Зависимость (1/1)

Клеменс запустил ладонь в тёмные кудрявые волосы, пуская шелковые пряди меж пальцев. Раннее весеннее утро такое туманное, но солнечное. Он отправил Маттиасу анонимную записку с просьбой явиться на рассвете к старой иве у пруда, но никак не ожидал, что тот действительно придёт.—?Зачем я тебе нужен? —?Маттиас потерся затылком о бёдра Клеменса, на которых лежал уже час, привлекая его внимание к себе. —?Ты же даже книжку свою не читаешь. Сидишь, в одну точку смотришь, гладишь мои волосы.—?Хотел бы я знать,?— Клеменс вздохнул, захлопнув книгу и отложив в сумку. — Кто же знал, что ты действительно выползешь из своих подземелий. Очень неосторожно вот так расхаживать, пока колокол на подъем не пробил.—?Клеменс, я как-то помогал профессору Флитвику проверять эссе, и одно из них мне особенно понравилось. Оно было твоим. А у меня память фотографическая. Думаешь, я бы не узнал твой почерк? Кто другой написал бы эту записку, не пришёл бы,?— Маттиас ладонью коснулся щеки, на что Клеменс вздрогнул и наконец перевёл взгляд с водной глади озера на бледное лицо. —?Скажи мне, чего ты хочешь?—?С чего ты взял?—?Ты нас тут собрал. Для чего-то же, правда? Я очень люблю утреннюю росу, но спать люблю больше.—?Поспи. А я почитаю.—?Клеменс.Маттиас приподнялся, кончиками пальцев заправляя светлую прядь волос за острое ухо. Клеменс опустил взгляд в легком смущении. Тёплые пухлые губы мягко коснулись заалевшей щеки.—?Я приду завтра, если хочешь.—?Хочу.Маттиас улыбнулся, поднимаясь. Утреннее солнце преломлялось в его темно-шоколадных волосах, пока он удалялся в сторону замка. Клеменс ощущал какую-то несвойственную легкость. Даже радость. Казалось бы, что…—?Клеменс, просыпайся! —?отец пару раз постучал в дверь. —?Уже полдень, а ты все спишь! Не добудишься!—?Ну папа! Все, точно встаю! —?потирая глаза и потягиваясь на просторной кровати, Клеменс нахмурил брови.Он сел, перебирая в голове только что увиденный сон. Маттиас?— тот самый Маттиас, что гостил в чужой голове и жил чужими эмоциями?— подошёл ближе. Парадоксально, но приближаться к Клеменсу из воспоминаний он мог без труда. Рассматривать его, такого нежного и юного. Он натянул футболку, никак не отрываясь от своих мыслей. Маленькая ладонь коснулась щеки, ровно того места, где губы из сна только-только мягко прижимались.Неожиданно на его лице расцвела широкая улыбка. Клеменс резко вскочил с постели, ударяя ладонью по тумбочке и в два шага подскакивая к окну.—?Вот же сукин сын! —?Клеменс распахнул окно, вдыхая свежий летний воздух. —?Приснится же такое! Придёт он!.. —?наигранные возмущения Клеменса прервал женский голос, что доносился из сада. Раун звала помочь посадить цветы.Окружающее пространство расплылось в привычный белый туман чужого разума. Звуки сменились тихим гулом витающих где-то сверху воспоминаний. Клеменс, его Ангел Смерти, был все так же непоколебим. Он почти не плакал. Лишь одинокая слезинка стекала по щеке, чтобы в итоге по прозрачным трубкам направиться в скрытый резервуар.—?И для…Маттиас моргнул, понимая, что тумана перед глазами больше нет. Есть светлые волосы и край подушки. За окном щебетали птицы. Ох, понятно. Выгнал его в реальность. Слушать не захотел. Маттиас приподнялся, едва слышно простонав от бессилия. В каждом поступке Клеменса ощущался его неповторимый почерк. Резкий, острый, очень красивый. Его родители и друзья не будут писать письма и с волнением ждать долгого ответа. На одну головную боль меньше, на один укол совести больше. И потом ещё этот сон. Такой чистый, искренний. Неужели Клеменс так давно влюблён?—?Должно быть, не совсем я тебе осточертел, раз пускаешь к себе. И доверяешь что-то такое… личное. Спасибо,?— Маттиас навис над фарфоровым телом, мягко сжимая плечо.Осталось разобраться, какая у Клеменса цель. Вспоминает моменты напоследок или преследует какие-то иные мотивы. Или это больной мозг Маттиаса так разыгрался, а на деле никаких путешествий в чужой разум нет? Сходить с ума, оказывается, интересно. Столько много вопросов и ни одного ответа.***Письмо Башару отправилось только через пару дней. Маттиасу нужно было удостовериться в систематичности этих сновидений. Так и вышло. Всякий раз, стоило ему заснуть рядом с Клеменсом, он видел все то, что ему любезно показывали. Это нельзя назвать сном. Запахи, касания, эмоции — они все, как настоящие. Эмоции?— особенно. Маттиас четко их ощущал, будь то мальчишеская радость или глубокая тоска. Или боль. Боль… Клеменс особенно плакал, когда ему было морально больно. Вечером накануне он показывал, что ощущал, когда его выгнали из школы.Маттиас предполагал, но не думал, что все действительно было вот так. Истерики, самобичевание, опять истерики. Ненависть. К себе, к Маттиасу, ко всему. Одинокий, отделивший себя от общества ребёнок. Письма друзей, непрочитанные, стопкой лежали на захламленном рабочем столе. Маттиас хотел его обнять и прижать к себе. Защитить от всего мира. Знакомые чувства, всего несколько месяцев назад он хотел делать то же самое. Ведь он пытался помочь. И помогал. А потом сам забил последний гвоздь в крышку его гроба.Как это произошло? Почему?Какая глупая череда ошибок. Ярость слепит и уничтожает все человеческое. Отец был прав: он взял на себя ответственность, значит, нужно было не сворачивать с этой дороги ни на шаг. Как итог, магловский отвратительный суицид. Внутри опять все похолодело.Маттиас вскоре заметил, что его сон с Клеменсом?— вовсе не сон. Он проживает с ним маленькую жизнь каждую ночь, а днём валится с ног и к середине дня по-настоящему засыпает в кресле гостиной, восстанавливая силы. Так ведь нельзя. Он даже понятия не имел, какой нынче день недели. А важно ли? Нужно как можно дольше оставаться с ним там. Должна быть какая-то маленькая зацепка. Что он ищет в своей голове? Как ему помочь? Как себе помочь?***Маттиас постепенно понял, что сцены из жизни Клеменса показываются в зависимости от его текущего настроения. Оно переменчивое и часто было печальным. Иногда слегка радостное, тогда он показывал какие-то их с Эйнаром школьные приключения после отбоя или в Хогсмиде.Сегодня он был зол. Маттиас сразу заметил. Клеменс смотрел прямо на него, а не как обычно куда-то сквозь. Окружающее пространство слегка дрожало. Полминуты ничего не происходило. Маттиас пытался понять, с чем это связано, как вдруг белый туман вокруг резко не приобрел определенные черты. Спальная. Полумрак. Красивый мелодичный стон вывел Маттиаса из оцепенения, и он подошёл ближе.Блять. Он сразу вспомнил. Второй или третий день после свадьбы. Маттиас, тот, из прошлого, заметно перебрал с алкоголем. Красивые стоны полны боли. Клеменс руками цеплялся за спинку поскрипывающей кровати, прогибаясь в спине. На ней?— свежие следы от ударов плетью. Капли пота на уставшем детском лице смешивались со слезами. Клеменс плакал. Ему было больно. Очень обидно. Не понимал, что происходит, что он опять сделал и за что его так наказывают.—?Матти!..—?Рот закрой, сука. Наслаждайся брачной жизнью.Грубый, раздражённый голос прервал все мольбы. Его, Маттиаса, голос. Слёзы из светлых глаз потекли сильнее. От очередного грубого толчка аккуратные ногти оставили едва заметные царапины на лакированной спинке их просторной кровати.Маттиас уже успел соскучиться по этим тошнотворным ощущениям в желудке и по возросшему до невозможности пульсу; такое часто случалось от воспоминаний о ?кровавом прощании? в ванной и в последние дни сменилось апатией. Он обошёл кровать и встал прямо напротив лица Клеменса, который сжимал искусанные губы, стараясь правдоподобно стонать. Ему ведь приказано. Мышцы сильных рук окаменели от напряжения. Каждая горькая слезинка сводила Маттиаса с ума. Он сам не заметил, как сорвался на слёзы. Считанные дни подорвали в нем всю выдержку и хладнокровный характер. Клеменс дважды его поломал: первый?— когда поспособствовал унизительному отчислению из университета, второй?— когда нашёл способ уйти от такой семейной жизни. Маттиас непроизвольно сжал фалангу пальца, где раньше было чёрное кольцо, связывающие их жизни.Грубые ладони властно сжимали бледные бока. Толчки становились все грубее и грубее. Унижение, боль, страх. Клеменс вздрогнул и, не в силах больше держать себя в руках, громко всхлипнул, срываясь в рыдания. Маттиас-палач замер. Клеменсу от этой давящей тишины и громкого нервного дыхания стало жутко.?— Я же, блять, ясно сказал!..Маттиас рявкнул, оглушая душную комнату своим разъярённым низким голосом. Клеменс, неожиданно совершенно маленький на его фоне, затрясся сильнее, как несчастный лист осины на ветру. Грубая рука схватила за ошейник и, не церемонясь, притянула к себе. Маттиас из прошлого обвил его шею, напрягая мышцы плеча и предплечья, чтобы перекрыть доступ воздуху. Не смертельно, но дышать было куда сложнее, особенно будучи в слезах и соплях. Слабые ладони вцепились в руку, пытаясь высвободить себя.—?Дёрнешься?— задушу. Всхлипнешь?— тоже,?— пухлые губы почти касаются кожи уха, доводя до очередной волны истерики.Маттиас отчётливо помнил, что творил тогда, но все равно не мог узнать себя. Он до чертиков был зол только потому, что ему хотелось таким быть. Хотелось запугать Клеменса, ощущать над ним власть, контроль, знать, что он унижен не меньше него. Мерзкое поведение. Клеменс действительно был не виноват. Он предупреждал о своих проблемах с головой, так почему же Маттиас не отнёсся с полной серьёзностью? Ещё обвинил его в чём-то. Поджог библиотеки — Клеменс сделал это, будучи в полном отчаянии. Он никому не доверял тогда, и причины были. Он ведь правда не хотел! Маттиас теперь наверняка знал.—?Клеменс… Мерлин… —?он резко обернулся к тому, нынешнему Клеменсу,?— перестань! Не нужно! Клеменс, я очень виноват перед тобой, я понимаю это! Но перестань терзать себя, пожалуйста! Не смотри на это! Почему нельзя просто забыть?!Пейзаж вокруг моментально изменился. Гостиная. Клеменс на повышенных тонах что-то объяснял хладнокровно ухмыляющемуся Маттиасу, пока тот его резко не прервал.—?О чем ты таком говоришь, Клеменс? Забыть? Ты мне жизнь всю разрушил.—?Я не хотел! Матти, пожалуйста!.. —?Клеменс рухнул на колени, хватая ладони Маттиаса. Вишневые губы припадали к длинным пальцам. —?У нас может быть прекрасное будущее! В заботе, страсти, нежности, взаимопонимании. Я очень люблю тебя! Я знаю, что ты тоже меня…Пощёчина была оглушающе громкой. Клеменс отвернулся, плотно сжимая кулаки. Он ещё смел и не так отчаян, чтобы перестать бороться. В их первые недели Клеменс ещё дерзил.—?Придурок…—?Ночью за придурка отчитаешься,?— Маттиас сжал острый подбородок, разворачивая голову в свою сторону. Стены гостиной медленно растворились в пустоту.Вот почему нельзя забыть.Клеменс смотрел на него с едва скрываемым презрением и жалостью даже несмотря на то, что слёзы по его щекам текли все сильнее и сильнее. Он такой красивый, жестокий. Одинокий. Маттиас сделал тяжелый шаг в сторону Клеменса. Затем ещё один.—?Вернись со мной, пожалуйста. Клеменс… Мне не нужна жизнь без тебя. Не нужна.Маттиас рвано дышал, не в силах больше идти. Он вытянул руку к Клеменсу, как всякое растение тянулось бы к солнцу. Серые глаза умоляли. Маттиаса все ещё трясло, и он откровенно не знал, что ему делать. Но неожиданно Клеменс решил этот вопрос, начав приближаться.—?Клеменс… —? хрипло проговорил Маттиас, ощущая накатившее онемение в конечностях. Не мог пошевелиться от отчаяния и страха. Ощущение дежавю.Неожиданно тёплая ладонь коснулась его запястья, опуская протянутую руку вдоль туловища. По спине Маттиаса пробежались мурашки. Лицо Клеменса так близко. Нежное личико с слегка красными глазами от солёной влаги. Прозрачные трубки совершенно не сочетались с ним, как и вынужденная гетерохромия. Чёрная радужка левого глаза будто бы напоминала о том, что Клеменс одной ногой в могиле. Запах его кожи приятно вдарил в голову. Он все такой же детский, родной. Успокаивающий. ?Я так скучаю?,?— Маттиас надеялся, что его мысли услышат.Свободная рука Клеменса легла на его щеку. Маттиас ощутил, как ему становится дурно. В этом холодном разуме, кишащем кошмарами, рука Клеменса была действительно невероятно тёплой. Он задумчиво очертил подушечкой большого пальца контур пухлых губ, слегка надавливая. Маттиас учащенно втягивал носом воздух, слегка прикрывая веки. Он будто спит во сне. Невероятно. Уже не надеялся когда-нибудь ощутить его нежное тепло, такое родное и любимое. Мог бы Маттиас, он бы сейчас же зацеловал аккуратные ладони. Да и детское личико тоже. ?Я очень тебя люблю?. Он повторял эти слова в своей голове, как мантру. Однако Клеменс оставался непоколебимым. Ладонь плавно соскользнула на шею. Очередная волна мурашек накрыла тело Маттиаса. Пальцы мягко ласкали кадык, едва ощутимо царапая ногтями. Клеменс никогда бы не забыл про самые чувствительные точки тела своего партнёра.Неожиданно ладонь сомкнулась на бледной шее. Маттиас поднял взгляд. Пальцы медленно, но уверенно впивались в болезненно бледную кожу стальной хваткой, перекрывая доступ воздуху. Его мальчик не перестал злиться, он сделал передышку и сейчас готов продолжать. Маттиас едва заметно расплылся в улыбке, на что Клеменс стиснул зубы.—?Если я сейчас умру… —?Маттиас сипел, слегка откидывая голову назад. Кислородное голодание доводило до головокружения,?— мы снова будем вместе?Клеменс внимательно рассматривал красное лицо, чтобы в итоге остановить свой взгляд на заслезившихся глазах. Кто бы мог подумать, что это существо, чья жизнь буквально в его руках, такое наивное. Маттиас с сожалением осознавал, что перед глазами начинало темнеть. Потерять сознание во сне реально? Наверное.Клеменс с силой и нескрываемым раздражением оттолкнул от себя Маттиаса, чтобы затем вытеснить его в холодную реальность.—?Ну наконец-то! Я думал, ты задохнёшься к чертям. Просил же по-человечески ничего без меня не предпринимать! —?Башар помог сесть Маттиасу, который жадно заглатывал воздух. Весь в холодной испарине, ещё бледнее обычного, с мешками под глазами, он ничуть не уступал своему партнёру в образе покойника.—?Башар? —?голос Маттиаса был хриплый. Очевидно, что возврат в реальность давался ему с трудом. Через несколько секунд глубокого и частого дыхания он подскочил, нависая над Клеменсом. Крохотная надежда теплилась, что все могло поменяться. Что его нежные руки до сих пор будут тёплыми. Лихорадочно Маттиас прижимал аккуратные ладошки к своему лицу, губам, проверяя вновь и вновь. Тщетно. Прохладные, как и ранее.—?Я,?— колдомедик вздохнул. —?Он без изменений, не трогай. Вот, выпей зелье. Ты совсем без сил. А потом мы с тобой все обсудим,?— Башар настойчиво сунул флакон с зельем в дрожащие руки. Маттиас все ещё рассматривал своего спящего ангела, переводя взгляд на спинку кровати. Лаковая поверхность хранила на себе едва заметные следы от ногтей. ***—?Я хочу, чтобы ты сейчас рассказал все, что поможет нам разобраться,?— Башар проследил за тем, как Маттиас устроился за своим рабочим столом, откидываясь на спинку кожаного кресла. Он принял душ, дождался сипухи из ближайшей пекарни, пообедал (Башар иначе отказывался с ним работать), и теперь был готов отвечать на вопросы.—?Я сначала сам ничего не понимал,?— Маттиас открыл верхний ящик, доставая пергаменты со своими записями. —?Я не могу точно сказать, сколько дней мы с Клеменсом пересекаемся в этом месте, потому что я засыпал с ним даже днём. По несколько раз.—?Что это за место?—?Я считаю, что мы в его голове. Мы раз за разом смотрим что-то из его жизни. Что-то веселое или грустное. Что-то, что дорого его душе. Или что-то очень болезненное, тогда не выдерживаю уже я. Но не об этом сейчас,?— Маттиас прикусывал губы в волнении. —?Это похоже на какой-то омут памяти. Но только в омуте все ненастоящее, иллюзионное. А здесь я могу касаться вещей, предметов, ощущать их запахи,?— Маттиас взял перо, что-то помечая для себя в заметках. Башар продолжал слушать, задавая вопросы.—?Ты говорил, что у Клеменса в руках какое-то оружие.—?Да. Оно собирает его слёзы. Выглядит, как магловская винтовка. Там есть какой-то баллончик, на нем, кажется, химическая формула, но я не могу разглядеть. Он слишком далеко.—?А ты можешь подойти? Или коснуться Клеменса?—?Не могу. Будто какая-то преграда. Но… он может. Он ласково гладил мою щеку сегодня, хотя раньше вообще никакого внимания на мое присутствие не обращал. Я ощущал тепло его нежных рук. Расслабился. Было так спокойно. Будто как раньше. Блять… —?Маттиас зажмурился, ощущая, как дыхание начало учащаться. Ну не время для панической атаки.—?Ты помнишь, почему задыхался?—?Да. Он начал меня душить. С самого начала он был очень зол. Показывал мне воспоминания, которые сильно ранят нас обоих. Я всегда к нему тянулся, звал его с собой, сюда. Но подошёл он только сегодня. Приласкал. А затем…—?Я бы объяснил это психологическим давлением, скорее, даже насилием. У него хороший пример был, знаешь ли, теперь пожинай плоды своего ?чудесного? отношения. Но, Маттиас, у тебя синяки на шее, к вечеру их уже отчётливо будет видно. Я сидел около тебя часа четыре, потому что не мог добудиться. А потом ты неожиданно начал задыхаться. Я проверил дыхательные пути, не было ничего, что могло бы затруднять циркуляцию воздуха. А потом на шее стали появляться пятна от пальцев.—?От тёплых, сильных пальцев. Это важно. Я, кажется, уже успел забыть, каково это, ощущать его тепло и…—?Маттиас, ты мог умереть,?— Маттиас закивал в ответ, потирая глаза пальцами. Башар задумчиво вытягивал листы пергамента из стопки, пробегаясь по записям взглядом. —?А у него богатое воображение. Если я правильно понимаю схему, ему нужно представить все в мельчайших подробностях, чтобы именно ты смог испытать нужный спектр эмоций.—?Ох, знал бы ты, как он рисует… Клеменс очень талантливый. Он мечтает… мечтал быть скульптором по дереву. Его руки способны на многое,?— Маттиас, сам того не замечая, расплылся в слегка придурковатой, нелепой улыбке,?— я так скучаю по нему. Так скучаю! Он меня так искренне душил. С такой ненавистью. Мне почему-то было приятно знать, что ему не плевать на меня.—?Ещё в первое наше, так сказать, знакомство я кое на что обратил внимание. От Клеменса кто-то тотально зависим психологически. Теперь я уверен, что это ты.—?Что ты имеешь в виду?—?Какие обряды вы проводили, кроме свадьбы?—?Обряды? —?Маттиас нахмурился. —?Точно никаких. Мы тесно общаемся-то меньше полугода. Но я всегда ощущал, что мы близки.—?Вспоминай, что вы могли наделать вдвоём по близости своей. Это нам поможет. Не будь у вас связи, ты бы не мог контактировать с ним, пускай и таким необычным образом,?— Башар поднялся со стула и подошёл к окну. Время близилось к вечеру, а на улице все так же светло. Ох уж эта Исландия, колдомедик никак не мог привыкнуть. —?Вообще интересно получается. Метаморфомаг, магическая кома, какой-то новый вид связи, которая самопроизвольно возникает.— А ещё невербальная магия и анимагия, на это способны единицы и Клеменс один из них.?К чему ты клонишь?—?Все эти события могли случиться с ничтожно малой вероятностью, но они случились. Вам будто бы предначертано быть вместе.—?Да брось. Я силой его за себя замуж выдал. Это не судьба, это мракобесие.—?Ты хранишь его работы у себя в кабинете? Мило,?— Башар неожиданно сменил тему и взял одну из деревянных лошадок, что втихую были оставлены Клеменсом, в руки, рассматривая. Маттиас шокировано посмотрел на чёрного коня. —?Ладно, я тоже не люблю, когда трогают мои вещи без спроса, прости. Ставлю на место.И пары секунд не прошло, как Маттиас уже был у широкого подоконника. Три детские лошадки, вестники его апокалипсиса, стояли в ряд. У него стало получаться, и он ничего не рассказал! Хотя куда тебе, Маттиас, ты не заслуживаешь знать его так близко. Бледные руки прижали деревянную лошадку к груди. Маттиас закрыл глаза. Их же тут не было и не должно было быть. Но его мальчик не мог просто так уйти в иной мир, не оставив напоминаний о себе. Заботливо позаботился о том, чтобы сделать побольнее. Пухлые губы опять оказались плотно сжаты.—?Маттиас… —?Башар сжал его плечо, тот вздрогнул и повернулся,?— как выглядит Клеменс в твоих снах? Как сейчас?—?Нет. Нет… он выглядит, как в день нашей свадьбы. Помню, костюм он сшил сам. И вон он в нем. Не такой ещё худой. Сильные руки, плечи. Мужественный. Сейчас Клеменс… ну ты видел. Мальчишечка. Хрупкий,?— Маттиас начал поглаживать спину деревянной лошадки,?— с нежным личиком. Он выглядит так же беззащитно, как в свои 16, когда у нас была дуэль.—?У вас уже и дуэль была?—?Да. Только тогда в его глазах плескалась чистая ненависть. А сейчас он ненавидит с любовью,?— Маттиас бережно поставил деревянную лошадку на подоконник, к двум другим. —?Я его испортил.—?Ты убил его.Маттиас безвольно закивал, отворачивая голову, чтобы стереть подступившие слёзы.—?Я считаю, что он тебя не помнит сейчас. Там.—?Мне почему-то уже тоже так показалось. Он забыл не только меня, но и свою жизнь. Клеменс понятия не имеет, что его слёзы сострадания и злости от воспоминаний о нем же. О нас. Иначе легендарная дуэль повторилась бы. —?Но ведь это же плюс. Ты можешь начать с нуля.—?О чем ты говоришь? Что начать? Может, этот сон был последний. Да и что я сделаю?—?Ты можешь не давать ему много времени проводить за копанием в себе. Маттиас, мы понятия не имеем, как правильно поступить в этой ситуации. Но пробовать нужно все. Не давай ему смотреть этот ужас,?— Маттиас хотел встрять, но Башар поднял руку, останавливая. —?Ты можешь с собой проносить что-то?—?Ты имеешь в виду палочку?—?Да хоть что-то. Ты пробовал?—?Нет. Не додумался.—?Отлично. Через день попробуешь. А потом ещё через день. И теперь всегда через день, потому что я не хочу объяснять потом неожиданно очнувшемуся белокурому ангелу, почему его супруг умер от перенапряжения.—?Ты с ума сошёл? Он же меня ждёт там! Я не могу так надолго бросать его.—?Ты меня не понял, Маттиас? Я же ясно сказал, что твоей жизни грозит опасность, если ты будешь продолжать в таком же духе. Через день, это мое условие. Иначе я заберу его к себе,?— голос Башара сквозил настойчивостью.—?Ты не имеешь права!—?Ещё как имею. Я заберу его в свою клинику, а на тебя напишу заявление. Тогда шанс на благополучный исход будет нулевой, потому что только ты благодаря вашей непонятно откуда взявшейся связи можешь влиять на ситуацию. А все из-за своего упрямства. Ты не способен думать адекватно, поэтому слушай то, что тебе говорит квалифицированный специалист.—?Ты не психолог, ты хирург, Башар.—?А ты политик. Совершенно другая сфера.Колдомедик поспешил из кабинета вон с абсолютно ясными намерениями забрать Клеменса с собой. Перешагивая через ступеньку, он игнорировал плетущегося позади Маттиаса и его просьбы остановиться. Резко он распахнул нужную дверь. Все происходило слишком быстро. Мгновения, и Клеменс, по-детски укутанный в пододеяльник, был у Башара в руках.—?Ты не посмеешь… —?Маттиас с тоской посмотрел на колдомедика.—?Посмею. Последний шанс тебе.—?Я сегодня сплю отдельно. И через день. Доволен?—?Когда вернёшься на работу, будет через два дня.—?Что?!—?То. Ты всю свою хваленную немецкую дисциплину растерял, а она тебе понадобится для будущего. Восстановишь на работе. —?Ты прав. —?Маттиас сделал глубокий вдох, медленно приближаясь. —?Я поговорю с боссом. Вернусь в свою колею.—?Мудрое решение, Маттиас,?— Башар осторожно переложил светловолосого мальчишку в сильные руки. —?Пойми, у тебя действительно нет времени жалеть себя.—?Я… я понимаю, да,?— Маттиас плечом подпирал шею Клеменса, наклоняясь к его лицу,?— пока у нас есть хоть маленький шанс, я буду бороться.—?Вспомни про обряды. Попытайся понять, почему вы связаны до сих пор. Это тебе поможет. Я тебе оставлю сыворотку для восстановления сил,?— на тумбочку возле большой кровати начали опускаться знакомые флакончики из закалённого стекла,?— и успокоительное. Но особо не увлекайся им, такие травы вредны для желудка в больших количествах, сам помнишь.—?У Клеменса было что-то с желудком? —?Маттиас поднял взгляд.—?Да,?— Башар ответил не сразу, будто сомневаясь, а нужно ли. Очевидно было, что спокойным в такой обстановке и с такой нервной системой без препаратов сложно было бы быть. — Если я усомнюсь в том, что ты восстанавливаешь силы крепким здоровым сном по ночам, я поставлю на тебя Надзор. И на этом все. Позволь откланяться. Я зайду в конце рабочей недели. Башар, сжимая в руке ручку сундука с травами и зельями, спустился в холл и покинул дом, оставляя Маттиаса со своими мыслями одного. Ради касаний тёплых ладошек он из кожи вон вылезет. Устроит самые настоящие свидания в его голове, если надо будет. Все для того, чтобы Клеменс вернулся в реальный мир и начал наслаждаться жизнью в любви и заботе, потому что он заслужил покоя и любви, как никто другой в жизни Маттиаса.