Часть 3 (1/1)
—?Может быть, ты поешь?—?Ты ничего не перепутал? —?белый порошок аккуратной дорожкой высыпался из зип-пакета на стеклянную поверхность журнального столика.—?Ты совсем не ешь третий день.—?Ты тоже,?— Клеменс достал карточку, нетерпеливо равняя белые дорожки.—?А… Ну да. Откровенно говоря, мне не нужна еда для существования.Клеменс резко поднял взгляд. Нет, его не заинтересовал образ жизни и существования этого недоумка. Как можно было забыть, что у него дико красивое тело? Бледная, фарфоровая кожа, чёрные длинные волосы. Чёрный и белый?— любимые цвета Клеменса. Это тело простаивало без дела, а могло бы послужить отличным развлечением.—?Сегодня день бойни. Хочешь пойти с нами?—?Нет. Лучше проведу время с пользой.—?Можешь заняться этим прямо сейчас. Я сделаю метадоновую дорожку между твоих лопаток. И начну своё ночное рандеву с неё. Твой запах станет приятным дополнением. Единственная причина, почему ты ещё здесь. Запах. Раздевайся.—?Нет.Ах, отказ, значит. Клеменс сжал зубы, откидывая банковскую карточку на край. Он склонил голову над столом, зажимая пальцем одну ноздрю. Плавный умелый вдох. Белый порошок туманной пылью моментально осел на слизистой и легких. На очереди была вторая дорожка. Третья?— на утро, для хорошего сна.Или нет. Нет. Сейчас. Агрессия жгучими осколками наполняла сознание. Этого было мало. Клеменс злился на себя, что он не мог поднять руку на этого… этого. Какие к чертям нравоучения? Для чего он вообще пытался заговорить? Сиди молча, раз позволили. Побить бы его раз хорошенько, проблем бы не было.Но не мог Клеменс. Не мог. Он воспринимал его иначе. Как не должен был воспринимать. Наркотик действовал, мысли начали отходить на другой план. Ну наконец-то. Он ждал.—?Ты передоз хочешь получить? Ты совсем что ли последние мозги пропил? Клеменс!—?Странно,?— Клеменс выдержал напряженную паузу. —?Я тебе не называл своего имени,?— три шага отделяли его от стоящего у окна юноши. Клеменс приблизился почти вплотную, задирая лицо вверх, чтобы поймать взгляд. Он же низкий. Ниже на голову. Расширенные зрачки напоминали бездну. Вся его душа?— темная бездна, где ничего не оставалось, кроме холода и одиночества.—?Я… На твоей карте оно написано.Клеменс дотянулся до ручки окна, повернув её на прямой угол и резко дёрнув на себя. Морозный воздух полоснул холодом по горячему лицу. Оживляюще. Он даже не терял мысль. Он думал о том, что было бы неплохо скинуть Рапунцель вниз. Третий этаж, внизу сугроб высотой почти два метра. Ничего с ним не случится, зато, быть может, перепугается и начнёт проявлять уважение.—?Это не моя кредитка. Там чужое имя. Я ее украл. Ты рылся в моих вещах?—?Нет.—?Если я узнаю, что ты переступил порог моей комнаты и, более того, трогал мои вещи, тебе не поздоровится.—?Я похож на человека, который будет рыться в чужих вещах?—?Ты не внушаешь доверия. Ты даже имени своего назвать не хочешь.—?Маттиас. Ты так уже звал меня… ну, тогда, в раздевалке. Так что давай для тебя я буду Маттиасом.Грубая рука замахнулась сразу же. Маттиас наблюдал за ней, как в замедленной съемке. Он мог без особого труда отскочить, увернуться, перехватить руку. В холодных глазах Клеменса была отчаянная боль. Чека сорвана.Громкая пощечина оглушила тихую гостиную.—?Убирайся. Отсюда. Вон.Голос буквально дрожал. Грудная клетка делала глубокие вдохи. Одно имя перевернуло всё.—?Клеменс…Он отскочил на несколько шагов, как ошпаренный, не желая ничего слышать. Маттиас. Это имя… Слишком больно вспоминать, кому оно принадлежало. Перед глазами опять пелена, но уже из-за слёз. Блять, ещё слёзы свои показывать ему не хватало. Клеменс широкими шагами направился в свою комнату. Дверь громко захлопнулась.Маттиас. Маттиас. Маттиас. Тёплые и очень нежные губы. Мягкие, вьющиеся волосы шоколадного цвета.Матти.Бледное лицо перекосило от гримасы боли. Вопль, но беззвучный, разрывал тело. Мурашки страха прокатились по неестественно прямой спине.Кладбище.Кладбище. Сильный дождь. Люди, облачённые в чёрное. Закрытый гроб. Запах мокрой земли и увядшей желтой травы. Клеменс совершенно не слышал звуков. Опять гул в ушах.Но ведь он же кричал. Он кричал, рыдал навзрыд. Отец оттаскивал его от гроба, что-то успокаивающе говорил, хотя Клеменс был уверен, что в его душе была не меньшая печаль. Хоронили племянника его жены, хоронили частого гостя их дома, полноправного и близкого члена их семьи.Хоронили весь мир Клеменса. Его душа осталась там, на шесть футов ниже, где-то глубоко под сырой землёй. С ним.Ему так больно. Так плохо. Улыбка мягких губ осталась только в воспоминаниях. Запах?— тоже. Он пах уютом, теплом, всегда бережно стиранной одеждой и сигаретами. Из колледжа теперь никто не встретит. Не поцелует. Не обнимет. Не прочитает, слегка смущаясь, несколько свеженаписанных строк. Не погладит ранним утром по щеке, не в силах сдержать порыв нежности, пока ещё все спали.Пусто.Уткнувшись лицом в собственные колени, Клеменс накрыл ладонями бритую макушку. Большой палец нащупал едва выпирающую артерию за ухом. Она часто сокращалась. А он даже не был уверен, что дышал.***—?Матти, ты что, меня спаиваешь? —?вопрос задан в шутку, ну кто сможет опьянеть от рюмки ликера в чашке горячего кофе?—?Тебе понравится сочетание вкусов,?— Маттиас с улыбкой добавил еще немного сливок и поставил чашечку кофе на стол,?— садись.—?А ты?—?Я же тебя обещал угостить. Это очень вкусно. Пей.Клеменс улыбнулся, ощущая тёплые ладони на своих плечах. Пальцы начали аккуратно разминать напряженные мышцы. Клеменс ощущал взгляд на своей светловолосой макушке. Он всегда смотрел так внимательно, рассматривал каждую мелкую чёрточку, одному ему заметную.—?Клеменс.—?Мммм… —?он откинул голову назад, затылком прижимаясь к торсу. Тепло. Будто бы изнутри. Клеменс не знал, из-за кофе ли это, из-за маленькой дозы ликера, ещё из-за чего. Его щеки уже горели. Они буквально полчаса назад уложили младшую сестру Маттиаса спать. Малышка Йоурун, навеселившись с братьями, уснула почти сразу, пока Клеменс с выражением читал ей сказку. Родители Маттиаса уехали по делам на несколько дней, поэтому этим вечером они совсем одни. Эта мысль вынудила Клеменса смутиться вновь. Как же хорошо, что кухню освещал только один светильник, расположенный над мойкой.—?Нравится?—?Да,?— Клеменс бережно сжал пальцы, которые пригревали его ключицу.—?Я про кофе.—?А,?— Клеменс опять смутился,?— я тоже про него. Нравится. Я уже почти допил,?— он залпом допил ароматный напиток, плавно вставая. Приятное тепло окончательно разморило тело. Клеменс взял чашку в руки и направился к раковине.Маттиас тихо подошёл и обнял его со спины. Пухлые губы робко зарылись в светлые шелковые волосы. Клеменс улыбался. Чашка уже скрипела до блеска, но он никак не мог прервать этот момент. Однако Маттиас, покрепче прижав его рукой к себе, другой забрал чашку из рук и поставил на самую верхнюю полку, а затем выключил воду.Дома так тихо.Клеменс повернулся к Маттиасу лицом. Его ладони все ещё мягко сжимали бока. Он только-только начал отращивать волосы. Мягкие локоны едва прикрывали уши. Густые темные ресницы отбрасывали тень на веки.—?Согрелся?—?Почти…Они оба понимали, чего хотят и что произойдёт, но смущались, как дети. Маттиасу едва исполнилось шестнадцать, Клеменсу?— пятнадцать. И он первый решился проявить инициативу. Миниатюрные ладони медленно легли на широкие плечи. Маттиас наклонился к сладким от кофе губам, мягко касаясь своими.Теперь Клеменс точно согрелся.Маттиас целовал глубже, не боясь пораниться о брекеты. Объятия стали крепче. Клеменс, такое миниатюрное существо, такое хрупкое, хотелось растворить его в себе, в своём тепле, дать защиту от всего мира, дать нежность. Маттиас ощущал все эти эмоции разом. Невинный поцелуй сводил с ума. Они братья, они двоюродные братья, в соседней комнате спала их маленькая сестрёнка, а они не могли больше скрывать себя. Они не хотели. Клеменс прикрывал глаза, целиком впитывая этот момент в себя. Он часто представлял себе свой первый поцелуй, но все вышло иначе. Лучше. Маттиас плавно отстранился, прижимаясь лбом ко лбу Клеменса. За окном шёл снег. С тех пор зима?— его любимое время года.***Клеменс резко вскочил с кресла, в котором сидел. Взгляд упал на часы. Ему пора, ребята уже ждут. Накидывая куртку в прихожей, он заметил, что в квартире он один.Может, оно и к лучшему.