Часть 2 (1/1)

Мил захлопывает крышку ноутбука, спустив очки на переносицу. На кафедре больше никого нет, кроме него и двух студентов. Никогда ещё здесь не было так тихо и спокойно. Никакой суеты, шелеста бумаг и учебников, щебета студентов, заглядывающих сквозь дверную щель, и скучающих лиц преподавателей. Пи’Мил так устал от вечной беготни, что час обеденного перерыва у него на вес золота. Ещё и Тайна с Сараватом без труда выловил в коридоре. Трудно было представить, что они будут делать, когда столкнутся лицом к лицу. Парни обменялись лишь сдержанными кивками головы, но сейчас Мил чувствует на себе два одинаково пристальных взгляда. Один?— сосредоточенный, мягкий и свободный. Другой?— острый, настороженный и раздражённый. Всё-таки Сарават и Тайн слишком разные, но Пи’Милу это только на руку.Он перелистывает последние страницы сценария, деловито прокашливаясь в кулак. Время от времени задерживает взгляд на отдельных строчках, крепче сжав уголок листка, но его лицо выражает абсолютное спокойствие. В работе со студентами неосознанно учишься сдерживать свои эмоции. Но грандиозная постановка, которую Мил затеял, не пройдёт для него без происшествий.—?До конца недели я допишу сценарий, и уже с понедельника начнём читку,?— он царапает ногтями угол стола, отодвинув папку со сценарием в сторону, и почему-то останавливает взгляд на Тайне.Не нужно быть именитым психологом, чтобы заметить, насколько Типакорну некомфортно. Он и минуты не в силах просидеть в одной позе. То скрещивает пальцы в замок, выложив руки на стол, то отчаянно жмётся к спинке кресла, то теребит край рубашки, закинув ногу на ногу. Так сильно нервничает, что тело ему не подчиняется. Трясущиеся пальцы на коленях и багрово-красные щёки. Тайн точно сойдёт с ума, если в ближайшее время не покинет кабинет.—?Я до сих пор не понимаю, как согласился участвовать в этом дурдоме,?— Сарават с безучастным видом поглядывает на часы, качая ногой. Даже если земля разверзнется у него под ногами, у Гунтитанона ни один мускул на лице дрогнет. Пи’Мил знает Вата намного лучше, чем Тайна, и его напускное спокойствие?— уже не открытие. Просто защитная маска.Всегда сдержанный.Всегда молчаливый.Всегда задумчивый.Сарават будто от самого себя что-то скрывает.—?Я хочу, чтобы вы поняли, что я делаю это не только для себя,?— Мил поднимается с кресла и осторожно подступает к парням. Он буквально почувствовал, как дернулся Типакорн от его мягкого прикосновения к плечу. Ват почему-то отвёл глаза. —?У любви нет пола, и люди не должны бояться своих чувств. Моя постановка поможет им поверить в себя.Пи’Мил сжимает плечо Гунтитанона, но его настроение заметно угасает. Холодное спокойствие сменяется напряжением. Острым, как лезвие бритвы. Одним махом стеганет по горлу, и захлебнешься собственной кровью. Теперь Мил путается, кому из парней сейчас тяжелее. Тайну, который боится пошевелиться лишний раз, чтобы не выдать беспокойство. Или Саравату, который погружен в себя больше, чем обычно.Из этих людей Пи’Мил хочет сделать актёров? Как?Типакорн резко ударяет ладонями по коленам и подрывается из кресла. У него в глазах разгорается панический ужас. Взмахивает языками пламени, словно крыльями, и растекается по радужкам. Тайн на глазах превращается в другого человека.—?Что скажет мой отец, когда увидит твоё творение, Пи? —?он растерянно разводит руками, смахнув мокрую челку со лба. Привкус горьких слов Мила запекается толстым слоем гари на ладонях?— ничем не смыть, не отодрать. Только впитать и задохнуться в разрушительной боли. —?У него может сорваться важный контракт с инвесторами из-за меня.Тайн только прикрывается работой отца, потому что жить в футляре намного проще. Скрывать настоящие чувства, играть роль примерного сына, сторониться людей, для которых искренне важен и дорог. Иногда правила игры меняются, но выбраться из лабиринта почти не возможно.Он?— заключенный в роскошной жизни, которую ему подарили родители. Но спрашивали ли они своего сына, хотел ли он этого богатства?—?Твой отец?— гомофоб? —?трескуче-глухой голос Саравата бьёт по барабанным перепонкам, и Тайн ещё крепче впивается ладонями в подлокотники кресла. В голове вихрь мыслей и одновременно ни одной. Глухая тишина, которая поглощает каждый уголок его души. А хочется кричать, выть не своим голосом, чтобы хоть одна живая пришла ему на помощь.Кто угодно, только не Сарават.—?Он?— мэр этого города,?— Типакорн ловит неспокойный взгляд Вата и отворачивается. —?Поверь мне, это ещё хуже.Гунтитанон злится. Его задевает каждый случайный взгляд Тайна, и Пи’Мил теряется в ощущениях. Что ему нужно делать? Как реагировать? Он позвал на кафедру двух студентов, которых за глаза прозвали заклятыми врагами. Мил и сам считал их врагами до сегодняшней встречи. Может, Пхуконг с самого начала был прав?—?Так зачем ты хотел с нами встретиться, если сценарий ещё не закончен? —?Сарават склоняется на спинку кресла, скрестив руки на груди. На Тайна он больше не смотрит, будто его не существует. Он из кожи вон лезет, чтобы не замечать его. Но не выходит.Пи’Мил ощущает шкварчащее в воздухе напряжение.—?Я хочу обсудить с вами некоторые детали,?— серьёзным голосом начинает он,?— чтобы вы не были сильно ошарашены, когда получите сценарий.—?Не тяни,?— Ват недовольно цокает языком, и Тайн сдаётся.Он отпускает себя впервые с тех пор, как переступил порог кабинета. Комок тревоги, скрученный в горле, вырывается судорожным дыханием, и чернота в глазах пропадает. Типакорн протягивает руку к столу в попытке найти опору, но его пальцы так и повисают в воздухе под ледяным взглядом Саравата.Чужие. Они всегда будут чужими друг другу. Но Мил должен изменить это, чтобы сохранить свою работу.—?Вы уже знаете, кого будете играть,?— он переводит на Тайна настороженный взгляд. Как будто без слов признаётся ему в чем-то. То, что ждёт Типакорна на сцене вместе с Ватом, вряд ли приведёт его в восторг. —?Я хочу предупредить, что вам придётся целоваться на сцене и сыграть постельную сцену.—?Пи, ты издеваешься? —?Тайн вспыхивает сорванным криком, и голоса за дверью стихают. Они всё-таки на кафедре университета, поэтому вокруг слишком много ушей. Но Типакорна волнует абсолютно другое. Точнее другой. Его отец, который всегда выступал против геев и других представителей ЛГБТ-сообщества. Какой будет его реакция на эту сомнительную пьесу?Почему два парня? Почему любовь и поцелуи? Как будто сама судьба пытается свести Тайна в могилу.—?Это такая большая проблема для тебя? —?мягко спрашивает Мил, положив ладонь на стол.Гунтитанон почернел, как грозовое небо, и сжал пальцы в кулак. Пи’Мил не находит ни одного ответа на вопрос, когда смотрит ему в глаза. Гибельное болото затягивает в ловушку, но никогда не раскрывает секретов. Пхуконг разгадал своего старшего брата, и Милу не обойтись без его помощи.—?Отцу это не понравится, а пресса разорвёт меня куски,?— хриплым шепотом протягивает Типакорн, спрятав лицо в ладонях. Бездонные глаза Саравата хлещут ударами тока, и Тайну ещё неспокойнее находиться рядом с ним. Будто по краю ходишь, стирая пятки в кровб. —?Ват, только не смотри на меня таким оскорблённым взглядом, как будто я задел твои чувства,?— с желчью выплевывает он, столкнувшись с Гунтитаноном взглядами. —?Репутация семьи для меня важнее всего.Сарават почти зубами скрипит от злости. Но его злость другая, оторванная от кипучей ненависти. Мил узнает другую его сторону, которую ещё никогда не видел. Вату важно внимание тех, кто его окружает. Но тот, кто важнее других, кружит ему голову. Когда Тайн выходит за дверь, Ват с огорченным вздохом прикрывает глаза. Как будто гонит прочь мысли о том, кто никогда не хотел быть нужным.Может, Пи’Мил слишком много надумывает?—?Пожалуй, я тоже пойду,?— бросает Ват продрогшим голосом.Милу не удаётся прийти в себя до конца рабочего дня. Бесконечные пары, вопросы студентов, совещание с коллегами. Привычная рутина утекает змеистой рекой, но в голове крутится один и тот же разговор. Взволнованный Тайн и разбитый Сарават.Только профессиональный актёр способен подобрать правильный образ. Но лишь влюбленный человек играет сердцем. Пи’Мил хочет раскрыть сердца будущих Ромео и Ромарио, чего бы ему это не стоило.* * *Мил наигрывает на пианино мелодию для будущей постановки, перелистывая страницы нотной тетради. Ему несказанно повезло, что его парень вырос в семье музыкантов. У Гунтитанонов почти в каждой комнате хранится какой-то музыкальный инструмент. Глава семейства мастерски справляется с барабанами, а его жена до глубины души трогает игрой на скрипке. Сарават почти не выпускает из рук гитару, потому что помимо приличной коллекции инструментов дома у него своя музыкальная группа в университете. У Пхуконга ещё с детства проснулась любовь к пианино. Пи’Милу порой не хочется возвращаться домой, потому что пленительная атмосфера музыки и творчества не выпускает из своих цепких объятий. Удивительно, что они с Пхуконгом до сих пор вместе, ведь творческие люди редко уживаются. Хоть Мил и Пхуконг не живут под одной крышей, они слишком крепко привязаны друг к другу. Они будто вправду части одного целого. Родителям Гунтитанона со временем пришлось смириться.Пхуконг возвращается в свою комнату со стаканом сока. Пи’Мил жадно отпивает глоток, прокрутившись несколько раз в кресле. У него уже зубы сводит от тягучих разговоров об одном и том же. Наверное, они с Пхуконгом никогда не добьются истины. О чём на самом деле думает Тайн? Почему Сарават так странно себя ведёт? Гора вопросов и ни одного вразумительного ответа.—?Я поговорю с Тайном ещё раз,?— Мил отодвигает стакан на край стола и притягивает Пхуконга за талию. Мягко проводит ладонью по его спине, оставляя невесомый поцелуй на запястье, и Гунтитанон умащивается у него между ног. Никакого грязного подтекста, только невыносимое желание быть рядом. У них слишком мало времени наедине, потому что в университете они преподаватель и студент. А в доме Гунтитанонов ещё труднее?— под вечным прицелом родителей Пхуконга. Они обречены.Но украсть лишнюю минуту рядом?— это путь к спасению.—?Нет, я хочу обсудить с ним тему однополых отношений,?— Пи’Мил сжимает его руку в своих горячих ладонях, но смотрит куда-то сквозь стену. Пхуконгу всё время кажется, что тот рядом и одновременно далеко. В своих мыслях о постановке, о взаимоотношениях Тайна и Вата. Кажется, они зашли слишком далеко в попытке расшифровать чужой секрет. Пхуконг садится Милу на колени, но тот лишь задумчиво прикусывает кончик пальца. —?В наше время не все одобряют подобное, но молчать об этом нельзя. Люди не должны бояться своих чувств.Пхуконг раздосадовано хмыкает, скрестив руки на груди, и оставляет Пи’Мила. Опустошает стакан, отпив последний глоток, и присаживается на диван возле журнального столика. Его напряженный вид буквально кричит о том, что Мил знает слишком мало, чтобы бросаться высокопарными фразами. Рассуждать о любви легко, когда родители во всём тебя поддерживают, но Пхуконг слишком долго следит за жизнью семьи Типакорнов. Если родители Пхуконга с трудом приняли выбор сына, то у отца Тайна реакция может быть самой непредсказуемой.Скандал с битьём посуды.Грязные обвинения и проклятия.Пара подзатыльников с горьким ультиматумом.На скорую руку собранный чемодан и пинок под зад.Гунтитанону ничего хорошего на ум не приходит.—?Тебе легко говорить,?— он откидывается на спинку дивана, прикрыв глаза. Внутри почему-то так холодно и пусто. Как будто он сейчас делит комнату не со своим парнем, а с каким-то случайным прохожим. Скоро дверь захлопнется, и он останется совсем один.Наверное, так себя чувствует Тайн каждый день? Как птенец, запертый в клетке.—?Поверь, я тоже не всегда был открытым геем,?— Пи’Мил опускается на диван рядом с Пхуконгом, накрыв ладонью его коленку. Сжимает как можно крепче, чтобы тепло пропитало каждую клеточку его тела. Чтобы сердце перестало мучиться сомнениями, из лабиринта которых выбраться почти невозможно.Гунтитанон встряхивает копной тёмных волос, прогоняя прочь тягостные мысли. Он всё больше становится похож на своего брата. Такой же задумчивый, угрюмый и холодный. А ведь с Милом всегда был другим. Живым, жизнерадостным, будто светился изнутри. Что же изменилось? Почему на душе так тревожно за брата?—?Я не об этом,?— Пхуконг кладёт голову Пи’Милу на плечо, и тяжесть в груди сменяется свежим ветерком. Дышится намного легче, и тоска не кажется такой беспросветной. Они с Милом помогают Саравату, ведь так? По-другому и быть не может.Когда рука Мила нежно касается его тела, вера в лучшее только крепнет.—?А о чём тогда? —?Пи’Мил поднимает внимательный взгляд, и Пхуконг прячется у него на груди, как беззащитный ребёнок. Так много хочется сказать, но имеет ли право? Приоткрывать ширму в жизнь чужих людей всегда опасно. И в первую очередь для того, чью жизнь ты сбиваешь с выбранного курса.Они с Милом должны помочь Тайну. За добрые намерения не наказывают.Тем времен Сарават вразвалочку шагает по коридору, откусив смачный кусок яблока. Мурлычет себе под нос припев новой песни и чудом не опрокидывает огромный горшок с маминым любимым цветком. Бесконечные вьющиеся листья затягивают в свои когти, как кровожадный зверь. Вату страшнее всего проходить мимо вазона ночью, когда только свечение звёзд пробивается сквозь окно. Но обойти другой дорогой невозможно. Сарават поправляет лист, который помял, и прислушивается к голосам за дверью. Похоже, у Пхуконга сегодня гости.—?Ты знаешь, почему отец Тайна так сильно ненавидит геев? —?Пхуконг говорит так тихо, будто их могут услышать. Родители на работе до самого вечера, а у Саравата репетиции почти каждый день. Никто им не помешает. Мил мягко обнимает Гунтитанона за плечи, помогая ему расслабиться.Порой правда оставляет на сердце горький осадок, который разъедает старые раны и обиды. Справиться с болью помогают люди, которые рядом. Но что, если ты причиняешь боль самому близкому? Пхуконг не должен вмешиваться, потому что Вату это не понравится.—?Почему? —?Мил заглядывает ему в глаза, настороженно нахмурившись.Сарават припадает ухом к двери, и носок кроссовка больно врезается в дверь. Он шипит от боли, стиснув зубы, но мыслями снова возвращается к разговору брата и Пи’Мила. Какого чёрта они обсуждают их с Тайном отношения у них за спиной?Отношения? Господи, как смешно.—?Он выгнал Тайпа, старшего брата Тайна, из дома, когда узнал о его отношениях с парнем,?— Пхуконг сжимает пальцы в кулак, чтобы скрыть дрожь, но каждое слово даётся ещё труднее. Будто кто-то силой каждую букву из глотки выдирает. —?Сейчас Тайп в браке с тем парнем, и они живут за границей.Ват сползает вниз по двери и бьётся затылком о холодное стекло. Мысли не вяжутся в кучу, разбегаясь по углам, и голова разрывается на части. Только одно имя набатом стучит в ушах?— Тайн. Сарават то закрывает, то распахивает глаза, но сизая дымка не исчезает. Он будто сошёл с ума или не спал несколько дней.В груди клубком сворачивается липкий холод.—?Откуда ты всё это знаешь? —?Мил резко поворачивает голову, отпрянув на противоположный край дивана.—?Отец Тайна?— мэр. пресса отслеживает каждый шаг его сыновей,?— беспечным тоном бросает Пхуконг, толкнув ногой журнальный. Знал бы он, что прямо сейчас роет яму собственному брату, заткнулся бы навеки. Пи’Мил дорог Пхуконгу, но не больше, чем Ват.—?Ты думаешь, Тайну тоже нравятся парни? —?Мил вдруг поднимается с дивана и тянется за своей сумкой на полу. Роется, перебирает тетради, разбрасывает методички на полу, но на Пхуконга больше не смотрит. Одни белые пятна кружатся перед глазами из-за веера бумаг на полу. Хочется разорвать всё к чертям и уснуть под кипой бумажных хлопьев.Пи’Мил бросает сценарий на стол, и Пхуконг неожиданно ловит последний лист. Финал истории. Трудно забыть, чем закончилась легендарная трагедия Шекспира. Мил написал новую историю, но конец всё равно один. Тот, кто любит всем сердцем, умирает. Тот, кто любит ещё сильнее, уходит следом. У Пхуконга мороз по коже от последних строчек.Сарават неслышно ударяет кулаком по полу.—?Я не знаю,?— Пхуконг сбрасывает сценарий на пол и обхватывает голову руками. Его голос лязгает холодным металлом по коже, оставляя глубокие порезы. —?Но одно я знаю точно: Тайн нравится моему брату.Ват ударяет со всей силы, и мамин цветок переворачивается. Комки земли прилипают к подошве, но Гунтитанон убегает так быстро, что стены коридора расплываются перед глазами. В груди поднимается разрушительный пожар.—?Что это было? —?Мил переводит обеспокоенный взгляд на дверь.—?Понятия не имею.Пхуконг оседает на пол, собирая в кучу листки сценария. Перед глазами топчутся дегтярно-черные слова: смерть, предательство, ненависть, боль, страх. Тайну и Саравату придётся прожить на сцене целую жизнь, но что, если Ват уже давно ею живёт?Среди всепоглощающей темноты ты найдёшь красную нить с острыми концами. И название у неё простое, заученное до дыр, раздавленное грузом страданий. Это любовь. Но даже самая сильная любовь не стоит человеческой жизни.Любовь?— это больше, чем жизнь.* * *Сарават похож на статую, вылитую из камня. Его глаза неподвижно смотрят в одну точку, туда, где заканчивается пустой зал, а пальцы лишь перебирают страницы сценария. Он похож на тёмного призрака, потерявшего душу, и суматоха на сцене проходит мимо него фоновым шумом. Ни бегающих актёров, ни громовых указания Пи’Мила, ни грохота декораций, которые готовят для первой репетиции. Ват ничего вокруг не замечает. Кажется, даже если земля разверзнется у него под ногами, он и не шелохнется. Так и будет сидеть в самом дальнем углу, подальше от людей, как сгорбленный старик. Пока не закончится бесконечно мучительная читка сценария. Почему время тянется так медленно?Пхуконг с разбегу прыгает в свободное кресло рядом с братом и обнимает его за шею. Тот лишь хмуро кивает, закинув ногу на ногу. Его жизнь как будто замерла, и привычная улыбка осыпалась горсткой пепла на пол. Только репетирует со своей группой до беспамятства, а дома и клещами слова не вытянешь. Сарават скручивает сценарий в трубочку и охватывает поникшим взглядом зал. Пустой, холодный, черный. Однажды здесь появятся люди, которые будут смотреть только на него, и уже не будет шанса сбежать.Может, ещё не поздно?—?Представляешь, Пи’Мил даже мне дал роль в постановке,?— Пхуконг возбуждённо трясёт сценарием у Саравата перед носом, и его голос разносится оглушительным писком. Вата сейчас и свинцовой канонадой не напугаешь. —?Я буду играть Бенволио, твоего двоюродного брата.Гунтитанон старший снова смотрит в глубину зала, где ещё минуту назад крутился Тайн. Кажется, он с кем-то разговаривал по телефону, но разговор однозначно был напряжённый. Типакорн чуть не порвал сценарий, который комкал в сжатой ладони. А Саравату казалось, что Тайн раздавил в ладони часть его сердца. Теперь пол рябит перед глазами кровавыми пятнами, а в голове завывает тоска. Он уже давно не ощущал себя брошенным.—?Поздравляю,?— Ват искоса поглядывает на Пхуконга, сбросив его ладонь с плеча.Так хочется, чтобы весь мир вокруг исчез. Дурацкая постановка, жужжащие над ухом актёры, требовательный Пи’Мил, чьи взгляды так упорно защищает Пхуконг. Никому нет дела до его чувств. Почему Саравата должна интересовать чужая судьба?—?Почему ты такой угрюмый с самого утра? —?Пхуконг с силой хлопает его по плечу, оставив красный отпечаток на коже. Ват потирает ушибленное место, но не произносит ни слова. Когда сердце затянуто толстой паутиной боли, даже слабый удар приводит в чувство. Жаль только, что ненадолго. Пхуконг накрывает теплой ладонью его запястье. —?Так и не съел ничего за завтраком.Сарават благодарен младшему брату за заботу, но сейчас его душит каждый знак внимания со стороны окружающих. Будто кинжал вонзают в спину, кромсая ткани и внутренности. Он сопротивляется, вырывается, но каждый новый удар всё жестче и больнее. Ему так долго не протянуть.—?Всё нормально,?— Ват торопливо поднимается и кладёт сценарий на кресло. —?Передай Пи’Милу, что я скоро вернусь.Пхуконг долго смотрит ему вслед, уткнувшись подбородком в спинку кресла. Он со всей силы сминает в ладонях сценарий и запускает перед собой. Несколько листов отрывается и разлетается веером на полу. Гунтитанон так пристально смотрит на бумагу, будто среди слов его персонажа спрятались ответы на все вопросы. Почему Сарават так странно себя ведёт? Почему обходит стороной Тайна? Что на сердце у его старшего брата?—?Куда это он? —?Пи’Мил наклоняется, чтобы поднять листы, и прослеживает беспокойный взгляд Пхуконга.—?Кажется, пошёл в туалет,?— Гунтитанон младший опускается к Милу, и их ладони неожиданно соприкасаются. У Пи’Мила?— горячие, как трескающий уголь, а у Пхуконга?— прозрачно-бледные, ледяные. Его взгляд хранит пронзительный холод, которого Мил никогда ещё раньше не видел.Они несколько секунд не отрывают взглядов друг от друга, но Пхуконг сдаётся первым. Он возвращается в своё кресло, отвернувшись к залу. От него так и веет тревогой, колючей и нестерпимой. Милу так сильно хочется его обнять, потому что Пхуконгу этого будет достаточно. Но забывать о нормах приличия нельзя, когда они на виду у половины университета. Нельзя быть рядом, потому что не все поймут.Пи’Милу порой так крышу рвёт, что едва получается сдерживаться. Как и сейчас.—?Ват вообще в порядке? —?он мягко сжимает плечо Гунтитанона, и ему впервые наплевать, что скажут окружающие. Наверное, для его студентов уже давно не секрет, что с Пхуконгом его связывают иные отношения. Не преподавателя и студента. —?Какой-то он бледный сегодня и несговорчивый.—?Он уже два дня такой ходит, и я ни слова из него не могу вытащить,?— приглушенно-тихий шёпот Пхуконга едва выходит разобрать в толще разгорячённых голосов студентов. Они всё-таки на репетиции. Пхуконг осторожно поднимает взгляд, с теплом коснувшись ладони Мила. —?Ты уже отдал Тайну сценарий?Пи’Мил находит в зале Типакорна и указывает на него одним подбородком.—?Как видишь, он в шоке,?— Мил бросает на Тайна растерянный взгляд и примащивается рядом с Пхуконгом. Они всегда в безопасности, когда рядом. И даже самая страшная боль отдаёт лишь коротким уколом в сердце. Типакорн не отрывает глаз от сценария, шумно перелистывая листы. —?Прочитал всего несколько страниц, а уже столько раз менялся в лице.На Тайне и сейчас лица нет. Бледный, как полотно. Только дрожащие пальцы едва ощутимо касаются страниц, и черные зрачки увеличиваются в размере. Испуг, граничащий с безумием. Его словно окунули головой в кипяток, а потом выпихнули под морозный ветер. Его лицо?— одна сплошная рана: кожа соткана из эмоций-разрывов и мыслей-царапин.Пи’Мил хлопает ладонями по коленям и выходит на середину сцены. Туда, где свет слепит глаза, а пристальные взгляды зрителей проникают глубоко под кожу.—?Что планируешь делать? —?встревоженный голос Пхуконга эхом шуршит за спиной.—?Со вторника начинаем репетиции,?— твердо произносит Мил, встретившись с взглядом Тайна.В глазах Типакорна немая мольба остановиться. Поставить точку на том, что способно в руины разнести жизнь его семьи. Ему уже нечего бояться, потому за годы жалкого притворства привык играть роль. Примерного сына, ответственного студента, сдержанного человека. Когда в груди поднималось кровавое пламя, ни одна жилка на его лицо не дернулась. Когда сердце разрывалось от боли, он не выдавил из себя ни единого слова, ни единой слезы. Броня удерживала внутри так много тайн и горя.Пи’Мил не в силах остановиться ни сейчас, ни когда-либо. На кон поставлено намного больше, чем его работа в университете.Тайн не слыша ног несётся в туалет и захлопывает за собой дверь. Сердито чертыхается, споткнувшись о чью-то сумку, и едва не падает на пол. У него под ногами оказывается не сумка, а чехол с гитарой. Хозяин гитары смотрит на него так, будто призрака увидел. Разумеется, Тайну с Ватом суждено встречаться только в туалете. Только здесь они освобождены от перешептываний за спиной и насмешливых взглядов. Разве что ленивый не ждёт их нещадной стычки.—?Ты читал сценарий? —?Тайн брызгает пару капель холодной воды на лицо и отступает к стене.Сарават закидывает на плечо чехол с гитарой, застыв перед дверью. Пристальный взгляд Типакорна колет в лопатки, но он не решается уйти. Может, у них ещё не так много времени, когда не нужно притворяться врагами. Может, другого шанса поговорить наедине у них никогда не будет.—?Читал,?— сухо бросает Ват, расправив закатанный рукав рубашки. Ему больше всего на свете хочется заглянуть Тайну в глаза, но что, если это будет ошибкой? Он произносит едва слышно, посмотрев на Типакорна через плечо:?— Ты ещё можешь отказаться.Тайн с нервным смешком приближается к нему.—?Мне нужна стипендия, а без этой постановки я не получу зачёт по французскому языку,?— тараторит он, засунув руки в карманы. Ещё несколько минут назад такой расстроенный, хмурый, напуганный Типакорн на глазах превращается в другого человека. С удивительной беспечностью в голосе. Саравату не под силу так мастерки притворяться.Но как он собирается играть в постановке, когда все чувства у него на лице написаны?—?Я уговорю Пи’Мила найти тебе замену,?— Ват до хруста сжимает ремень в ладони, и чехол сползает на пол. Ещё одно неосторожное движение?— и гитара разлетится вдребезги у него под ногами. Как и его жизнь в тот день, когда отец впервые заговорил о мэре города, которого ненавидел всей душой. Кто же знал, что он окажется отцом Тайна…Сарават прикрывает глаза, чтобы не слышать ревущих в голове мыслей. Каждый новый шаг даётся так тяжело, будто ноги залиты бетоном.—?Зачем тебе это? —?Тайн выдыхает Вату в шею, протянув руку к его плечу. Самое мучительное прикосновение. На грани между жизнью и смертью.Сарават выскальзывает за дверь, так и не позволив Типакорну коснуться.