белую кожаную ткань его штанов где-то в районе бедра, по-детски боязливо вжимая ладонь Клеменса в свою щеку. Укрой. Утешь. Приласкай в последний миг.И он все понимал. Неохотно, но все же прошёлся большим пальцем по скуле, едва ощутимо поглаживая. Маттиас закрыл глаза. Скоро все кончится. Грустно. Но он сам выбрал такой путь. Своими руками шёл к несуществующей цели. Пора захлебнуться в реальности.Клеменс осторожно отстранился. Маттиас открыл глаза. Винтовка уже касалась его лба. Ровно середины. Стрелять будет в упор, чтобы наверняка. Правильное решение. Маттиас смотрел на до боли родное лицо, каждая чёрточка которого навечно запечатлелась в памяти. Вместо страха было волнение. Страшно было бы умирать от чужой руки, но тут он. Он.Клеменс нажал на курок, оглушая туманное сознание громким выстрелом. Для Маттиаса всё кончилось.***Темно. Холодно. Темно. Холодно. Почему темно? Здесь, кажется, всегда было темно. А здесь?— это где?Темно. Почему? Глаза закрыты. Или открыты? А холодно почему? Да и не просто холодно, прям целый сквозняк. Так и заболеть можно.Кто я? Почему надо открыть глаза?Ну хотя бы чтобы закрыть чертово окно.Смешно. Странный монолог. Клеменс, у тебя опять дикое похмелье. Вот кто просил так напиваться? Или даже накуриваться. Закрой уже это чертово окно.Клеменс медленно сел, не открывая глаз. Будет слишком ярко, а он к этому ещё не готов. Руки нащупывали край кровати, но в итоге наткнулись на скомканную простынь и чью-то руку. Блять. Он ещё и не один. Возможно, даже не у себя дома. Память помахала ручкой. Клеменс свесил ноги, становясь на пол.Странные ощущения. Холодно. Влажно. Снег? Под ногами? Он тает. Ну точно окно не закрыто. Клеменс медленно открыл глаза, кривясь. Физически больно смотреть на яркий белый снег под ногами. Какие-то перья. Их много, они припорошены снегом и инеем. Хмм. Красиво. Перья могли бы быть белее самого снега, но они… обуглены? Клеменс наклонился, поднимая одно. Большое. Пахнет снегом. Снег. Окно выбито.Клеменс понятия не имел, где он находится. За окном лето. И воздух тёплый. А здесь зима. Перья. Он сам полностью голый. Руки испачканы пеплом. Грудь тоже. Бёдра.Или не пеплом.Или прахом.Это секта. Его похитили в секту! Здесь точно что-то происходило всю ночь. Он не просто накурился и трахался с незнакомым парнем?— Клеменс резко обернулся в его сторону, чтобы убедиться, что парень ему действительно неизвестен?— тут происходило какое-то жертвоприношение! Мерлин, ужасно! Ужасно!—?Маттиас, ты решил проветрить дом? У тебя непривычно холодно! —?неожиданно мужской голос с сильным акцентом раздался откуда-то снизу.Клеменса накрыла паника. Он не помнит о себе вообще ничего. Даже насчёт имени не уверен. Надо выбираться отсюда срочно. Клеменс лихорадочно оглядывался в поиске своей палочки.Как выглядит его палочка?Клеменс подбежал к кровати, хлопая бледного парня по щекам. Ноль реакции. А он одет. Серые штаны, чёрный свитер, ботинки. Там, внизу, один из участников ночной оргии (не хотелось так думать, но реализм преобладал), и он сейчас поднимется сюда! Пиздец! Под ногой что-то валялось. Палочка! Она тут же оказалась в руке. Такая… чужая. Наверное, она принадлежит этому, с кровати. Шаги по лестнице были отчётливо слышны. Здесь два этажа. В принципе не высоко. Вокруг стекло. Он обнажён. Сбежать не выйдет. Придётся принимать бой. Дверь начала открываться, и Клеменс в два шага был в проеме, прижимая палочку к сонной артерии вошедшего.—?Дёрнешься?— пожалеешь! —?Клеменс блефовал, от волнения он не мог вспомнить ни одного боевого заклинания.Незваный гость, кажется, впал в ступор. Его чёрные брови поползли вверх, тёмные глаза вытаращились в немом удивлении. Он был смуглый, но для смуглого человека все равно достаточно бледный. Ровные чёрные усы дугой обрамляли немного пухлые, мягкие губы. Очень мягкие на вид. Интересно, а как наощупь?Должно быть, это его типаж. Пухлогубые, бледные, темноволосые. Клеменс нервно усмехнулся, и неизвестный гость поспешил поднять руки в знак обезоруженности.—?Я убрал палочку во внутренний карман как только трансгрессировал. Тебе нечего остерегаться. Я врач. Я не причиню тебе вред.Клеменс с лёгким недоверием смотрел в глубокие глаза. Но в них не было чего-то отталкивающего. Только интерес. Восторг! Радость! Смущение. И почему-то… страх? Врач опасливо заглянул за изящное плечо, туда, где спал его ночной любовник.—?Что происходит? Где я?—?В шкафу твоя одежда. Не мог бы ты…Клеменс невербальным заклинанием сдернул с гостя его удлинённую черную мантию, обшитую золотыми нитями снизу, и, попятившись назад, накинул на себя, прикрывая наготу. Башар моргнул. Видеть совершенство в своей непредназначенной для совершенства мантии было поразительно. Клеменс оглядел оголенные предплечья. Медальон. Рубашка с коротким рукавом. Как-то не по погоде. Палочка вновь была наставлена на гостя.—?Смутился?—?Я наблюдал твоё обнаженное тело на протяжении почти что двух месяцев. Но живым оно выглядит слишком притягательно. И, признаюсь, отвлекает меня от прямых обязанностей.Клеменс слегка улыбнулся. Дело не в замысловатом комплименте, нет. Этот колдомедик говорил правду, вёл себя искренне. А Клеменс достаточно проницателен. Этот врач не причинит ему вреда.—?Как тебя зовут?—?Башар. Башар Мурад. Я из Палестины. Хирург.Башар оглядывал комнату, стараясь понять, что всё-таки произошло. Маттиас не подавал признаков жизни. Его срочно нужно осмотреть, но неспокойное эмоциональное состояние Клеменса не позволяло совершать резких движений.—?Я приглядывал за тобой, пока ты был в коме. Ты должен был… умереть, — было заметно, что Башар старался подбирать слова аккуратнее. — Я поставил следящие чары, чтобы знать, когда именно. Ничего другого уже нельзя было сделать. Но они… испарились. Не сработали на смерть, а просто испарились. Я пришёл проверить, почему же так вышло. И ты жив. Надеюсь, Маттиас тоже? —?не получив ответа, Башар осторожно переместился к кровати.Клеменс старался переварить неожиданно большое количество информации. Он с испугом посмотрел на того самого крепко спящего парня, затем перевёл взгляд на Башара, который уже наклонялся над телом и шептал какие-то цепочки заклинаний.—?Ты у себя дома, Клеменс. Это твоя комната. А это твой… партнёр. Маттиас. Твой супруг или как вы это в Исландии обозначаете?—?Ты чокнулся? — Клеменс возмутился поначалу. — Я не мог выйти замуж за первого встречного. Я вообще не мог выйти замуж!—?Ты его любил.—?Я даже не помню этого. Не ощущаю этого. Я бы не стал связывать жизнь с таким… с такой милой мордашкой. Он же наверняка глуп, как пробка.—?А ты слишком расчётлив для красивой мордашки, поэтому твоё суждение о красоте и глупости ошибочно,?— Башар хмурился по мере того, как ему становилась ясна картина. Пепел, перья, снег. Это жертвоприношение. Маттиас каким-то образом принёс жертву ради жизни Клеменса. Принёс себя в жертву.—?Маттиас чертовски умён. Он интересный собеседник, несмотря на свой юный возраст.—?Красивый, умный. Так не бывает. Где подвох? Садист? Маньяк? Серийный убийца?В ответ была напряжённая тишина. Башар действительно не знал, что ответить на такие вопросы. Всего по чуть-чуть, Клеменс, всего по чуть-чуть. Не он должен отчитываться за чужие грехи.—?У тебя его палочка в руках.—?Похоже на то.—?Она ему больше не понадобится. Не понимаю, как это произошло. Но теперь Маттиас… сквиб. Магия для него теперь закрыта навсегда,?— врач смотрел на Маттиаса с сожалением. Из него мог бы выйти великий маг. Но не вышло ровным счётом ничего. —?Он очнётся скоро. Нам нужно быть рядом. —?Нет, подожди. Как… как навсегда?—?Сможешь починить окно? Очень дует.—?Это проклятие? Его прокляло? Магия просто так не уходит, насколько я помню, —?Клеменс совершенно не помнил этого Маттиаса, но стать сквибом?— это очень скверно. Человек либо имеет очень слабое здоровье, либо разгневал Мерлина. Было жалко эту симпатичную мордашку.—?Здесь нужно убраться. Давай наведём порядок, и я расскажу о своих мыслях на этот счёт. Да и вообще расскажу всё, что знаю о тебе и о нём. О вас.