Часть 8 (1/1)

Каждая клеточка тела будто бы горела адским пламенем. Боль покалыванием отдавалась в нервных окончаниях. Боль… она ощутима. Если тебе больно, значит, ты опять в сознании. Надо открыть глаза.Чужой пульс. Бешеный. Чужое дыхание, оно где-то совсем рядом, его наконец можно услышать. Клеменс… Маттиас не смог понять, подумал ли он, что зовёт его, или же действительно позвал. Но, судя по тому, что давление на кожу его запястий усилилось, Клеменс услышал. Маттиас наконец открыл глаза.Солнце скользит по стенам песчаными полосами. Сколько времени прошло? Черт возьми… Маттиас понял, что они в гостиной, на том самом диване, где ему приходилось спать несколько ночей. Клеменс снял с него футболку и лопатками уложил на подлокотник дивана. Голову удерживала ладонь, чтобы её не было так болезненно свешивать. Другая ладонь крепко сжимала прижатые друг к другу запястья поднятых рук. Клеменс будто что-то рассматривал.Маттиас понял. Он опять сиял, преломляя тонкой, но прочной кожей весь спектр солнечных лучей. Сиял, будто бы был покрыт алмазной пылью или волшебными блёстками. Такова одна из его новых ?особенностей?. Клеменс потянул его руки на себя, слегка приподнимая. Тело мерцало только там, где солнце касалось его своими лучами.Это красиво.—?Я могу всё объяснить.Клеменс молчал, но Маттиас был уверен, что его слышали. Игнорирование. Он зол, его кончики пальцев подрагивали от напряжения. Будто бы струну гитары затягивали и затягивали, чтобы она разорвалась.—?Поговори со мной? Ну Клеменс…—?Мы больше не будем говорить,?— Клеменс разомкнул ладонь, которая сжимала запястья, и руки Маттиаса нелепо рухнули на собственное туловище. —?Я тебя избил. А ты живой. Более того, на тебе ни синяка, ни царапины. А ещё ты открыл глаза сейчас именно тогда, когда я этого захотел. Знаешь, что это значит?—?Знаю, это значит…—?Да выдумал я тебя, вот что это значит! Нет тебя и никогда не было! Мой разум пожалел меня и подкинул мне иллюзию жизни. Роковой подарок. И я до сих пор не могу от тебя избавиться! Во мне столько дури сейчас, но перед глазами мелькают обрывки не прошлого, а настоящего. С тобой.—?Не можешь избавиться, потому что не хочешь.—?ДА, НЕ ХОЧУ!!!Клеменс вскочил, грубо схватившись за чужой бледный локоть, и выкрикнул слова, которые так и не могли быть прочитаны в мыслях. Не хотел, но должен был. Этот Маттиас за считанные дни пробудил в нём всё то, что давно было мертво. Оно просилось наружу, и теперь кровавым фонтаном боли выплёскивалось в никуда. Маттиас едва не потерял равновесие, но рука крепко удерживала. Он ужаснулся. Гостиная была разнесена, будто здесь прошёлся ураган. Много битого стекла от журнального столика, сломанная дверца шкафа, шторы сдёрнуты, стулья перевёрнуты. Как же ему было больно… Маттиас повернулся, чтобы посмотреть в бездонные тёмные глаза, но Клеменс резко дернул его вперёд, в сторону собственной комнаты. Буквально выворачивая руку назад, он нетерпеливыми резкими шагами завёл его за дверь и пихнул в сторону кровати. Вновь это противное головокружение. Маттиас не понимал, что ему делать. Клеменс навис сверху, одичало кидая взгляды.Его мысли тёмные. Пустые. Такие холодные. Его душа плачет, но лицо полно агрессии. Он один, опять один. Маттиас едва улавливал его скупые чувства, но не из-за слабости. Клеменс умирал. Бисеринки холодного пота на висках, судорожное дыхание, запредельный пульс, мокрые от слез ресницы, побледневшие тонкие губы. Его мальчик рвался на тот свет.Маттиас потянулся рукой к его щеке. Это было сложнее, чем показалось на первый взгляд. В мышцах будто бы расплавленный свинец своей тяжестью пресекал все жалкие попытки. Клеменс поймал руку Маттиаса и, плотнее сжав запястье, прижал к своей горячей щеке. Он смотрел в чёрные глаза с какой-то отдалённой надеждой на что-то, но в то же время агрессивно, озлобленно.—?Можно я хотя бы расскажу тебе, чем кончается наше стихотворение?Клеменс молниеносно наотмашь ударил Маттиаса по лицу. Как он смел произнести слово ?наше??! Сука! Вскочив с кровати, Клеменс дернул дверцу тумбочки на себя и вытащил пакетик с белым порошком, широкими шагами удаляясь из комнаты. Ему было нечего больше делать здесь, ему нужно было убежать прочь. Маттиас, оставшись наедине с собой, смотрел в потолок, глотая непрошенные слезы. Он знал, каково это: умирать в полном одиночестве и страхе. Слишком близко со своими мертвыми мыслями. Ощущения брошенности, ненужности, несправедливости. Если у Маттиаса просто была такая судьба, чем же Клеменс заслужил такой ход жизни? Его убивали пару дней, а Клеменс убивал себя на протяжении нескольких лет. Нет, так не должно быть. Его цель?— спасти, а не уничтожить.Перевернувшись на бок, Маттиас попытался сесть, но не смог удержать своё тело, сваливаясь с края кровати на пол. Слабый магнит на дверце тумбочки не выдержал очередного натиска за этот бесконечный день. Дверца, раскрывшись, с глухим стуком едва стукнула по черноволосой голове. Горло жгло от невыносимой жажды. Хотя бы глоток крови смог бы придать ясность уму, а два так позволили бы подняться. Но он не мог укусить Клеменса. Не смел даже подумать. Он не сможет остановиться и погубит его собственными руками. Нет, надо… Надо позвонить в скорую! Хоть одна достойная мысль. Неожиданно за дверью раздался глухой грохот. Будто бы что-то массивное упало. Кто-то упал. У Маттиаса сердце в пятки ушло. Нет! Он тут же подорвался, пытаясь облокотиться на руки, чтобы подняться, но силы продолжали покидать голодающий организм. Маттиаса накрывала первозданная паника. Счёт шел на минуты. Каждая дорога. От передоза у него остановится сердце. Обратить в вампира Маттиас не смог бы из-за колоссального риска выпить всю кровь Клеменса. Его дурманящую кровь, наверняка так же потрясающе пахнущую, как и он сам пах… Мысли о крови вынудили буквально ползти по полу. Как же он жалок в своем страхе. По квартире гулял сквозняк. Пол был холоднее бледного тела, но это было едва ощутимо. А вот осколки на полу в гостиной не заметить было нельзя. Подтягивая туловище, Маттиас полз, откидывая особо крупные стекляшки в сторону. Мелкие осколки впивались в ладони, ребра, противно кололи, но не травмировали фарфоровую кожу. ?Ничего, потерплю?,?— думал Маттиас про себя, борясь с желанием лечь и забиться в судорогах от иссушения. Если Клеменс не валялся сейчас за диваном, значит, гостиная пуста. Значит, он упал либо где-то на кухне, либо в ванной комнате. Перед глазами начинала расплываться уже знакомая пелена полуобморочного состояния. Нет, он не должен!.. Его Клеменс лежал сейчас где-то на холодном полу, быть может, даже плакал от очередных жестоких воспоминаний, и он уже ни на что не надеялся. Зачем тогда вообще Маттиасу дали такую темную жизнь?Пятнадцать минут потребовалось, чтобы за диваном никого не обнаружить. Из разбитого цветочного горшка рассыпалась земля, она была смешана с порошком цвета смерти. Полупустой знакомый пакетик валялся здесь же. Уныло. Пусто. Упираясь в локти, Маттиас медленно пополз в сторону коридора. Веки тяжелели. Если он закроет глаза, то уже навсегда. Потому что никто не додумается влить ему в глотку литр горячей человеческой крови, скорее всего его опять похоронят, только гроб будет не пустой. Как же иронично. Хотелось плакать, но не было сил. Ванна была ближе, но дверь была закрыта. Маттиас подполз к стене, переворачиваясь на спину. Если он отлично поработает коленями, ему удастся упереться в противоположную стену и сесть и, быть может, даже дотянуться до ручки.На это потребовалось еще десять минут. Дверь наглухо заперта, а Маттиас еле сдерживал истерику. Он был там. Он не отвечал на просьбы откликнуться. И Маттиас даже не был уверен, дышит ли он вообще. Бледное тело опять покрыла параноидальная дрожь. Лихорадочно Маттиас пытался вспомнить, где обычно Клеменс оставлял телефон дома. На зарядке? Но розетка была пуста. В гостиной его не было, не было даже на подоконнике, Маттиас обратил внимание. Растерев глаза ладонью, он встал на четвереньки, жмурясь от слабости. В ушах звенело. Или не в ушах? Он задрал голову. Звук жужжания шел откуда-то с кухни. Потолок темной кухни освещался бледным светом с экрана. Кто-то настойчиво названивал. Телефон лежал на обеденном столе. Сама судьба настаивала на том, чтобы Маттиас боролся.Ещё несколько минут, и Маттиас безуспешно повалил табурет на пол, пытаясь на него облокотиться. Всевышний наверняка сейчас смеялся над ним. Будет иронично, если на телефоне не окажется денег или он неожиданно выключится, разрядившись. Придётся возвращаться обратно. Ещё минут сорок жалких поползновений. Если бы Маттиас мог, он бы вспотел от перенапряжения и стресса. Он не знал, сколько времени прошло с тех пор, как Клеменс потерял сознание. Он не ощущал, бьется ли его сердце. Неведение пугало. Маттиас поднял взгляд, прикидывая, получится ли у него схватиться за ручку на дверце холодильника, сломается ли она или холодильник рухнет на него. Ох… Маттиас медленно встал на колени, ощущая, как мелкие осколки впились глубже. Боль отрезвляла и не давала провалиться в темноту. Рука медленно потянулась к продолговатой серой ручке. Огонёчки-индикаторы на верхней панели начали расплываться. Взгляд расфокусировался. Маттиаса повело в сторону, но благодаря этому ему удалось вцепиться в ручку. Но вышло всё не так, как планировалось. Дверца холодильника начала стремительно открываться под действием веса тела. Пальцы, ослабленные, разжались. Маттиас рухнул на пол. Вновь эта боль, будто бы ткани давно не функционирующих органов внутри разрывались. Веяло холодом. Запах земли из разбитого горшка. Знакомые ощущения. Желудку хотелось сжаться. Маттиас попробовал открыть глаза. На него что-то падало, пока падал он. Несколько яиц, открытая банка горошка, стоявшая на полках дверцы. Ещё какие-то пакеты. Маттиас перевернулся на бок, замечая, что один из них был у него под коленом. Мясо размораживается? Пакет был жалко притянут к себе поближе. Маттиас опешил.Нет, не мясо. Кровь. Свежая. В плотном пакете с маркировкой местной больницы. Маттиас тут же зубами впился в плотную упаковку. Челюсть не смыкалась должным образом от упадка сил. Даже с такими острыми клыками он не мог прокусить чертов пакет! Как же хотелось рыдать. Нужен нож. Или вилка. Или хоть что-то острое. Глаза начали бегать по полу, вдруг что-то валялось. Добраться до стола было невозможно уже. На всякий случай пытаясь порвать пакет руками, Маттиас вновь совершал попытки подняться на колени. Всего лишь вскрыть пакет, и у него будут все шансы спасти Клеменса. Своего светлого мальчика, все ещё светлого, какие бы тёмные времена его не топили. На полу валялся стакан, на удивление целый и не разбитый, чуть поодаль лежала десертная ложка. И ничего больше. Резко Маттиас вспомнил, что в духовом шкафчике Клеменс хранил большие ножи; ещё тогда, когда он готовил ужин, ему это показалось странным, но теперь все было ясно: он оберегал себя от необдуманных спонтанных поступков во время наркотического опьянения.Надежда на долгожданное спасение придавала энергии. Тело метнулось к духовке, Маттиас вытянул руку и дёрнул ящик на себя. Отлично, все до единого тут! Хватая нож с белой ручкой, Маттиас со всей доступной ему силой вонзил его в пакет, делая разрез поглубже. Нож выскользнул из рук, и губы с нетерпением припали к леденящей крови.Первый глоток освежил мысли, второй избавил от тошнотворного головокружения. На десятом глотке Маттиас уже смог подняться на ноги, попутно поднимая второй пакет. Пустая упаковка отправилась на пол. Зубы вонзились в новую, уже с лёгкостью прокусывая. Глубокие жадные глотки. Каждая мертвая клеточка его тела получала долгожданную кровь, как ростки проросшей пшеницы получали свои лучи солнца. В доли секунды Маттиас оказался у ванной, с усилием проворачивая ручку. Дверь без труда открылась. Давя внутри себя страх, Маттиас подобрался к ванной. Клеменс лежал на боку. Его глаза были открыты, а взгляд уставлен в одну точку. Маттиас аккуратно взял его на руки и прижал к себе. Ему будет проще и быстрее самому добраться до больницы. Сейчас время шло уже на секунды.Он хладнокровно старался не думать о том, что сердце Клеменса не билось. Хладнокровно не желал его превращать в вампира, несмотря на собственную сытость и возможность удачного исхода. Это у него не спросили, хочет ли он. А Клеменс имел право выбора. И почему-то Маттиас был уверен, что для теперешнего Клеменса бессмертие стало бы самой жестокой казнью.—?Помогите! —?Маттиас хриплым голосом тут же обратился к медсестре в приёмной, как только толкнул входную дверь плечом. —?Мой брат вернулся с вечеринки, все было нормально, но потом он потерял сознание, кажется, у него передоз! Девушка, помогите, пожалуйста! —?голос Маттиаса громом раздавался в тихой приёмной отделения.Врачи, каталка, реанимация, куда Маттиаса не пустили. Все происходило слишком стремительно. Бледные руки дрожали. Хотелось заткнуть уши, не слышать каждое слово докторов за дверьми, каждый новый писк аппаратов, но нельзя было оставлять Клеменса сейчас здесь. Маттиас нервно потёр лицо ладонями. Стрелка круглых часов на стене двигалась смертельно медленно. Почему он не мог просто перемотать время вперёд, оказаться в будущем, где Клеменс обязательно жив, чтобы не ощущать этот удушающий страх. Ресницы опять были влажными. Если он не уберёг его, он не простит себе этого.Врач появился перед ничего не замечающим Маттиасом через бесконечное множество часов.—?Молодой человек… идите-ка вы домой.—?Доктор! Как он?!—?Тяжело, но уже стабильно. Угроза миновала. Вы очень вовремя оказались рядом… Мы спасём его, но организм слишком отравлен.—?Что… что вы имеете в виду?—?Десятилетиями придётся лечиться. И не употреблять. Ваш брат заядлый наркоман. Он уже не сможет остановиться, даже после специализированных клиник, уже проходили такое. У него слабое сердце. А после того, что было сегодня?— особенно слабое.—?Я все сделаю, чтобы помочь ему.—?Увы, тут от вас мало чего зависит. Идите домой. Приходите завтра. Мы не можем оставить вас в больнице на ночь.—?Можно я… взгляну?—?Нет. Вам нельзя туда. Мы переведём его из реанимации, тогда и посмотрите.Маттиас посмотрел на часы и понял, почему его ненавязчиво выгоняют. Он уйдёт сейчас, но обязательно вернётся к глубокой ночи, а может уже к утру. Пробраться в больницу не составит труда. Маттиас попрощался и на ватных ногах ушёл.