Ангел смерти (1/1)

Маттиас уже наизусть знал рельеф ручки на двери Клеменса. Он пообещал себе, что сегодня точно зайдёт в эту комнату. Позор какой — боялся увидеть то, что создал сам. Маттиас действительно боялся. За несколько дней, что прошли с момента прощания в ванной, он успел достигнуть высшей точки своего нервного напряжения, нарыдаться и проклясть себя, прийти к крайнему спаду и апатии, чтобы затем, после визита любовника, окончательно понять, что нужно что-то предпринять уже. Убиваться можно было бы, если бы Клеменс был мёртв. Но он не мёртв! Башар попросил не обнадеживать себя, а Маттиас не мог по-другому. Пока он здесь, рядом, а не в сырой земле, крохотная надежда теплилась где-то у сердца.Так почему же тогда так сложно было толкнуть чёртову дверь?Давясь слезами в глухой истерике, он все же смог отмыть ванну от крови, отскоблить воск с мраморных поверхностей. Осталась малость. Встретиться с ним. Мерлин, да что ж так страшно? Маттиас крепче сжал ручку, слегка приоткрывая дверь. Ну же. Клеменс наверняка не хотел бы видеть его, но и в одиночестве не смог бы. Может, ему тоже страшно там, может, он совершенно один. ?Ты и так уже много боли ему принёс, будешь дальше продолжать это делать??. Маттиас слегка поморщился, заходя в светлую комнату и плотно закрывая за собой дверь, чтобы не было постыдного желания сбежать.Синяки действительно сошли. Клеменс выглядел, как обычно. Казалось, он просто спит. Умиротворенное лицо никак не выдавало самоубийцу. Маттиас аккуратно сел на край кровати. Он часами думал о том, что сделает, когда увидит его. Перебирал слова, извинения, мольбы, даже не находясь в полной уверенности, что их услышат. А сейчас слова застряли где-то в глотке. Не хотели выходить. Маттиас тяжело вздохнул. Это куда сложнее. Поговорить точно не выйдет, он уже ощущал, как ресницы снова становятся влажными. Сегодня был отличный день, чтобы просто привыкнуть к тому, что Клеменс не обнимет его, не спросит, почему настроение плохое, он даже не поморщит свой аккуратный орлиный нос сквозь сон. Ведь он не спит.Нет, он спит. Маттиас очень хотел в это верить. Клеменс совсем скоро откроет свои красивые глаза. А пока что нужно приступить к массажу. С ладоней начинать как-то привычно. Они не ледяные, как тогда в ванной, но и не привычно тёплые. Примерно одной температуры с окружающим воздухом в комнате. У Клеменса очень аккуратные ладони. Они явно мужские, но одновременно такие мягкие. Такие маленькие по сравнению с его собственными. Маттиас знал, что эти руки многое умели. Изящно колдовать на радость профессору Флитвику, ловко ловить снитч, вдохновлённо перебирать струны гитары, уверенно сжимать карандаш и создавать шедевры. Вызывать приятные мурашки по всему телу.Маттиас сглотнул, опуская взгляд на предплечье. Башар сказал, что на левой руке повреждены сухожилия. Клеменс с такой хладнокровной ненавистью вонзал лезвие кинжала. Ему ни капли не было себя жалко. Более того, он был уверен в своих действиях. Даже никуда не спешил. Рассматривал рассеченную плоть, бледнее и слабея на глазах. Ему просто не хватило сил сделать того же с другой рукой, иначе он бы непременно так и поступил. Пальцы Маттиаса робко коснулись бледного шрама. Слишком ужасное украшение для такого хрупкого тела. Маттиас наклонился, губами прижимаясь к предплечью. Как он будет без Клеменса?***—?Почему бы тебе не одеть его?—?Клеменс любит спать без одежды.—?Клеменс или ты любишь?—?Башар… —?Маттиас вздохнул,?— он любит.Колдомедик накладывал одни за другими диагностические чары, читая сложные длинные заклинания. Он вновь что-то помечал на пергаментах, сверяясь с каким-то принесёнными с собой таблицами.—?Как он?—?Да никак. Все так же. Мои предположения оказались верными. Зелья подействовали. Большего сделать пока что не получится. Будем ждать,?— Маттиас заметил, что Башар слишком часто касается щеки его мальчика,?— ну, а ты сам как?—?Хочу сдохнуть. И отправиться к нему. Я так сильно скучаю…—?Поэтому напиваешься? От тебя перегаром за милю тянет,?— Башар встал, укрывая пледом тщательно обследованного Клеменса. —?Знаешь, не факт, что он там. Не факт даже, что он сейчас не в сознании. Возможно, он нас слышит. И твои слова сейчас слышит. И думает, зачем мне возвращаться, раз тут не ждут.—?Я очень жду.—?Ты ждёшь там.—?Я буду ждать тут сколько угодно долго.—?Вот и правильно, Маттиас. Ты с ним разговариваешь?—?Кхм,?— Маттиас прочистил горло, взволнованно отводя взгляд,?— нет, я… Я пытаюсь. Ком в горле. А потом слёзы. Я смотрю на него и плачу.—?Ну и что? Смотри, плачь и говори.Башар так обыденно это проговорил, что Маттиас с возмущением открыл рот, желая что-то сказать, но Башар его опять перебил:—?Знаешь, информации очень мало. И времени тоже. У тебя его совсем нет. Не думай, что успеешь привыкнуть… к своему текущему статусу вдовца. Ты ему нужен,?— смуглая рука сжала поникшее плечо. —?Это все, что я могу посоветовать сейчас. Говори с ним. Просто говори.—?А что с ребром?—?Все уже в порядке, Маттиас. И с лодыжкой тоже. Не об этом переживай сейчас, я же попросил.—?А что было с лодыжкой?—?Я не рассказал? —?Башар поднял брови. —?Знаешь, такое бывает, когда подворачивают ногу, если носят высокие каблуки или…—?Я тебя понял.Башар покосился на Маттиаса с подозрением. Не сказать бы, что его удивили мысли о Клеменсе на каблуках, если брать в расчёт остальные аморальные фетиши этого больного ублюдка, но все же. Колдомедик ещё раз посоветовал не терять головы, а потом напомнил, что ему пора.***Не терять головы. Очень просто сказать. Маттиас понимал, что ему нужно заткнуть свой бесконечный поток мыслей и перестать жалеть себя. Но вместе с тем он неожиданно для себя отметил, что и пожаловаться-то некому. Он как никогда одинок. Даже Кики с горя покинула его дом, и осуждать ее за это он не имел никакого права. Эльфийка почему-то очень привязалась к Клеменсу. Родителям не скажешь о том, что произошло. Хотя Маттиас был уверен, что матушка все знала. Она так сильно плакала в тот день. Маттиас думал, что это от увиденного прошлого, где он был крайне жесток и груб. Никто не мог предположить, что будущее будет столь плачевным. В руке конверт от отца с приглашением на ужин. Почему-то казалось, что он уже обо всем узнал. Поэтому нужно идти. Маттиас поправил воротник темного свитера, сжимая губы. Ровно в 17:15 он трансгрессировал в отчий дом, прямо в просторный кабинет. Не будет никакого ужина.Отец заполнял какие-то документы за столом, даже не взглянув в его сторону. Казалось, Харальд даже не заметил хлопка трансгрессии посреди комнаты. Однако Маттиас каждой клеточкой тела ощущал, как атмосфера вокруг напрягалась.—?Я могу сесть? —?ответа не последовало. Перо скрежетало по пергаменту. Но неожиданно мужчина спокойнейшим тоном проговорил.—?Палочку на стол. Затем вернись туда, где стоишь.Сердце Маттиаса ушло в пятки. Ничего хорошего происходящее не сулило. Разговор начинался похожим образом, когда Маттиасу едва исполнилось четырнадцать, и он, имея необузданный и вольный нрав, надерзил родителям после прибытия на летние каникулы из школы. С тех самых пор, после сурового наказания, Маттиас отца боялся. Колени начали дрожать. Он подошёл к чёрному старинному столу и положил свою палочку на самый край, возвращаясь в середину комнаты. Харальд начал складывать пергамент в папку, кидая взгляд в окно. Красивый весенний закат из нежно-розового перетекал в алый.—?Папа, я…—?Я разрешал тебе говорить? —?строгий голос моментально оборвал все ниточки, тянувшиеся к надежде избежать наказания. Харальд снял очки, небрежно откинув их на стол. —?Гюнни мне говорит вчера вечером, мол, давно я не работал в своём кабинете. Я сначала удивился, а, знаешь, она так посмотрела… Я понял, что действительно давно не работал,?— мужчина откинулся на спинку кожаного кресла, упираясь ладонями в стол. —?Обернись.Маттиас медленно развернулся. Этот гобелен родословной во всю стену он рассматривал с раннего детства. Предки всегда улыбались ему, некоторые даже махали рукой.—?Я прервался в середине дня. Взгляд по привычке упал на наше древо,?— Харальд поднялся, беря палочку и подходя к гобелену. —?Пару месяцев назад мы приняли в нашу семью твоего партнёра. Его красивый профиль всегда был обращён к тебе. А тут смотрю?— а его нет. Никого нет. Ты тут один, Маттиас, видишь? —?отец водил палочкой по гобелену, как указкой. —?От тебя тянется какая-то несчастная серебряная линия в никуда, хотя раньше была бордовая, как у всех нормальных людей, и вела она к портрету любимого человека,?— Харальд всматривался в бледное лицо. Маттиас опустил взгляд. Значит, все же правда. —?Не думаю, что старинный артефакт стал бы врать. Да и слёзы твоей матери…Отец замолчал. Маттиас зажмурился. Дыхание опять сбилось. Казалось, за пару дней он успел привыкнуть к мыслям о том, что произошло, но нет, ничерта не успел.—?Помню, за пару месяцев до твоего рождения нам прислали приглашение в две школы. В Хогвартс и Дурмстранг. Я, конечно же, настаивал на последней. Но Гюнни не переставала повторять, что наш сын будет особенным. В Хогвартсе он сможет раскрыть свой талант, а Дурмстранг сделает из него солдата. И знаешь, я согласился. Пускай так,?— мужчина вновь замолчал. —?Потом, на каникулах после четвёртого курса, ты мне сообщил, что хочешь жить один, в нашем маленьком домике в Исландии. Должно быть, хотел казаться самостоятельным в наших глазах. На свой страх и риск я согласился, потому что знал, что в случае отказа моя супруга вновь обвинит меня в чрезмерной строгости. Хорошо, пускай, живи, где хочешь и как хочешь. Развивайся, самосовершенствуйся. Ты всегда радовал успехами в учёбе, нам с мамой не на что было жаловаться. Только я никак не пойму, в какой момент мы тебя упустили. Ты никогда не был обделён любовью, несмотря на мою вынужденную строгость. Так откуда эта жестокость, Маттиас? Откуда навязчивое желание доказать самому себе, что ты?— птица высокого полёта? По головам идёшь ради себя и своего благополучия, а ведь не так мы тебя воспитывали. Лучше бы мой сын был простаком-лесником, чем изощрённым убийцей.Маттиас укрыл лицо ладонями, громко всхлипывая. Слова резали без ножа. Все так и есть. Отец прав во всем.—?А тут ещё выяснилось, что Клеменс и есть тот мальчик, которого из-за тебя отчислили из школы. Чем он тебе так не угодил? Откуда столько ненависти? Ты раз ему жизнь испортил, хотя, я уверен, этого можно было избежать, раз ты такой весь умный и ответственный был. Второй раз, когда заключил брак. Зачем? Зачем, Маттиас?—?Я не хотел… я очень люблю его!..—?Любишь? Шини! —?с тихим хлопком появился домовик. —?Приведи сюда мою жену сейчас же.И секунды не прошло, как в кабинете появилась мать Маттиаса, которая удивленно осматривала обстановку. В ее руке был гребень, должно быть, она занималась своими делами, расчесывая длинные чёрные пряди. Она наконец увидела сына, но Харальд уже оказался рядом.Немую сцену в кабинете разрушил оглушающий звук пощёчины и женский вскрик.—?Отец, не надо! —?Маттиас был ошарашен. В больших серых глазах читался ужас, он тотчас ринулся к матери, но Харальд ловким заклятием пригвоздил подошву его ботинок к полу, грубо сжимая тонкую бледную руку.—?Как не надо, Маттиас? Я проявляю свою любовь, ведь это так делается, верно? У тебя такой пример всегда был перед глазами, не так ли?—?Харальд, что происходит?! —?женщина прижимала ладонь к щеке, истерично проговаривая дрожащим голосом. Эльф поджал уши, взглядом бегая по комнате.—?Ничего, дорогая, я тебе всё объясню чуть позже. Шини, забери ее обратно и не выпускай из комнаты!В кабинете они вновь остались вдвоём. Маттиас дрожал, глубоко дыша. Одна пощёчина, а он Клеменса бил ногами до потери сознания! Тошнота подкатывала к горлу. Истерика накрывала с новой силой. Он хуже, чем убийца, даже хуже, чем маньяк! Клеменс!..—?Это был первый и последний раз, когда я ее ударил. Не надо так волноваться,?— мужчина устало потёр глаза. —?Твоя матушка слишком сильно верила в тебя и не замечала, как ты испортился и возгордился. В том, что произошло, виноват я. Надо было в своё время настоять и вспомнить про ежовые рукавицы. Как шелковый был бы сейчас,?— Харальд повёл рукой, проговаривая контрзаклинание. Подошва грубых ботинок перестала силой прижиматься к полу, и Маттиас чуть не рухнул. —?Знаешь, почему я люблю консерватизм Германии?Маттиас, глотая слёзы, отрицательно покачал головой.—?На частной территории нет никакого надзора. Никто не примчится и не повяжет меня за простенький Круциатус в воспитательных целях. Поздно уже, конечно, но лучше так, чем никогда.Холод пробежался по напряжённой худой спине. Маттиас посмотрел на спокойное лицо отца с ужасом. Мерлин, он не шутит!.. Мужчина уверенно направил палочку на своего сына.***Клеменс слишком сильно любил искусство, поэтому Маттиас не мог себе позволить закончить этот красиво-мрачный день не иначе, как приняв ванну.Возможно, у него действительно едет крыша. Но прохладная вода в стерильно белой ванне помогала телу успокаиваться от ноющей боли в каждой клеточке тела. Круциатус?— это больно. Будто раскалёнными иголками касаются каждого нерва. Но все же мысли о том, что происходило в этой ванне и по чьей вине, были больнее. Маттиас медленно положил ладони на выступающие бортики, сжимая. Может, утопиться? Здесь уже и такое происходило, так почему бы не завершить дело до конца? Приняв лежачее положение, Маттиас уставился в тускло освещённый потолок. Это вновь будет выглядеть эгоистично. Ведь Клеменс останется там один. А Маттиас не мог себе позволить бросить его ещё раз. Холодные влажные ладони коснулись лица. Как же все паршиво, черт возьми. Голова раскалывалась. Неприятная тишина вокруг давила на виски. Тихо, как в вакууме. Ни звука. Редкие всплески воды от собственных конечностей.Он сейчас же отправится в светлую спальную. Прямо сейчас! Маттиас резко встал, чуть не поскользнувшись. Какой смысл лежать на алтаре, когда жертву уже принесли? Укутавшись в тёплый халат, Маттиас спустил воду и поспешил к лестнице наверх. Ещё полчаса назад он хотел выпить бокал вина, а сейчас радовался тому, что не будет дышать перегаром на это детское лицо.—?Надеюсь, ты не слишком против того, чтобы провести ночь у меня? —?Маттиас спросил в пустоту скорее у самого себя, сдвигая плед и аккуратно поднимая тело Клеменса. Его голова и конечности свесились, как у безвольной куклы. Маттиас поспешил в комнату напротив.Кажется, он слишком мало в своей жизни носил Клеменса на руках, а зря. Устроив партнёра на его половине кровати, Маттиас лёг рядом. Руки робко потянулись к бледному телу, прижимая к себе спиной. Он совершенно холодный, а грудная клетка не вздымается от ровного дыхания. Это пугало, но Маттиас старался ее обращать внимания. —?Тяжелый денёк был, да? Но я знаю, что у тебя тяжелее,?— ресницы опять становились влажными, Маттиас уже не обращал внимания. —?Отец от меня отказался. Сказал не появляться больше на пороге их дома. Не дал даже попрощаться с мамой,?— Маттиас запнулся. Клеменс мог лишиться тепла, а вот его мягкий запах остался. Он успокаивал. Слёзы не превратились в рыдания. Мягко прижимая сильным руками хрупкое тело к себе, Маттиас ткнулся губами в светловолосую макушку. —?Клеменс… мне без тебя очень плохо. Я не знаю, для чего мне просыпаться, если ты не рядом,?— слёзы впитывались в подушку и частично в шелковые пряди. —?Очень одиноко. Пусто. Холодно. Забери меня к себе, пожалуйста. Я… я так соскучился. Я не хочу быть тут без тебя!..Маттиас шептал в отчаянном забвении. Опять он ныл. Хотел же быть сильным, но не получалось. Надо закругляться. Не позориться. Клеменс не заберёт его, наказание ещё не истекло и вряд ли истечёт, надо смириться. Поразительно, но Круциатус будто сделал мысли яснее. Маттиас в раздумьях поглаживал подушечками пальцев нежное плечо. Он слишком много нервничает в последние дни. Башар неоднозначно намекает на возможные проблемы с сердцем, если он не перестанет. Послышался тяжелый вдох. Как же все станет замечательно, если Клеменс смилостивится и заберёт его отсюда с собой. Подобные мысли успокаивали. Веки Маттиаса начинали тяжелеть. —?Спокойной ночи, Клеменс.Изнеможённый, Маттиас наклонился влажными губами к щеке для невинного поцелуя, затем вновь зарылся лицом в полюбившийся маллет. Спустя минуты он уснул.***Белая пелена, что была перед глазами, начала медленно рассеиваться. Маттиас не видел ровным счётом ничего. Какой-то мутный сон. Ничего не видно, но звуки… они совсем рядом. Непонятные механические звуки. Маттиас медленно обернулся.Сердце ушло в пятки.—?Клеменс! Клеменс!!!От тут же ринулся к своему партнёру, но какая-то неведомая сила не позволяла безопасному расстоянию между ними уменьшаться, как бы Маттиас ни бежал. Клеменс стоял за большим белым столом и что-то собирал. Какое-то… оружие? Магловское? Маттиас ничего не понимал, наблюдая за процессом. Полупрозрачной корпус, предположительно из пластика. Какой-то баллон с неизвестный Маттиасу газом. Тонкие силиконовые трубочки. Клеменс блестяще справился со своей задачей по сборке оружия смерти. В его руках оказался автомат. Трубки крепились к силиконовому мешочку треугольной формы. А от него шло два упора: один тут же лёг за аккуратное ухо по принципу дужки очков. Второй же нашёл себе опору на крыле носа. Мешочек зафиксировался ровно под глазом. Плотно сжимая пистолетную рукоятку, Клеменс медленно опустил оружие в пол, наконец поворачиваясь в сторону Маттиаса.Тот подумал, что его сон слишком яркий и реалистичный. Несколько раз Маттиас поморгал и покачал головой, чтобы проснуться. Не получалось. Кажется, Клеменс даже не заметил его присутствия. Он ничего вокруг не замечает?— Клеменс!.. Мерлин, Клеменс, я так счастлив тебя увидеть! Дай… дай мне шанс сказать! Я все исправлю!В ответ — удивительная тишины. Пару раз он привычным ленивым взглядом посмотрел куда-то сквозь туман, все так и не отзываясь на своё имя. Маттиасу опять ничего не оставалось, как просто смотреть. Клеменс почему-то был в своём свадебном костюме, который шил сам. Плечо и часть тела (Маттиас прекрасно помнил, что на его шее и боках остались грубые синяки, которые были ловко скрыты) оголены для демонстрации причудливых татуировок. Черно-белые штаны красиво облегали стройные ноги, обязательные ботинки на высокой платформе делали Клеменса гораздо выше. Одно было отличие от свадебного образа: радужка того глаза, подле которого не было странного мешочка, стала вся чёрная. Почти угольная по сравнению с привычным свинцовым цветом его глаз. На руках не было безобразных шрамов. Не было отвратительных синяков на девственно чистом теле. Он был очень красив, но при этом холоден. Было похоже на то, что он пришёл в его сон творить возмездие. Клеменс, его мягкий мальчик, действительно часто напоминал ангела. Ангела смерти. Неожиданно Маттиас осознал, что туман — не что иное, как обрывки воспоминаний. Их (или только его?) сон напоминал один большой омут памяти. Некогда схороненные воспоминания плавали по всему пространству, рефлексируя в скорости движения их настроение. Клеменс равнодушно уставился взглядом в первое попавшееся, и оно начало волнами разрастаться. Пространство вокруг приобрело очертания дома Ханниганов, их гостиной. Клеменс с родителями сидели на диване и утешали друг друга. Маттиас не совсем четко слышал, о чем они говорят. Зато его душа почти сразу наполнилась неизмеримой тоской и сожалением. Он… он в этом сне мог чувствовать его эмоции? Маттиас подошёл ближе, становясь прямо за спинкой дивана, чтобы лучше слышать. Клеменс рассказывал родителям, что должен их покинуть на неопределённый срок. ?У Маттиаса командировка. Я должен быть с ним. Эйнар и Соульбьерт уже знают, не волнуйтесь. Все будет хорошо?. Блять. Этот белокурый ангел решил перед смертью выгородить его перед своими родителями? Чтобы, упаси Мерлин, в который раз не волновать их без повода? А повод ведь был. Не просто так их сын убивался рыданиями, пряча лицо в ладонях. Это ведь прощание. Он продумал каждую мелочь. Тщательно спланировал своё самоубийство. Маттиас хотел себя утешать тем, что поступок Клеменса был спонтанным, но теперь не выйдет. Осмысленный отказ от жизни. Знать это было жутко. Маттиас медленно поднял взгляд на того Клеменса, что стоял с автоматом в руке и не менее пристально следил за тем, что происходило в его чудесной гостиной. Он будто бы впервые видел и чувствовал этот день. А по его щекам текли слёзы. Опять. Сердце Маттиаса болезненно сжалось. Даже после смерти он продолжает приносить Клеменсу боль. Это не просто сон, это что-то откровенно реальное. Слёзы копились в маленьком силиконовой мешочке, а оттуда, по трубочкам, отправлялись в большой резерв. Достаточно большой, чтобы пересмотреть трагические воспоминания всей своей жизни и набрать нужный объём слез. Вот причина, по которой магия его не отпускала. Он должен пережить на себе все ещё раз, а затем… выстрелить? Должно быть, в Маттиаса, раз он здесь?Маттиас улыбнулся сквозь слёзы. Это наказание для них обоих. И он больше не оставит своего любимого мальчика одного, а будет с ним здесь столько, сколько потребуется.