Кошмар (1/1)
—?Кики! Найди и приведи сюда Башара! Из-под земли достань! Срочно!!!Как только действие зелья начало слабеть, Маттиас предпринял попытки встать. Он упал на колени, борясь с собственным телом, которое все ещё с трудом откликалось. Он должен! Должен!.. Цепляясь руками за бортик ванной, Маттиас подтянулся, кое-как поднимаясь на ноги. Его Клеменс, хрупкий, бледный. До невозможности ледяной. Маттиас дрожащими руками прижал его к себе, вытаскивая из окровавленной ванны. Его трясло от ужаса и боли. На автомате он оказался в светлой спальне, укладывая Клеменса на кровать. Слабо стекающая с предплечий кровь тут же начала впитываться в нежно-кремовый плед. Катастрофа. Маттиас рухнул на колени рядом. Раскрывая рот, будучи не в силах что-то вымолвить, он выл, громко рыдая. Горячие слёзы обжигали кожу. Маттиас, сжимая холодную ладошку в своих руках, ощущал растущую изнутри пустоту. Больно было настолько, что хотелось кричать. И Маттиас кричал в отчаянии, но он не слышал этого. Мёртвое тело Клеменса перед глазами стало его возмездием за сотворенное. Никогда, никогда в жизни он не хотел, чтобы все вышло так. Никогда, черт возьми! Надрываясь от нахлынувшего приступа истерики, Маттиас ткнулся лицом в широкое влажное плечо. Металлический запах теперь всегда будет преследовать. Клеменс был мёртв, но Маттиас в отчаянии кричал и умолял его открыть глаза. Умолял признаться, что это глупая шутка. Клеменс предсказуемо не отвечал.Все это время Маттиас видел, как Клеменса покидала жизнь, но ничего не мог предпринять. С каждым мгновением вместе с душой Клеменса его собственная будто бы тоже отделялась, силясь уйти за ним. Сейчас любая мысль о нем, о том, что случилось и о том, чего больше не будет, доводила до рыданий навзрыд. Обессилив, Маттиас упал на пол, закрывая мокрое лицо окровавленными ладонями.Он больше никогда не увидит мягкую улыбку на этих тонких губах.Длинные пальцы зарылись в собственные же волосы, натягивая их в очередном немом крике. Он один в громадном доме со своим любимым, но уже мёртвым человеком. Правильно портреты шептались: ему суждено быть одному. Он никого не был достоин. Клеменса?— особенно. Присвоил себе силой это чуткое существо. Сломал собственными руками! Растерзал и уничтожил! Действительно не желал спокойной ночи! Какой же ты ублюдок, Маттиас!—?…Маттиас! Мерлин, да что ж такое!..Маттиас ощутил, как чьи-то сильные руки подхватили его и рывком подняли на ноги. Кто-то кричал, суетился. Почему время вообще смело бежать, когда Клеменс не дышит?! Башар толкнул Маттиаса в кресло, доставая из своего сундука какие-то флаконы с разными зельями. Раскупорив одно, он силой влил содержимое в рот, сжимая ладонью острый подбородок.—?Сиди смирно, черт тебя возьми!—?Башар, я прошу тебя! Умоляю!.. Я не понимаю, что происходит! Я не верю… Я не верю!!!Сильно концентрированное зелье постепенно начало накрывать тело принудительным спокойствием. Маттиас склонился, пряча лицо в ладонях. Судорожные рыдания стали тише, а вот страх никуда не делся. Башар рядом, это вселяло хоть какую-то уверенность.—?Если не успокоишься, я тебя вышвырну за дверь, ты мешаешь мне работать.Маттиас беспомощно откинулся на спинку кресла. Он даже взгляд на кровать боялся поднять. Пустота внутри своей едкостью уничтожала все. Маттиас был беспомощно спокоен, но его сердце продолжало надрывно стучать. Кто бы мог подумать, что, встретившись лишь полтора месяца назад, в следующий раз они с Башаром увидятся при таких обстоятельствах? Они давно вели переписку, ещё после той самой конференции в немецком университете. Башар Мурад?— известный в южных кругах колдомедик, на его счету было множество спасённых жизней и разработанных им же зелий. Конечно же, Маттиасу было интересно пообщаться. Слово за слово — и вот они регулярно перекидывались парочкой писем, а на последней встрече, приуроченной ко дню рождения Башара, Маттиас подарил ему лучшие образцы редких ингредиентов севера. Сейчас он надел белые перчатки, достал какие-то хирургические инструменты и начал возиться с безобразной раной на левой руке. Другая уже была чем-то обработана: кровь с неё не стекала и не впитывалась в матрасы.—?Есть… есть какие-то шансы?.. —?Маттиас едва слышно просипел, сверля спину друга взглядом.—?Шансы на что? —?Башар спросил, не поворачиваясь. Магической иглой он сшивал плоть, находясь в сосредоточении. —?Этот красивый белокурый ангел мёртв.Башар тут же пожалел, что был так прямолинеен. Маттиас опять непроизвольно всхлипнул, судорожно выдыхая и кусая губы. Можно видеть много смертей, со временем становясь циничнее. Но здесь такой случай, что нужно быть деликатнее. В конце концов, психика Маттиаса находилась в критическом состоянии, взгляда хватит, чтобы понять. Этот красивый юноша, должно быть, значил для него многое.—?У него кровь такая… особенная. Вейла?—?Ч-что? —?Маттиас глухо выдохнул, поднимая взгляд. —?А, нет… Метаморфомаг.—?Метаморфомаг??? —?Башар изумлённо переспросил. —?Горе какое… —?его руки легкими движениями сшивали безобразную рваную рану. —?У нас все метаморфомаги считаются высшими магами. Более совершенными, знаешь. Их мутация как новая ступень эволюции. На весь мир метаморфомагов меньше сотни. И этот мальчик был одним из них… Очень жаль,?— слыша шмыгание носом, он напомнил, что рядом стоит ещё один флакончик с успокоительным зельем и его бы пора уже выпить.Башар сложил инструменты в широкую и неглубокую чашу с каким-то прозрачным раствором, выдавливая на ладони крем, чтобы мягкими осторожными движениями втереть в свежий шов. Пора было заняться другой рукой, благо, сухожилия там не задеты хоть, да и порез не такой глубокий.—?Маттиас, это случайно не… случайно не твой ассистент?—?Да. Клеменс. Мы поженились два месяца назад.—?Поженились? Ты? —?Башар, казалось, был искренне удивлен. Ведь ни в одном письме Маттиас не упомянул об этом. —?И уже суицид? Странно. Не помню на своей практике такого. Хотя это нормально. Метаморфомаги очень чувственные. Что у вас случилось?Маттиас молчал, бесцельно глядя в пол. Что случилось? Он бы тоже хотел знать. Как так вышло, что он довёл до самоубийства самого важного человека в жизни? Причём такого уродливого магловского самоубийства. Клеменс надругался над тем, что ценил в себе больше всего. Над своими руками, нежными и красивыми руками, которые создавали искусство. Клеменс и есть искусство. Был… Башар понял, что ответа не дождётся, поэтому не стал больше задавать никаких вопросов.—?Я работаю над его руками только для того, чтобы у ваших родственников не было вопросов. Суицидников не любят, это же такой позор для семьи,?— в голосе сквозила ирония. Башар презирал любые абсурдные традиционные ценности и их проявление,?— я его осмотрю с твоего разрешения?Маттиас ничего не ответил. Башар вытер руки, дотягиваясь до палочки и заклинанием очищая простыни от кровавых разводов. Кровь также исчезала с болезненно-бледного обнаженного тела. Комнату оглушило уверенное ?Фините?, затем, не дождавшись нужного эффекта, последовала более сильная формула этих чар. Увиденное повергло колдомедика в глубокий шок.Мраморно-бледное тело перестало быть таким из-за вскрывшихся побоев. Синяки разных размеров и свежести были по всему телу, преимущественно по бокам и на животе. На шее посиневшие следы от сжимавших пальцев (Башар даже в ужасе взглянул на свою ладонь, чтобы удостовериться точно). На скуле ссадина, нижняя губа опухла. На ключицах и плечах явные следы от чужих зубов. Тонкие запястья опоясывались цепочками синеватых пятен. Башар был в оцепенении. Неужели Маттиас это сделал?! Тот Маттиас, что всегда боролся за справедливость и порядок? А тут насилие, причём домашнее. Не только над телом, но и над душой.—?Скажи мне, что это не твоих рук дело. Я не буду покрывать преступника.—?Ох… Башар, о чем ты?—?Подойди сюда, посмотри, о чем я, раз сам не догадываешься.Маттиас оказался рядом, ощущая, как сердце куда-то рухнуло вниз, в пятки. Клеменс, такой миниатюрный и хрупкий, был весь в отвратительных побоях. Маттиас с ужасом осознал, что знает природу каждого из них. Каждого! Истерика опять накрыла, он сжал рот ладонями, ощущая, как горячая влага вновь обжигала глаза.—?Если человека избивать, ему больно, представляешь? —?интонации голоса Башара с привычных мягких, отчасти романтичных, сменились на резкие и жесткие. Смуглые ладони, окружённые белым сиянием магии, касались бритых висков. Он заглядывал сквозь плоть и кровь, своим ясным взглядом диагностируя проблемы организма. —?Тошнило его? В обморок падал?—?Да… Мерлин, да…—?Немудрено с таким сотрясением,?— Башар мягко погладил Клеменса по голове. —?У него зрение ухудшилось из-за этого, ты замечал? Ты хоть что-то замечал, Маттиас? Или не до этого было, м?Конечно, не замечал. Маттиас как-то наивно думал, что, раз синяков нет, значит, Клеменсу не больно, и руку он поднимал не часто и не сильно. Хотя прекрасно помнил свой приказ про сокрытие любых изъянов на этом теле. С каждой новой обнаруженной ссадиной, с каждым новым синяком Маттиас ненавидел себя все больше и больше. Отвращение к своим слабости и жестокости нарастало.—…Маттиас, я тебя спрашиваю,?— Башар строго проговорил, поворачиваясь в его сторону. Ладони обследовали брюшную полость,?— что, ногами бил это прекрасное высшее существо? Как собаку последнюю? Метаморфомага?—?Я… я… я не хотел… Клеменс, он…—?Он даже свой последний вздох делал с болью в груди. И это не метафора,?— Башар схватил Маттиаса за запястье, укладывая ладонь на низ грудной клетки,?— трещина. В ребре. Вспомни, когда ты так его побил, затем посчитай. Ты мальчик умный. В минуте 16 вдохов. Умножь на количество минут в часе, на количество часов в сутках, на количество суток с того дня. Именно столько раз ему было больно до последнего мгновения своего существования,?— Башар философски посмотрел в окно,?— не считая сотрясения, тошноты, редкого помутнения в глазах, бесчисленных ушибов… хотя же почему бесчисленных, я посчитал, Маттиас, двадцать шесть,?— он повернулся, смотря на дрожащего Маттиаса, что стоя на коленях, с болью смотрел на бездыханное тело и шептал уже не нужные слова извинений,?— я буду прав, если скажу, что ты его насиловал? Мне можно даже не проверять?Маттиас не сдержал очередного громкого всхлипа.—?Думаешь, я так просто оставлю это? Будь уверен, я непременно сообщу, куда надо. Это преступление против личности! За убийство?— а это именно убийство, Маттиас?— у нас, в Палестине, отправляют в тюрьму на пожизненно. Консервативно, конечно, но сейчас я как никогда понимаю необходимость этих мер. Я не буду говорить, что случается за убийство высших существ, будь то вейла, метаморфомаг…—?Башар, неужели ничего нельзя сделать?! Неужели я действительно его больше не увижу?! —?Маттиас в отчаянии посмотрел на фигуру в длинной чёрной мантии.—?А что ты хочешь сделать? Уже все сделано,?— Маттиас истерично комкал край простыни. Башар вздохнул. Убивается так, будто сожалеет. Хотя если бы сожалел, не поступил бы так отвратительно. —?Ну… Скрыть следы. Не травмировать ваших родителей. Клеменс все равно умер бы года через два-три.—?Как… как умер бы? Почему?.. —?в больших серых глазах было столько боли и обречённости, что Башар не знал даже, как ему быть. Маттиас вызывает отвращение одним своим видом, но в то же время есть в его боли что-то искреннее. Он будто душой умер вместе с этим мальчиком, сейчас не зная, куда себя деть.—?Прежде всего ощущаются сильные психические расстройства. Да и… он, должно быть, плохо ел, да? Не скажу, что хорошо запомнил его на конференции, но он был очень хорош своей фигурой. Сейчас косточки выпирают. Щечки впали. Неужели ты не замечал, Маттиас?Маттиас молча взял холодную ладошку Клеменса в руки и положил на свою влажную и горячую от слез щеку.—?Да и… он краской замазывал синяки. Краска очень токсичная. Круглые сутки она была на коже. Клеменс травил свой организм и снаружи, и изнутри.Маттиас медленно поцеловал пальцы, судорожно выдыхая.—?Я не хотел, чтобы все так… чтобы все так вышло.—?Тогда почему так вышло, Маттиас?—?Я его очень люблю… я не смогу без него жить… понимаешь? Нет… нет больше смысла. И любое наказание будет достойным. Но он меня уже наказал. Наказал,?— повисла тишина,?— мне так плохо. Так больно…—?Так, пойдём. Пошли,?— Башар захлопнул свой сундук,?— спускайся вниз. Я сейчас дам ему зелья и спущусь к тебе. Поговорим.***Башар с грустью смотрел на стоящие полупустые тарелки на столике гостиной. Бокалы, пустая бутылка вина. Все начиналось так невинно. Маттиас сейчас уснул, прямо тут, на диване. Так настрадался и устал, что силы быстро покинули его. Злость на него быстро сменилась жалостью. Он искренне раскаивался. И его любовь было видно. Как же он умудрился довести ситуацию до такого абсурда… Совсем немного оставалось до рассвета. Синяки сойдут. Шрамы почти не будет видно. Жаль, что такой красивый юноша больше никого не порадует своей красотой.—?Маттиас… поднимайся. Нам пора. Давай!Он сонно открыл глаза, несколько секунд смотря в пустоту. Блять, это не сон. Сам Башар неспешно расхаживал по гостиной, куря без спросу прямо здесь. А сейчас зовёт его, чтобы пойти к… Сердце замерло. Маттиас медленно поднялся.—?У тебя проседь… и такая хмурость на лице, что сейчас снег пойдёт прямо в твоей уютной гостиной,?— Башар пытался пошутить, но Маттиас все так же обреченно сжимал губы. —?Будь сильным для него сейчас. Ладно? Идём.Маттиас кивнул, направляясь за колдомедиком к лестнице. Тело опять накрывала истерика. Эта неприятная дрожь, похожая на озноб. Но Башар прав: нужно быть сильным. В последний раз. Для него. Лестница такая бесконечная. Знакомая дверь, металлическая резная ручка. В доме так тихо, каждый шаг будто бы эхом отдавался. Башар зашёл внутрь, подходя к кровати. Густые чёрные брови нахмурились в одно мгновение и свелись к переносице. Странно. В непонимании он опустился к своему большому сундуку, резко раскрывая крышку. В руках оказались флакончики, Башар пристально смотрел на этикетки, где своими же руками были выведены даты изготовления. Ни одно зелье не было просрочено.—?Не понимаю… Смотри, сейчас же… —?Башар вытянул руку, чтобы показать стекляшку Маттиасу, но того не было рядом. Он все ещё стоял в дверном проеме, вцепившись в косяк ладонью до побелевших костяшек, не позволяя себе заходить дальше. Большие серые глаза были наполнены болью и скорбью. Никогда Башар не думал, что увидит в них слёзы. Казалось бы, Маттиас был железен в своих амбициях, уверен в себе. А нет. Двойное дно. —?Сюда подойди, живо!Маттиас сделал глубокий вдох, медленно заходя. Его взгляд неотрывно был прикован к постели. Ни одного синяка с тела Клеменса не сошло. Из-за них он казался ещё миниатюрнее и слабее.—?…и я уверен в своих зельях полностью, они отменного качества. Не могли они не подействовать! Ты понимаешь, что это значит?—?Кхм… Башар, я не особо сейчас в состоянии думать о чем-то… что ты хочешь от меня услышать?Голос Маттиаса, низкий и абсолютно бесцветный, вызвал волну мурашек. Башар выдвинул один из многочисленных отсеков своего сундука, доставая кинжал. Он схватил Маттиаса за руку, разворачивая ладонь тыльной стороной вверх. Лезвие рассекло кожу, срывая с пухлых губ болезный стон. То же самое он проделал и ладонью Клеменса, соединяя их.—?Сядь. И крепче сожми его руку.Башар напряжённо пересекал комнату из угла в угол. Неожиданно он схватил свою палочку, подлетая к Клеменсу. Длинная цепочка слов на латыни. Маттиас хмурился, потому что не мог разобрать ни слова.—?Его не только природа поцеловала при рождении. Он ещё и у магии любимчик… Мы не можем признать его мёртвым, Маттиас.—?Что? —?тот смотрел в абсолютном непонимании, ощущая неприятное жжение на ладони.—?Его тело мертво. Но оно хранит в себе достаточное количество магии. Да даже более того, он почти не растерял ее, хотя крови потерял много. Магия сконцентрировалась в ее остатках. Поэтому зелья не действуют сразу. Слишком сильный напор со стороны носителя… Плотнее руки сжимай! —?колдомедик подскочил, сильнее прижимая холодную ладонь к ладони Маттиаса. —?Ему нужна твоя кровь сейчас.—?Он… он жив? —?в безжизненном голосе теплилась надежда.—?Нет. Но и мёртвым его нельзя назвать. Мага нельзя признать мёртвым, если магически он полностью дееспособен,?— Башар подошёл к кровати, мягко поглаживая бледную щеку Клеменса, на которой не было ссадины. —?Бедный мальчик. Не обрёл покой даже после смерти.—?Нет, подожди, я не понимаю. Это…—?Это кома. Магическая кома. Кровь очень медленно циркулирует по организму благодаря магии. Зачем-то Клеменс ещё нужен этому миру, раз его не отпускают… —?Башар тяжело вздохнул,?— это явление толком не изучено. Мне всегда ?везёт? на всякие диковинки. Вероятность того, что он проснётся, меньше трёх процентов. Люди просыпались, когда им было, ради чего это делать. А здесь, как видишь, Клеменс жить не хотел. У него не будет мотивации бороться.Маттиас прикусил губу, чтобы хоть как-то сдержать подступившие горькие слёзы. Нет мотивации бороться… Ох, Клеменс.—?Не надо плакать, я говорю, как есть, чтобы ты не тешил себя надеждами. Более того, нам нужно подумать над тем, когда… —?Башар замолчал, подбирая слова,?— послушай, Маттиас. Люди лежат так месяцами. Годами. Случалось даже, что вся семья уже умирала, а человек так и не просыпался. На такой случай ввели обязательное… усыпление.—?Ты… ты с ума сошёл? Мы не будем этого делать с Клеменсом! —?в серых глазах боль сменилась испугом. —?Мы будем ждать!—?Мы не будем ждать. Особенно, ты. Ты вообще видел себя? Твоё состояние не лучше. Чем больше ты будешь ждать и надеяться на то, чего не случится, тем сильнее твоя крыша будет катиться под откос. Маттиас, это обязательно. Такие меры принимаются из благих побуждений. Я как колдомедик должен обозначить сроки для вас обоих,?— Башар положил ладонь на плечо Маттиаса, крепко сжав. —?Месяц. Хорошо? Маттиас, пойми, это необходимо, иначе мы потеряем ещё и тебя.Не получив в ответ ни слова, Башар сел за стол, беря пергамент. Нужно было чиркнуть несколько рекомендаций, констатировать факт всех побоев, оставить дубликат себе. Это затянется надолго. Но от себя Башар сделает все возможное, чтобы этот белокурый ангел вернулся к жизни. Маттиас о нем совершенно не заботился, он не достоин такого сокровища.—?Если хочешь знать мое мнение, то я считаю, что он тебя сейчас просто жалеет. Магия любит его, а он любит тебя. Даёт время свыкнуться с мыслями о том, что ты теперь один. Вот, я тут оставил рекомендации… —?чёрная палочка коснулась пустого пергамента, и чернила сразу скопировались туда. Копию Башар забрал себе,?— синяки пройдут дня через четыре, когда подействуют мои зелья. Тогда же начнёшь разминать ему мышцы всего тела на случай, если он очнётся. Раз в день будет достаточно. Никаких зелий ему больше не давать, я займусь этим сам через неделю, когда найду больше информации о коме и как с ней взаимодействовать. Плюс я настоятельно требую собраться тебе духом. Ты ему сейчас нужен, как никогда. Пока твоё психологическое состояние нестабильно, ночуй у себя. Как будешь спокойнее, проводи больше времени с ним. Возьми отпуск хотя бы на неделю-две. Клеменс должен ощущать, что не один. Тебе я оставлю одно крововосполняющее зелье, вечером выпьешь. Дальше. Одно успокоительное выпьешь завтра, второе?— послезавтра,?— нужные флакончики появились на столе. —?Сегодня я тебе уже влил одно, пока ты спал, потому что ты кричал во сне. Дальше сам решай, как нервы свои успокаивать.—?Башар, я… —?Маттиас прочистил горло, поднимая на него взгляд,?— спасибо за помощь.—?Я не ради тебя это делаю, а ради него. Предупреждаю: если через неделю я посчитаю, что ты недостаточно адекватен, я заберу Клеменса к себе и буду ухаживать за ним сам. Я не шучу. И можешь уже разъединить ладони, ему хватит.Маттиас осторожно отстранил ладонь, с безразличием наблюдая за тем, как порез моментально затянулся. У Башара все хирургические инструменты заговоренные. Он попросил проводить его. Маттиас поднялся, отрешённо смотря на бледное тело, затем накрыл его пледом и поспешил к лестнице вниз. Башар засунул свой сундук в камин, затем сам туда залез.—?Надеюсь, ты не против счета за международные перемещения. Я не люблю трансгрессию,?— в руке оказалась горсть пороха,?— если что, шли патронуса. Я приду через неделю. И, Маттиас. Я тебя прошу. Соберись. Сейчас ты действительно обязан это сделать. Я понимаю, как тебе плохо, но…Башар не увидел никакого намёка на осознанность в серых глазах. До него дойдёт, когда успокоительное перестанет действовать. Но все должно быть хорошо. Жизни, а, точнее сказать, смерти Клеменса уже ничего не угрожает. Камин полыхнул зелёным, и Башар исчез.***Оказалось, такое привычное и любимое одиночество могло давить на психику и, более того, вгонять в транс. Тишина была такая звенящая. Никто не слушал музыку в гостиной, никто не наигрывал на скрипке в своей комнате. Даже запахи стали иными. Маттиас так привык утыкаться в нежную шею и дышать ею. Запах Клеменса всегда ассоциировался с чем-то нежным. Ассоциировался… Пальцы крепче сжали горлышко бутылки огневиски. Опять бессонница. Какой сегодня день, черт возьми? От алкоголя легче не становилось, только лишь рассудок плыл. Как и тело. ?Ох, Клеменс… За что ты меня оставил?? Маттиас повернулся на бок, ощущая щекой, насколько ледяная плитка в подвале. Все в этом доме напоминало о нем. Спать в своей комнате было невозможно. Каждая мелочь отражала в себе Клеменса. Маттиас временами любил просыпаться и наблюдать, как светлые волосы Клеменса красиво контрастировали с чёрным постельным бельём. Они на ощупь были лучше шёлка. Такие мягкие, приятные. А его щеки? Пухлые губы до сих пор помнили, насколько они нежные, несмотря на легкую щетину, которая до невозможности ему шла. Маттиас даже незаметно радовался, когда изредка Клеменс забывал побриться. Сейчас он лежал в своей спальне, и Маттиас не мог себе позволить войти туда, что уже говорить о касаниях. Спокойное и мертвецки бледное лицо, которое некогда было живым, иногда румяным, заставляло сердце ныть тупой болью в груди. К вечеру того дня, как Башар ушёл, Маттиаса опять накрыла истерика. Слёзы душили, а мысли не давали жить. Как он его родителям в глаза посмотрит? А своим как? Перед глазами представал образ рыдающей матушки. Больно. А она ведь все знала. Знала все с того самого дня, как Клеменс посвятил свою прощальную мелодию. Она всегда предупреждала. Все вело к этому. Последним глупцом надо было быть, чтобы не замечать очевидных вещей. Или Маттиас не хотел замечать. — Маттиас...Чей-то голос позвал? Маттиас не мог разобрать, хмуря брови. Опять привиделось. Может, это душа Клеменса? Хочет успокоить его. Или наоборот, наказать. Как бы то ни было, любое его решение будет единственно верным. В подвале так сильно дул. Неприятно. Помнится, Клеменса он так чуть ли не всю ночь держал. Маттиас крепко зажмурился. Ощущение, будто кто-то касается его щеки. Так мягко, ласково. Голова кружилась, опять перебрал с алкоголем. Жалкий, ущербный, отвратительный — все про него сейчас. — Матти, очнись. Открой глаза. Это не голос Клеменса. Не ласковый, лениво-упрямый. А Маттиас так надеялся, что он пришёл за ним. Забрал бы с собой из этого ненужного мира.— Зачем ты тут? Я получил письмо. Прочитал. Спасибо за предоставленный отпуск. Лично можно было не являться. — У меня плохое предчувствие было. И я не ошибся. Без труда проник в твой дом. Искал тебя минут двадцать. А тут такой... неожиданный сюрприз, — Смаури продолжал очерчивать контур идеального лица, касаясь запущенной щетины пальцами и окидывая подвал взглядом, — не замечал, что у тебя есть тяга к БДСМ. — Это для... — Маттиас не смог закончить, отстраняя чужую руку от своего лица. — Прости, я случайно заглянул в его комнату, — Смаури по привычке поправил растрепавшиеся локоны. Маттиас, услышав, тут же медленно открыл глаза, — ты же помнишь, я бывший следователь…— И что же господин бывший следователь обнаружил? — серые глаза бесцельно ткнулись в чёрный потолок. — Он очаровательно выглядит для почти недельного трупа. Кома? Маттиас молчал. Должно быть, синяки уже сошли. Он пытался забыться не пойми сколько времени, а тут в замурованный мир врывается непонятно откуда взявшийся босс и лезет в душу со своими расспросами. Смаури ласково стёр слёзы с заплаканного лица. — Расскажи мне все. Тебе будет легче. — Мерлин, отвали, — Маттиас поморщился, пытаясь повернуться на спину.— Давно ты ошейники носишь? Ох уж эта магловская мода, — Смаури подцепил пальцами тонкую полоску кожи, слегка натягивая. Маттиас застегнул на себе ошейник в знак смирения судьбе, — я же вижу, что тебе надо выговориться. — Выпори меня. — Что, прости? — Я расскажу, а ты меня выпори, — Маттиас приподнялся, морщась от головокружения. Он плавно прижался к высокой фигуре, ощущая касания горячих рук к своему бледному телу. Не волнует, что от него пасёт перегаром и едким табаком. Действительно нужно выговориться, — Клеменс совершил суицид. Вскрыл вены в нашей ванной и... и позаботился о том, чтобы я смотрел на его смерть от начала и до конца. И ничего не мог поделать. Мне было так... так больно. Из меня будто всю душу вытянули. Я ничего не ощущаю более, кроме боли.Смаури слышал, как часто забилось тоскующее сердце. Он крепче прижал Маттиаса к своей груди, запуская широкую ладонь в тёмные волосы. — Почему так вышло? — тихий голос осторожно спросил. Смаури успокаивающе укачивал своего любовника, как ребёнка, ожидая, пока он соберётся с силами и мыслями. — Я его унижал. Оскорблял, — Маттиас начал перечислять бесцветным голосом. Рыдать не было сил. — Однажды чуть не утопил в той самой ванной. Бил. Знаешь, вот на этом самом месте, где мы сейчас сидим, все было… в крови. Я… я бил его ногами. Не мог остановиться. Эльфийка прервала мое безумство, — Маттиас замолчал. Вслух это звучит иначе. Башар был прав: это самое настоящее преступление, — я не могу спать, потому что мне снится тот день. Каждый чертов раз, когда я проваливаюсь в сон, истерзанный Клеменс лежит на этой плитке. Я бью его, а он, как обычно и бывает, не сопротивляется. Я бью сильнее. А он улыбается. Знаешь… так мягко. Ласково. Все его красивое лицо, нежные волосы, все в крови, а он улыбается, — Маттиас громко всхлипнул, цепляясь пальцами за широкие плечи, — мне очень страшно! Запах крови, он уже въелся в меня всего. Мне страшно, мерзко и противно от себя самого, — низкий голос заметно дрожал. Странное дело получалось. Его любимый человек лежал там где-то в одиночестве и без признаков жизни, а он жалел себя в объятиях любовника в своём же доме. Маттиас резко отстранился, с трудом поднимаясь. Пошатываясь, он подошёл к столу, на котором лежали разные розги и кнуты. Клеменс говорил, что физическая боль может заменить моральную. Ему нужны были наказания. Кажется, Маттиас только сейчас начал понимать его. Как обычно, слишком поздно. Чем был хорош Смаури, он никогда не перечил и не сомневался в том, что ему говорят делать. Это удобно. Маттиас с мазохистским наслаждением ощущал неприятное жжение на коже спины от каждого грубого удара. Рука у него тяжёлая. То, что надо. Каждый рассекающий удар выбивал весь воздух из грудной клетки. Бывало, он порол Клеменса чуть ли не каждый день. Это очень больно. А уж как он справлялся, совершенно неизвестно. Маттиас склонил голову, судорожно выдыхая. — Мне перестать?— Ещё нет… просто… Знаешь что было за час до того, как… как все произошло? — он поджал обкусанные губы, склоняя голову. — Он начал разговор о нас с тобой. Сказал, что, если я с тобой действительно счастлив, он целиком поддержит наши отношения, которых вообще не должно было быть. — Любви не должно было быть. Её и не было. А отношения у нас сугубо деловые. Я бы не продвигал тебя по службе, если бы не был уверен в твоих способностях, — Смаури поправил очки, сжимая рукоятку розг сильнее. — И что же ты ему ответил? — мужчина тихо спросил, рассматривая бледную спину с красными полосами при тусклом подвальном свете. Это могло бы быть красиво, не знай он, на каких эмоциях вся эта красота построена. — Я влепил ему пощечину. Заставил молчать. Это были последние часы, что мы проводили вместе. Его последняя забота… И моя привычная жестокость в ответ, — Маттиас, распятый на знакомом кресте в форме буквы ?Х?, ткнулся лицом в влажное от пота плечо. — Продолжай. В какой-то момент Маттиас понял, что ему не легче от слова совсем. Боль от физического воздействия накладывалась на мысли о той же боли Клеменса, вновь заставляя сердце сжиматься. Глупо было полагать, что ему этот способ поможет. Да и какое право он имел позволить себе такую неведомую роскошь, как возможность искупления? Кнут вернулся на место. Маттиас следовал по крутой лестнице наверх вслед за своим любовником. Ему уже пора. Непонятно, помог ли его визит или сделал все ещё хуже?— Пока я делаю твою работу за тебя, постарайся вытащить своего мальчишку с того света. — Если бы я только знал, как…— Надеюсь, ты не повелся на статистику? Маттиас, ее пишут такие, как я. В действительности случаев магической комы на порядок больше. Многие из них с счастливым финалом. Так что думай, как. И… приведи себя в порядок. Затем отправляйся к нему. Не нужно бояться, он ещё здесь, с нами. Не надо думать о смерти. — Ладно…