Часть 16 (1/1)

Все произошло так быстро…Юный король опомниться не успел, как вышло слово представителя одного из знатнейших семейств королевства и его ближайшей родни против слова никому неизвестного мелкопоместного дворянина, в защиту которого мог выступить только он, но был вынужден молчать. Тогда-то и взял слово дядя Артур.К началу возмущенно гомонящего достопочтенного собрания он опоздал, чем сразу обратил на себя внимание, а грохотом закрываемых за собой дверей всех оставшихся. Мигом стало тихо и в павшей тишине его голос зазвучал особенно громко.Лорд Дартфорд сказал, что имел честь пьянствовать в компании сего юноши, обвиняемого во всех остальных грехах, в коих тот повинен был не более него. А если осмелится кто-нибудь усомниться в словах честного человека, то есть его, так он захватил с собой принадлежащую сэру Роберту дорогую ему вещицу с гербом его рода, оставленную у него на столе, которую он как раз нес отдать ему лично, не передавая через слуг, лишь проспался, а тут уже вон что за сумасшествие творится.***Никому даже в голову не пришло хотя бы попытаться остановить королевского опекуна, заглянувшего к нему в покои когда того там не было, лорд Артур делал так и раньше, поджидая его. На это не один из стражников попросту не обратил внимания, будто этого не было.Бесценную для Ричарда подвеску Артур успел похолодеть, когда не обнаружил сразу, первым делом заглянув под подушку, куда прячут все самое дорогое все влюбленные. Ему ни в коем случае не стоило показываться подле подопечного, чтобы ни у кого не закралось и тени подозрения, что они о чем-нибудь сговорились. Обнаружив искомое, со второй попытки, в ларце, где хранились, в том числе, предметы государственной важности, он только головой покачал. Еще бы рядом с короной припрятал, ей-богу.***На этом Генри Болингброк, такого не ожидавший и не предвидевший, заволновался, чем себя и выдал. Тем, что назвал яд, действующий через определенное время, на которое за подозреваемого поручились. Ричард живо и громогласно уцепился за эту оговорку, о том, что ему никак быть известно не могло, зато дражайший кузен сразу знал, на кого показать пальцем.Будь Болингброк уже опытным придворным интриганом, он без сомнения исхитрился бы как-нибудь извернуться. Но он все еще был почти мальчишкой, как и сам юный король, всего несколькими годами Ричарда Второго старше. Он запаниковал и не придумал ничего хуже, чем подставить вместо себя первым делом пришедшего на ум соучастника. Дескать, он просто слышал об этом яде и его свойствах от Омерля, на днях, а то и неделю назад, поэтому не сразу вспомнил и сказал совершенно случайно, когда название отравы вдруг всплыло в памяти.Насмерть перепуганный вопль смазливенького брюнетика, о том, что это все Болингброк, он угрожал ему и его заставил, услышали аж за закрытыми дверьми, где столпилась, прислушиваясь во все уши, добрая половина двора. Молва молниеносно полетела дальше. Собрание пришлось спешным образом закрыть, пока представители двух самых именитых семейств не переубивали друг друга прямо в присутствии монаршей особы, вызывая один другого биться на смерть, и пусть бог рассудит.Кузен Генри с кузеном Омерлем, для их же безопасности, были поскорее отправлены в застенок до выяснения остальных обстоятельств, вызывающих множественные вопросы и содрогание отвращения.Однако пробыли они там недолго.Не прошло и дня, как королю в ноги упала рыдающая и рвущая на себе седые волосы мать одного из заключенных, заодно с отцом, люди, которых Ричард знал с самого детства, слышал от них множество сердечных слов, звучавших действительно искренне. Их горе разжалобило бы камень, не то, что вчерашнего ребенка. Он единственный мог и своей волей помиловал их сына, недавно смотревшего на него с откровенным обожанием. Но никакой роли это уже сыграть не смогло.Омерля нашли удавившимся. Из страха перед публичной казнью? Или же ему ?помогла? родня Болингброка, поспешившая убрать единственного, кто мог вывести на чистую воду их Генри, после чего несдобровать всем связанным с ним родством и при дворе нескольким поколениям будет лучше не показываться, после чего о них все вовсе забудут? Дознание ничего не установило досконально, слуга, несший кушанье с напитками и видевший убийцу, явно высокопоставленного человека, чем-то отвлекшего его внимание, незаметно подливая отраву, скончался, потому Генри Болингброка пришлось освободить, не найдя не одного неопровержимого доказательства его вины.Вспоминать обо всем этом можно было уже и порой над чем-то иронизируя. Чтобы вспоминать оставшееся было не так больно…Сейчас Ричарду припомнился такой же предрассветный час уж много времени назад. Темный час ночи, что последовала за днем, когда стало известно о столь позорной смерти кузена Омерля и когда ему пришлось скрепя сердце отпустить безнаказанным Болингброка. Ричард провел ту ночь один в своих покоях, не ложась спать и даже не раздеваясь, чтобы хоть попытаться. Тяжкие мысли всё равно не дали бы ему сомкнуть глаз. Он чувствовал себя стоящим на самом краю внезапно разверзшейся перед ним пропасти, в которую лишь чудом не свалился и в которой лишь еще большим чудом не потерял своего возлюбленного.За свою недолгую жизнь Ричарду уже приходилось отстаивать его королевскую власть и лицом к лицу встречаться со своими врагами. Но те враги, как бы ни были они сильны, были ему чужими людьми. Конечно, ему было и раньше известно, что главную угрозу для правителя представляют те, кто ближе всего по праву рождения находится у престола, то есть самые близкие и родные по крови люди. Но одно дело знать об этом с чужих слов, и совсем другое?— убедиться в этом собственными глазами. Как можно было поверить, что те, кого он знал с самых ранних лет, с кем делил свои детские игры, с кем вместе рос, окажутся способны замыслить и привести в исполнение план его убийства. И причина, по которой злобно-жестокий план не сработал, была вовсе не в том, что заговорщики одумались или им не хватило решимости. А следом затем они, не моргнув глазом, попытались отправить на смерть юношу, который и вовсе ничем им не мешал, не говоря о том, что ни в чем перед ними виноват не был. Ричарду и тогда с трудом верилось, что всё это действительно могло произойти. И он содрогался, мысленно заглядывая в эту черную бездну человеческой низости.А еще его мучила жалость. Жалость к кузену Омерлю, так глупо погубившему свою жизнь, оказавшемуся настолько слабым и неразумным, что поддался посулам и уговорам не думающего ни о ком, кроме себя, кузена Генри. Эта жалость смешивалась с презрением и чувством брезгливости и быстро отступала, стоило только Ричарду подумать, какую судьбу Омерль готовил ему и Роберту. И всё же мысль о том, что Эдвард столь молодым принял подлинно смерть Иуды, как бы он именно такой смерти и ни заслуживал, была слишком тяжела. А, может быть, эту жалость породило то, что Ричарду не давало покоя, что главному виновнику произошедшего удалось вывернуться и уйти от заслуженной кары. Болингброк был опасен и сам по себе и тем, что ему было известно. Но в тот момент Ричард ничего не мог с ним поделать. Без указания на конкретный факт государственной измены и шантажа, который имел место быть, но который Ричард не мог во всеуслышание озвучить, он не мог себе позволить злоупотребить своей королевской властью и осудить Болингброка.В ту ночь Ричарду отчаянно не хватало Роберта, как не хватает самого воздуха. Все дни, пока длилась история с отравлением, они не имели возможности перемолвиться хотя бы словом, чтобы не привлекать к себе ненужное внимание и не рисковать вызвать новые подозрения. Лорд Артур тогда забрал юного сэра Роберта к себе, скрыл его у себя, чтобы тот ненароком не разделил судьбу Омерля, если эта судьба все же не была выбором Эдварда, а была устроена ему кем-то другим. О судьбе возлюбленного Ричард переживал больше всего. Невыносимо было думать, что тот, кто захочет отомстить королю, не имея возможности отомстить напрямую, изберет для этого дорого ему человека. Поднять руку на королевского опекуна, как ему думалось тогда, слава богу, поостерегутся, Роберт же для таких людей ничего не стоящая разменная монетка. И Ричард даже, не выдержав, посылал за Артуром, несмотря на ночной час. Но ему доложили, что лорда Дартфорда нет на месте, и никто не знает, где он. Это только усугубило тревогу Ричарда, к которой теперь добавилась еще и боязнь за жизнь его дорого друга, этим больше, чем даже отца. Справиться о якобы бывшем ему никем сэре Роберте у посторонних юный король, конечно же, не решился.И вот в самый последний предрассветный час, когда Ричард Второй, снедаемый волнением и душераздирающим чувством неизвестности, ходил из угла в угол, он внезапно услышал за дверями необычный шум. Понял, что что-то переполошило ночную стражу. А следом услышал громкое ?Прочь!?. Это был голос лорда Дартфорда.Ричард поспешил к двери и резко распахнул ее. В тусклом свете освещающих коридоры факелов он увидел Артура почти в полном боевом облачении, сживающего в руке обнаженный меч. Стража преграждала ему путь. Пройти в покои короля среди ночи с оружием в руках?— такого не могли позволить даже его опекуну, да и сам Артур никогда прежде не являлся к нему в таком виде. Короткого обмена взглядами оказалось достаточно, чтобы Ричард убедился, что произошло нечто важное.—?Пропустите,?— скомандовал Ричард. Стража в нерешительности помедлила. —?Пропустите,?— нетерпеливо и более жестко повторил король. На этот раз стражники нехотя расступились.Сам Ричард отошел вглубь покоев, давая Артуру возможность войти. Закрыв, но не запирая, чтобы еще сильнее не нервировать охрану, за собой дверь, лорд Артур повернулся и встал, выпрямившись, перед Ричардом, продолжая сжимать в руке меч, направив его лезвием к полу.Ричард увидел, что лезвие меча покрыто тем, что влажно отсвечивало в неверном свете догорающий свечей и казалось совершенно черным. Уже догадываясь, что это было, Ричард всё-таки задал вопрос:—?Лорд Датфорд, чем испачкан твой меч?Ричард не был уверен, почему он заговорил таким официальным тоном. Может быть потому, что дядя Артур сам держал себя в этот момент как поданный перед королем, а не как старый друг и родной человек.—?Это очень верное слово, ваше величество, ?испачкан?. Мой меч испачкан грязной и недостойной кровью,?— ответил Артур, и в самом деле говоря как солдат, делающий доклад своему военначальнику.—?Чья это кровь, лорд Датфорд? —?спросил Ричард, с некоторым внутренним содроганием предчувствуя ответ.—?Это кровь изменника и предателя, кровь подлого убийцы. Это кровь того, чья душа, несмотря на молодость его лет, оказалась уже настолько отравлена завистью и жаждой власти, а разум помутнен тщеславием, что он осмелился самым гнусным образом злоумышлять против своего законного государя, которому присягнул в верности, против английского короля, что всегда был благосклонен и справедлив к нему и его семейству. Кровь того, кто, несмотря на свое высокое происхождение, оказался настолько лишенным чести и доблести, что при малейшей первой опасности, дабы спасти свою презренную шкуру, самым бесстыдным образом предал и своего подельника, которого сам и совратил, и увлек на путь измены и предательства.—?Он ранен или мертв? —?Ричард решил прояснить всё до конца.—?Мертв, ваше величество. Мертвее не бывает,?— произнес Артур, и в его старательно бесстрастном голосе послышалась свирепая жестокость. Та жестокость, которая звучит в рыке дикого зверя, которому неведомы ни страх, ни милосердие, когда он с оскаленными клыками, с которых стекает вспененная слюна, кидается защищать своего детеныша.Ричард слегка склонил голову, прикрывая глаза.—?Ваше величество,?— продолжил Артур, не дожидаясь нового вопроса,?— много лет назад перед лицом всевидящего бога я дал клятву вашему отцу, что буду заботиться о вас, как о родном сыне. И даже если бы я не любил вас сильнее, чем мог бы любить собственного сына, всё равно мой долг?— защищать, пусть ценой жизни, моего короля от всех его врагов. Вы были вольны в своем праве явить королевскую милость и даровать этим изменникам их никчемные жизни. У вас благородная и милосердная душа, мой король. Я же, как ваш опекун и верный подданный, был не в праве позволить пригревшейся лицемерной гадине, что уже попыталась исподтишка смертельно вас ужалить, уползти обратно в ее логово, чтобы там в злобе своей копить яд для новой атаки. Ваше величество, нам просто повезло, что этот змееныш еще недостаточно окреп. Если бы не затмившее его черный разум самомнение, если бы он смог смирить нетерпение, лучше продумать свой дьявольский план и собраться с силами, привлечь еще союзников, то всё могло бы кончиться совершенно иначе. Ваше величество, вокруг правителей всегда достаточно недостойных людей, носящих личину безграничной преданности, но в любой момент готовых на предательство, лишь только у них появится возможность вонзить в спину клинок. И распознать таких заранее бывает очень сложно, хотя угоднические повадки Болингброка давно вызывали у меня подозрения. Так тем более не стоит оставлять безнаказанными тех, кто уже явил свое подлинное лицо, что и сделали эти оба. Второму предателю я бы тоже не позволил остаться в живых. Но его судьба решилась без моего участия и я этому рад. Омерль был слишком жалок, жалок настолько, что и юные его года не могут служить ему оправданием, и поединок с таким слабым противником я бы счел, хоть и необходимым, но всё же позором для себя. Так что я рад тому, что мне выпало разобраться только с одним мерзавцем, который был и достаточно силен, и который как раз и являл собой главную угрозу для вас.Ричард слушал эту речь и понимал, что в словах его опекуна звучат его собственные недавние мысли, только выраженные более прямо и жестко. И от этого высказанная в них истина казалась еще более горькой. Ричард закусил губу, понимая, что-то, что он не мог позволить себе сделать как король, сделал как частное лицо Артур, беря на себя одного весь риск, связанный с таким деянием, и всю за него ответственность.—?Как всё произошло, лорд Артур?—?Герцог собрался отправиться в свое родовое поместье, чтобы укрыться там, и, чтобы обезопасить себя в пути, решил покинуть вашу столицу под покровом темноты этой, уже почти минувшей, ночи. Я узнал об этом от одного человека из его свиты. Что ж, предатели собирают вокруг себя других предателей. Я последовал за ним в сопровождении группы верных мне людей. Мы нагнали герцога в чистом, освещаемом полной луной, поле подальше от городских стен. Никто из моих людей не вступал в бой, они лишь удерживали от вмешательства людей герцога, так что их вины нет ни в чем. Я же дал Болингброку шанс, вызвав его на честный поединок, на божий суд. Конечно, я опытней и более закален в боях, но если бы богу было угодно сохранить ему жизнь, он бы отвел мою руку, а его меч направил в мое горло. Но победа в итоге осталась за мной.—?Как он вел себя? Он что-нибудь сказал перед смертью? —?почему-то Ричарду захотелось это узнать.—?Что ж, отдам ему должное, он не пытался трусливо молить о пощаде и яростно кинулся в бой. Но то была не отвага и не чувство своей правоты, то была кипящая ненависть. Я прочел это в его взгляде, когда мы скрестили мечи. Он ни в чем не раскаялся, напротив, провал его замыслов озлобил его черное сердце еще сильнее. И если раньше я еще мог сомневаться, поступаю ли я правильно, то явленная им безграничная злоба лишила меня последних сомнений. Его нельзя было оставлять в живых. И ни эта придающая сил остервенелая злоба, ни проворство, что дарует человеку молодость, не помогли ему. Бой был еще в самом начале, когда я одним ударом снес ему с плеч голову.Ричард отрывисто вздохнул, представив эту картину, но ничего не сказал.—?Ваше величество,?— продолжил Артур после недолгой паузы. —?Я полностью осознаю, что своим поступком нарушил закон вашей земли. И потому отдаю свою судьбу в ваши руки.С эти словами Артур взял меч на ладони и протянул его вперед к Ричарду, склоняя голову в смиренном поклоне.Теперь Ричард понял, откуда взялся этот холодный и отстраненный тон, эта церемониальная сдержанность во всем поведении: Артур не хотел пользоваться своим положением ближайшего друга до того, пока Ричард не примет и не объявит свое решение.—?Вы правы, лорд Дартфорд,?— начал Ричард все тем же официальным тоном. —?Правы в том, что я помиловал и сохранил жизнь недостойным предателям. Так неужели вы думаете, что за смерть одного из них в честном бою я покараю своего самого верного и старого друга, которого люблю как родного отца, друга, который столько сделал для меня и не колеблясь пошел ради меня на смертельный риск? Нет, мой дражайший друг,?— в голосе Ричарда уже звучала искренняя сердечность,?— я никогда не сделаю этого.Артур поднял голову и взглянул на своего юного подопечного, едва заметная улыбка тронула его губы.—?Спасибо, ваше величество,?— сказал он, вновь беря меч в руку, а затем вкладывая его в ножны.—?Артур! —?воскликнул Ричард, полностью возвращаясь к тому тону, каким они всегда общались, когда были одни, но теперь в его голосе зазвучало волнение. —?У Болингброка многочисленная и влиятельная родня. Они будут вне себя от ярости, когда узнают о его смерти. И они не оставят этого просто так. Твоя жизнь будет в смертельной опасности. Я могу защитить тебя только от открытого преследования. Но от тайных козней и подкупленных убийц даже королей бывает, что ничто не спасает, либо спасает только чудо,?— Ричард вспомнил отравленную снедь, которая еще недавно была доставлена ему в эти самые покои.—?О, конечно, они будут в бешенстве,?— Артур презрительно усмехнулся. —?Ведь я убил того, кто по крови ближе всех из них стоял к королевскому трону. Наследников он оставить еще не успел, так что с его смертью и вся эта семейная ветвь потеряет свое влияние при твоем королевском дворе и скоро совсем зачахнет,?— Артур пристально посмотрел Ричарду в глаза и голос его стал серьезен:?— Я прекрасно знаю, Ричард, что сейчас моей жизни цена ломаный грош. Потому и решил просить тебя освободить меня от должности твоего опекуна.—?Что? —?вот этого Ричард никак не ожидал услышать.—?Не удивляйся так и не волнуйся,?— с успокаивающей теплотой произнес Артур. —?Я до последнего моего вздоха всеми своими силами буду защищать тебя. Но в глазах общества… —?тут, обычно сурово поджатые губы Артура тронула ставшая шире усмешка, в которой читалась откровенная издевка. —?Сей тяжкий грех убийства нашего несчастного молодого герцога я полностью приемлю на себя, и чтобы смыть с себя эту кровь и почтить безвременно усопшего, отправлюсь в Святую землю. Восплачем же над ним.—?Ох, Артур! —?воскликнул Ричард, сам стараясь изо всех сил подавить такой, как ему казалось, неуместный в этом серьезном разговоре смешок. Но эта неожиданная язвительная ирония дяди Артура всё-таки смягчила горечь от его внезапного решения покинуть Англию, хоть смягчила и ненадолго. —?Но это путешествие так опасно!—?На всё воля божья,?— сказал Артур, подходя ближе. —?Но я не собираюсь сам искать себе смерти, не собираюсь именно потому, что хочу еще послужить тебе. А здесь мне сейчас оставаться гораздо опасней, чем отправляться в далекий путь, это чистой воды самоубийство. Преподнесения на тарелочке такого подарка они от меня не дождутся.—?Но как долго тебя не будет, как надолго ты оставишь меня одного?! —?Ричард тоже сделал шаг навстречу.—?Дольше, нежели необходимо, я задерживаться не стану. И, мальчик мой, ты не будешь один,?— Артур тепло улыбнулся, нежно кладя руки Ричарду на плечи. —?Теперь у тебя есть человек, который силой своей любви к тебе может потягаться даже со мной.И следом за этими словами Артур поведал, что решил перед отъездом объявить перед богом и людьми Роберта своим названным сыном и сделать его наследником своих земель и титула.—?Ричард, признаюсь тебе, что прежде я помогал этому мальчику только потому, что ты любишь его и ты счастлив с ним. Но ведь сам он мог оказаться и недостойным твоей любви. Постой… —?поспешил Артур остановить Ричарда, увидев, как вспыхнуло его лицо и как он был готов кинуться возражать. —?Я был обязан проявлять осторожность. Но после того как он проявил себя во всей этой истории, после того, как я увидел, что он, еще столь юный, был готов без раздумий пойти на смерть, но тебя не выдал даже случайно, я понял, что могу всецело доверять ему. Как я уже сказал, смерти я искать не собираюсь, но даже одно только положение наследника знатного и близкого к королю человека, которым являюсь я, в мгновение ока возвысит никому прежде неизвестного сэра Роберта Бэксхилла при дворе и вся придворная знать тут же начнет смотреть на него иначе, уже как на свою ровню. Вы действительно хорошо скрывали ваши отношения, и кроме меня о вашей близости было известно только тем двоим, что уж мертвы. Теперь же ты сможешь более открыто приблизить Роберта к себе, и ваше сближение не будет вызывать ни сильных подозрений, ни такого возмущения других высокородных людей.—?Ох, дядя Артур… —?воскликнул Ричард, кидаясь обнимать своего опекуна за шею от переполнившего душу чувства любви и благодарности.—?Ну-ну,?— произнес Артур, приобнимая Ричарда в ответ и нежно прижимая к себе. —?Вам всё равно нужно быть очень осторожными, не забывай об этом.—?Дядя… —?Ричард наконец поднял на Артура глаза, в них стояли слезы. —?И всё-таки мне страшно,?— с полной искренностью и доверием сказал он.—?Чего ты боишься, мальчик мой? —?спросил Артур, поглаживая юного короля по щеке—?Не знаю,?— честно признался Ричард. —?Того, что произошло, и того, что могло бы произойти. Это всё слишком ужасно.—?Да, это ужасно, но всё уже позади. И твой страх?— это не страх перед будущим, это страх перед прошлым, которое теперь полностью завершилось, и сам этот страх принадлежит прошлому. Когда эта ситуация разразилась над твоей головой, тебе было некогда бояться, ты, как и положено подлинному правителю, принялся думать и действовать. И ты достойно показал себя там, где с тобой повели бесчестную и подлую игру. Теперь же, когда всё позади, тот страх настиг тебя своим эхом. Но в будущем не будет даже этого отголоска страха. Ты не виноват в произошедшем, это не твоя ошибка, ты не мог знать, что кто-то подглядел за тобой еще в том лесу много лет тому назад, а тогда ты даже не знал, что делаешь что-то, что может грозить опасностью. Это моя вина, это я недоглядел. Нет-нет, не возражай. Тогда ты был еще совсем ребенком, так что это мой недосмотр. Теперь ты вырос и знаешь, что к чему. А теперь ты увидел самую изнанку власти, но это не смогло тебя сломить, не заставило недостойно пользоваться своей королевской властью и, я вижу, это не ожесточило твоего сердца. Тебе больше и не нужна никакая опека. Ты уже стал и сможешь быть и дальше правителем, достойным своих самых благородных предков. И ты сможешь быть счастливым. И сейчас я покидаю тебя со спокойным сердцем.***Ричард рассказал Артуру о попытке шантажа в тот самый страшный день, когда угрюмые стражники увели его возлюбленного, а он, король всей Англии, ничем не смог этому воспрепятствовать, чтобы не сделать ситуацию окончательно безвыходной, рассказал, коря себя за то, что не сделал этого раньше, после того, как Роберта уже отправились освобождать, стоило им с дядей остаться наедине. Лорд Дартфорд только успокаивающе провел ладонью по его голове, с ободряющей улыбкой пообещав, что теперь все будет хорошо, сам тогда этого не зная. Но все же оказавшись в итоге правым.Очень было тяжело без него, особенно первые часы и дни, потом недели и месяцы, затем прошел год, больше… Занятое им место в душе Ричарда не могло заполниться никем другим, как не бывает у человека нескольких родных отцов и матерей. И вот он настал, тот день, когда дядя Артур должен был возвратиться, о чем им была послана весточка вперед себя. Ричард от того видать и вскочил не свет, не заря, и глядел за линию горизонта, зная, что не по силам ему увидеть того, кто приближается к Лондону, но не смотреть не мог, все вспоминая и вспоминая, переживая все заново, словно вновь.Из глубины покоев раздалось сонное неразборчивое бормотание, и, обернувшись, начав тепло и светло улыбаться еще при этом, молодой король первым делом увидел блеснувшие в первых солнечных лучах белокурые локоны, рассыпавшиеся по его подушке, и то, как Роберт пытается нашарить его рукой, что-то протестующее урча.Как только наделавшая много шуму история с отравлением безвинных людей на кухне, вместо самого богопомазанника, и обезглавливанием предателя-герцога начала понемногу забываться, юный король распорядился, чтобы для сэра Роберта, все равно, что его брата, были подготовлены покои принца Эдуарда. Чему даже не удивился никто особо?— бедные дети пережили такое, что один, что другой, разумеется, это их между собой сблизило, особенно из-за того, что королевский опекун усыновил едва не казненного по навету сироту, будучи бездетен, а как формально, так и заботой, настоящим отцом юному королю Ричарду Плантагенету. С той поры не было больше ночи, когда бы они засыпали порознь, как и рассвета, которого бы встретили не вместе. Ведь про тайный ход, соединяющий королевские покои с теми, о которых никому, кроме английских короля и архиепископа, благо, известно не было.Залюбовавшись невольно одним своим самым любимым человеком на свете, ожидая долгожданного возвращения второго, иначе, но столь же сильно любимого, Ричард вдруг похолодел на мгновенье, всего на миг подумав о том, как бы сложилась его судьба, не будь их двоих с ним рядом. И окружали бы его тогда, плотным кольцом, из которого не вырвешься, всевозможные омерли с болингброками, и задавили бы, будто стеной щитов норманны, когда-нибудь насмерть.—?Ричард? —?уже вполне отчетливо выговорил Роберт, продолжая все дальше переползать на его половину постели?— ища даже во сне, где он тоже наверняка ему сейчас снился.—?С добрым утром, Бретт,?— лучисто-влюбленно улыбнулся ему Ричард Второй, поскорее присаживаясь рядом, чтобы заключить в объятия, пока тот не свалился в поисках его с постели. Называя так, как обращался к нему лишь когда никто посторонний не мог этого услышать. —?Люблю тебя.—?Люблю тебя! —?сразу сбросил Роберт остатки сна, крепко обнимая его в ответ обеими сильными, горячими со сна руками. В этих объятиях Ричард только и понял, насколько успел замерзнуть.Жарко прильнув к нему губами, лаская пальцами мягкие кудри его отросших до плеч волос, Ричард почувствовал себя абсолютно счастливым человеком, самым счастливым во всем мире, коего не охватить глазом и жизни не хватит весь обойти.С ним были самые дорогие его сердцу люди, с сего дня, оба.Его семья.