Хозяин феникса (1/1)

Слишком много синяков за один день. Слишком. На бёдрах виднелись четкие следы от его пальцев. На щиколотках, на запястьях — уже как само собой разумеющееся. На шее?— засосы от пухлых губ. Маттиас был ненасытен в своих желаниях, он выпьет тебя всего без остатка. До трясущихся колен и моментальной слабости. У Клеменса не было сил подняться и сходить в душ. Да и возможностей тоже: сильные бледные руки обвили и притянули к своей груди. Он уснул сразу. А Клеменс — нет. Мысли разного рода не давали покоя. А ещё слёзы. Они все текли и текли, хотя Клеменс уже давно успокоился, как ему казалось. Наверное, это спокойствие пришло от обряда. Обмен магией через секс, мать его. Какой извращенец это придумал?Он вздохнул, отворачиваясь от зеркала. Часы показывали шесть утра, и Клеменс действительно поднялся в такую рань, чтобы скрыть на своей коже следы их безумной ночи, как того требовал Маттиас. Интересно, зачем? Совестно было смотреть на своё буйство? Или холст всегда должен быть чистым? Он потёр ладонью лицо, взмахивая палочкой над кранами большой овальной ванны, что напоминала горячий источник. Маттиас часто шутил, что это он и есть, просто место облагородили, а вокруг возвели прекрасный дом.—?Кики… — Она появилась с тихим хлопком и молча взглянула в ожидании. — Я хотел бы принять расслабляющую ванную… никак не могу вспомнить, где находятся масла.—?Кики все сделает, господин Клеменс.Клеменс сел на широкий край ванны, наблюдая. Эльфийка щелчком пальцев спустила успевшую немного набраться воду и наполнила ванну молоком. В щупленьких ручках то и дело мелькали какие-то баночки: Клеменс пытался уследить, но терял связь с реальностью, погружаясь в свои темные мысли. Почему Маттиас не успокаивался? Когда он уже проявит своё мифическое милосердие?—?Ванна готова.—?Спасибо, Кики.Клеменс лениво перекинул ноги через бортик, цепляясь руками за специальные выступы и плавно опускаясь. Поясницу пронзила боль от давления собственного тела, но он старался сохранить каменное лицо. Во взгляде домовика все равно читалось волнение. Клеменс поспешил принять горизонтальное положение, прикрывая глаза. Тепло жидкости приятно расслабляло, а вместе с ним и нежные запахи мёда, молока и лаванды. Затылок лег на мягкую подушечку, что была защищена от воды обычным бытовым заклинанием. Клеменс слышал, что эльфийка ещё не ушла. Мялась рядом, будто бы хотела что-то сказать.—?Кики, что-то случилось?—?Господин Клеменс… я знаю, что происходит между вами и хозяином Маттиасом… —?голосок дрожал, будто бы от слез,?— но он не такой жестокий! Не такой… Я знаю его почти с пелёнок. Дайте ему шанс, пожалуйста. С ним что-то происходит. Что-то страшное. Он один не справится!—?Хах. Шанс,?— Клеменс прошёлся влажными ладонями по лицу,?— он не будет один. Я отсюда никуда никогда не денусь. Не беспокойся. И… можно я побуду один?Кики моментально исчезла. Клеменс тяжело вздохнул, обнимая себя руками. Панорамные окна открывали вид на туманную долину, где только-только начинало светлеть. Свечи были зажжены не все, и Клеменс по-настоящему наслаждался этим полумраком. Спокойствие было чрезвычайно необходимо после такого безумства.А лучше — любовь. Нежные поцелуи. Касания аккуратных рук к коже. Шёпот пухлых губ. Мягкие улыбки. Сплетение пальцев. Крепкие объятия. Любимый запах кожи. Хоть что-то из этого. Хоть капельку чего-то. Как же нелепо Клеменс опять влюбился в этого ублюдка. Да и чувства, скорее всего, ещё со школы не прошли. Клеменс никогда не задумывался, но сейчас понял, что настолько сильно увлекаться человеком могут либо психи (Клеменс на тот момент ещё не был таким), либо влюблённые. А сейчас Маттиас одновременно мог довести до паники, истерики и оргазма благодаря этой слепой любви. И это было, как минимум, отвратительно. Глупая душа тянулась к этому тирану и натыкалась на стену равнодушия, амбициозно надеясь растопить холод.Маттиас был выбит из колеи, но не сломлен. Он сильнее. И решения менять не привык. Не зря целый подвал был воздвигнут ради одного человека.Клеменс поджал губы, стараясь ровно дышать. Нужно было ещё немного полежать, а потом приступить к залечиванию многочисленных ран. Затем закрыться в своей комнате и не выходить до самого вечера. Может быть, даже немного порисовать. Может быть, даже красками. В последнее время всё карандаши да уголь, а сейчас хотелось за волосы тянуть себя из вновь накатывающей волнами апатии и депрессии. Хотя какая тут депрессия. Маттиас стрессовыми ситуациями выбивал всю эту дурь. Клеменс зажмурился и обречённо застонал. Надо было что-то менять, пока не стало слишком поздно.Тепло и молочный покой расслабили до такой степени, что в какой-то момент Клеменс задремал. Поэтому касание чьей-то руки к горячей щеке стало неожиданным. Он распахнул глаза, резко отпрянув от широкой ладони максимально далеко и подняв брызги. Серо-голубые глаза взглянули с испугом. Маттиас. Ну кто же ещё. Смотрел иронично, будто бы ничего другого и не ожидал. Клеменс смутился своей неожиданной реакции, глубоко дыша. Медленно опустившись обратно по самую шею, Клеменс, наконец, посмотрел партнеру в глаза.—?Похвально, что ты хочешь порадовать меня нежной кожей сегодня ночью.Низкий голос довёл до дрожи за считанные секунды. Одна фраза, а Клеменс уже понимал, что вновь проскулит в подушку до самого утра, ощущая себя никому ненужной использованной вещью. Маттиас рассматривал плавающие по молочной поверхности крохотные веточки лаванды. Этот запах всегда будет возвращать в воспоминания о школе. Когда совсем мальчишкой Клеменс шёл из ванной старост. Отдохнувший, свежий. Очень спокойный. Не воспринимающий никакие угрозы и крик. Хотя, казалось бы, Клеменса вывести из себя можно было на раз-два.—?Матти…Маттиас резко перевёл на него взгляд. Клеменс успел ближе переместиться к тому бортику, где он сидел. В следующее мгновение к бледному оголенному бедру прижалась горячая, распаренная тёплой жидкостью щека. Маттиас запустил ладонь в светлые, влажные волосы, мягко поглаживая. Не иначе как ангел с неба упал и решил почтить его своим присутствием. Тихий, спокойный, не дерзил и не хамил. Ластился. Просто мечта. Жаль, что Маттиасу на это уже было плевать. Его пальцы продолжали массировать кожу головы, изредка опускаясь на шею. Клеменс едва слышно промычал, ухватываясь обеими ладонями за бедро. Его веки были закрыты. Сладкие губы слегка приоткрылись. Широкие плечи, ключицы, прогиб в спине?— все невинно бледное и нежное из-за молочной ванны. За своей гладью она скрывала все самое сокровенное и блядское. Клеменс не успел избавиться от синяков на запястьях. На бёдрах их было и подавно больше. Маттиас ещё не видел, но прекрасно знал.—?Маленький и нежный мальчик Клемми хочет внимания? — спросил?Маттиас с нескрываемой издёвкой, но мягким голосом. —?Знаешь, это уже зависимость. Маглы зависимы от наркотиков, а ты — от внимания. Причём от конкретного, определённого,?— он начал ласкать мягкую щеку, очертил пальцами влажные губы. Клеменс едва слышно дышал, горячим дыханием обдавая кожу партнёра.?— Ты такой красивый. Хрупкий, ласковый. Ладошки твои слегка пухленькие, как у детей,?— Клеменс ощутил, как к его пальцам прикоснулась тёплая рука,?— и не скажешь, что эта ладошка может довести до безумия… или сломать нос.Клеменс внимательно слушал, ощущая, как по спине опять бегут мурашки. Маттиас мягко сжал запястье и переместил ладонь Клеменса сначала к своим губам, чтобы мягко поцеловать, а затем на свой уже возбуждённый член. Пальцы сомкнулись на нём с готовностью.—?Сосешь ты отвратительно. Учиться ночью продолжишь. Поэтому поработай своей очаровательной ручкой, пока я расскажу тебе про твои права дальше,?— Маттиас терпеливо дождался, пока его партнёр устроится поудобнее. Клеменс встал на колени, ощущая, как Маттиас обвил его за плечи. Ладонь умело ласкала член. — По выходным тебе можно будет видеться с друзьями или родителями. Но только если ты будешь хорошо себя вести в течение недели. Не злить меня. Не нарушать другие правила,?— Маттиас видел, как детское лицо сковывает напряжение. Не нравилось ему такое. Слишком вольная птичка для ограничения свободы. Ну, что поделать. Слово старшего партнёра?— закон. — Причёску смени на свою настоящую.Клеменс беспрекословно послушался, покрываясь мурашками, когда губы Маттиаса сухо поцеловали в макушку. С растрёпанными волосами на пару оттенков темнее Клеменс выглядел ещё невиннее. От осознания этого Маттиас едва сдерживал стоны.—?Нравится, что ты покорная сука, Клеменс. Тебе же сейчас не столько страшно, сколько больно. Все ещё ощущаешь вину за содеянное. Даже если я прощу тебя, себя ты не простишь ещё долго, да? —?рука поощряюще ласкала горячую лопатку. Бледные узкие бёдра, вздрагивая, разводились шире. Голос Маттиаса был почти спокоен, а вот грудь рвано поднималась и опускалась. Клеменс следил, оставаясь осторожным. Настроение его все ещё было очень переменчивым. Даже если раньше из-за возбуждения он отключался от реальности, сейчас такая роскошь была непозволительна.Любое доверие Клеменсу — непозволительно.—?Я не знаю, Маттиас. Тебе всегда виднее…—?Верно. Виднее. Я знаю твою психику и твоё тело, как свои пять пальцев,?— Клеменс замер, поднимая взгляд.—?Будешь пользоваться и дальше?—?Я бы предпочёл слово ?перевоспитывать?.—?Кнутом? Как насчёт пряника? —?Клеменс грустно улыбнулся, отводя взгляд.—?От твоего поведения будет зависеть,?— раздраженно проговорил Маттиас, но, заметив, как Клеменс поник, механически продолжив работать рукой, немного смягчился. — Ладно. Чего ты хочешь?—?Ничего.—?Клеменс… —?голос приобретал угрожающие нотки.—?Я люблю тебя. Очень,?— он заметил, как глубокие серые глаза начинали темнеть. От гнева и злости они могли стать чёрными. Бездонными. Маттиас медленно поднялся, застегнул штаны. — Маттиас, пожалуйста, выслушай!Ванную комнату оглушила звонкая, сильная пощёчина. Клеменс, не удержавшись за борт, рухнул обратно в глубокую ванную.—?Знаешь, я передумал: не обязательно ждать ночи, чтобы учиться чему-то новому.Из-за собравшихся в уголках глаз слёз Клеменс почти ничего не видел, стараясь проморгаться. Намёки Маттиаса были более, чем очевидны.—?Давай хотя бы попробуем все вернуть. Пожалуйста. Маттиас, мы потеряем что-то действительно важное. Нельзя жить в такой ненависти. В жестокости. Я прошу тебя, прошу, дай мне шанс, Матти, мы…—?Все! Никаких ?мы?! Считаю до трёх, иначе я утоплю тебя в этой ванне, как котёнка. Раз! —?Маттиас был зол, как черт. Он почти кричал. Ноздри раздувались от частого дыхания. Его аристократичная бледность при утреннем свете становилась красиво фарфоровой. Своей физической сдержанностью Маттиас напоминал статую. Психической нестабильностью?— бурю. —?Два!—?Мерлин, Маттиас… —?Клеменс запутался в своих же конечностях, устремляясь к бортику, чтобы вылезти.—?Три.Сильная рука в одно мгновение прижала к гладкому дну просторной ванны. Клеменс даже ничего не успел понять, ощущая над собой леденящее душу давление жидкости и ее тихий гул. В легких будто вакуум образовался. Проблематично задержать дыхание, когда еле сдерживаешь всхлипы. Клеменс в панике упёрся ладонями в дно, силясь подняться. Маттиас хладнокровно давил на затылок своей широкой ладонью, считая про себя секунды. Не утонет, но испугается достаточно для того, чтобы никогда больше не повторять эту отвратительную ложь своими красивыми губами. Клеменс резко дёрнулся, по чистой случайности избавляясь от гнета руки. Судорожный глубокий вдох был сладок. Клеменс не дал себе возможности откашляться и надышаться. Он выскочил из ванной и побежал. Побежал отсюда прочь, кутаясь в схваченное с тумбы большое полотенце.Маттиас глубоко дышал, сжимая кулаки. Из раскрывшейся настежь двери веяло сквозняком. Становилось прохладнее. Злость потихоньку отступала. Серые глаза будто бы заново видели собственную ванную. Расплескавшиеся по мраморному полу белые капли, едва ощутимый аромат мёда, золотой из-за редких туч и утреннего солнца рассвет, одиноко горящие свечи. Маттиас в который раз грубо вторгся в личное пространство. Унизил. А почему? Почему любое ?люблю? Клеменса становилось инициирующим веществом в его спрессованном самоконтролем разуме?Маттиас сел на край ванны, вновь наблюдая за сиротливо кружащими по молочной поверхности веточками с фиолетовыми цветками.Зачем?***Отец бы опять начал насмехаться, видя эту картину. Сын который день подряд гложет вечерами огневиски, кидая взгляды на часы и давясь табаком. Кабинет был прокурен насквозь. Окно открыть не судьба. Да и какой смысл? Станет холодно. На улице выл противный сырой ветер.Клеменс вновь ушёл днём в институт (Маттиас надеялся на это, по крайней мере) и до сих пор не возвращался. На часах было уже восемь вечера, а заканчивали они сегодня в шесть. Да, Маттиас прекрасно знал расписание, потому что любил будто бы случайно на переменах натыкаться на Клеменса в компании одногруппников в одном из просторных коридоров университета. Тот еле сдерживал улыбку, в отличие от умевшего всегда сохранять лицо Маттиаса.Казалось бы, это было так давно. А прошло всего лишь три недели. Три недели… пропасть. Воспитание Клеменса не приносило никаких плодов. Да, он стал покорнее. Стал податливее. Он боялся. Реже дерзил, да и вообще почти не говорил ничего, чтобы не спровоцировать. После того случая в ванной он вообще целые сутки не разговаривал.Клеменс даже ужинать не спускался. И завтракать. Маттиас к этому не обязывал, поэтому требовать не мог. Кики носила еду в его комнату, где он и проводил все своё время. Зато ночью, как и положено, появлялся на пороге большой спальни. Невероятно красивый. С потрясающим макияжем, что подчёркивал его глаза и что возбуждающе тёк от слез и пота. Маттиас осознавал, что простит ему любые грехи за одну лишь красоту тела. Совершенное, миниатюрное, сильное. Синяки и царапины тщательно скрыты, но Маттиас видел, как едва заметно кривятся тонкие губы от хватки сильных пальцев на запястьях.Тонкие, изящные запястья Клеменса?— отдельный вид искусства, доводящий до безумия. Его широкие плечи. Красивая спина. Тонкая шея, засосы на которой он никогда не скрывал сложными заклятиями. Только ошейниками (ночью) или платком (днём). Маттиас не был против, если от такой демонстрации своей принадлежности Клеменс действительно получал удовольствие. Как-то в одну из ночей, насаживаясь на член, он обмолвился, что весь университет уже почему-то знает об их браке. С сучьей улыбкой и запыханием рассказал, пальцами сжимая широкие плечи, как Кристлин выкрикнула слова ненависти прямо в лицо. Маттиас не сразу вспомнил, кто такая Кристлин, потому что светловолосая сука на его члене двигалась активнее, в наигранном блаженстве приоткрывая губы. В наигранном, потому что он обязан был быть идеальным, даже когда происходящее не приносило никакого удовольствия. Его тело пока что не привыкло к жестокости. Не адаптировалось к сексу, и это было ощутимо по тотальному напряжению в мышцах всего тела. Но Клеменс отыгрывал свою роль лучшей на свете бляди беспрекословно. Боялся жестокости, поэтому проявлял инициативу, делая вид, как ему хорошо. Вероятно, он правильно подумал о том, что лучше грубый секс, чем грубый секс в совокупности с побоями. Он ещё не понимал, что Маттиас великодушно давал время привыкнуть. Побои будут всегда, если Маттиас захочет. И пока Клеменс начал вести особенную игру. Сомнительные поводы гордиться таким браком, но ведь он был горд. Зеркально отражал своё потребительское отношение к Маттиасу, как к красивому дополнению в его жизни, которым можно похвастаться на весь университет и позлить толпы завистливых девчонок.Так глупо, Клеменс, пускай и эффектно. Твою любовь сложно скрыть, какой бы сукой ты вновь ни хотел казаться. Как бы дерзко, с вызовом ни смотрел большими глазами, получая наотмашь очередную пощёчину. Боль и обиду в них не скрыть. Маттиас горько усмехнулся, затягиваясь сигаретой. Белый пепел небрежно рассыпался из переполненной окурками пепельницы в форме горгульи, что иногда свирепо похрюкивала. Уже девять часов вечера. Где этот сучонок?—?Хозяин… —?в дверном проеме послышался тонкий голосок домовика,?— вам надо поужинать. Вы ничего не ели весь день.—?Клеменс где?—?Он… —?Кики занервничала,?— вы разве не отпускаете его на выходные к родителям?—?Сегодня разве выходной?—?Сегодня пятница, хозяин Маттиас.—?Верно,?— Маттиас резко поднялся, едва сохраняя равновесие. Он уже успел забыть, что выпил слишком много даже для себя. Черт! —?Я скоро буду. Накрой пока.Клеменсу пиздец.***—?Так ты… знаешь про то, что брак Маттиас заключил без моего согласия? — осторожно спросил?Клеменс, сидя у себя дома в компании отца за чашкой крепкого зелёного чая. Никюлаус разрезал пирог, приготовленный его супругой, которая только-только ушла к подружке в гости, оставляя своих мужчин поговорить наедине.—?Да. Мне написал Харальдур, попросил проверить, на месте ли договор, вот я и отправился в банк. Договора не оказалось. Все встало на свои места. Хоть мы и не общались никогда с семьей твоего Маттиаса, о существовании друг друга мы, непременно, знали. Как раз на такой случай,?— мужчина говорил спокойно, даже не подозревая, что творится на душе у его ребёнка. — Но я был спокоен. Раун правильно отметила, что ты изменился. Будто бы вправду влюбился. Нет, я конечно не сомневаюсь, что у вас крепкая любовь… —?Ник сделал глоток чая, замолчав ненадолго. — Я не сказал твоей матери про договор. И ты не говори. Не волнуй её.—?Конечно, па. Я и тебе говорить не собирался. Но ты уже все знаешь… —?Клеменс весь вечер прятал глаза от отца. Разговор получался действительно серьёзным. Он боялся, что его спросят о чём-то таком, где соврать уже не выйдет. Особенно родному человеку. —?Я, признаться, все же немного волнуюсь. Особенно после того, как ты пришёл сегодня и сказал, что останешься на выходные…—?Вообще-то, я правда соскучился.—?…Но я спокоен за тебя. И не буду ничего даже спрашивать. В конце концов… —?мужчина немного поморщился, будто бы силясь что-то вспомнить,?— когда мы были на вашем торжестве, я заметил одну картину. Ты тоже должен был ее заметить. Картины все мрачные, а существо на одной из них?— белое.Клеменс подавился куском шарлотки, кашляя. Срочно запивая крошки чаем, он ошарашенно посмотрел на отца.—?Заметил, значит. Ну, а как иначе, ты у меня все детство спрашивал про белых фениксов. Не случайно. —?И… и что с ними?—?Ничего. Фениксы не существуют, как магические существа. Но как анимаги?— очень редко, но существуют,?— мужчина вздохнул,?— сынок, ты, конечно, не пугайся, но белым фениксом была Мария Ильва Бриньярдоуттир. Вряд ли ты знаешь ее имя. Но я знаю хорошо. Оно было в том договоре, которому дал силу Маттиас. Эта девушка?— кто-то из его предков.—?И… я должен пугаться потому, что Маттиас может стать фениксом? —?Клеменс ощущал, как ходит по лезвию ножа. Выдавать тайну своего чокнутого супруга он не собирался. Это только их дело.—?Ты должен пугаться ответственности, что на тебя возляжет. Издревле считалось, что любые фениксы сами выбирают себе хозяев. И они им преданы и верны до конца дней. Фениксы зависимы от своих хозяев, Клеменс, уясни это четко. И без них, по большей части, не выживают.Клеменс поджал губы, наблюдая за чайной ложкой, что ловко помешивала чай в милой персиковой чашечке из любимого маминого сервиза.—?Но тебе это вряд ли грозит. Маттиас очень сдержанный и спокойный, ведь так? —?мужчина ободряюще улыбнулся. —?Белые фениксы?— личности вспыльчивые.—?Да… не грозит,?— Клеменс неосознанно взялся за голову, но тут же изобразил, что поправляет волосы, чтобы отец не успел что-то подумать. — А какие они, белые фениксы? В детстве ты мне так и не рассказал. Говорил, что я слишком маленький ещё для таких разговоров.—?А ты больше и не спрашивал,?— Никюлаус улыбнулся, откладывая себе на блюдце душистую шарлотку. — Они, прирученные нашим севером, не только окраску поменяли, но и нрав. Они жестокие. Агрессивные. Бессердечные. Часто становились хранителями поместий. Вот у нашей тетушки Палы через дорогу дом охранял ее мопс, помнишь? —?Клеменс кивнул. —?А тут фениксы. Никто бы не смог проникнуть внутрь. Когти растерзают на части, клюв выколет глаза.—?Папа, ты сейчас шутишь? —?Клеменс смотрел с недоверием.—?Может быть, да. А, быть может, нет,?— мужчина тихо засмеялся,?— мало информации о них, Клеменс. Лечат, поднимают грузы, все как у золотых фениксов. Но нрав далеко не дружелюбный. В книжках ты этого не узнаешь. Поэтому я решил тебе рассказать лично. Надеюсь, поможет. Точнее, не поможет,?— Никюлаус резко покачал головой,?— я имею в виду, не пригодится. Ты же у меня такой рассеянный. Какая тебе ответственность, сынок.—?Мы все такие, папа, если ты не заметил. Ты, должно быть, опять забыл свои очки на работе, поэтому сейчас щуришься, стараясь меня разглядеть получше, так ведь?—?Кушай пирог, умник, скоро мама придёт и будет ругаться, что ничего не съедено.Клеменс отлично провёл время за семейным ужином и отправился спать. В комнате было так пусто, но очень спокойно. Никто не вломится ночью, чтобы избить и изнасиловать. Никто не унизит.Никто не пожелает спокойной ночи.Клеменс думал о сущности Маттиаса все выходные. Понятно было, откуда такая агрессия. Пока он был спокоен и продолжал держать себя в руках, феникс внутри дремал. А сейчас Маттиас был разбит, раздавлен, обозлён на весь мир, внутренний феникс оживился таким эмоциям. Сложно было представить зависящего от кого-то Маттиаса Харальдссона. Он же действительно с любого дна выберется без посторонней помощи. Ну, либо утащит на своё дно всех вокруг, как происходило у них сейчас.Клеменс не знал, что ему делать. Рассказывать нельзя, потому что Маттиас сам просил дать обещание молчать. Оставалось только… терпеть его безрассудство? Клеменс тихо простонал, накрывая голову одеялом. В воскресенье разберётся с этим.***Дом Маттиаса встречал холодом. Сквозняк гулял жуткий, но даже он не выветрил запах из смеси табака и крепкого алкоголя. Клеменс подходил к окнам и палочкой тихо закрывал их. Наивно было надеяться, что все будет хорошо. Пьяный Маттиас?— злой Маттиас. Ситуация становилась опасной. Клеменс тихо ступал ботинками по полу, проходя в гостиную. Никого. Как и в столовой. Кухня тоже пустовала.—?Кхм… —?Клеменс, вернувшийся в холл, обернулся. На одном из портретов мужчина с седой бородой и вытянутым лицом взглядом указал наверх. — В кабинете он.—?Ах, ну в кабинет мне нельзя. Не судьба,?— хмыкнул Клеменс, собираясь направиться в свою комнату. Не хотелось ещё больше нагнетать обстановку своим поведением.—?Ему нужна твоя помощь.Сердце Клеменса неприятно сжалось. Ноги медленно ступали по лестнице. В большой спальне, дверь которой была распахнута, оказалось предсказуемо пусто. Кровать не заправлена, одеяло — небрежно скомкано. Открыто окно. Клеменс захлопнул его, оттягивая момент своего появления в соседней комнате.В кабинете царил хаос. Здесь всегда соблюдался нездоровый порядок, но сейчас… Стулья были разбросаны по всей комнате. Повсюду валялись пергаментные свитки, перья, на дорогом ковре сияло пятно магических чернил. Клеменс насчитал одиннадцать пустых бутылок алкоголя в зоне видимости. Они тут, должно быть, всю неделю копились, а не только те два дня его отсутствия. Он прошёл внутрь, ощущая хруст стекла под толстой подошвой. Отвратительный застоявшийся запах табака. Здесь Маттиас окно открыть не додумался, ну-ну.Кстати о Маттиасе. Клеменс не наблюдал его. Диван пустовал, просторное кресло — тоже. Блять! Больно и хотелось помогать ему. Уже свалил куда-то. Клеменс с раздражением прошёл к окну, распахивая раму. Свежий воздух был как нельзя кстати. Он развернулся, чтобы вернуться в свою комнату.Маттиас сидел на полу, прижавшись спиной к корпусу письменного стола. Длинные ноги, облачённые в серые брюки, были прижаты к груди. Левая рука, вытянутая в сторону и лежавшая на коленях, удерживала пальцами давно потухший окурок. В её же изгиб Маттиас ткнулся лицом. Темно-шоколадные волосы растрепались. Бледная шея едва прикрывалась воротником чёрного свитера. Правая рука упиралась в пустую бутылку коньяка, содержимое которой, по неосторожности разлитое, впиталось во все тот же несчастный ковёр. Клеменс прикусил губу, медленно приближаясь и опускаясь на корточки. Сигарета отправилась в забитую пепельницу. Бутылка — в сторону.—?Маттиас,?— позвал Клеменс, мягко касаясь ладонью затылка. Он… он дрожал. Блять! Клеменс ощущал, что теряется. Ситуация, которой не должно было случиться.Он с помощью палочки избавил пол вокруг от осколков и коньячной лужи, усаживаясь рядом. Руками притянул Маттиаса к себе. Тот был вусмерть пьян. От него разило перегаром, а сам он даже сесть ровно не мог, сразу заваливаясь набок. Сначала на грудь Клеменса, а потом на бёдра, с трудом переворачиваясь на бок и вытягивая ноги, которые ступнями уперлись в стоящий рядом шкаф.Пиздец.Клеменс коснулся ладонью его щеки. Она была горячей и влажной. Слезы текли из больших глаз даже несмотря на то, что сам Маттиас находился в беспамятстве. Его бледность приобрела совсем нездоровый оттенок. Губы, покусанные, контрастировали с кожей. Клеменс позвал домовика и попросил принести зелье от похмелья. Кики не проронила ни слова, платком вытирая слёзы. Спустя мгновение она появилась с закупоренным флакончиком и сразу исчезла. Клеменс бережно приподнял тяжёлую голову, вливая горькое зелье в рот. Маттиас нахмурил брови, но сделал несколько глубоких глотков. Когда голова вновь оказалась на чужих бёдрах, Клеменс продолжил успокаивающе поглаживать его волосы.Маттиас выглядел совершенно жалким. В начале недели он с жестокостью пытался утопить, а сейчас доверчиво жался, тихо шмыгая покрасневшим носом и смотря в никуда. Зелье действовало медленно. Ещё медленнее Маттиас возвращался к реальности. Он перевернулся на спину и наконец взглянул в детское лицо. В больших глазах были и укор, и тоска, и вина. Маттиас силился что-то сказать, но не вышло. Тяжко выдохнув, он прикрыл глаза, ощущая мягкие поглаживания на своём лице. Маленькая ладошка Клеменса помещалась целиком на его щеке. Становилось гораздо спокойнее. Чертов Клеменс. Почему с ним все всегда не так? Маттиас, обессиленный неспокойными ночами, уснул. Клеменс рассматривал его умиротворённое лицо. Оно оставалось все таким же прекрасным, а Клеменс почти забыл это, либо боясь поднять взгляд, либо смотря в глаза и не замечая ничего вокруг, кроме этой потемневшей бездны. Скулы?— мечта художника. Уши редкой формы делали его похожим на дьявола. Длинные, пушистые ресницы. Идеальный прямой нос. Густые брови. Пухлые губы. Клеменс обводил подушечками пальцев каждую черточку. Даже запах противного табака с тяжелыми нотками алкоголя не мешал восхищаться этим лицом. Отец, черт возьми, ни секунды не преувеличивал, когда говорил про зависимость феникса от хозяина. Только сам Маттиас про это ни черта не знал. Он даже не подозревал, что находится под зависимостью своего партнёра ровно в той же степени. С одной стороны, Клеменс был рад такому стечению обстоятельств. Маттиасу давно надо было охладить свой пыл, потому что его воспитание ?идеальной бляди? переходило все рамки дозволенного. Грубый секс по инициативе только одного партнёра?— это не воспитание. Это унижение, которое Клеменс все ещё терпел только по одной причине. Быть может, Маттиас когда-нибудь поймёт или почувствует, что его сильно любят. Хотелось надеяться.С другой стороны, из-за этой чертовой любви сердце болезненно сжалось от одного только взгляда на сидящего на полу парня. Маттиас, сильный и гордый, умный и ответственный, травил себя алкоголем и табаком, не в силах справиться со страшно представить чем, если судить по окружающей обстановке. Плевался ядом ежедневно, а сейчас смотрел как-то отчаянно. Клеменс, черт возьми, понимал, что Маттиас опять страдает из-за него.Мерлин, пускай время поможет ему стать мудрым и подтолкнёт простить больного на всю голову и неуверенного в себе Клеменса Ханнигана.***Маттиас очнулся так же неожиданно, насколько уснул. Полный сил и энергии положил ладонь на затылок, пальцами зарылся в светло-русые волосы, моментально затягивая задремавшего партнёра в грубый поцелуй. Рывком поднял с пола и разложил на разорённом столе. Не слыша ничего, стянул серые джинсы, подвёрнутые снизу. — Во-первых, ты накосячил в самом начале недели, поэтому должен был сидеть дома, — почти прорычал Маттиас, закидывая стройные ноги на свои плечи.— Маттиас… блять, ты на часы смотрел? Какого хрена?! — Клеменс в панике попытался отпихнуть супруга от себя. — У меня свободное время! — А я соскучился по тебе, сука. До ночи не дотерплю, — Маттиас притянул миниатюрное тело ягодицами к своему паху. — Во-вторых, ты всегда должен спрашивать моего разрешения, Клеменс. Мне казалось, ты достаточно смышлёный для понимания этого, — голос, полный иронии и издёвки. Маттиас нетерпеливо расстегнул ширинку.— Сраный. Энергетический. Вампир. Ненавижу тебя. Ненавижу! — каждое слово Клеменс выговорил с нескрываемой злостью и слезами. Радужка приобрела знакомые вкрапления алого. Шелковые пряди стали такими же. Маттиас триумфально усмехнулся и быстрым движением поправил челку, впиваясь пальцами в мягкие бёдра. Первый раз за их официальную совместную жизнь Клеменс вышел из себя. Вечер обещал быть интересным. ***Клеменс проснулся в три часа ночи. Мучала жажда. Голос сел — охрип от нетерпеливых толчков члена в глотку и громких стонов, так что звать домовика было бесполезно. Он, сжимая палочку в руке с Люмосом, шёл по коридору к лестнице, держась за стены. Ноги все ещё дрожали. Маттиас как с цепи сорвался. Трахал, бил наотмашь тяжёлой рукой по лицу, зацеловывал, безумно восхищался, опять бил и опять трахал. Не будь это все в такой дикой и извращённой форме, можно было бы действительно предположить, что он соскучился. А потом Маттиас сказал, что его любимый цвет — красный. Его чёртовы метафоры были ясны, как никогда раньше. Клеменс облизнул губы. Привкус крови кислил на внутренней стороне. Неприятно. Он налил свежей воды в стакан, с жадностью делая несколько глотков. Затем прошёл в гостиную, осторожно садясь в кресло. Задница болела ужасно. Но было какое-то мазохистское удовлетворение от столь необычного вечера. Маттиас, обнаженный душой, лежал на его коленях, прекрасно зная, что у Клеменса есть достаточно оснований, чтобы добить его в этой неожиданной слабости. Тот же Маттиас, обнаженный телом, пытался уничтожить унижениями и болью. Отчетливо прослеживался почерк безумного эстета. Мысли о том, что Маттиас зависим от него, слегка возбуждали. Возбуждало ощущение власти, пускай и мнимой, над этим садистом. Клеменс начал с ненавистью, а закончил с фатальным поражением и громкими стонами. ?Ах, Матти? слишком часто срывалось с губ, что доводило Маттиаса до дрожи. Неделя сопротивления прошла даром. Все опять зря. Все напрасно. Своё тело не отучить от любимых рук. Оно предаст и подчинится вновь. Блядство. Клеменс зажег камин, вытягивая пестрящие свежими синяками ноги. Маттиас потихоньку сходил с ума, как сам Клеменс когда-то. Это ощущалось. Но все ещё можно было поправить. Все в его руках. Обмены магией дали свои плоды, между прочем. В любой другой ситуации Клеменс уже поинтересовался бы, какие преимущества открыл для себя Маттиас. Получилось ли у него заклинание Патронуса, или какие-то проклятия стали гораздо сильнее, или, быть может, ему тоже поддалась невербальная магия? Не желая подниматься обратно, Клеменс баловался с невербальным Люмосом, пока наконец заметил лежащий на журнальном столике конверт. Странно, почему не в ящик? Маттиас достал и забыл прочитать? Небось, получает нравоучения от отца. Клеменс лениво поднялся, плавно подходя к столику и наклоняясь, чтобы рассмотреть лучше. На конверте не было ни единой отметки. Кому, куда, откуда. Конверт оказался девственно чист. Клеменс взял его в руки. Бумага была насквозь пропитана магией. На нем, как минимум, лежало заклинание самоуничтожения в случае вскрытия не тем, кому предназначено. Клеменс хмыкнул, но тут пазл в его голове начал потихоньку складываться. На конце палочки вновь загорелся холодный яркий свет. Сердце ушло в пятки. Конверт был монотонного серого цвета. Это Маттиасу. Оттуда.