Часть 4 (1/1)

Тайн второй раз в жизни садится в городской автобус. С шести лет его возил водитель на дорогой машине, и маленький Типакорн постоянно пропускал городские пейзажи. Высокие дома пролетали за стеклом в одно мгновение, и только сигналы машин визгливой трелью проносились в ушах. Тайн не помнил ничего, кроме элитной школы и вереницы кружков, которые отняли его детство. Теперь, спустя долгие годы, он снова чувствовал себя обычным человеком. Большой автобус, шумная компания его друзей-актёров и задумчивый Сарават на соседнем сидении. Всё выглядит слишком привычно, чтобы оказаться правдой.Сарават откидывается на спинку сидения и прикрывает глаза. Трудно догадаться, о чём он думает именно в этот момент, когда Типакорн так близко. Их коленки постоянно сталкиваются, и Тайна будто током прошибает. Они с Ватом ещё и словом не обмолвились с того момента, как Пи’Мил принудительно усадил их на соседние сидения. Они и на репетициях не слишком охотно болтают, не то чтобы проехать бок о бок сто километров. Одному из них точно понадобится успокоительное, а другому?— бутылка самого крепкого алкоголя.Тайн искоса поглядывает на Гунтитанона, протирая ладонью пыльное стекло, и горло сводит болезненным спазмом. Из груди рвётся пучина слов и одновременно ни одного. Каждый звук запекается в горле горящим воском, сдирая стенки в кровь. Едва хватает силы сделать вдох, и дорога за стеклом расплывается серой лужей. Тайн снова нуждается в Саравате. После той сцены на репетиции они с Ватом сблизились. Разве Сарават не почувствовал то же самое? Разве Тайн не заслужил дружескую беседу?—?Мне так неловко, что из-за меня всей труппе пришлось ехать за город,?— Типакорн вертится на сиденье, как уж на сковородке, и его напряжение сводит Вата с ума. Он чувствует свою вину за то, что заставил Тайна пойти против воли отца. За то, что втянул его в постановку сомнительного содержания, поставив под угрозу репутацию его семьи. За то, что позволил самому себе даже посмотреть в его сторону. Разве этого Ват хотел, когда соглашался играть в мюзикле?Он хотел проверить свои чувства на прочность, когда Типакорн будет совсем близко. Это была плохая идея.—?Не волнуйся, ты ни в чём не виноват,?— Сарават мягко улыбается, мазнув осторожным взглядом по лицу Тайна. Типакорн такой искренний и невинный в своих эмоциях. Краснеет от неловкости, путается в словах и слишком часто отводит взгляд. Но он теплый, как солнце, и невесомое сияние исходит из его сердца. Вату так хочется утонуть в нём с головой. Тайн хлопает длинными ресницами, а у Саравата заканчиваются силы говорить. —?Артисты постоянно приезжают на эту базу перед концертом,?— выдыхает он, разминая плечи. —?Мы тоже отдохнём немного и подучим слова песен.Типакорн вдруг отрывается от спинки кресла и c победной улыбкой поворачивается к Вату. В его глазах искры россыпью играют, а у Саравата немеют ладони. Ещё несколько дней назад он в одиночку давился странным чувством, проснувшимся в груди, а теперь правила игры изменились. Они с Тайном будут вместе двадцать четыре на семь, и Гунтитанон не уверен, что выдержит.А если ничего не получится? Что, если Тайн снова уйдёт?—?Ты снова улыбаешься,?— Типакорн мечтательно подпирает подбородок кулаком, и Сарават почти смущён его цепким взглядом. Они провели в дороге не больше десяти минут, а Ват уже купается в его внимании. Его сияющие глаза, его пухлые губы, его воздушная улыбка. Такое странное чувство, будто Тайн всегда ему нравился.Черт, их отцы глотки друг другу перегрызут, когда узнают. А Гунтитанон уже не видит дороги назад.—?Что значит ?снова?? —?Сарават удивлённо поднимает бровь, скрестив руки на груди. Актёр из него никудышный, когда в сценарии не выходит отыскать нужную реплику. Потому что у жизни не существует сценария. Люди подчиняются обстоятельствам, совершают ошибки, теряют людей, но они беспомощны перед силой любви. Кажется, Ват забегает наперёд, но ему не страшно впускать Тайна в свою жизнь.—?Когда мы собирались на репетициях, ты мало с кем разговаривал и никогда не улыбался,?— Тайн смотрит в окно, разглядывая ускользающие дома, улицы и людей. Когда до выбора остаётся одна секунда, ты не боишься допустить ошибку. Ты боишься предать самого себя. Так, как Типакорн разрушал себя последние годы.Осенний город другой, будто природа отдаёт каждому человеку кусочек своего тепла. Холода укроют улицы ещё не скоро, но лютые морозы не страшны тем, у кого в груди дрожащий огонёк пробивается под рёбрами. Тоненький лучик, который набирается сил и оживает мятежным пожаром. Сарават уже давно носит в левом подреберье чувство, с которым не выходит бороться. Тайн?— его пожар, его погибель и спасение.Лишь бы Типакорн не пострадал в его негасимом пожаре.—?Тебе показалось,?— Ват прячет поалевшие щеки, но Тайн замечает его дрожащие пальцы. Глупая улыбка будто намертво приросла к его губам, и ему найти способ сбежать ближайшие два часа. Они вдвоём заперты в автобусе, будто птицы в клетке. Но на самом деле Гунтитанон никогда и не искал свободы. Он жаждал отдать кому-то всего себя, без остатка.Разве он встретит кого-то лучше Типакорна?—?Неправда, ты не умеешь врать,?— Тайн недовольно качает головой, но уголки рта растягиваются в мирной улыбке. Сарават ещё никогда не видел его таким открытым и счастливым. Наверное, земля кверху дном перевернулась. Наверное, родители Тайна и Вата вдруг перестали ненавидеть друг друга.Люди так быстро не меняются, но Типакорн отыщет причину. Причину своей нежданной улыбки. Причину легкости в груди. Причину светлых мыслей, которые почти всегда были заняты отцом и его указаниями. Всё вдруг заиграло яркими красками, пряча свинцовые тучи в вышине и уступая место солнцу, палящему затылок.Тайн ловит улыбчивые лица прохожих за окнами автобуса, и ему хочется улыбаться ещё шире.—?Ты меня совсем не знаешь, Тайн,?— Сарават откидывает чёлку, упавшую на глаза, и всовывает в уши наушники. Типакорн не раз замечал его с текстом песен в гримерке, когда все расходились по домам. Он напевал припев из своей партии, качая головой в такт музыке, а правый наушник постоянно выпадал на плечо.Так странно, что Тайн сейчас об этом вспомнил. Он привык не замечать людей вокруг, потому что его отец мог навредить самым близким из них, чтобы добиться абсолютного послушания сына. Типакорну не хотелось думать о том, что гнев отца коснётся и Саравата.Только не он. Только не сейчас.—?Я хочу тебя узнать,?— едва слышно произносит Тайн, боязливо стиснув ладони.Ват резко выдергивает из уха наушник, встряхнув лохматой чёлкой. Его взгляд как магнитом приковывает, связывает, очаровывает, но Типакорн почему-то только на его губы смотрит. Потрескавшиеся, сухие, холодные. Откуда Тайн может это знать? Температура прикосновений Саравата?— тёмная тайна для него. Но её так сильно тянет разгадать…Они больше не разговаривают, и уже через полчаса Гунтитанона одолевает беззаботный сон. Он даже не замечает, как его голова уверенно умащивается у Тайна на плече. У Типакорна всю дорогу не получается избавиться от дурацкой улыбки.* * *Тайн очарован голосом Саравата, и каждый день рядом с ним наполняется смыслом. Сколько дней они провели на базе отдыха? Два? Пять? Десять? Всего лишь три дня, а Типакорну хочется запечатать в памяти каждый момент, каждый взгляд, каждое прикосновение. Простые мелочи вдруг обрели смысл, хотя ещё вчера только учёба имела для Тайна значение. Как будто от среднего балла зависела его жизнь. На самом деле так и было. Он цеплялся за то, что красной нитью вело его к будущему. Теперь завтрашний день снуёт перед глазами Типакорна расплывчатым пятном. Что он сделает завтра? Что будет между ним и Сараватом?Тот, у кого открыто сердце нараспашку, в силах снести любую стену. Наверное, и Тайну хватит смелости.Гунтитанон исполняет песню из репертуара своей группы, и окружающих как будто не волнуют её слова. Неважно, что эта песня никак не связана с мюзиклом ?Ромео и Джульетта?. Неважно, что Сарават в черной косухе больше похож на рок-музыканта, нежели на современного жителя Вероны. Мир не крутится вокруг постановки Пи’Мила. У них в руках только хрупкое ?здесь и сейчас?, которое каждый в праве выстроить по-своему.Мил наклоняется к Тайну как можно ближе, чтобы другие не услышали его голоса. Взгляд у него тёмный, обеспокоенный, но слабая улыбка, приклеенная к губам, снижает градус напряжения. У Типакорна по-прежнему ком в горле стоит после услышанной песни, а Пи’Мил уготовил очередной серьёзный разговор.Почему Тайн не может отвести от Саравата взгляда?—?Ты знаешь старинную легенду этой базы? —?молвит он полушёпотом, поджав ноги под себя. Типакорн больше не узнаёт в нём требовательного преподавателя. Растрепанные волосы, воспалённый блеск глаз и руки, которые Мил лихорадочно прячет.Пхуконг мирно дремлет на противоположной стороне дивана, как будто весь мир проходит мимо него. Толпа гомонящих друзей, которые так давно мечтали вырваться из городской суеты. Его старший брат на сцене, который рвёт душу своим щемящим голосом. Тайн краем глаза поглядывает на спящего Пхуконга, скрестив руки на груди, и думает о чём-то своём. Он и сам не прочь проспать несколько дней, недель или месяцев, чтобы его жизнь вернулась в прежнее русло. Без мучительного контроля отца. Без угнетающих претензий и приказов. Будто без конца ходишь по лезвию ножа, крепко зажмурившись, и прячешь руки в карманы. Лишь бы не сорваться вниз. Лишь бы выстоять до конца.В чём заключается его конец? Спасительный глоток свободы или погибель в цепких лапах чужой жизни, которую выбрали за него?—?Какую ещё легенду? —?Тайн переводит удивлённый взгляд на Пи’Мила, положив голову на спинку дивана. Он всего на мгновение прикрывает глаза, и мягкий голос Саравата эхом разносится в голове. Ему ещё никогда не было так уютно в компании малознакомых людей. Ещё вчера Типакорну казалось, что с этими ребятами его объединяет только сцена, а теперь он видит намного больше. Каждый из них устал от привычной жизни и сбежал на эту базу отдыха только с одной целью. Чтобы ощутить себя частью коллектива, в котором для тебя всегда будет место.Кажется, Тайн нашёл своё место среди них. И его новых друзей совсем не интересует содержимое его кошелька. Так странно, но это действительно так.—?Её придумали жители этого посёлка, когда базу только построили,?— Пи’Мил сонно потягивается, хрустя плечами, и проводит угрюмым взглядом силуэт Саравата на сцене. Типакорну весь вечер кажется, что Мил следит за ими обоими. Его холодный голос расплывается облаком дыма под потолком, и у Тайна дрожь пробегает по коже. —?Кто-то считает эту историю выдумкой, но многие люди верят.Он обнимает себя за плечи, вытянув ноги вперёд. Фоновый шум перерастает в навязчивый писк в ушах, и морозный страх парализует всё тело. Тайн будто снова возвращается в город, в свой дом, в котором всё для него чужое. Но по-настоящему чужой для него в родных стенах только один человек. Тот, кого он называет отцом.Типакорн окидывает взглядом лампу над головой. Её тусклый свет рябит черными полосами перед глазами. Гаснет и уже через мгновение вспыхивает так ярко, что у Тайна пекут глазницы. Напоминает сцену из какого-то низкопробного фильма ужасов.—?Что за история, Пи? —?Пхуконг неожиданно поднимает голову, выглянув из-за плеча Тайна. Его сонные глаза охвачены неудержимым интересом, а на щеке узором пробиваются вмятины от подлокотника дивана. Типакорн с улыбкой уступает ему место рядом с Пи’Милом. Но тяжелые мысли почему-то не отпускают.Ему так хочется, чтобы Ват сейчас был рядом с ним. Прямо, как Пхуконг с Милом.—?Говорят, много лет назад здесь останавливалось два парня из Паттайи, Корн и Нок,?— Пи’Мил осторожно накрывает ладонью руку Пхуконга, чтобы другие студенты на заметили, и снова поворачивается к Тайну. Слишком бледный, слишком взвинченный. А Мил ещё и половины истории не рассказал. —?Кажется, они были актёрами или что-то вроде того. Когда парни приехали на эту базу отдыха, они почти не знали друг друга. Корн и Нок дни и ночи напролёт репетировали, пока не пришло время возвращаться в город,?— Пи’Мил судорожно сглатывает, теребя воротник рубашки, и Пхуконг растерянно жмётся к его плечу. Тайн немигающим взглядом смотрит на сцену, где всё ещё звучит волнующий голос Гунтитанона старшего. Мил неожиданно выпускает руку Пхуконга. —?Тогда Корн признался Ноку в любви, и тот от неожиданности свалился с моста в реку.Песня Саравата обрывается последним аккордом, и зал разражается громовыми аплодисментами. Талант Вата почитают не только ребята из его группы. Каждый второй в университете хоть раз в жизни слушал его произведения. Не потому, что вынудили. Не потому, что случайно наткнулись. Потому, что песни у Саравата всегда выдраны глубоко из сердца. Чувства, вырванные с корнем и обретшие форму в строчках. Оказывается, Тайн никогда не знал настоящего Гунтитанона.Под густой стеной аплодисментов прорывается шепот Пхуконга, и Тайн пропускает вздох.—?И что случилось потом? —?Гунтитанон младший лихорадочно трясёт руку Пи’Мила, но тот почему-то не сводит глаз с Тайна. —?Корн его спас?—?Нет, он не смог,?— Мил ледяной рукой вцепляется в запястье Пхуконга, и тот едва не вскрикивает от боли. Типакорн поднимается на ноги, стирая ладонью капельки пота на виске, но слова Пи’Мила колокольным звоном гремят в голове. Спину царапает ощутимый порыв ветра, и Тайн резко оборачивается. Никого, в зале почти никого не осталось. —?В тот же день Корн спрыгнул с обрыва и разбился насмерть.Тайн крепко зажмуривается, и сердце сжимается в комок. Каждым словом-иглой Мил резал его раны, а Типакорн так не почувствовал, что за ним уже давно ходит прозрачно-бледная тень. Зарубцованные обиды сменяют новые, пуская корни глубоко в сердце. Как с ними справится? Наверное, правильного ответа не существует.—?Зачем ты всё это рассказываешь? —?через силу выдавливает Тайн, едва сдерживая слёзы.Сарават машет ему со сцены, но Типакорн видит только кружащиеся перед глазами цветные пятна. Будто кто-то плеснул в лицо горячей крови или красного вина. Каждая капля липкой боли впиталась под кожу, и Тайну не хватит сил её выдержать. Он приехал на базу отдыха не за этим.Если Типакорн снова упадёт в грязь, он больше не поднимется…—?Легенда гласит, что всех влюбленных, которых судьба свела на этой базе, ждёт только один финал,?— Пи’Мил подступает вплотную к нему и протягивает ладонь к его плечу. Или сил не хватает коснуться, или горло сдавило виной. За те слова, которые он не должен произносить, но промолчать уже не в силах.Тайн содрогается всем телом, прикрыв глаза, и делает шаг вперёд. Он больше не видит Вата, который ещё минуту назад блистал на сцене. Темнота накрывает веки черным бархатом, и он летит в пропасть. Непроглядную, бездонную, вязкую. Он барахтается в агонии, тянется к берегу, но там его никто не ждёт. Пустынно-сырое небо и солнце, навсегда погасшее над его головой.Тайн не хочет услышать финал, потому что каждая история в его жизни обрушивается руинами.—?Какой? —?выдавливает он хриплым голосом, ухватившись за край дивана. Ещё мгновение?— и он рухнет на пол каменной скалой. Рассыплется на куски, развеется горстью гравия под ногами у тех, кто когда-то значил для него всё и даже больше.Почему Саравата нет рядом? Куда он пропал? Неужели бросил, как все остальные?—?Или любовь на всю жизнь, или смерть,?— Мил чеканит свинцовым голосом, спрятав руки за спину, и огорченный взгляд Пхуконга упирается в лопатки. Гунтитанону младшему не стоило слушать эту легенду, потому что он слишком уязвимый. Пи’Мил сумеет его защитить, а получится ли у Тайна довериться Вату?Пхуконг встряхивает головой, выискивая в темноте своего брата. Опустевший зал встречает его прохладными объятиями, но уже через мгновение возле сцены проскальзывает знакомая макушка. Пхуконг машет ему пятерней, жмурясь от лучей прожектора, прорезающих тьму, и поглядывает искоса на Пи’Мила и Тайна.?Любовь на всю жизнь или смерть…??— как последние секунды до взрыва…—?Сарават, иди к нам,?— Пхуконг бросается ему навстречу, но Сарават едва лбом в него не врезается. Запыхавшийся, взъерошенный, нервный. Если ухватит за шиворот, живого места на теле не оставит. Пхуконг так и не разобрал, насколько сильно его брат привязался к Типакорну.Ват разгоряченно оглядывается по сторонам, стиснув в руке манжет на рукаве брата, и ткань хрустит, плавится под его пальцами. Пучок ниток незаметно опадает на пол.—?Где Тайн? —?Сарават со злостью бросает гитару на диван.Разве может быть что-то важнее любви? Музыка не заменит того, что ты чувствуешь наедине с человеком. Его улыбку, его тепло, его внимание. Ты можешь разделить с ним свою жизнь, а гитара?— лишь музыкальное сопровождение для самых памятных моментов. Лишь бы счастье не покидало Тайна Типакорна.—?Только что был здесь.Только что Сарават был счастлив видеть в зале того, без которого не представляет ни дня. Только что Ват ловил жгучий огонь в его глазах, влекущий их друг к другу. Но Тайн исчез, и он не потеряет его снова. Больше никакой игры на сцене. Больше никакой лжи глаза в глаза. Ват хочет любить по-настоящему.Любить Тайна, а не Ромарио.* * *Сарават поправляет воротник на рубашке Тайна, но тот неотрывно смотрит куда-то себе под ноги. Его щёки охвачены багряным румянцем, а дрожащие ладони едва удерживают микрофон. У него нет права провалить заключительную репетицию на базе отдыха, иначе Пи’Мил прогонит его взашей. Не так давно Типакорн из последних сил хватался за любую возможность покинуть предстоящий спектакль, чтобы не осквернить лицо перед строгим отцом. Теперь ему хотелось только одного?— доказать Пи’Милу, Саравату и прежде всего себе, что он достоин своей роли, что талант в его крови. Сердце скрипело от одной только мысли о том, что Тайн навредит Вату. Гунтитанон был единственным, кто поверил в него, кто не позволил ему так просто сдастся. Тайн ни за что не разочарует его.—?Ты выглядишь так, будто сейчас упадёшь в обморок,?— Сарават несильно сдавливает его плечо, и Типакорн поднимает растерянный взгляд. Одинокая капля пота стекает по виску, и Тайн лихорадочно встряхивает головой. Он не сойдёт с этого места, пока сердце в груди не успокоится. Иначе все старания и бессонные ночи, проведённые над сценарием, коту под хвост.Ват целую неделю не отходит от него, и Тайну кажется, будто они знакомы сто лет. Даже подумать страшно, что завтра они вернутся в Бангкок и снова будут обходить друг друга стороной в шумных коридорах университета. Пускай будет проклят тот, кто поведал всему миру о вражде мэра Типакорна и Гунтитанона старшего.—?Завтра мы возвращаемся в Бангкок, а я завалил почти все репетиции,?— дрожащим голосом произносит Тайн, прижав микрофон к груди. Он не чувствует ни рук, ни ног, будто весь мир утонул в пронзительном взгляде Саравата. Пока Ват на него смотрит, он ещё держится в сознании. Пока ладонь Гунтитанона накрывает его плечо, Тайну не нужно бояться.Сарават подхватит, если он споткнётся. Его верный Ромео, полный решимости и всепрощающей любви.—?Кто тебе это сказал? —?Гунтитанон едва ощутимо касается его подбородка, мазнув по горячей щеке ледяными пальцами. У Вата всегда холодные руки, потому что его сердце?— яростный пожар. В нём сгорели заживо люди, которые ушли без объяснений, его острые слова, брошенные невпопад и без сожаления, его чувства, которые так искусно прятал годами. Сарават умеет быть холодным, но Тайн ещё ни разу не разглядел в нём этого морозного холода.Может, Ват только с ним такой тёплый? Нет, глупо мечтать о том, кого сама судьба запретила любить.Типакорн смотрит на него сверху вниз, наслаждаясь мягким прикосновением, и медленно опускает микрофон. Нельзя играть с судьбой, ведь на сцене они только актёры. У каждого своя роль, которой он следует, и идти против сценария строго запрещено.—?Никто, просто я чувствую себя виноватым,?— Тайн резко отворачивается, и застывшая ладонь Саравата повисает в воздухе. Как ледяная скульптура, которая в один миг растает на солнце. Только прозрачно-серая лужа растечется под ногами, навсегда стирая из памяти этот вечер. Последний вечер вместе. Типакорн прикусывает губу до крови, прогоняя докучные мысли.Он точно сумасшедший, если решил, что у него может что-то быть с Сараватом.—?Тебе не о чем волноваться,?— Ват осторожно берёт его за руку и выводит на середину сцены. Через несколько минут они будут репетировать сцену на балконе. —?Ты видел, как Пи’Мил смотрел на тебя на вчерашней репетиции? —?Тайн неловко кивает, почесав затылок, и оглядывается по сторонам. Вся актёрская трупа видит, как Гунтитанон держит его за руку? Сарават замечает беспокойство в его глазах и выпускает ладонь. —?Он поверил каждому твоему слову, каждому взгляду.Ват щебечет так очарованно, что Типакорну и вовсе хочется забыть о репетиции. Просто побыть с ним наедине: посмотреть французский мюзикл ?Ромео и Джульетта?, напевая строчки знакомых песен, поужинать дешевой лапшой или спрятаться в звукозаписывающей студии. Тайн всегда мечтал посмотреть, как рождается демо-версия будущего хита, как музыкант надевает наушники и поёт свою песню, будто душу нараспашку открывает. Тайн хотел, чтобы перед ним открыл своё сердце только один. Тот, кто полюбит его по-настоящему. Но ему не суждено быть счастливым с парнем, тем более с Ватом.Типакорн жмурится от слепящего света прожектора, направленного прямо на него, и шагает навстречу Саравату. Каждый шаг, будто по раскалённому углю, но почему-то этот момент особенно важный. Под стеной твердых взглядов всё равно одни. В окружении громоздких декораций невозможно нужны друг другу.Тайн отчетливо понимает это.—?А ты? —?приглушенным шепотом спрашивает он, потупив глаза, и вдруг ловит на себе удивлённый взгляд Пи’Мила. Тот уже неделю за ним наблюдает, но не говорит ни слова. Ещё и та странная легенда, которую Мил рассказал четыре дня назад, как будто вырыла яму между ними.Только с Гунтитаноном ему легко и уютно. Как не было ни с кем раньше.—?А что я? —?Сарават хмыкает с кривой усмешкой и пинает туфлей искусственные листья, спускающиеся с балкона. Он так быстро меняется в лице, что Тайн растерянно сжимает пальцы в кулак. Уже не узнаёт в нём того светлого парня, который семь дней оберегал его от других людей. Именно оберегал, ведь Типакорн по-прежнему с трудом уживается в компании чужих. Только не с Ватом, разумеется. —?Я всего лишь твой партнер по сцене, которому очень трудно сдерживать свои эмоции,?— Гунтитанон заливается краской, прикусив кулак, и блеск его глаз попадает точно в сердце. Тайн не в силах отвести взгляда. —?Ты играешь намного лучше, чем некоторые ребята из нашего актерского факультета.Типакорн делает шаг вперёд, и рука Саравата врезается ему в живот. Будто короткий заряд тока проходит через всё тело, превращая мысли в стеклянное крошево. Крохотные обломки кружатся в воздухе, и Тайн так сильно боится порезаться. Но ещё сильнее он боится потерять дрожащее чувство в груди.—?Мне кажется дело в тебе, а не в моей актёрской игре,?— каждое слово Типакорна оседает горько-сладкой карамелью на губах, и Ват слизывает только одну каплю. Чтобы снова вернуться к жизни, которая уже не будет прежней.Теперь он не будет обманывать себя. Он не безразличен Тайну.Пи’Мил с чрезмерной серьёзностью слушает их песню на балконе, и в груди почему-то становится тесно. То ли от невозможной нежности, которая плещется в каждом слове, то ли от необъяснимого страха за них. За Тайна и за Саравата, которые заметно сблизились за последнюю неделю.Типакорн влюбленными глазами смотрит на Вата, который взбирается по лестнице на балкон. В их песне слишком много правды, чтобы отпустить скрытые страхи. Когда ты любишь кого-то, ты не снимаешь с себя ответственности за его жизнь. За каждый день, проведённый вместе и порознь. За каждое произнесённое слово, каким бы горьким или сладким оно не было.?И пусть наши отцы рвут друг друга на части,Их дети хотят друг друга.Нельзя изменить историю,Но наша начинается сегодня вечером?*Сегодня вечером начинается история Саравата и Тайна, которые выбрали любовь. И эта любовь будет стоять им слишком дорого.?Какой звезде, какому Богу,Я обязан этой любовью в его глазахДа исполнится их воля,Потому что Ромео полюбил Ромарио!Какой звезде, какому Богу,Я обязан этой любовью в его глазахНаверное, это очень забавляет кого-то там, наверху,Что Ромарио полюбил Ромео?*Гунтитанон осторожно обнимает Тайна за плечи, прижимая к груди. Так, чтобы Типакорн ощутил ритм его сердца. Так, чтобы раз и навсегда положить край сомнениям, бередившим душу. Листья путаются в волосах Тайна, но запах Саравата успокаивает.Он не замечает, когда губы Вата находят его.—?Я нашёл его, Пи’Кулап,?— в глубине зала появляется широкоплечий мужчина в черном костюме. Он тихо разговаривает с кем-то по телефону, стремительно направляясь к выходу. —?Сейчас отправлю вам видео.Типакорн так сильно хотел найти укромное место для своего счастья, что забыл обо всём на свете. О требованиях отца, о безопасности своей семьи. Но Пи’Кулап всегда был на шаг впереди. Он знал намного больше, чем Тайну того хотелось. Одну игру с судьбой Типакорн младший уже проиграл, и к другой кровопролитной битве его сердце ещё не было готово.История любви, родившаяся в тот вечер, порвала крепкие путы, связывающие Тайна с семьей. Одним махом и навсегда.