Часть 15 (1/1)

Ричард проснулся еще затемно, хоть и был уже близок рассвет.Попытался уснуть снова, но, стоило открыть глаза, мигом навалилось столько всего разом, что не позволило вновь смежить веки.Он поднялся, накинул на плечи покрывало?— первое, что подвернулось под руку в полутьме, зябко завернулся в него, поплотнее, и подошел к окну. Улыбнулся только что увиденному во сне, а, может быть, не приснившемуся, а вспомнившемуся за мгновение до пробуждения, следом за чем лицо его словно окаменело и остановился взгляд, только что живо устремленный за горизонт, где вот-вот должен был зажечься отблеск зари.Как давно было то время, когда они с Робертом постепенно все больше открывали друг друга, сгорая от смущения и желания, интуитивно учась заниматься тем, о чем было не у кого узнать и за что любого должны были по закону подвергнуть пыткам и убить. Эти исполненные истинного волшебства сказочно-прекрасные дни вернулись к нему только что, ненадолго, именно дни, встречаться ночами было вовсе невозможно из-за постоянной стражи у королевских дверей.Да нет, не столь уж и давно, просто так кажется из-за всего следом произошедшего, в первый же год после их новой невероятной встречи.Опекун у него теперь был другой. Все тот же самый епископ Кентерберийский взял над ним опеку до достижения двадцати одного года, так же взрослым юный король начинал считаться, стоило ему жениться. Что однажды придется сделать в любом случае, но особенно в те страшные дни хотелось меньше всего.Дядя Артур… Ричард бы нисколько не удивился, услышь от него, что разлучил он его с Робертом ровно до того времени, когда оба они повзрослеют настолько, чтобы на смену беспечной непосредственности пришла разумная осторожность в словах и тем паче действиях. Но такого бы лорд Артур Дартфорд не сказал вслух никогда, не стал бы себя оправдывать, обелять.Ричарду так хотелось, чтобы самые дорогие ему люди понравились друг другу, что познакомил он их довольно вскоре, а не скоро, после всех совместно и, как ему казалось, весело проведенных часов, узнал от погрустневшего Роберта, отнекивающегося от того, что он чем-то опечален?— тот мгновенно приревновал его к дяде, неверно истолковав их близость. Было так смешно, когда это выяснилось, после предельно откровенного разговора, им обоим, такой камень с души свалился, у обоих них. Артуру разумеется, рассказывать об этом никто из них не стал, но наверняка лорд Дартфорт все равно догадался обо всем.Дядя Артур так боялся за него… Так волновался, что названный сын чем-нибудь себя выдаст, когда его не окажется рядом, чтобы успеть предотвратить катастрофу. Напрасно боялся и волновался зря?— все непоправимое уже произошло и уже давно.Друг последовал за ним при свете дня, чтобы приглядеть, недруг отправился по пятам ночной порой, чтобы подглядеть.Не только дядя видел их с Робертом у лесного водоема, при солнечном свете. Они и во второй раз были не одни, при свете луны.***—?Ричард… —?сказанное тихо-тихо.—?Вот теперь я просто уверен, что ты все никак не решишься мне что-то сказать. Роберт, что, в чем дело? —?начатое шутливо, договоренное мягко-ласково.—?Все хорошо! —?почти испуганно, от того, что напугал, беспричинно, кого хочется радовать и только. —?Мне просто хотелось кое-что тебе показать.Сердце екнуло и подсказало, стоило возлюбленному договорить, что предстанет глазам, еще до того, как его рука отправилась к груди, за пазуху. Откуда, как будто собственное сердце, Роберт вытащил его охотничью шапочку, ту самую, подаренную при первой встрече. Когда он впервые поцеловал его.Ничего не говоря, не обняв и не поцеловав даже, как сразу отчаянно захотелось, Ричард Второй метнулся к подушке, куда каждый вечер, ложась спать, прятал подарок маленького сэра Роберта, потерянный им и возвращенный дядей Артуром. Утром перепрятывал, к драгоценностям, чтобы этот поистине бесценный дар не попался на глаза кому-нибудь из убирающих постель слуг. Когда не забывал об этом, как сегодня, так кстати! И так ужасно неосторожно в любой другой день?— из-за герба Бексхиллов.—?Ты сохранил… —?ахнув, вздернув вверх наполнившийся слезами взор, только что прикованный к самой дорогой когда-то вещице.—?Ты тоже. —?с лучистой, абсолютно счастливой улыбкой, беря из любимых рук шапочку, бывшую на нем, когда божий промысел привел их прямо друг к другу посреди обширно раскинувшегося леса с множеством обрывающихся тропок и непроходимых зарослей. Вновь надевая ее на него, словно венчая на царствие над своим сердцем. Снова целуя, целуя и целуя, падая на него, ложась, подминая всем телом под себя, чувствуя как возлюбленный тянется и идет навстречу…***Это было в следующую их встречу у него в покоях, предусмотрительно спустя пару дней после восхитительно-упоительной предыдущей. Это все, каждое слово, шорох в помещении и гул за окном, каждый запах, вдруг ожили в памяти настолько ярко, что на лицо Ричарда возвратилась улыбка. Он даже чуть обернулся и будто бы увидел со стороны их двоих, сидящих у него на постели. На пороге и счастья, и несчастья… Затем его взгляд вернулся к чему-то невидимому за линией горизонта, и продолжающая некоторое время тепло лучиться улыбка, постепенно сошла с его плотно сжавшихся губ.Дядя Артур видел совсем немногое, но понял сразу все, заглянув наперед. Кузен Генри Боллингброк увидел намного больше, но тогда не понял толком, в силу возраста, того, что видел.Не тотчас, однако, он вспомнил лицо подросшего мальчика из леса, где королевский кортеж остановился поохотиться.О чем-то Ричард услышал от него самого, что-то было рассказано другими людьми, навсегда останется то, о чем можно лишь строить догадки, не находя подтверждения.Как же он обрадовался тому, что они с Робертом не успели начать обмениваться посланиями на арабском, оставляя их в условленном месте, когда не было возможности перекинуться за день хоть словечком, а так хотелось услышать любимый голос хотя бы за буквами, начертанными любимой рукой! Мысль о ?секретном языке? пришла юному королю в голову незадолго до того, как разразилась беда и возлюбленного он ему не успел научить. Сходу никто бы, кроме лорда Дартфорда, восточную вязь не прочел, ничего не понял и оставил бы, если б вдруг обнаружил, по несчастливой случайности, под мостом, за нарочно расшатанным небольшим камнем в кладке. Роберт даже место для тайника успел найти и устроить…Кузен Генри начал следить за ними нарочно. Сразу после того, как подтвердил подозрения, покопавшись в вещах юного рыцаря, и обнаружил шапочку с королевским гербом, выцветшими от времени, местами истончившимися, порвавшимися нитями, с обломавшимся на кончике маленьким пером. Тот самый кузен, что громче всех возвещал о своей преданности престолонаследнику и любви к нему. В лице немногим отстающего от него лестью другого кузена, Омерля, затаившего обиду от недолгой королевской милости, Боллингброк нашел верного союзника, готового рискнуть во имя будущего блага?— при новом правителе, то есть, при нем, само собой. Впоследствии приходила Ричарду мысль и о том, что Омерль влюбился в него, что как раз могло толкнуть трусоватого кузена, глядящего на него масляным волооким взором, пуститься во все тяжкие, когда глаза застила мутящая хлестче вина ревность. Никого другого заговорщики решили не вмешивать в свои дела, не старших, что могли схватиться за голову и запретить вообще думать о таком, не слуг, которые запросто согласно покивали бы хозяевам и прямиком отправились к английскому королю, хозяину их хозяев.Кузен, что был постарше и ближе по крови, сосредоточил внимание на Ричарде Бордосском, кузен-фигура помельче, Омерль, свое, на сэре Роберте Бексхилле.Во время официально испрошенной Боллингброком личной аудиенции, немало удивившей Ричарда, и так видевшегося с ним каждый божий день, последовал шантаж. С требованием отречься от престола в его пользу?— из-за желания посвятить остаток жизни служению богу, и тогда жить им с любовником, не сказать, что счастливо, зато долго. Иначе позорная мучительная смерть и несмываемое пятно на репутации всей Англии.Прямых улик у Боллингброка все не было, и ему до смерти надоело их ждать. Он рассчитывал морально задавить короля, заставить испугаться не за свою жизнь, так за его богомерзкого фаворита. Уж если Ричард Второй, совсем ребенком, не испугался в одиночку поскакать прямо на воинство восставших крестьян, и те перед ним склонились, сраженные, не иначе, такой оголтелой, берущей города наглостью, теперь бы он тем более, из одной гордости, не поддался на угрозы. Но жизнь того, кого любишь?— дело другое, и кузен Генри рассчитывал, что дело должно выгореть. Однако в итоге пошел на попятную сам, не перейдя от читаемого между строк к прямому тексту, и юный король, едва соображавший на тот момент от шока, решил, что у него развилась паранойя ото всей этой скрытности.Позже, оценив услышанное более здраво, и, конечно, ни с кем не поделившись произошедшим, от нежелания тревожить самых близких и дорогих людей, каких у него было всего двое, Ричард пришел к выводу, что не померещилось ему ничего. И отчаянно пожалел о том, что Боллингброк не перешел к не завуалированным угрозам, тем буквально выскользнув у него из рук увертливым угрем, не дав повода обвинить его в попытке государственного переворота и измене. Что-то следовало предпринять и немедленно, но что? К несчастью, в голову не приходило ничего, кроме действующих исподтишка наемных убийц.Кузен Генри наверняка подумал о том же самом, в той же последовательности.Ричард не отравился каким-то чудом. Этим чудом стал Роберт. Как и был сказочным чудом для него почти всю его жизнь…Они могли умереть в один день, как в наиболее любимых слушателями песнях менестрелей. Если бы оба хоть каплю притронулись к принесенной в его покои еде и напиткам. Но разве до того им было, когда они вновь наконец-то оказались друг подле друга?Отравились люди на кухне, куда все было унесено обратно, и слуга что-то успевший отщипнуть по дороге туда. Началось дознание. Кузен Генри поскорей отвел подозрение от себя, во всеуслышание переведя его на сэра Роберта Бексхилла, которого слишком часто видели в крыле замка, где тому было нечего делать. Ответить на вопрос, где он находился во время совершения преступления, юный рыцарь отвечать наотрез отказался, сказал лишь, что не делал этого, в чем поклялся самым для него святым?— жизнью короля. А Ричарду было не сказать, что с Роберт был с ним… Боллингброку только этого было и нужно.Вскоре неподалеку от места, где жил его возлюбленный, нашли кинутый впопыхах в неприметном углу яд, еще остававшийся на донышке.