Часть 6 (1/1)

Тайн оглядывается вокруг, широко раскрыв глаза, и поднимает взгляд вверх. Сотни лампочек мерцают у него над головой, пуская в танец цветные точки на лице. Как крохотные огоньки, которые находят свой дом в его сердце. У Типакорна лицо сияет неудержимым восторгом, а в сердце лишь застыла тишина. Он и вправду чувствует себя рядом с Сараватом, как дома. Его ненавязчивая забота, его сильные руки, его тёплый взгляд. Тайн всю жизнь мечтал о парне, с которым не придётся прятаться по углам. С ним хочется создать крепкую семью. Господи, Типакорн точно сошёл с ума, если думает о будущем с человеком, чья жизнь в опасности по его же вине.Сарават проводит подушечками пальцев по корпусу гитары, мечтательно прикрывая глаза. Сколько историй он рассказывал этой студии, сочиняя новые песни и с горечью напевая старые. Здесь живёт так много воспоминаний, светлых и тёмных. Но Гунтитанон впервые приводит в звукозаписывающую студию парня. Парня, который так много значит для него.—?У вас дома своя звукозаписывающая студия,?— Тайн с любопытством ребёнка осматривает аппаратуру и записи, аккуратно сложенные на столе. Он будто прикасается к таинству, к чужому миру, частью которого так сильно боится стать. Боится и одновременно жаждет всем сердцем. —?Это так круто.Ват останавливается у Типакорна за спиной, едва ощутимо коснувшись к его плечу. Будто живой ток по телу пускает. Тайн вздрагивает, крепко зажмурившись, и прижимает к груди согнутый кулак. Иногда ему бывает настолько страшно, что сердце пробивает стенки ребер в крошево. Сотни осколков вылетают на ладони, разрезая кожу до крови, и слов просто не остаётся. Но страшно не за себя, а за тех людей, которые так необходимы. Типакорн больше всего на свете боится терять людей. С каждым разом отпускать лишь больнее. Легче, как другим, не становится.Он?— узник судьбы, которую выбирали за него.—?Ничего удивительного, когда в твоей семье все играют на музыкальных инструментах,?— Сарават с мягкой улыбкой хлопает Тайна по плечу и уводит к дивану.—?Тогда почему твой отец пошёл в политику? —?Типакорн присаживается так близко, что его неспокойный взгляд ударяет по рёбрам. Ват смахивает с брюк невидимые пылинки, и его мокрые ладони прилипают к ткани. Ему хочется оттянуть момент, когда всё между ним и Тайном прояснится. Ему не страшно делиться с ним тайнами. Внутри точит червячок, что они слишком быстро узнают друг друга и разбегутся. Типакорн отводит взгляд, спрятав поалевшие щеки. —?Прости, это был бестактный вопрос.Сарават накрывает ладонью его коленку, и Тайн осторожно поворачивает голову. Смотрит из-под опущенных ресниц, как перепуганный котёнок. Он настоящий даже в своей наивной искренности, и Гунтитанону в нём это нравится.—?Я благодарен папе за то, что он позволил мне самостоятельно выбрать факультет,?— Сарават наклоняется к Тайну и кладёт голову ему на плечо. —?Пи’Пхакпхум, мой дедушка, без ведома папы отдал его документы на экономический и почти насильно отправил работать в свою компанию с восемнадцати лет,?— голос Вата хрустит тревогой, но рядом с Типакорном страх почти не ощущается. Он продолжает говорить, сглатывая сухой комок в горле. —?А папа всегда мечтал стать барабанщиком, у него даже своя группа в школе была, как у меня сейчас.Гунтитанон опускает голову, прижавшись ухом к груди Тайна. Тук-тук-тук. Звук его сердца звучит роднее всех песен, записанных в студии. Сарават написал не так много, но ещё никогда он не был так уверен в своих чувствах. В том, что человек рядом с ним, нужен по-настоящему. В том, что его будущее напрямую зависит от каждого дня, проведённого с Типакорном.Он слушает мерное дыхание Тайна, и студия будто погружается в хмельную дымку.—?Ты включишь для меня что-нибудь из новенького альбома? —?Тайн неожиданно выскальзывает из объятий Саравата, и тот с разочарованным вздохом падает на спинку дивана.—?Альбом?— это слишком громко сказано,?— Гунтитанон сонно потягивается, разминая плечи, и подходит к своему компьютеру. —?Мы записали только три песни, потому что я вечно придираюсь к мелочам.Сарават долго клацает мышью, пролистывая многочисленные файлы на рабочем столе, и Тайн не сводит глаз с его руки. Его тонкие пальцы, прозрачно-бледная кожа и серебряный браслет на запястье. Кажется, Тайн видел такой же у Пхуконга. Похоже на семейный талисман. Когда люди влюблены в музыку, каждый уголок их сердец источает любовь. Типакорн протягивает ладонь к руке Саравата, но в последний момент прячет руку за спину. Как влюбленный подросток на первом свидании. Почему он всё время забывает об отце? Почему он рискует жизнью Гунтитанона?—?Мне нравится, как ты играешь,?— боязливо шепчет Тайн, притаившись у Вата за спиной. Сарават слушает его нервные шаги, но почему-то не решается повернуться. Холодок пробегает по спине, как будто он заранее знает, что скажет Типакорн. —?Но мне нельзя задерживаться.Ват прокручивается на стуле, лихорадочно впившись пальцами в подлокотники.—?Твоему отцу вряд ли понравится, что ты провёл ночь в моём доме,?— Ват подходит вплотную к Тайну, смыкая ладони у него на пояснице. Держит почти невесомо, разглаживая большим пальцем линию спины. Обугливает каждый сантиметр души, привязывая к себе крепко-крепко.Типакорн даже не пытается вырваться из его рук. Больше не хватает сил сопротивляться.—?Он не должен знать о нас,?— Тайн доверчиво заглядывает ему в глаза и сгребает в горячие объятия. Сарават ещё не ощущал его так близко. Типакорн нашептывает сдержанно робко, едва зацепив губами мочку уха:?— О том, что мы общаемся,?— Тайн утыкается носом в ямочку на его плече, и Гунтитанон будто растворяется в бесконечно коротких секундах. —?Включай что-нибудь скорее, иначе я покраснею ещё больше.Сарават выбирает песню без колебаний и ещё крепче сжимает в ладонях руку Типакорна.Сыграй со мной в судьбу,Где только ты и я.Дыши, люби, забудь,Режь только по краям.Сыграй со мной в судьбу.Я буду твоим миром,Пожаром, градом, бурей.Твоим буду,СЧАСТЛИВЫМ.Сарават смотрит в заплаканные глаза Тайна, и ему не хочется искать правильные слова. Не нужны ни слова, ни признания, ни клятвы. Когда они здесь вдвоём, это навсегда. Пускай их ?навсегда? продлится как можно дольше.* * *Сарават отпивает глоток травяного чая и оставляет чашку на столе. Он забирается на подоконник, поджав под себя ноги, и приоткрывает окно. Сквозь узкую щель в кухню проникает свежий вечерний воздух, и небо выглядит ещё темнее. Будто кто-то разлил в вышине бирюзово-серую краску, брызнув черными мазками по краям. Гунтитанону нравится наблюдать за вечерним городом, когда бесконечная суета рассеивается, уступая дорогу тихим разговорам по душам в уютных кофейнях, прогулкам рука в руке по парку, семейным походам в кино или театр. В такие моменты, наедине со своими мыслями, Сарават ощущает себя частью живого мира, а не вселенной, раскинувшейся в его голове. Он так сильно свыкся с образом Ромео, что уже не разделяет, где его собственные чувства, а где продиктованные сценарием поступки и слова.Он даже не слышит, когда на кухню заходит отец. В домашнем халате и в очках, съехавших на краешек носа. Пи’Читтапон внимательно исследует содержимое холодильника, искоса поглядывая на сына, но тот чрезмерно увлечен видом, открывающемся из окна. Не часто отцу удаётся застать Саравата в подобном настроении.—?У вас это серьёзно? —?Пи’Читтапон наливает сок в стакан, и отчетливый плеск возвращает Вата в сознание. Он будто просыпается после долго сна, часто моргая. Такой растерянный и смешной, но грусть в его взгляде извергается кипящей лавой. Отцу хочется защитить своего сына, но трудно понять, от чего.Сарават спрыгивает с подоконника и залпом допивает остывший чай. В горле по-прежнему сухо от странного чувства, зажавшего сердце в тиски. Может, он по привычке надумывает много лишнего. Может, он выбрал слишком опасную дорогу. Но возвращаться назад нельзя. Не сейчас, когда всё предельно ясно.Он так боится потерять Тайна. Плевать, что с ним сделает Пи’Кулап.—?Ох, пап, как же ты меня напугал,?— Гунтитанон вытирает губы тыльной стороной ладони и наливает чай в пустую чашку. Отец не оставит его одного, если поймает тень сомнения во взгляде или тревожный страх. Он безошибочно читает его, как открытую книгу. Может, по глазам. Может, по выражению лица. Сарават спрашивает почти равнодушным голосом, подвинув чашку поближе к папе. —?Ты о ком?—?О твоём ночном госте,?— Пи’Читтапон присаживается за стол, указав одними глазами на соседний стул. Теперь Вату точно не убежать.Он послушно опускается рядом, сжав в ладонях пустую чашку, и переводит взгляд куда-то вниз. Кухня залита вечерним маревом, и Сарават прячет под её бархатным крылом свои докучные мысли. Можно отвести взгляд, но руки скажут за него. Дрожащие пальцы выпускают ручку чашки, и Пи’Читтапон со строгим видом кладёт очки на стол.Ват чувствует, как его пристальный взгляд заползает за горловину футболки, оставляя горячие следы-ожоги. Отец никогда не вытягивает из него болезненных признаний, потому что Сарават выкладывает сам, как на духу. То, что бередит душу. То, в чём сомневается и бесконечно путается. То, что для него важнее всего. Пи’Читтапон выслушивает до конца, не перебив ни словом, ни взглядом, и за это Ват будет благодарен ему до конца своих дней.Но в этот раз говорить труднее. Тайн в жизни Саравата относительно недавно, а проник глубоко-глубоко. Под бесчисленные слои тканей, в охваченные пламенем вены, в сердце, которое будто всю жизнь принадлежало лишь ему.—?Как ты узнал? —?Ват до хруста сжимает пальцы в кулак и ударяет лбом о стол. Он снова прячет голову в песок, чтобы закопать свои чувства ещё глубже. Дурацкая привычка с детства, когда впервые заинтересовался парнем. Тогда он был ребёнком и не разбирал, как себя вести. Но спустя годы как будто ничего и не поменялось. Тот же маленький мальчик учится любить, и чем сильнее его любовь, тем больше увечий она наносит. Сарават поднимает голову, смахнув со лба капли пота, и осторожно заглядывает папе в глаза. —?Он пришёл поздно ночью, когда все уже спали.—?Ты слишком громко тарахтел чашками на кухне, когда я заходил в ванную,?— Пи’Читтапон с примирительной улыбкой гладит его по плечу и наливает ещё одну чашку чая. Сыну сейчас нужно успокоиться, а он побудет рядом, как и всегда. Плечом к плечу, не ковыряя в душе острыми вопросами. —?И ты не пьешь кофе с молоком, тем более в два часа ночи.Встрепенувшись, Сарават выскакивает из-за стола и подходит к окну. Он проводит ладонью по стеклу, рисуя указательным пальцем кривую линию, и прикрывает глаза. Прохладный воздух ерошит волосы, но душные мысли сдавливают горло удавкой. Хочется вырваться на улицу, под покров засыпающего неба. Только ему Ват сотни раз признавался в своих слабостях.Гунтитанону так хочется отдать свою свободу в руки Тайну.—?Мама знает? —?Сарават бросает через плечо растерянный взгляд, и Пи’Читтапон отпивает глоток горячего чая.—?А должна? —?отец подмигивает Вату, не отрывая губ от чашки. Как ему только удаётся быть таким спокойным? Всегда с учтивой улыбкой, без искрящегося напряжения во взгляде и порывистых движений. Иногда Сарават задумывается о том, что они с папой слишком разные.Наверное, отца закалила работа в политике. Происки конкурентов, нездоровая борьба и кипы потерянных денег. Пи’Читтапон научился преодолевать трудности и мириться с проигрышами, но никогда не сдавался. Так почему Сарават должен предавать себя?—?Боюсь, он тебе не понравится, когда ты узнаешь его имя,?— Ват скрещивает руки на груди, уткнувшись хмурым взглядом в очки отца.—?Как можно судить о человеке, которого никогда не видел? —?Пи’Читтапон натягивает очки на переносицу и как можно туже завязывает халат. Он без остановки крутит в ладонях чашку, и Сарават на ощупь находит сокращающуюся линию пульса на шее. Зримой угрозы в действиях папы не видно, но сознание подбрасывает кроваво-черные картинки. Отец придёт в бешенство, когда узнает правду. Но дороги назад уже нет, сейчас или никогда. Пи’Читтапон направляется к мойке, неловко пожав плечами. —?Если не хочешь, можешь не рассказывать.Пока отец моет чашку, Ват про себя считает до десяти. Ему хватит десяти секунд, чтобы признаться в том, что выбрал неправильного человека? А сколько времени ему понадобится, чтобы уговорить Пи’Читтапона не забирать у него Тайна? Наверное, целой жизни будет мало.—?Это Тайн, сын мэра,?— едва слышно выдавливает Сарават, затаив дыхание. Он вцепляется в спинку стула, чтобы не упасть, и следит за каждым движением отца.Плеск воды резко затихает, и Пи’Читтапон ставит мокрую чашку на кухонную поверхность.—?Почему ты так на меня смотришь? —?он спокойным шагом возвращается за стол, краем глаза посмотрев на экран телефона. Сарават боится пошевелиться, будто ему дубовую доску к спине прибили. Пи’Читтапон лишь обводит его задумчивым взглядом, задрав подбородок. —?Неужели ты думаешь, что я запрещу тебе с ним встречаться?Голос отца режет по горлу холодным металлом. Он будто разочарован или обижен, но в глазах ни следа злости. Только легкое замешательство, смешанное со страхом. Чего ему бояться?—?Пап, он так сильно мне нравится,?— Ват со скрипом отодвигает стул, ухватив Пи’Читтапона за локоть. Он рассказал бы отцу обо всём, но тогда и его подвергнет опасности. Тогда и его втянет в хлипкое болото, из которого невозможно выбраться живым.Любовь никогда не приносит абсолютного счастья, если её не выгрызать зубами. Сквозь кровь, пот и слёзы пойдёт и Гунтитанон, чтобы спасти человека, который годами грезил о свободе.Любовь?— это умение терпеть.Любовь?— это умение преодолевать боль.Любовь?— это свобода души, которая навеки отдана другому человеку.—?Я рад, что ты рассказал мне,?— Пи’Читтапон выдавливает слабую улыбку, но его лицо говорит о другом. О старой ране, которая снова кровоточит. Отец говорит сбивчивым шепотом, и Ват еще крепче сжимает его руку. —?Кулап Типакорн?— плохой человек. Не позволяй ему вмешиваться в ваши отношения, если Тайн по-настоящему тебе дорог,?— отец неожиданно обнимает его, хлопая по спине, и Сарават широко распахивает глаза. —?Пообещай, что я узнаю первым, если Кулап тронет тебя хоть пальцем.—?Обещаю,?— Ват обнимает Пи’Читтапона в ответ, и липкий страх медленно его отпускает.Они с отцом всегда были одинаковые в одном. Страх потерять близкого человека. Но Сарават не откажется от чувств, которых ещё никогда не испытывал. Важнее попробовать и упасть от сильного удара, чем не попробовать совсем.Попробовать быть счастливым. Об этом Гунтитанон мечтал с тех пор, как впервые увидел Тайна.* * *Тайн откусывает кусок сэндвича, опускаясь на ступеньки рядом с Сараватом. Он не произносит ни слова, будто боится спугнуть мысли Гунтитанона. Такой сосредоточенный и серьёзный. Наверное, Тайн ещё никогда его таким не видел, если не считать парные репетиции. Сарават нечасто выпускает наружу себя настоящего, заботливого и открытого. Фарфоровая маска на лице?— его непробиваемый щит. В борьбе с окружающим миром или с самим собой? Иногда в его взгляде топится так много печали, что Типакорн бросается его спасать. Неловкой шуткой, заливистым смехом или щенячьими глазками, которые Тайну так умело удаётся строить. Иногда они просто не замечают того, что происходит вокруг, но друг без друга они просто неполноценные. Это не выдумка и не преувеличение.Сарават следит за его пальцами, и Тайн стыдливо отворачивается. Никак не привыкнет к настойчиво-пронизывающему взгляду, который обволакивает каждый участок его тела. Лицо, плечи, руки. Гунтитанон выпивает Тайна без остатка. На губах Ват всегда задерживается дольше, но в этот раз его глаза отдают холодом. Обжигающе морозным, пробивающим насквозь каждый нерв, каждую жилу.—?Почему ты так на меня смотришь? —?Типакорн медленно поворачивает голову, спрятав сэндвич в рюкзак. Если бы он встретил Саравата впервые, он бы бурыми пятнами покрылся от неловкости. Ни один из тех парней, с которыми Тайн встречался в школе, никогда не позволял себе таких откровенных взглядов. И дело вовсе не в похабном желании затащить Типакорна в постель. Ват хочет другого, серьёзного и настоящего.У них с Тайном одна мечта на двоих.—?Ты был невероятный,?— Сарават прилизывает ладонью взмокшую чёлку, и его рука неожиданно оказывается на холодной ступеньке. Каждая борозда на бетоне отпечатывается дегтярно-черным росчерком неба на коже. Раскрываешь ладонь?— и вечерний небосвод обрушивается в твои руки. Кажется, Гунтитанону больше ничего и не нужно. Только прозрачно-тёмное небо и Тайн рядом.У него улыбка на губах вспыхивает искрой, гаснущей во мгле уже в следующее мгновение. Тайну и вправду нечасто удаётся её поймать, как сияние падающей звезды. Такая короткая и невесомая. Но когда улыбка предназначена только ему, Типакорн перестаёт сомневаться. Он сделал правильный выбор.—?До тебя мне ещё очень далеко,?— Тайн двигается ближе, едва зацепив кончиками пальцев ладонь Саравата. У него кожа холодная, как бетон, и Типакорн не в силах перестать думать о прикосновении. Как будто счёт идёт на минуты, и без одного едва ощутимого касания он не справится.Наверное, все влюбленные сходят с ума.Но о влюблённости не говорят после второй недели знакомства. А когда сердце упрямо верит в то, что вы знакомы всю жизнь, играть по правилам не выходит. Что вообще значит это заковыристое слово ?игра?? Человек играет в поддавки со своей совестью, чтобы уберечь себя от боли. Но боль не делится на черное и белое. Она живёт внутри каждого, стоить лишь край раны содрать.Гунтитанон расплывается в улыбке, недовольно мотнув головой, и поднимает взгляд к небу. Тайн одним указательным пальцем проводит по тыльной стороне его ладони, будто проверяет температуру, и ощущает лопающиеся под кожей искры. Сотни маленьких пожаров взметаются вверх и гаснут в одночасье у Типакорна на глазах. Тонкая полоса живым пламенем охвачена, а рука по-прежнему ледяная. Тайн не находит нужных слов.—?Ты правда затмил всех,?— Сарават мягко дотрагивается до его подбородка, и Тайн впивается пальцами в его бедро. Один короткий взгляд переворачивает землю под ногами. Лишь бы время остановилось, и они провели наедине ещё не один вечер. На холодных ступеньках, под открытым небом, в одной спальне, неважно где. Типакорн сжимает его ладонь в своих теплых руках, и Ват переводит взгляд на его губы, уже в который раз за вечер. —?Так чувственно пел о любви, что я едва не пропустил свой выход на сцену. Все только на тебя и смотрели. Я думал, у Пи’Мила челюсть отвалится,?— Сарават оставляет отпечаток губ на его прозрачно-бледных костяшках. —?В какой-то момент я поверил, что ты признаёшься в любви мне, а не Ромео.—?Ты знаешь, я ведь правда думал в тот момент о тебе,?— серьёзным тоном протягивает Тайн, положив голову Гунтитанону на плечо. Он вдыхает знакомый запах, и так тепло в груди становится, когда Ват так близко. В такие моменты он не боится, потому что никто другой ему не нужен. —?Спасибо тебе.Сарават треплет его волосы, пропуская мягкие пряди сквозь пальцы, и улыбается. Так широко, как ребенок, получивший на день рождения заветный подарок. Когда-нибудь закончится их вечер. Когда-нибудь им придётся разойтись по домам.Но только не сейчас.Он хочет сохранить запах Тайна на своей коже, чтобы не рвать сердце воспоминаниями о нём. Не мечтать прикоснуться к нему, а держать крепко-крепко, что есть силы.—?За что? —?Ват утыкается лбом в затылок Типакорна, прикрыв глаза.—?За то, что ты всё ещё рядом,?— едва слышно шепчет Тайн, взяв его за руку. Для него так важно, чтобы Сарават почувствовал хоть крупицу его чувств. Чувств, которые всё ещё трудно расшифровать, но так легко сгореть в них заживо. Типакорн резко поднимается и спрыгивает со ступенек на асфальт. —?Обычно парни сбегают, как только на горизонте появляется Пи’Кулап. Стоит людям моего отца пригрозить им несколько раз, парни разбегаются, как крысы из тонущего корабля,?— он останавливается посреди улицы, крепко зажмурившись. Его голос ломается глухим треском, оседая черным налётом пепла в горле. —?Чёрт, я ведь и есть этот тонущий корабль.Тайн торопливым шагом двигается вперёд, и Гунтитанон ловит его за руку.—?Не говори глупостей,?— Сарават разворачивает Тайна к себе, ухватив его за воротник, и смахивает с его плеч невидимые пылинки. Он просто не может позволить Типакорну уйти с грузом мрачных мыслей. —?Я хотел бы посмотреть на парня, который в здравом уме уйдёт от тебя.—?Ты правда так думаешь? —?Тайн наклоняется так близко, что Ват чувствует его горячее дыхание на губах. Снова представляет их поцелуй, терпкий и пылкий. Такой же, как в его сне. Но грань между сном и реальностью слишком тонкая, чтобы перерезать нить. Что, если поцелуй всё только разрушит?Типакорн нерешительно поднимает взгляд, спрятав дрожащую ладонь в кармане брюк.—?Я не уйду, что бы не говорил твой отец,?— Сарават сжимает его ладонь и подносит к губам. Одно признание заменяет клятвенное ?Я люблю тебя?. Один взгляд пишет целую историю, которая начинается здесь и сейчас.История любви, у которой заведомо не было права на существование. Но Сарават и Тайн полюбили друг друга по-настоящему. Может, в этот вечер. Может, намного раньше. Но главное?— вопреки междоусобицам родителей и грязным слухам. Делать ставки в игре с судьбой бесполезно.