Глава 15 (1/1)

От автора: Дорогие мои читатели, хочу всех-всех вас поблагодарить за поддержку, терпение, понимание и замечательные советы, которые мне очень-очень помогли. Приятного всем прочтения! С уважением VelvettViВ напоминание о том, что самый первый последователь Иисуса Христа апостол Петр был рыбаком, новоиспеченный архиепископ Йоркский вознамерился приплыть к собору на лодке. К сожалению, в планы дядюшки Джорджа вмешалась непогода (река Уз, протекавшая через весь Йорк, разлилась и затопила берега), так что к собору он прибыл в крытых носилках - точно таких же, как те, которые были предоставлены нам с матушкой. Под нестройные приветствия слуги обошли площадь по кругу и бережно поставили свою ношу у нижней ступени крыльца; дядюшка Джордж Невилль медленно выбрался наружу и так же медленно поднялся наверх. - Ваше преосвященство, - Джордж Кларенс вышел из-под навеса, преклонил колени перед архиепископом и почтительно поцеловал его перстень, - от имени Эдуарда, возлюбленного короля нашего, интересы которого представляем я и брат мой Ричард, приветствую вас в славном Йорке, главной твердыне нашего рода. Важный тон Джорджа, его яркое одеяние, грациозная фигура и обворожительное лицо подействовали на людей лучше золота Невиллей - не успел он умолкнуть, как толпа взревела: ?Англия и Йорк!?, ?Боже, храни короля Эдуарда!? и ?Слава герцогу Кларенсу!?. Кларенс в ответ помахал рукой, и толпа взревела еще громче. - Взгляните, кузина, - Генри Стаффорд кивнул в ту сторону, где особенно неистовствовало и бесновалось людское море. Одни толкались, стараясь пробиться как можно ближе к почетным гостям, другие аплодировали, кричали или свистели, а самые зажиточные из горожан принялись за неимением цветов бросать в воздух свои шапки и носовые платки. - Как мало им нужно для счастья. Только что стояли, словно на похоронах, мечтали как можно скорее разбежаться по домам, но появился их прекрасный принц, сказал несколько любезных слов – и они уже не помнят себя от восторга. - Не вижу в этом ничего зазорного, кузен, - пожала плечами я. - Рукоплескания и благословения намного лучше косых взглядов и зловещей тишины. - А посмотрите, как красуется Кларенс, - Бэкингем, не слыша меня, указал на Джорджа. – Мой дражайший родич и впрямь возомнил себя королем. - Люди искренне приветствуют его – он искренне благодарит их. Джордж поступает так, как должен поступать, он все делает правильно, - ответила я резко, намного резче, чем предписывали приличия - ехидные замечания Бэкингема отчего-то меня задели. Захотелось заступиться за всех, кого этот щеголь пытался унизить в моих глазах: за жителей Йорка, продрогших под осенним ливнем в то время, пока он стоял здесь, под навесом, укутанный в бархатный плащ, за Кларенса, хвастливого, но доброго, легкомысленного, но обаятельного.Генри сразу же уловил недовольство в моем голосе – он внезапно умолк и, повернув голову, чуть наклонился и заглянул мне в лицо. - Не знал, что вы дружны с Джорджем Кларенсом, - произнес он уже не столь насмешливо. Бэкингем ошибался - дружбы с Кларенсом у меня не было, как, впрочем, не было и неприязни. Я знала, что Джордж обожал находиться в центре внимания, видела, что среднему сыну герцога Йоркского не чуждо тщеславие, порой уставала от его непрерывной болтовни, порой ревновала к сестре – и все же по-своему его уважала. Уважала за то, что при дворе герцога Бургундского, где Джордж и Ричард нашли пристанище после казни отца и ареста матери, Кларенс стал единственной опорой и самым надежным защитником для младшего брата. Уважала за то, что благодаря его любви Иззи стала мягче, уступчивее и добрее. Но особенно уважала Джорджа за то, что он совершил жарким летним днем после королевской охоты на оленя... - С чего вы так решили? - Вы горячо его защищаете, - Бэкингем улыбнулся. Эх, хоть он и не самый приятный собеседник, нельзя не признать – улыбка у него удивительная. Широкая, открытая и обезоруживающая. Видишь ее – и забываешь о том, что мгновение назад испытывала к ее обладателю раздражение и даже неприязнь. - Скажите, кузен, вы присутствовали на состязании, которое его величество устроил между соколами герцога Глостера и Джона Вудвилля? – Бэкингем утвердительно закивал. – В таком случае, вас не должно удивлять мое хорошее отношение к герцогу Кларенсу, - я хихикнула, припомнив багрового от бешенства брата королевы, его отчаянный удар кулаком по стволу дерева, радость английской знати и недовольную гримасу Елизаветы. – Тот, кто не смирился с несправедливостью, отомстил за подлость и унизил Джона Вудвилля, иного не заслуживает. - Вот как? – он тихонько присвистнул, а бирюзовые глаза одобрительно просияли. – Вы истинная дочь великого ?Делателя королей?, леди Анна - вы не просто носите его славное имя, но и разделяете его взгляды! Примите мое глубочайшее восхищение, кузина.Сомнений не осталось – Бэкингем ненавидел Вудвиллей. Странно... Джордж и Ричард осуждают Вудвиллей из-за того, что они целиком и полностью подчинили себе Эдуарда. Отец их терпеть не может за неуемную алчность и за бесконечные попытки очернить его доброе имя. Матушка и герцогиня Сесилия презирают их из-за низкого происхождения и излишней наглости. Сторонники Йорков не могут забыть былой преданности Ланкастерам. Изабелла считает, что Елизавета ей завидует. У всех, кого я знаю, есть причины для ненависти - как веские, так и не очень. Но Генри Стаффорд... Вступив в брак с младшей сестрой королевы, он сам сделался частью этого семейства - с чего бы ему плохо относиться к родственникам? Будь наши отношения с Ричардом прежними, я бы непременно расспросила кузена – он-то наверняка все знает – но, похоже, что прежними они уже не будут никогда.От этой мысли стало больно. Невыносимо, нестерпимо больно. Так больно, что перехватило дыхание, а в глазах потемнело, как перед тем злосчастным обмороком в лесу. - Что с вами, Анна? – голос Бэкингема донесся до меня будто издалека. – Вам дурно? Я велю позвать лекаря. - Нет-нет, не зовите, - я сжала пальцами виски и сделала несколько глубоких вдохов. – Голова закружилась – только и всего. Сейчас станет легче. - Обопритесь на меня, - Генри подвинулся чуть поближе, и я обхватила его руку чуть выше локтя. – Вот так, милая кузина, - он улыбнулся. – О, взгляните, теперь подошел черед нашего скромника Глостера. Ричард, последовав примеру брата, опустился на колени и поцеловал архиепископский перстень. Я видела широкую спину, обтянутую желтой тканью, рассыпавшиеся по плечам кудри, тонкие запястья и длинные пальцы, почтительно сжимающие ладонь моего дядюшки. Принц, настоящий ?ледяной принц?! Такой красивый в своем праздничном наряде, такой надменный и такой недоступный! Мой Ричард... Нет, уже не мой. Да и был ли он моим? Сердце вновь заныло... Хватит, не стану смотреть! Я уставилась себе под ноги. - Пусть служение ваше будет долгим, вера крепкой и непоколебимой, а деяния справедливыми и милосердными, - жаль, что нельзя заткнуть уши. – Поздравляю, это поистине достойный пост для достойного представителя дома Невиллей. - Благодарю, ваше высочество, - произнес архиепископ чопорно. - В отличие от своих сладкоречивых братьев Глостер необычайно скуп на слова, - фыркнул Бэкингем. – Эге, да он опять смотрит в нашу сторону! Клянусь всеми святыми, кузина, если бы взгляд человека мог убивать, мы бы сейчас упали бездыханными! – я вздрогнула, но головы так и не подняла. - Мы с Глостером всегда отлично ладили – я люблю Дикона, хоть он гордец и бука – не пойму, что его так разозлило? - Не знаю, кузен, - я постаралась придать своему голосу как можно больше искренности. Получилось плохо - Ричард, с удивительной легкостью распознававший ложь, тотчас бы меня пристыдил – но Бэкингем поверил. Или сделал вид, что поверил. То ли из-за желания во всем подражать принцам, то ли из-за дождя, от которого не спасал даже навес, мэр Йорка Эдмунд Ладгейл был краток и деловит. От имени горожан он поприветствовал Джорджа Невилля и выразил надежду на то, что новый архиепископ станет ?не только достойным наместником Господа на бренной земле, но и совестью города?. Затем мэр небрежно щелкнул пальцами, и юный паж тотчас же поднес ему резной ларец с золотыми скобами и крышкой, усыпанной рубинами. Внутри на белой атласной подушке лежал потемневший от времени деревянный жезл с набалдашником в виде простого креста - жезл этот, как объяснил накануне граф, был сделан из оливкового дерева, растущего в Вифлееме, так что меня не удивила чрезмерная почтительность, с которой Эдмунд Ладгейл извлек его из ларца. Держа жезл на вытянутых руках, мэр передал его Джорджу Невиллю, дядюшка бережно принял драгоценную реликвию, и на этом светская часть церемонии завершилась. Ликующе взревела толпа, хрипло запели, заглушая громовые раскаты, солдатские трубы, а двери собора распахнулись перед нами как по волшебству – начиналась вторая, духовная часть. - Наконец-то, - прошептал мне на ухо Бэкингем. – Признаться, я уже окоченел от холода – может, внутри будет чуть теплее, а?Увы, мечтам Генри Стаффорда не суждено было сбыться - Йоркский Минстер [1] оказался сырым и мрачным. Пронизывающий до костей ветер гулял меж высоких, соединенных попарно колонн, десятки зажженных лампад не смогли разогнать тьму, притаившуюся у самых дальних стен, а стрельчатые окна, расположенные под потолком, почти не пропускали дневного света. Пока все остальные внимали пению, доносившемуся с хоров, и наблюдали за тем, как Томас Буршье читает молитвы и провозглашает Джорджа Невилля архиепископом Йорским, я украдкой озиралась по сторонам, разглядывая убранство знаменитого собора. Размеры Минстера действительно поражали, а вот рассказы мистера Тальбота о его роскоши оказались несколько преувеличенными – и огромный орган с высоченными трубами, и витражи, занимавшие целые стены, и переливающееся всеми цветами радуги окно-розетку над входом я уже видела в Вестминстере, и особого различия не заметила. От перемежающихся снежно-белых и угольно-черных плиток на полу рябило в глазах, мраморные изваяния владык Англии в полумраке выглядели жутковато, тихие, чуть дрожащие голоса певчих, казалось, принадлежали бесплотным призракам, а безупречная латынь Буршье нагоняла тоску. Едва торжественная месса подошла к концу, я вздохнула с нескрываемым облегчением – мне хотелось покинуть Минстер как можно скорее. Прочла молитву, получила у дядюшки отпущение всех прошлых грехов и проследовала за Изабеллой и Кларенсом к чаше со святой водой. Сестра опустила пальцы в чашу, Кларенс, перекрестившись, бережно сжал их в своих ладонях. - Изабелла, я говорил, что сегодня ты прелестна как никогда? – прошептал он. - Ваше высочество, - даже в полумраке было заметно, как покраснела Изабелла, - вы мне льстите. - Ничуть, - Джордж попытался привлечь Иззи к себе свободной рукой, но сестра мягко уклонилась от его объятий. - Ох, Джордж, не в доме Божьем, - пропела она укоризненно. - Ты права, - он отстранился, но так и не выпустил ее ладони из своей. – Тогда выйдем поскорее отсюда.Я проводила влюбленную парочку долгим завистливым взглядом. Вот почему? Почему Изабелле достается все самое лучшее? Редкостная красота – ей. Кротость и смирение, которыми должна обладать настоящая леди – ей. Всеобщее восхищение, обожание и преклонение – ей. Златокудрый Джордж Кларенс, самый красивый и любезный из принцев Йоркских – снова ей. А что есть у меня? Неказистая внешность, строптивый нрав и любовь к невыносимому Ричарду Глостеру. - Кузина Анна, - эти слова одновременно произнесли два человека.Они стояли в шаге друг от друга. Открытое лицо Генри озаряла приветливая улыбка, лицо Ричарда скривилось в какой-то причудливой гримасе то ли боли, то ли злобы. Бирюзовые глаза Бэкингема ясны и безмятежны, в темно-синих глазах Глостера свирепствовал шторм. - Ваше высочество, ваша светлость, - прошептала я внезапно пересохшими губами. Желая скрыть свое замешательство и смущение, поспешно отвернулась и опустила пальцы в чашу. Господи, пожалуйста, пусть их сию секунду окликнет Томас Буршье, граф, Эдмунд Ладгейл или кто-нибудь еще! Пусть они уйдут! Пусть оставят меня в покое – я не желаю, не хочу их видеть! Бэкингем слишком назойлив, а Ричард... Даже думать о Ричарде не могу! Они не ушли. Наоборот, подошли еще ближе и остановились по обе стороны от меня. Я вытащила руку из чаши – святая вода была холодна как лед – и замерла в нерешительности. Обычай требовал, чтобы я окропила святой водой пальцы того, кто стоял рядом – оставалось лишь протянуть руку и прикоснуться... К кому? К Бэкингему, излучавшему тепло и спокойствие? Или к Ричарду, заставившему меня пролить немало слез? К тому, кого я не знала до сегодняшнего дня? Или к тому, кто прожил со мной в одном доме несколько лет, но так и остался для меня неразрешимой загадкой? К человеку, которому я не испытывала ровным счетом ничего? Или к человеку, которому я отдала свое сердце, и которому оно оказалось не нужно? - Смелее, кузина! – лукаво усмехнулся Генри. – Осчастливьте одного из нас.?Осчастливьте?... Проще сказать, чем сделать. - Стаффорд, тебя уже осчастливила Кэти Вудвилль, - процедил Ричард негромко. - Не порти настроение напоминаниями о Кэти, - поморщился Генри. – Сейчас она коротает дни за вышиванием в одном из моих замков в Уэльсе – пусть там и остается. – Для женатого человека ты ведешь себя на редкость неразумно. - С каких пор тебя волнует разумность моих поступков? – Стаффорд надменно вздернул подбородок. - Леди... Анна, - произнося мое имя, Глостер чуть запнулся, - моя родственница. Я не допущу, чтобы ей докучал своим вниманием волокита вроде тебя. - Какая трогательная забота! – фыркнул Бэкингем. – Ты о своей сестре тревожился меньше.Глаза Ричарда сузились. - Убирайся, Стаффорд, – прошипел он. – А не то.... - Я тебя не боюсь, кузен, - в голосе Генри зазвенел металл. – Никак подзабыл, что я такой же Плангагенет, как и ты? - Стаффорд... - Глостер... - Хватит, - простонала я, но принцы даже не повернулись в мою сторону. Они одинаковым движением вцепились пальцами в края каменной чаши и застыли, пожирая друг друга пристальными немигающими взглядами – ни дать ни взять, бойцовые петухи, распушившие хвосты! Похоже, драки не миновать, если только я не приму решение. - Кузен, прошу вас, проводите меня, - я сжала мокрой ладонью прохладную мужскую ладонь. – Кузен, - виноватая улыбка другому, - а вас прошу меня простить. Черные и белые плиты пола расплывались перед глазами, сливаясь в одно сплошное серое пятно. Сердце колотилось в груди так громко, что его стук должны были слышать все те, кто с почтительным поклоном расступался перед нами. В ушах звенело, в горле застыл противный тугой комок, а каждый шаг давался мне с трудом. Я не ощущала собственного тела – казалось, вся кровь прилила к руке, которой я держала руку Ричарда. Мы вышли из собора, не произнеся ни слова. Так же молча спустились по ступеням под восторженные приветствия толпы и подошли к носилкам. Графиня и Изабелла уже сидели внутри и, судя по тому, как недовольно вытянулись их лица при нашем появлении, поджидали только меня. - Анна, наконец-то! - раздраженно промолвила матушка. – Из-за тебя мы опоздаем на пир. - Извините, графиня, это я задержал кузину Анну. – Ричард покаянно склонил голову. – Показывал ей витраж Пяти сестер [2]. - Замечательно, ваше высочество, - тон графини стал гораздо мягче. – Анна, тебе понравился Минстер? - Очень понравился, матушка, - пробормотала я. – Благодарю, кузен, за то, что показали мне витраж.- Не стоит благодарности. Рад, что вам понравились и Йорк, и его главный собор, - Ричард наклонился – теплое дыхание взметнуло локон на моем виске – и прошептал. - Не умеешь ты врать, Анна. - Мое вранье распознаешь только ты, - шепнула я, - так что умею. - Почему я? - его пальцы сжали мои чуть сильнее. – Почему не Бэкингем?Хороший вопрос. Вот только правдиво ответить на него я не могу. - У него нет брата-короля, - выпалила я первое, что пришло в голову. Вырвала руку и забралась в носилки прежде, чем Ричард успел что-либо сказать.Я думала, что праздничный пир, устроенный дядюшкой Джорджем в новой резиденции, станет самым скучным и унылым из пиров, на которых мне доводилось присутствовать, но в действительности все оказалось не так уж плохо. Пиршественный зал был хоть и не слишком большим, но роскошно убранным, уютным и, главное, жарко натопленным (в четырех каминах пылали целые деревья). Столы, устланные алыми скатертями, ломились от снеди, а великолепные вина из погребов нового архиепископа ничем не уступали тем сладким французским винам, которые матушка подавала лишь в особо торжественных случаях. С хоров звучали переливы свирелей, мелодичный перезвон колокольчиков и нежные напевы лютни.Дядюшка Джордж, горделивый и важный, восседал в резном кресле в самом центре почетного помоста рядом с Томасом Буршье, места по соседству с ними занимали принцы – на правах старшинства Кларенс сидел рядом с архиепископом Кентерберийским, Глостер расположился слева от моего дядюшки. Кларенс без устали одаривал комплиментами Изабеллу (отец уступил ей свое кресло по правую руку от Кларенса, она, разумеется, возражать не стала), Ричард, мрачный и задумчивый, не поднимал головы от своей тарелки. Моими соседями по столу оказались Джон Монтегю и Томас Фокенберг – дядюшки ели и пили за четверых, смеялись, шутили и хвастались охотничьими подвигами. - Все, брат, мне надоело без толку просиживать штаны! – прокряхтел Бешеный Бастард, выпив очередной кубок темного эля. – Эй, музыканты! – рявкнул он. – Сыграйте нам гальярду [3]!Головы всех гостей тут же повернулись в сторону архиепископов, но оба прелата, оживленно обсуждавшие друг с другом дела церкви, не обращали никакого внимания на происходящее. Джордж Кларенс одобрительно закивал, повелительно взмахнул рукой граф, и музыканты послушно заиграли веселый незамысловатый мотив. - Разомнем кости, а? – Фокенберг лукаво мне подмигнул и, пригласив на танец пухленькую, но хорошенькую супругу Энтони Ладгейла, первым вышел с нею в центр зала. Следом за ними с помоста величественно спустились Изабелла и Кларенс – этой прелестной парой невозможно было не залюбоваться – граф с графиней, Джон Монтегю с леди Норфолк и еще несколько мужчин и дам из числа йоркской знати. - Леди Анна, позвольте пригласить вас, - Генри Стаффорд, раскрасневшийся то ли от духоты, то ли от вина, медленно поднялся с кресла и направился ко мне. - Простите, кузен, - я смущенно потупилась, избегая настойчивого взгляда бирюзовых глаз, - но я не очень хорошо танцую гальярду. - Не тревожьтесь! – рассмеялся он. – Я вас научу. - Леди ответила отказом, Стаффорд. Неужели ты ее не понял? - Глостер, а тебя никто не просил вмешиваться в мои дела.Ох, нет! Только этого не хватало! Опять эти двое! Опять назревает ссора! Опять я невольно чувствую себя виноватой – даже не знаю, почему. - Прекрати преследовать мою кузину – и я больше не стану вмешиваться в твои дела. - Я всего лишь пытаюсь быть вежливым с родственницей, не более, - Бэкингем пожал плечами. – А вот ты преследуешь леди Анну с завидным упорством. - Я не преследую леди Анну, - отчеканил Ричард. Бледные щеки кузена покрылись багровыми пятнами. - Думаешь, я не заметил, как ты смотрел на нас на крыльце? Думаешь, не видел, как ты наблюдал за Анной во время службы, с какой прытью ты бросился за нею к чаше? Думаешь, я не понял, что ты рев... - Довольно! – прорычал Ричард, угрожающе сжимая кулаки. – Лучше молчи, Стаффорд, а не то... - Успокойтесь! – я вскочила и протянула вперед руки, удерживая кузенов на месте. Вовремя – особо любопытные гости уже начали на нас оглядываться. – Пожалуйста, ведите себя достойно! Генри, - я провернулась к Бэкингему, - благодарю вас за внимание, но я и вправду не умею и не люблю танцевать. Пригласите кого-нибудь другого, - я кивком указала на ту часть стола, где сидели жены и дочери северных лордов, - уверена, что любая из этих леди примет ваше приглашение с радостью и удовольствием. - Вы уже дважды отказываете мне, кузина, - улыбка Бэкингема получилась натянутой и кривоватой. – Ну что ж... Я, пожалуй, воспользуюсь вашим советом. Приятного вечера вам, Анна, и тебе, Дикон, - он отвесил изящный поклон и удалился. - Самодовольный павлин. Я повернулась к Ричарду, ожидая чего угодно – от ставшего привычным безразличия до недавней неприкрытой ненависти. Он улыбался. Улыбался так, как улыбался вездесущий несносный Ричард Глостер – тот Ричард, которого я уже не надеялась увидеть вновь. - Чему ты радуешься? – хоть мое сердце и встрепенулось от этой ехидной улыбки, я изо всех сил старалась казаться равнодушной. - Тому, что и во второй раз ты выбрала меня, - он улыбнулся еще насмешливее. – Значит, красавчик Бэкингем не так уж тебе и понравился, да??Да, да, да! И в первый, и во второй, и в десятый, и в сотый раз я выберу тебя! Между тобой и Бэкингемом, между тобой и Кларенсом, между тобой и Эдуардом Ланкастером, между тобой и любым другим юношей на свете я выберу тебя! Я люблю тебя, люблю всем своим сердцем, всей своей душой, но ни за что на свете не признаюсь тебе в этом!? - Прошу прощения, ваше высочество, - прошептала я, опуская голову на грудь. Спустилась по помосту и выбежала из зала. Поднялась по широкой парадной лестнице, миновала длинный коридор и, распахнув первую попавшуюся дверь, очутилась в дядюшкиной библиотеке.Здесь было тихо и почти совсем темно – лишь слабый свет уличных факелов пробивался через неплотно закрытые ставни, озаряя столы, заваленные пергаментными свитками, резные шкафчики и книжные полки. Я подошла к окну, обхватила себя за плечи руками, и по моим щекам потекли слезы.Грязные улицы Йорка, неприветливые горожане, гробовая тишина, царившая на соборной площади, проливной дождь, Бэкингем с его чрезмерным вниманием, Ричард с его злобным взглядом и ледяным тоном, странное отсутствие Эдуарда и всех Вудвиллей, величественный, но пугающий Минстер, бесконечно долгая проповедь, перепалки кузенов, в которых я играла незавидную роль почетного трофея – событий оказалось много, слишком много для одного дня. Я устала от всего и от всех. Я чувствовала себя измученной и разбитой, а сил на то, чтобы притворяться довольной и счастливой, больше не осталось. Я не могла убежать в свою комнату и запереться в ней, оставив неприятности за порогом, не могла обрести утешения в компании верного друга – и Миддлхэм, и Фрэнсис с Генри были далеко. Я не могла пожаловаться ни родителям, ни сестре – им сейчас не до меня. Оставалось лишь стоять здесь, в пустынной библиотеке, и плакать, уткнувшись носом в холодную каменную стену.Я не услышала скрипа двери, осторожного шороха шагов. Не заметила, как он подошел ко мне почти вплотную. Лишь когда две ладони накрыли мои руки, я вздрогнула и открыла глаза.Мне не нужно было оборачиваться для того, чтобы узнать, кто стоит у меня за спиной. Не нужно было вглядываться в мутное оконное стекло, отыскивая в глубине чужое отражение. Я слышала неровное прерывистое дыхание, вырывавшееся из его груди. Ощущала тепло, исходившее от длинных пальцев, вцепившихся в мои. Чувствовала запах его кожи – запах, который я не спутала бы ни с каким другим. - Чего тебе нужно? – от слез мой голос прозвучал грубо и сипло. - Почему ты плачешь? - Тебя это не касается. - Еще как касается.Вот упрямец! И ведь не отстанет! - Жалею, что дважды отказала Бэ...Договорить я не успела – Ричард рывком повернул меня к себе и встряхнул за плечи так легко, словно я была тряпичной куклой. - Лучше молчи, Анна! – тонкий луч света озарил мертвенно-белое лицо. – Не говори того, о чем потом пожалеешь... - А если все-таки скажу? - Тогда услышишь в ответ то, о чем потом пожалею я. Он казался спокойным. Только глаза – огромные, бездонные глаза – полыхали синим пламенем. - И все-таки, что тебе нужно? – я дернула плечами, пытаясь освободиться. Бесполезно. Он держал меня крепко. - Мне нужно с тобой поговорить. - Так говори и уходи. Тебя наверняка заждались за столом. - Анна, перестань, - он тихонько вздохнул. – Не будь такой... - Какой? - внутри меня будто рухнули невидимые преграды. Обида на его равнодушие, горечь от пустых взглядов и ничего не значащих вежливых фраз, тоска, снедавшая меня днями и ночами, разрывающая душу и сердце боль – все то, что месяцами томилось во мне, теперь рвалось наружу. – А каким был ты с тех пор, как я выздоровела? Как ты вел себя со мной? Шарахался, как от прокаженной, убегал прочь, смотрел свысока, не разговаривал! Тебе даже дотрагиваться до меня было противно! – я бормотала, будто в горячечном бреду, то сбиваясь на шепот, что срываясь на крик. – Я перестала существовать для тебя, Ричард! - Это не так... - Это так! Что ж, твоя воля, только вот я до сих пор не поняла одного... Почему? Зачем ты так со мной поступаешь? – слезы брызнули с новой силой. - Анна, Анна, - одной рукой он обхватил меня за талию, второй привлек к себе, прижимая мою голову к своей груди, - не надо, не плачь. Пожалуйста, - добавил он с какой-то странной робостью в голосе. - Отпусти, Глостер! - Однажды ты уже просила отпустить тебя, помнишь? – еще бы не помнить! – А я тебя не послушался. Не отпустил тогда – не отпущу и теперь. - Теперь все изменилось, - всхлипнула я, стараясь утереть щеки рукавом платья. - Ничего не изменилось, Анна, ни-че-го! – он чуть отстранился и приподнял мое лицо за подбородок. Синие глаза прожигали меня насквозь. – Понимаю: словами не исправить то, что я натворил, но, может, тебе станет легче, если я скажу, что мне тоже было плохо? - Плохо? – переспросила я изумленно. – Но почему? - Когда я сидел в заточении в своей комнате, - он нахмурился, - у меня было много, очень много времени на раздумья. Я вспомнил все, что с нами произошло за эти годы, заново пережил наши ссоры и наши примирения – и я наконец-то осознал, каковы мои истинные чувства. И когда я признался в них самому себе, то испугался. Испугался, что твой отец передумает и надет тебе другого жениха из Бургундии, Франции или Шотландии. Испугался, что Папа Римский никогда не даст разрешения на наш брак - иначе с чего письма с его ответом до сих пор нет? Испугался, что ссора графа с Эдуардом зайдет слишком далеко... - Отец и Эдуард поссорились? – перебила его я. - А ты разве не знала? – я покачала головой. – Орали друг на друга среди бела дня, и весь двор присутствовал при этом. - Снова из-за дамасских купцов? - Нет, из-за Жакетты Люксембургской, матушки Елизаветы. - А при чем здесь она? – я умоляюще сложила руки. – Ричард, пожалуйста, расскажи.- Я открываю девушке свое израненное сердце, а ее волнует лишь политика, - Ричард улыбнулся. – Что ж, я это заслужил. - Расскажи о том, что случилось – и открывай сердце дальше, - в груди разлилось странное тепло. - Ты действительно дочь великого Уорика, - он осторожно коснулся моей щеки, вытирая большим пальцем непросохшие слезинки. – Ну хорошо, расскажу. Жакетту Люксембургскую пригласили на обед к мэру Лондона сэру Томасу Куку, она пришла в восторг от гобеленов, которыми сэр Томас украсил стены пиршественного зала. На следующий день вооруженный до зубов отряд под командованием Джона Вудвилля явился в дом сэра Томаса, силой забрал гобелены и доставил их леди Жакетте. Сэр Томас пожаловался Эдуарду, а поскольку обвинял он не кого-нибудь, а королевскую тещу, брат решил провести расследование. Для этой цели он создал специальную комиссию, председателем которой назначил... - Графа... - Нет, - Ричард презрительно скривился. – Энтони Вудвилля. Граф был назначен первым помощником. Расследование провели, и вскоре Эдуарду принесли заключение. В нем говорилось, что гобелены раньше принадлежали какому-то знатному ланкастерцу и как конфискованное имущество должны были поступить в королевскую казну. Сэр Томас нарушил закон и присвоил их себе, а Жакетта Люксембургская, отобрав их, совершила благое дело. Заключение подписали все члены комиссии, кроме твоего отца. - Ох, - пробормотала я. Господи, неужели на свете нет такой низости, на которую не способны Вудвилли? - А что потом? - Сэр Томас утверждал, что купил гобелены у торговца из Неаполя, но свидетелей предоставить не смог, и никто, кроме Уорика, ему не поверил. Жакетту Люксембургскую признали невиновной, сэра Томаса объявили казнокрадом, клеветником, сообщником Ланкестеров – он якобы ссужал деньги самой Маргарите Анжуйской – и отправили в тюрьму. Твой отец заявил, что заключение комиссии ложное, суд неправедный, а сэр Томас – честный и порядочный человек, Эдуард разозлился, сказал, что с заступниками изменников иметь дела не желает и велел графу больше никогда не появляться в Вестминстере. - Они поссорились, и именно поэтому Эдуард не приехал в Йорк... - протянула я задумчиво. Так и знала, что король отсутствует неспроста! – Как думаешь, они помирятся? - Эдуард отомстил графу за неповиновение – надеюсь, что на этом он остановится. Вот и весь рассказ. Довольна? - Да, - я постаралась отогнать прочь тревожные мысли. Отец сильный, умный, он всегда был лучшим другом и советчиком короля, и Эдуард любит и ценит его, несмотря ни на что. Они помирятся, непременно помирятся. – Спасибо, Ричард. - Значит ли это, что я прощен? – лукавая усмешка. - Ты так и не объяснил причины своих ужасных поступков. - Но ты же сама меня прервала, - он посерьезнел. – На чем мы остановились? Ах, да, я испугался. Испугался отказа Папы на заключение брака, гнева Эдуарда, но еще больше я испугался тебя и тех чувств, которые ты во мне вызвала, - я открыла рот, но он торопливо накрыл мой рот ладонью, вынуждая молчать. – Ты поразила меня с первой встречи - такая крохотная, такая забавная и такая сильная духом. Ты не пресмыкалась передо мной, не стремилась, как Изабелла, казаться лучше, чем есть на самом деле, ты всем своим видом давала понять, что я тебе неприятен, и за эту честность и искренность заслужила мое уважение. Его ладонь все еще закрывала мои губы, хоть в этом не было нужды – я не смогла бы сейчас издать ни звука. Приподнялась на цыпочках, чтобы лучше видеть его лицо и с жадностью ловила каждое слово - Ричард, невозмутимый замкнутый Ричард, наконец-то приоткрыл дверцу, за которой скрывалась его непостижимая душа!- Два года, проведенные в Миддлхэме, стали самым счастливым временем в моей жизни. Я жил в замке, где меня опекали и учили, у меня впервые появились настоящие друзья, но самое главное – рядом была ты: смелая, отчаянная, упрямая, добрая, верная, любящая Анна Невилль, девочка, которая занимала мои мысли и днем, и ночью. Я следовал за тобой, словно тень, я наблюдал за тобой украдкой, я узнавал тебя все лучше и лучше и привязывался к тебе все сильнее и сильнее. От звуков его хрипловатого вкрадчивого голоса по спине бежали мурашки. От нежного взгляда синих глаз подкашивались колени и дрожали руки, а бережные прикосновения дурманили рассудок. Я понимала, что еще немного – и я не выдержу. Или убегу прочь – куда угодно, хоть на край света, лишь бы подальше от него – или брошусь ему на шею, позабыв обо всем на свете. - Я считал, что эта привязанность делает меня слабым и уязвимым, и предпринял первую попытку избавиться от нее – отправился в Лондон, наговорив тебе гадостей перед отъездом. Не помогло, - Ричард невесело хмыкнул. – Когда вернулся в Миддлхэм и узнал от Фрэнсиса, что ты караулила меня на крепостной стене, чуть с ума от радости не сошел, пытался вызвать тебя на откровенный разговор, но... Ты заупрямилась, я разозлился, захотел отомстить, и случилось то, что случилось. Ты заболела по моей вине, - я покачала головой, - нет-нет, не отрицай, уж я-то знаю, что это так. В те ужасные дни, когда ты сгорала от лихорадки, а я метался по комнате, словно зверь в клетке, изнывая от вины и собственного бессилия, я наконец-то признал то, что так упорно отрицал раньше. Анна, - он набрал полную грудь воздуха, как перед прыжком в воду, - я люблю тебя. - Ч-т-о? – от волнения я даже начала заикаться. - Люблю, - повторил он тихо. – Когда я это понял, то повел себя как трус, - он вздохнул. – Испугался, что нам не позволят быть вместе, вот и начал избегать тебя. Думал, что так будет лучше для нас обоих. - Но почему ты говоришь мне об этом теперь? – я все еще не могла поверить в происходящее. - Потому, что устал притворяться! – он притянул меня к себе еще ближе. – Потому, что больше не хочу делать несчастной тебя. Потому, что сегодня мне хотелось убить Бэкингема, и я не выдержу, если он, либо кто-то еще, посмеет любезничать с тобой. Я люблю тебя, Анна Невилль, - горячее дыхание опалило мой лоб. – Я не могу без тебя жить.Его лицо, озаренное слабым светом уличного факела, было невозможно, невыразимо прекрасно. Лицо, так долго врывавшееся в мои сны, лицо, которое я видела, захлебываясь рыданиями, лицо, навсегда лишившее меня покоя! Оно наклонялось, медленно, неотвратимо, и уже не осталось сил противиться пламени, которое пылало в его глазах, не осталось желания сдерживать собственные чувства, которые неумолимо толкали меня к Ричарду. - И я люблю тебя.Он улыбнулся ослепительной торжествующей улыбкой и обхватил ладонью мой затылок, вынуждая запрокинуть голову. Я слегка подалась вперед, и в то же самое мгновение теплые губы накрыли мои, сминая все преграды, уничтожая все сомнения, стирая из памяти горькие воспоминания. Они чуть задвигались, и я не сдержала восторженного вздоха. Обвила руками его шею, прижимая к себе еще крепче, еще теснее, отдавая всю себя в этом восхитительном первом поцелуе. Отдавая себя и забирая взамен его. Противного черноволосого мальчишку, которому я дерзила в саду Миддлхэма. Ранимого юношу, которого я пыталась утешить после состязания с Джоном Вудвиллем. Ричарда Плантагенета, герцога Глостера. Ричарда с его непростым детством, Ричарда с его преданностью семье и долгу, Ричарда с его самолюбием и бесстрашием. Ричарда, гордого и неуступчивого, Ричарда, измучившего меня и себя, но все-таки признавшегося в том, что он считал слабостью. Когда мы оторвались друг от друга, Ричард не отпустил меня окончательно. Обнял за плечи и уткнулся носом в макушку. - Ты не представляешь, как мне хорошо, - прошептал он. - Представляю, - я закрыла глаза, упиваясь запахом его кожи и нежностью прикосновений. Дотронулась кончиками пальцев до своих губ – они припухли и слегка подрагивали. - Нам пора возвращаться – наше отсутствие наверняка заметили, - Ричард с неохотой отстранился и ласково мне улыбнулся. – Хочу тебя кое о чем попросить. - Проси, - пробормотала я, тщетно пытаясь пригладить растрепанные кудри. - Потанцуешь со мной? - Прямо здесь? В темной библиотеке? - Нет, конечно! - рассмеялся мой принц. – В пиршественном зале. Гальярда наверняка закончилась, так что я прикажу музыкантам сыграть что-нибудь другое. Какой танец тебе нравится? - Никакой, - фыркнула я, отходя от окна. - Совсем никакой? - Разве что джига, - я первой вышла в пустынный коридор и поманила кузена за собой. – Или бассданс [4]. - Значит, танцуем бассданс, - и снова эта ласковая, сводящая с ума улыбка. - Бассданс так бассданс. Но запомните, ваше высочество, если я по нелепой случайности наступлю вам на ногу – не вздумайте ныть и жаловаться. - Нет, что вы, кузина, я поступлю по-другому. Обвиню вас в покушении на особу королевской крови и посажу в Тауэр. - А вы жестоки, кузен, - до чего же я скучала по нашим шутливым перебранкам! - Отнюдь. Не припомните, кто дал мне дельный совет о том, как наказать вас за непочтительность? - Увы и ах, не припомню.Когда мы дошли до парадной лестницы, Ричард остановился. - Не станем давать гостям пищу для пересудов. Ступай, я присоединюсь к тебе чуть попозже. - Не задерживайся, а то, чего доброго, и бассданс пропустим. - Не пропустим, - он поцеловал меня торопливо, но нежно. – Я счастлив, Анна. Я безумно счастлив. - Я тоже, Ричард, - я погладила его по щеке и, подобрав подол платья, начала осторожно спускаться по лестнице. – Я тоже...