Покаяние (1/1)

Маттиас не в первый раз замечал, что у Клеменса инстинкт самосохранения отключался именно тогда, когда в крови бурлило достаточно адреналина. Сучонок вздумал вести отчаянную борьбу за выживание. Удары сопротивления у него точные, сильные. Только Маттиас из-за пелены ярости совершенно не ощущал боли. Ладонь намертво натягивала алые пряди и тащила в другой конец дома, к лестнице, под которой была дверь… с ещё одной лестницей.Подвал?Полный атрибутики залов из БДСМ-клуба. В панике чёрные глаза взглянули на супруга. Лицо Маттиаса не выражало ничего, только в зрачках плескалась злость. Он потащил Клеменса к приспособлению, где на уровне плеч была распорка для рук. Клеменс опять впал в какое-то оцепенение, вспоминая, как в последний раз посещения БДСМ-клуба ему было одновременно очень хорошо и очень плохо. Сейчас Маттиас про хорошо не вспомнит. Моргнув, Клеменс заметил, что одно из его запястий уже было прочно сковано магическими путами. Затем и второе. Путы давили на свежие синяки, заставляя стиснуть зубы.—?Ну и давно у тебя этот… уголок самоудовлетворения? Много мальчиков тут молило о пощаде? —?Клеменс постарался повернуть голову в сторону Маттиаса, но тот уже стоял за спиной.—?Ты будешь первый. И последний,?— Клеменс напряг плечи, слыша звук расстёгивающейся пряжки ремня. — Обычно тебя наказывают, а ты ощущаешь облегчение. Боль как избавление от деструктивных мыслей. Но сейчас… тебе избавляться не от чего. Ты на пике своей агрессии. Уверен в себе и своей правоте. И я с удовольствием спущу тебя с небес на землю.Клеменс гордо поднял голову, выражая своё полное пренебрежение к происходящему. А зря. Рука у Маттиаса была тяжелая. Участок кожи, что подвергся сиюминутному удару, тут же загорелся болью. Клеменс зашипел, выгнулся, раздражённо шепча ругательства.—?Ещё один звук, и я возьмусь за другой конец ремня.Клеменс прекрасно понимал, что это означает. И без того грубый ремень из крокодильей кожи будет утяжелён металлической пряжкой с острыми краями. Маттиас сегодня был особенно груб. Каждый следующий удар был несдержан, резок. Если голос звучал спокойно и холодно, то тело всё равно выдавало ярость. Терпеть становилось всё сложнее и сложнее. Серебряных портупей было так мало, что они совсем не спасали нежную кожу.—?Ай!.. —?Клеменс дёрнулся от особо сильного удара, склоняя голову вниз. Маттиас остановился. Вновь звон пряжки. Нет. Нет! Блять, почему он не мог просто сделать вид, что не заметил, не услышал? Клеменс крупно вздрогнул от следующего удара, напрягая руки. Магические верёвки впились в запястья так же грубо, как обычные. Следующий удар пришелся на бледную, хрупкую лопатку, и у Клеменса буквально потемнело в глазах от нахлынувшей боли. И ужаса. Тихое болезненное мычание быстро сменилось всхлипом. Казалось, каждый звонкий удар ремня выбивал из него все силы. Клеменс ощущал себя жалким.Отвратительным.—?Хватит с тебя,?— после ещё одного удара грубый голос вернул его к реальности. Клеменс судорожно вздохнул, слегка откидывая голову назад, наивно полагая, что слёзы будут меньше течь. — Кики!—?Да, господин Маттиас? —? спросила эльфийка очень осторожно. Она была прекрасно осведомлена о том, что тут происходило. И её господин Маттиас впервые был так разгневан.—?Когда я уйду, обработай все ссадины. Экстракт бадьяна стоит у меня в кабинете, в серванте на нижней полке. Сама знаешь,?— Маттиас вдевал свой ремень в шлевки.—?Но… бадьян же очень сильно жжёт. А у господина Клеменса такая нежная, чувствительная кожа,?— Кики мялась, наблюдая за тем, как её хозяин костяшками пальцев стирал с чужой щеки чёрные от туши дорожки слёз.—?Ты слышала, что я сказал? —?низкий голос ничего хорошего не предвещал. Клеменс поёжился.—?Да…—?У нас, в конце концов, важное торжество намечается,?— Маттиас схватился за тонкий ошейник, заставляя поднять взгляд,?— негоже будет сидеть со шрамами, мало ли, что люди подумают. Клеменс же вряд ли оденется, как нормальный человек. Опять будет позволять кому попало восхищаться своим прекрасным телом,?— в ответ тишина. Маттиас и не ожидал чего-то другого. Ни извинений, ни покорности, ни раскаяния. — Отдыхай.Он достал палочку, направляя на своего партнёра. Тихий шёпот череды заклинаний, и Клеменс перестал видеть. Затем и слышать. Как в каком-то вакууме. Кики уже вернулась с чашей налитого зелья и ватными дисками. Маттиас отправился по лестнице наверх. Отсутствие такой базовой информации вокруг, как изображение и звук, введут его в подобие транса. Ему придётся подумать над собой и своим поведением. И, когда станет совсем плохо, за ним можно будет вернуться. Материал для лепки идеального партнёра будет подходящим.А пока что, помимо нестерпимого жжения в спине, Клеменс ощущал что-то ещё. То, что беспокоило его целую вечность с того самого дня.***На коленях лежал букет, абсолютно случайно пойманный на свадьбе у Соульбьёрт. Ромашки, колокольчики, лютики, ландыши, васильки. Такой милый, нежный букет. Подружки невесты негодовали, а Клеменс смеялся и предлагал эти цветы каждой из них. Зачем ему свадьба? Да и с кем? Последний вопрос заставил призадуматься. Маттиас. В голове всё время только он. Пока все веселись, Клеменс сидел за столом с отрешённым видом и выпивал шампанское.Всё заходило слишком далеко. Контроля над ситуацией было всё меньше и меньше. Засыпать с мыслями о нём, просыпаться с мыслями о нём. Полная зависимость. Клеменс Ханниган помешался на лучшем враге. Это пугало. Ну нельзя так доверять людям. Особенно таким. Маттиас искренне хотел быть добрым и любящим. И у него неплохо получалось, но вот надолго ли? За случай с Роньей Клеменс не простит этого расчётливого подлеца никогда.И где вероятность, что он, Клеменс, не попадёт в такую же ситуацию? Где вероятность, что он уже не в ней?Клеменс тяжело вздохнул и поставил пустой бокал на стол. Рядом сел Эйнар. На его лице не было ни капли радости, он смотрел серьёзно. ?Клеменс, бросай валять дурака. Тебе напомнить, кто такой Маттиас Харальдссон? Он получит своё и уйдёт в закат. А ты останешься один, будешь страдать. Зачем оно тебе??. Незачем, Эйнар, ты прав. Прав.От этой связи надо было срочно избавляться.Клеменс не был глуп. Он прекрасно знал, как можно наверняка оттолкнуть Маттиаса от себя. Когда человек чем-то увлечённо горит, ради чего-то живет, достаточно лишить его всех планов и надежд. И всё, ты враг номер один. Клеменс знал, потому что сам таким был большую часть своей жизни.Потерять всё — очень больно. Клеменс не хотел такой участи Маттиасу. Раньше?— да. С радостью. Но сейчас…Да что, блять, изменилось сейчас?! Клеменса начинало ломать. Разум давно требовал справедливости. Откровенной мести. Маттиас обязан был прочувствовать его боль на собственной шкуре. Этот самоуверенный слизеринец всё равно вылезет даже с самого илистого дна. Клеменс не смог, а он сможет. Волноваться было не о чём. И не о ком. Всё пойдёт по плану.Клеменс, чёрт возьми, ты же любишь его.Он резко поднялся, аккуратно миновал разгар веселья и бесконечные счастливые поцелуи жениха и невесты, оказываясь на улице. В руках уже были сигареты. Лёгкие требовали жгучего табака. Клеменс плотнее укутался в куртку, нервно затягиваясь. Совсем рядом раздалось уханье. Он повернул голову. Филин Маттиаса всегда отличался угольной чернотой. Он сидел на почтовом ящике, щёлкая клювом. Сжимая губами сигарету, Клеменс забрал письмо. Птица тут же взлетела: Маттиас не ждал ответа.?Скучаю. Очень. Надеюсь, ты хорошо проводишь время. А я набираюсь терпения на оставшиеся дни. Так хочу тебя увидеть, Клеменс?Казалось бы, сухо и скупо на эмоции. Однако Клеменс сразу ярко представил, как его Матти говорил бы это вслух. Слегка понизив голос, будто бы боясь, что кто-то услышит. Едва заметно от смущения улыбаясь. Клеменс скомкал письмо, рукой яростно вытирая выступившие слёзы. Настоящая слабость?— любить кого-то, а не справляться с поехавшей крышей. Любить и млеть. Любить и глупо улыбаться от мыслей. Любить и бояться каждого следующего дня, потому что ты ни в чём не уверен.Клеменс вернулся домой на пару дней раньше. Составил очередной идеальный план, продумал все ходы отступления и возможные варианты действий. Поджог?— веская причина для отчисления? Мотив? Да тут чёрт ногу сломит разбираться. Кража каких-нибудь свитков, книг. Что угодно. Это не важно. Клеменс подстроит всё так, что никто не посмеет думать на кого-то ещё. Маттиас виноват.Стеллажи с книгами горели один за другим. Клеменс в образе своего временного преподавателя истории с каменным лицом спокойно направлялся к выходу, преднамеренно ловя в коридоре на себе несколько взглядов преподавателей. Всё верно. Всё идёт по плану.Зачем?..Спустя сутки Клеменс наткнулся на Маттиаса. Тот, судя по взгляду, готов был убивать. А Клеменс злобно смеялся. Всё же отчисляют. Институт становился безопасной территорией. Замечательно, план сработал. Всё оказалось так просто. И… Маттиаса же даже не предали? Клеменс с самого первого дня говорил, что сделает всё для его отчисления. Он же был предупреждён. Предательства нет.А боль в его больших серых глазах почему-то была. Маттиасу было больно. И от осознания его боли Клеменсу стало нехорошо. Матти, во имя Мерлина, спаси меня от себя же, пожалуйста…***От резко нахлынувшей усталости Клеменс буквально повис на своих магических путах. Он давно потерялся во времени. День сейчас или всё ещё ночь? Темно, тихо. Грустно. Слышно было только собственное неспокойное сердце. Глаза мокли. Почему Маттиас всё ещё не вернулся за ним?—?Матти…Он пытался позвать, но даже не был уверен, действительно ли сказал это вслух или лишь в мыслях. Как можно было так обманывать себя? Без Маттиаса будет лучше, ага. Бред. Откровенная ложь. Страх быть слабым опять лишил всего. Опять. Опять! Череда ошибок. Клеменс касался влажной щекой собственного напряжённого плеча, закрывая веки. Он не хотел этого.Маттиас хмуро наблюдал за этим хрупким существом последнюю четверть часа. Он искренне пытался со спокойной совестью уснуть, но не мог. Ворочался в кровати, ощущал тревогу, страх. Им теперь положено было ощущать эмоции друг друга. Связь обязывала. Маттиас посмотрел на кольцо, проходясь подушечкой большого пальца по гладкой поверхности с едва ощутимо выдавленными рунами. Клеменс громко вздохнул, переминаясь с ноги на ногу.Маттиас сжал губы, наблюдая за хрупкой фигурой. Партнёр потерял контроль. Шёлковые волосы опять стали светлыми, слегка темнее оттенком, чем обычно. Это был его родной цвет. Светло-русый. Ещё в школе Маттиас любовался его мягкими волосами, пока на курсах помладше Клеменс не злоупотреблял изменениями внешности. Теперь он был такой красивый. Побитый, жалкий, уставший. Агрессию и дерзость как рукой сняло.Самое лучшее оружие против Клеменса?— одиночество.Маттиас ходил вокруг него по всему залу. Что с ним делать? Страдает. Потихоньку осознаёт. Будут эти виноватые взгляды, нелепые касания. В любой другой ситуации Маттиас бы уже давно простил. Но не сейчас.—?Фините.Путы, держащие изящные запястья, исчезали. Клеменс тут же рухнул на колени, болезненно замычав. Грубая посадка на землю. Он сел на пятки, насколько позволяли ботинки, расправил плечи и тихо, но медленно выдохнул. Маттиас был рядом. Всё хорошо. Маттиас встал сзади. Клеменс не слышал и не видел, но чувствовал это. Голова со светлыми волосами затылком коснулась оголенного торса. Маттиас пристально наблюдал.—?Фините Инкататем.В то же мгновение сознание Клеменса заполнила тишина не только из души, но и из окружающей среды. Так тихо, что он слышал спокойное дыхание Маттиаса. Слышал, как собственные суставы пальцев продолжали сжиматься и разжиматься, разгоняя кровь в затёкших ладонях. Клеменс повернул голову, щекой прижимаясь к бледному животу.—?Очухался?Голос Маттиаса был как глоток свежего воздуха. Слегка хриплый, низкий. Грубый. Он мог быть другим. Мог. Клеменс хотел бы вновь его услышать. Он осмелился протянуть руку к левой ладони своего супруга (в правой палочка) и, как и раньше, устроить её на своей щеке.—?Ластишься, сука?Клеменс молчал, ещё немного поворачивая голову и губами касаясь горячей обнажённой кожи. У Маттиаса штаны всегда сползали чуть ли не на бёдра. Он был очень стройным, при этом сильным. Клеменс понял, что хочет рисовать. Желание рисовать усилилось, когда ладонь сместилась со щеки на волосы, зарываясь в них. Через мгновение заплаканное личико Клеменса безапелляционно упиралось в пах Маттиаса. Ладонь требовательно надавливала. Клеменс начал краснеть в смятении. —?Что ты там говорил, работать ртом будешь?Клеменс поспешил отрицательно покачать головой, насколько это вообще возможно было в такой позе.—?Я не приготовлю для тебя прозрей-зелье, пока ты не отсосёшь мне, Клеменс. За слова надо отвечать. Да и день какой-то тяжелый был. Я так устал… Хочется расслабиться, раз уж поспать нормально не вышло,?— пальцы отчасти нервно натягивали светлые волосы. Клеменс это замечал. — Как-то тревожно было. Тоскливо. Не твои ли эмоции случайно? Ты там вроде буйствовал, плевался ядом и ненавистью, нет? Не отпустило? —?Маттиас сделал паузу, нарочно ласково погладив макушку. —?Между нами очень сильная связь, хотя в теории она такой становится после первого полноценного секса в качестве партнёров. Представляешь, что ждёт нас через пару дней?—?Я готов отдаться тебе сейчас, если ты хочешь усилить нашу связь…—?Конечно, готов, Клеменс. Ты для меня всегда наготове. Но вот сейчас тебе нужна боль, чтобы заглушить свои распотрошённые душевные раны,?— ладонь переместилась обратно на щёку, пальцами надавливая на губы. Клеменс покорно приоткрыл их. — И ты прекрасно понимаешь, что, трахни я тебя сейчас, боли ты получишь предостаточно. А такой роскоши сегодня я себе позволить не могу, увы,?— длинные бледные пальцы проникли внутрь,?— а вот отсос с твоей стороны получу без труда.—?Матти… —?едва разборчиво проговорил Клеменс, аккуратно обхватывая губами фаланги.—?Тот выбор, что я тебе даю сейчас, мнимый. Привыкай к тому, что совсем скоро его не будет вообще,?— Маттиас отстранился, уходя куда-то в сторону. Сапоги глухо ступали по жёлтой плитке. Клеменс мог только представлять это, но все ещё не видеть. — Будешь ноги раздвигать, отсасывать, стонать, да хоть стриптиз танцевать по моему малейшему требованию,?— послышался шелест картона и характерный щелчок зажигалки.—?Матти… я не хотел того, что сделал… —?Клеменс, встав на четвереньки, ладонями начал ощупывать пол вокруг, чтобы развернуться и ползти в сторону Маттиаса. Здесь всё было так заставлено. Металлические столы, а на них чего только нет. Как бы не врезаться. Скорее всего, Маттиас сел в кресло, что стояло чуть ли не в конце. На нём не было подлокотников, возможно, оно нужно не только для того, чтобы сидеть. Клеменс поверить не мог, что испытывает на своей шкуре это всё.—?Неудобно без зрения, наверно, да? — с издёвкой спросил?Маттиас. — Налево. —?Матти, правда… меня гложет боль за свой поступок. Мне очень плохо. Я не должен был так поступать,?— ворочаясь по холодному полу, Клеменс чувствовал и слышал, что уже близко. Маттиас выпускал табачный дым своими красивыми губами.—?Я прекрасно понимаю, что это твоя болезнь. Ты себя не контролировал, когда поджигал старинные книги,?— когда Клеменс наконец ткнулся щекой в острое колено, Маттиас едва сдержался, чтобы не отстраниться. — Опять был на пике агрессии, просто никого не было рядом, чтобы помочь.—?Да… всё так. Мне стало так тоскливо и одиноко на празднике лучших друзей. Звучит аморально. Я даже полностью порадоваться за их счастье не мог, потому что… потому что знал, что я такого не достоин. И у меня такого никогда не будет,?— Клеменс кусал губы.—?Видишь, как судьба разворачивается. Будет, ещё как будет. Совсем скоро,?— Маттиас наклонился, хватаясь за сплетение многочисленных ремней на спине и рывком поднимая с пола, чтобы усадить Клеменса на бёдра к себе лицом. Удобно, когда платформы прибавляют роста. Даже сидеть в такой неоднозначной позе было комфортно. Ладонь Клеменса робко заскользила по бледной груди, но мгновенно была перехвачена за запястье, которое опять сжали с силой. Он поморщился, кусая губы. —?Клеменс, с помутнённым рассудком провернуть то, что провернул ты, невозможно. Поджог университета нужно планировать, как минимум, несколько дней. Зная твой острый ум, пару суток. Ты писал мне, что прекрасно проводишь время с лучшими друзьями в Брюсселе, описывал прогулки по парку. Но всё это время ты был тут. Дома. Так? Прорабатывал свой блестящий план,?— Клеменс отвернулся. Маттиас нахмурил брови. — Не знаю, что стало причиной резкого, почти мгновенного изменения твоего отношения ко мне. Мне казалось, мы уже отпустили старые обиды. Вроде как даже доверились друг другу. По крайней мере, я доверял так, как никому в жизни,?— он прервался, рассматривая детское лицо. Щёки Клеменса покраснели. — Ты же прекрасно знал, что можешь прийти ко мне в любом состоянии. Я бы помог. Мы бы вместе справились с твоей злостью или подавленностью. Но ты именно что отсиделся. Всё спланировал. Сделал. Если бы я знал, что у тебя что-то не так, я бы сам тебя нашёл. Из-под земли бы достал, Клеменс,?— Маттиас говорил тихо, заставляя напрягать слух. — Сейчас это не важно. Меня интересует одно: зачем ты это сделал?—?Я… —?Клеменс судорожно втянул воздух,?— я ощущал, как стал помешан на тебе. Я всегда думаю о тебе. И ощущаю страх. Страшно остаться ни с чем, страшно быть преданным. Страшно потерять тебя таким, каким вижу, потому что из-за своей влюблённости я банально не могу замечать ничего вокруг. Ронья такой была, пока ты попутно пользовался её доверием. Ничего не видела, даже самого очевидного. И я вот такой же теперь. Я… захотел себя обезопасить от возможных… последствий,?— нервно Клеменс заламывал пальцы,?— хотел оттолкнул тебя от себя. Чтобы ты меня возненавидел. И никогда бы больше не… не захотел даже взглянуть. Ты сильный, ты бы справился со всеми трудностями и проблемами. А я бы начал спокойную жизнь... с нуля.Маттиас молчал. Где-то внутри опять поднималась злость. Какая эгоистичная глупость. Обезопасить от чего, блять? Он тут перед ним, как открытая книга. Каждую минуту, проведённую вместе. Каждую. Руки сжались в кулаки. Спокойно. Тихо. Вдох. Выдох. Клеменс напрягся, потому что слишком хорошо изучил поведение Маттиаса. Поэтому совсем не удивился, когда сильные руки грубо спихнули и заставили подняться. Клеменс пошатнулся, но равновесие сохранил.—?Спишь у себя сегодня.Тяжёлые шаги быстро пересекли зал в направлении лестницы, но останавливись у самого ее подножья.—?Лучше бы ты соврал, Клеменс Ханниган. Лучше бы сказал, что мстишь. Проще было бы смириться, чем с такой… такой глупостью. Ронья давала мне допуск в запретную секцию. А от тебя даже взять нечего, кроме проблем и головной боли. Но я и этому был рад, потому что, к сожалению, полюбил тебя. Я понимаю всё, что ты испытывал. Слизеринские ублюдки тоже могу бояться, представляешь? Только… мои страхи сбылись. От моей любви избавились, потому что побоялись ответственности. Прекрасно. Ну, ничего. Ничего. Послужит мне жизненным уроком на будущее.Металлическая дверь громко захлопнулась, оглушая эхом весь подвал. Клеменс закрыл лицо ладонями, ощущая, как подкативший шторм истерики сдавливал всё внутри. Это не та тоска, что прокралась ещё на свадьбе Эйнара и Соульбьёрт, не та апатия и обречённость от мыслей о том, что, быть может, Маттиас пользуется им уже сейчас. Даже не то отвращение к себе, что вело знакомой дорожкой в гей-клуб, чтобы скорее напиться и забыться. Не те бесчисленные порки, что исцеляли болью.Это хуже. Это всё сразу. Клеменс ненавидел себя за каждый вздох. За ту боль, что сейчас испытывал Маттиас. За свою боль, с которой он не мог справиться. Руки трясло. Страшно. Противно от себя. Мерлин, что же он опять натворил…—?Кики… —?просипел он в пустоту.—?Господин Клеменс? —?голос эльфийки звучал взволнованно.—?Перенеси меня в мою комнату, пожалуйста,?— Клеменс протянул влажную от слёз руку, мелко дрожа.Кики кивнула и быстро справилась с задачей. Спросила, нужно ли что еще юному господину. Клеменс свернулся на кровати в клубок, поджимая ноги. Прерывистое дыхание никак не выравнивалось. Кики покачала головой и исчезла, возвращаясь с кружкой какого-то травяного чая. Пока он будет настаиваться до нужной консистенции, можно помочь Клеменсу привести себя в порядок. Ему самостоятельно колдовать в таком состоянии, ещё и без зрения, было банально опасно. Кики ловко убрала ремни, они с тихим грохотом сложились в контейнеры в шкафу. Щелчком пальцев сняла ботинки, затем и штаны, которые тут же отправила в стирку.—?Попейте успокоительный чай перед сном, — тоскливо пролепетала Кики и с тихим звуком исчезла, оставляя Клеменса одного.Клеменс отчаянно вцепился в подушку, утыкаясь лицом в прохладную поверхность. Плечи содрогались от рыданий. Глубокое отчаяние не давало вдохнуть. Сердце колотилось как бешеное. Непроизвольно в мыслях Клеменс звал его. Маттиаса. В глухом отчаянии, в сильном страхе, ничем не притуплённой болью. Маттиас не приходил. И не придёт. Не успокоит его. Красивая ладонь не погладит мягкие волосы, а пухлые губы не коснутся щеки. Клеменс непозволительно быстро привык к тому, что его могут спасти из любой неприятности. Из любой апатии вытащат на раз-два.—?Матти… —?это уже какое-то беспамятство. Клеменс звал его, слыша свой хриплый голос. Жалкий, отвратительный, ненужный сейчас совершенно никому. Особенно себе. Перед глазами мелькали картинки. Сменялись так быстро, что Клеменс с запозданием возвращался в прошлое. Маттиас задел своей головой еловую ветвь в баварском лесу, недовольно стряхнул снег с волос, но не перестал улыбаться, потому что Клеменс хохотал. Маттиас подпевал любимой пластинке, прибираясь в и без того идеальной гостиной, думая, что Клеменс ещё не пришёл. Маттиас, не меняя скорости и направления, робко поцеловал специально отлучавшегося с занятия Клеменса в щёку в пустом коридоре и отправился по своим делам дальше. Маттиас с восхищением зацеловывал его бёдра и не стеснялся сказать, какие они красивые.Между этими событиями глубокая пропасть.Клеменс повернулся на спину. Боль в зарастающих ссадинах на фоне всего прочего казалась такой незначительной. Рука потянулась к тумбочке, нащупывая уже остывший чай. Клеменс, приподнявшись на локте, сделал несколько глотков. Ромашка? Немного мяты и… Сироп чемерицы? Кажется, он. Голова раскалывалась от истерики-подруги. Может, пройдёт хоть немного. Глубокими глотками Клеменс допил напиток и рухнул на кровать, закрывая глаза. Картинка не поменялась. Всё та же темнота. Одиноко. Холодно. Он укутался в тёплый плед, вздыхая. Поднес ладонь к лицу и губами коснулся серебряного кольца. Маттиас, пожалуйста…Где была эта чёртова нежность, когда он коварно рассчитывал свой план?Клеменс моргнул, стараясь избавиться от слёз, которыми уже и так была пропитана вся подушка. Как тяжко. Проваливаясь в глубокий сон, он так и не смог успокоиться.***Маттиас проснулся рано. Как и всегда, начал день с зарядки для тела. Распахнул настежь окно, сходил в душ. Отражение пугало. Он будто не спал вовсе. Почти серая кожа, мешки под глазами, припухшая от кулака Клеменса губа.Клеменс.Маттиас устало простонал, становясь под прохладные струи. Надо было взбодриться и думать, что с ним делать. Тупая боль в сердце подсказывала, что слать к чертям. Справится один. Маттиас потер лицо, зачёсывая мокрые волосы назад. Выключил душ. На бёдрах оказалось полотенце. Коридор до своей комнаты был бесконечным. Но Маттиас останавился напротив комнаты Клеменса, прислушиваясь. Ладонь легла на ручку, тихо приоткрыла дверь.Не кровать, а хаос. Плед валялся на полу. Клеменс запутался в простыне, обнимая подушку. Светлые волосы разлохматились. На щеке всё же выступил синяк от пощёчины. Глаза опухли. Дышал часто, хрипло. Совершенно нездорово. Снились кошмары? Маттиас прошел в комнату и сел на край кровати. Широкие плечи на самом деле были такие хрупкие. Рисованный иголкой жук с крыльями смотрел мёртвыми глазами. Ладонь Маттиаса коснулась бледной шеи. Мягко, едва заметно погладила. Либо он с душа не успел нагреться, либо Клеменса лихорадило. Тот что-то мычал во сне. Постепенно его напряжённые черты лица разгладились. Длинные пальцы зарылись в волосы, мягко массируя кожу. Удивительно, но Клеменс заметно успокоился. Потянулся за лаской, но ослабленное тело не позволило приподняться.Маттиас просидел так почти полчаса, пока дыхание Клеменса не стало спокойным. Наклонившись, он поцеловал пухлыми губами в висок. Клеменс едва заметно улыбнулся.—?Кики,?— тихо шепнул Маттиас,?— принеси прозрей-зелье.Эльфийка кивнула и исчезла, чтобы спустя мгновение появиться с маленьким сферическим флаконом кристально прозрачного зелья с ароматом полыни и мёда. Клеменс всегда крепко спал. Маттиас откупорил пробку, наклоняясь к бледному лицу. Аккуратно приподняв голову за затылок, он влил зелье. Пальцы мягко массировали горло, вынуждая сглотнуть. Ночь Клеменса была слишком кошмарной, чтобы он очнулся во тьме вновь.Маттиас всё же посмотрит на его поведение. Больше никаких поблажек не будет.