Глава 14 (1/1)

От автора: Дорогие мои читатели, огромное вам спасибо за ваши теплые слова в адрес фика, за беспокойство о его судьбе, за поддержку и понимание! Наконец-то размещаю очередную главу и надеюсь, что она вас не разочарует. С уважением, VelvettVi.Честное предупреждение: 1. Диалог Анны и Джорджа Невилля "позаимствован" у Симоны Вилар (книга "Обрученная с розой", беседа Джорджа Невилля с аббатом).2. Томас Фокенберг по прозвищу Бешеный Бастард приходился Уорику кузеном, а не сводным братом - я сознательно допустила такую неточность, но это все-таки фик, а не строго исторический роман.Приятного прочтения!!!- Ваши высочества, леди Уорик, добро пожаловать в Йорк, - толстый стражник поклонился сперва принцам, потом матушке, поймал брошенную Ричардом золотую монету и, просияв, отправился в башню. - До чего же нерасторопны эти болваны-караульные – я уж боялся, что мы проведем ночь под крепостными стенами! – в неровном свете факелов Джордж, гордо восседавший на угольно-черном жеребце, казался сказочным рыцарем или библейским архангелом. – Графиня, вы позволите нам с Глостером проводить вас? – он обращался к матушке, но смотрел лишь на Изабеллу. - Почту за честь, ваша светлость, - произнесла графиня, а Изабелла широко улыбнулась Джорджу.Дормез медленно катился по узким улочкам Йорка, то и дело подскакивая на выбоинах и ухабах; под колесами чавкала грязь, в воздухе пахло сыростью (последние два дня выдались на редкость дождливыми), гниющими овощами и нечистотами. Матушка, брезгливо скривившись, вытащила из кармана надушенный носовой платок и уткнулась в него носом, Изабелла последовала ее примеру, а вот меня подобные мелочи совершенно не смущали – в конюшнях и псарнях Миддлхэма порой пахло куда хуже. Я даже хотела высунуться из окна и посмотреть, где мы проезжаем, но сердитый окрик графини: ?Анна, опять хочешь заболеть?? заставил меня вернуться на место. Вскоре дормез выехал в центральную часть города; уличные факелы запылали ярче, дорога стала ровнее, а неприятный смрад сменился восхитительным ароматом свежеиспеченного хлеба и поджаренного мяса – жители Йорка, должно быть, заранее готовились к предстоящему торжеству. - Матушка, в том письме больше ничего не было? – спросила Изабелла с плохо скрываемым беспокойством. – Почему граф так нас торопил? - Ничего, кроме того, что я вам уже сообщила. Отец написал, что вашего дядю Джорджа Невилля назначили архиепископом Йоркским и просил нас прибыть сюда как можно скорее, чтобы успеть на церемонию вступления в должность. Заверил, что по возможности явится в Йорк со своими братьями Джоном Монтегю и Томасом Фокенбергом, - Изабелла поморщилась – она терпеть не могла шумного и говорливого Бешеного Бастарда, - что в город съедутся представители самых знатных родов севера, что сам король обещал почтить праздник своим присутствием. Вот и все. А что еще там должно было быть, Изабелла?Изабелла сделала вид, что не расслышала последнего вопроса и отвернулась к окну, но я-то знала, чем вызван ее чрезмерный интерес к отцовскому посланию - Изабелла надеялась, что документ от Папы Римского, позволяющий ей выйти замуж за обожаемого Джорджа Кларенса, уже получен и находится у графа. Она ожидала, что отец хотя бы словом намекнет о предстоящей свадьбе, что матушка, пересказывая содержание письма, упомянет о ней, но тщетно – то ли гонец с ответом от понтифика до сих пор не прибыл в Англию, то ли ?Делатель королей? не доверил столь важный секрет перу и бумаге. - С приездом, госпожа графиня, - дормез остановился, худощавый юноша в ливрее пажа распахнул дверцу и, опустив подножку, галантно протянул матушке руку. – Позвольте. - Благодарю, - сухо ответила графиня и, спустившись по ступенькам дормеза, гордо распрямила плечи. - Миледи, - паж помог выйти сначала Изабелле, потом мне. Скользнул по мне быстрым взглядом, с нескрываемым восхищением воззрился на сестру, но Изабелла не обратила на это никакого внимания – она следила за тем, как спешивался Кларенс. – Мой супруг, граф Уорик здесь? – повелительный голос матушки заставил юношу вздрогнуть и торопливо отвести глаза от Изабеллы. Он повернулся к графине и робко кивнул. – Немедленно уведомьте его о нашем приезде, затем проследите, чтобы все вещи перенесли в покои и разобрали, слуг и охрану разместили с удобством, а лошадей хорошенько почистили и накормили, - юноша низко поклонился и скрылся за дверью.Пока подъезжали отставшие ратники, а сонные слуги архиепископа распахивали ставни и зажигали факелы, я с любопытством оглядывалась по сторонам. Дворец архиепископа, новое жилище моего дяди Джорджа Невилля представлял собой величественное здание, увенчанное множеством ажурных башенок, и походил не на обитель слуги Божьего, а на замок какого-нибудь знатного лорда. Две широкие лестницы с резными перилами, ведущие на верхние этажи, высокие стрельчатые окна, крытая галерея, массивные двери с вбитыми в них огромными кольцами, хозяйственные постройки, протянувшиеся до ворот – все выглядело новым и построенным на совесть. - А его преосвященство неплохо устроился, - в хрипловатом голосе Ричарда уважение смешивалось с едва заметной издевкой. – По сравнению с этой красотой наш старый дворец уже слишком старый. - Он далеко отсюда? – я старалась не смотреть на кузена, но явственно ощущала его присутствие рядом с собой. Тепло, исходившее от разгоряченного скачкой тела, запах мокрого железа, пота и легкий, почти неуловимый аромат его кожи, прерывистое дыхание, вырывавшееся из груди... Нет, нет, нельзя терять голову! Я шагнула в сторону, делая вид, что меня не интересует ничего, кроме флюгера на крыше. - Не очень, - промолвил Глостер равнодушно. – Поприветствуем всех мужчин из рода Невиллей – и отправимся туда. - Кажется, мысль об этом тебя не слишком-то радует... - С чего мне радоваться? Братец наверняка уже прибыл, а, значит, дворец битком набит Вудвиллями и их родней, - фыркнул он. Вздохнул и произнес совсем другим тоном. – Как ты себя чувствуешь?Какой тихий ласковый голос! Я слышала его на поляне в лесу, когда Ричард едва не поцеловал меня в первый раз. Слышала в убежище на дереве, когда Ричард убаюкивал меня в объятьях. Слышала в своей комнате, когда он тайком пробрался туда с помощью Мод и Фрэнсиса Ловелла. Слышала так давно – с тех пор прошла целая вечность.Когда я окрепла настолько, что наконец-то получила разрешение графини покинуть спальню, я была вне себя от счастья - мне до ужаса надоели задернутые портьеры, стеганые одеяла, в которые меня кутали с головы до ног, хвойные мази, лечебное питье и куриный бульон. Мне так хотелось пробежаться по росистой траве, забраться на самую старую и самую высокую яблоню, полюбоваться закатом с крепостной стены, вдохнуть аромат цветущих роз, поохотиться с Роландом в лесной чаще. Мне не хватало добродушного Фрэнсиса с его шутками, мечтательного Генри с его стихами о любви к Иззи, мистера Тальбота с его уроками истории. Мне недоставало даже проповедей отца Мартина и нравоучений леди Диллан, но больше всего я скучала по Ричарду Глостеру. Мне не терпелось увидеть его, встретиться взглядом с нежным взглядом синих глаз, ощутить ласковое пожатие его руки, не терпелось убедиться в том, что все произошедшее с нами не было моей безумной фантазией или горячечным бредом. Мы встретились у центральной лестницы. Учтивый поклон, надменное: ?Рад, что вы выздоровели, кузина Анна? - и он скрылся за поворотом, а я осталась стоять, ничего не понимая, изо всех сил отгоняя предательские слезы. Чуть позже, немного успокоившись, старательно внушала себе, что Ричарда кто-то рассердил или огорчил, что пройдет время – он сам отыщет меня и извинится за свое недостойное поведение. Он не подошел ни в тот же день, ни через неделю, ни через месяц - Ричарда словно подменили. Прежде он как по волшебству оказывался там же, где была я, принимал участие во всех моих проделках наравне с Генри и Фрэнсисом, часами просиживал со мной в саду. Да, порой он бывал совершенно невыносим, да, нередко мне хотелось вообще не знать о его существовании, да, мы ссорились и мирились по десять раз кряду – и все-таки каждое мгновение, проведенное рядом с ним, я ощущала его неослабевающее внимание к себе. Теперь же это внимание исчезло – отныне Ричард обращался со мной как с совершенно посторонним человеком: любезно здоровался по утрам, желал покойной ночи и больше ничего. Стоило мне появиться где-то, где уже находился он - кузен тут же удалялся; стоило мне подойти к нему слишком близко – отшатывался с такой поспешностью, словно я была прокаженной; стоило мне заглянуть ему в лицо – отворачивался. Помогая мне сесть за стол, он едва-едва прикасался к моей ладони кончиками пальцев, сталкиваясь со мной в коридорах Миддлхэма, он коротко кивал головой и молча шел дальше, из замка выезжал лишь в компании Джорджа или Фрэнсиса (если к ним присоединялись мы с Изабеллой, Ричард тут же отказывался от поездки под благовидным предлогом), а дорогу в наше тайное убежище и вовсе позабыл.Два года назад меня бы осчастливило подобное пренебрежение, но сейчас, когда я с пугающей ясностью осознала силу своего чувства к Ричарду, оно причиняло жгучую невыносимую боль. Я делала вид, что произошедшая с Ричардом перемена ничуть меня не тревожит, с таким же упорством избегала наших встреч, а если все-таки оказывалась в одной комнате с ним, держалась холодно и церемонно, как и он – я старалась ничем себя не выдать, и днем у меня это отлично получалось. Зато по ночам, когда гордость и сдержанность отступали, а воспоминания одно за другим мелькали перед глазами, я с головой накрывалась одеялом и тихонько плакала. Плакала от обиды на непостоянство Ричарда, плакала от унижения и осознания собственного бессилия, плакала от того, что любовь к нему, которую я старалась вырвать из собственного сердца, не только не желала уходить, но и становилась все сильнее. - Анна, - его рука сжала мой локоть, - что с тобой? - Со мной - ничего, - я по-прежнему не поворачивала головы. – А вот что с тобой? С чего такое беспокойство, кузен? - Тебе оно не по душе? – и снова новый вопрос вместо ответа. - А я-то надеялся, что ты обрадуешься...Чему обрадуюсь, Глостер? Тому, что ты творишь со мною все, что вздумается? То отталкиваешь, не объяснив причины, то вновь превращаешься в образчик дружеской заботы. - Я от него отвыкла. - Анна... – прошептал он так тихо, что я едва его расслышала. – Анна, я... - Уорик! – Кларенс издал оглушительный вопль, от которого могли бы проснуться не только обитатели архиепископского дворца, но и жители всей округи. Я резким рывком выдернула локоть и, даже не взглянув на кузена, направилась вслед за матерью и сестрой навстречу отцу и дядюшкам.Из троих братьев Невилль больше остальных на графа походил Джон, лорд Монтегю – та же невысокая сухощавая фигура, то же тонкое иссеченное преждевременными морщинами лицо, та же шапка густых каштановых кудрей и те же зеленовато-карие глаза. Сходство было очень сильным – в полумраке они выглядели почти неотличимо друг от друга - вот только властности и спокойствия ?Делателя королей? лорду Монтегю недоставало. Отец ступал, гордо выпрямившись – Монтегю суетливо семенил, озираясь по сторонам; отец держался величественнее короля – Монтегю то и дело нервно теребил шнуровку на упелянде; отец улыбался тепло и непринужденно – улыбка Монтегю получилась какой-то заискивающей и фальшивой. По левую руку от графа шагал лорд Томас Фокенберг, тот самый Бешеный Бастард. Он ничуть не изменился – разве что стал еще толще и сменил охотничий костюм, который предпочитал всем другим нарядам, на более пышное и приличествующее случаю одеяние. Виновник торжества Джордж Невилль, новоиспеченный архиепископ Йоркский, на фоне братьев выглядел совсем уж скромно в своей простой темной сутане, и лишь лиловая пелерина да перстень с алым камнем на указательном пальце правой руки свидетельствовали о его высоком церковном сане.После того, как граф и лорд Монтегю поприветствовали принцев и по очереди обняли нас, дядюшка Томас с подчеркнутой любезностью расцеловал сначала обе руки матушки – та едва заметно поморщилась, но стерпела – а потом и Изабеллы. - Анна, малышка! – пророкотал он, сгребая меня в объятья. – Какая же ты взрослая! И чертовски хорошенькая, - он покосился на архиепископа, но Джордж Невилль, благословляющий принцев, не заметил вольности сводного брата. - Дядя Томас! – позабыв о хороших манерах (матушка наверняка отругает – ну и пусть), я расцеловала Бешеного Бастарда в обе щеки. Хоть внешне и по характеру лорд Фокенберг ничем не напоминал отца, именно с ним граф был по-настоящему дружен, именно он к неудовольствию графини чаще других родственников Уорика гостил в Миддлхэме, и в отличие от матушки и Изабеллы, я его просто обожала. – Как поживаете? Затравили всех вепрей Уорикшира? - Не всех - парочка–другая еще бродит по лесам, - ухмыльнулся он. – А как ты, милая племянница? Очаровала всех юношей Миддлхэма?Отец и Джордж рассмеялись, матушка нахмурилась, Изабелла смерила меня придирчивым и ревнивым взглядом, а лорд Монтегю и архиепископ Невилль молча переглянулись. Но меня волновали не они – я обернулась, гадая, как отреагировал на этот вопрос Ричард. Он стоял в шаге от меня. Бледные щеки порозовели, черные кудри растрепаны и взъерошены, брови насуплены, а огромные глаза так и пылают синим пламенем. Кажется, он злится. На кого же? На дядюшку и его дерзость? На меня? А может быть, на самого себя? Что ж, поделом ему! Пусть злится! - В Миддлхэме нет юношей, достойных моего внимания, - пропела я самым медовым, самым фальшивым из своих голосков. Отстранилась от лорда Томаса и, не глядя больше на Глостера, склонилась перед архиепископом, почтительно поцеловав алый перстень.– Deus faciat salvam benignitatem [1], – отец Мартин мог бы гордиться мною. - In saecula seculorum[2], – важно промолвил Джордж Невиль, поглаживая остроконечную каштановую бородку.– Amen[3], - я выпрямилась. Когда с взаимными любезностями было покончено, Джордж Невилль велел одному из пажей проводить Изабеллу и меня в приготовленные для гостей покои. Мы распрощались с принцами, пожелали спокойной ночи родителям и дядюшкам, и проследовали в левое крыло дворца. Комнату нам отвели одну на двоих – не слишком уютную, но просторную. Мы наскоро вымылись, просушили у камина волосы, переоделись в чистые рубашки и, прочитав положенные молитвы, улеглись в кровать. То ли дорога так утомила меня, то ли стычка с Ричардом и его злость бальзамом пролились на израненное самолюбие, но едва моя голова коснулась подушки, я тут же крепко уснула.Утро следующего дня выдалось на редкость суматошным. Сначала полусонная служанка принесла нам слишком горячую воду, и Изабелла обожгла себе руку. Затем другая девица, причесывая меня, дернула гребень так сильно, что едва не оторвала спутанную прядь вместе с кожей – на мой вопль боли прибежали не только графиня и граф, но и Фокенберг с Джорджем Невиллем. Его преосвященство извинился за нерасторопность челяди, лорда Фокенберга происходящее лишь позабавило, граф, мрачный и чем-то очень недовольный, приказал выпороть девушек, перепуганные девушки тут же упали на колени и принялись слезно молить о пощаде - неизвестно, чем бы все закончилось, не вмешайся графиня. Она мягко, но настойчиво попросила дядюшек удалиться из спальни юных племянниц, успокоила отца пристальным взглядом и ласковой улыбкой, отправила горе-служанок на кухню, строго-настрого велев им не попадаться на глаза ни графу, ни ей, и сама занялась нашим туалетом. Помогла Изабелле облачиться в темно-вишневый наряд из парчи. Туго зашнуровала мое платье и расправила складки так, чтобы синий бархат красиво переливался на свету. Спрятала роскошные волосы сестры под высокий расшитый мелким жемчугом эннен, а потом долго и терпеливо приводила в порядок мои кудри, распутывая и разглаживая каждый локон. После молитвы в часовне и легкого завтрака мы спустились во двор, где для нас с матушкой были приготовлены раззолоченные носилки с гербами Невиллей на занавесях, а отца, лорда Фокенберга и лорда Монтегю (дядюшка Джордж должен был прибыть на церемонию несколько позже) поджидали взнузданные и оседланные лошади из архиепископской конюшни. Мы уселись на низкие, обитые узорчатой тканью сиденья, паж с негромким стуком захлопнул дверцу, граф зычно скомандовал: ?Вперед!?, и кортеж медленно направился к кафедральному собору Йорка.По сравнению с великолепием Лондона в день коронации Елизаветы Йорк являл собой весьма жалкое зрелище. Ковры, завесившие стены домов, совершенно испортились: одни запачкались дорожной грязью, другие набухли от дождевой воды и нестерпимо воняли плесенью. Пестрые флаги с английскими львами и белой розой уныло поникли, а окна и балконы, которые по случаю торжества полагалось украсить цветами, выглядели пусто и убого. Праздничного настроения не было и у людей – мужчины, женщины, старики и дети стояли у обочины под проливным дождем и провожали процессию мрачными взорами. Отец бросил в толпу пригоршню мелких монет, его примеру последовали младшие братья, толпа тотчас же оживилась – правда, ненадолго. Самые проворные схватили вожделенную добычу, несколько раз прозвучало: ?Англия и Йорк!?, ?Слава ?Делателю королей!? и ?Благослови Господь нового архиепископа!?, и вскоре все смолкло.Тесные носилки, монотонный перестук дождевых капель, неприятные запахи, жители Йорка, промокшие до нитки, их неприветливые лица и гробовая тишина – все это произвело на меня тягостное впечатление. Едва процессия остановилась на соборной площади, и шустрый паж помог нам выбраться наружу, я натянула на голову капюшон плаща и вслед за остальными поднялась по белоснежным ступеням, не глядя по сторонам и мечтая в мгновение ока очутиться в Миддлхэме.Над резными дверями был натянут полотняный навес для мэра города и самых знатных особ из числа приглашенных гостей, те же, кто не поместились под навесом, попросту сгрудились вдоль стен собора. Упитанный мужчина в кроваво-красном упелянде представился Эдмундом Ладгейлом, мэром Йорка, поклонился отцу и дядюшкам, почтительно поприветствовал матушку и меня с Иззи, выразив робкую надежду не то, что праздник нам понравится. Архиепископ Кентерберийский Томас Буршье, величественный седобородый старик в пурпурной сутане, поздравил графа ?со столь внезапным возвышением младшего брата?. Рядом с архиепископом стояли, переговариваясь о чем-то, принцы Йорские. У Джорджа, несмотря на холод и непогоду, настроение было отличное – Кларенс с улыбкой поздоровался со всеми, пошутил о ?втором всемирном потопе? и, посторонившись, предложил Изабелле занять самое лучшее место рядом с ним. - Доброе утро, кузина Анна, рад вас видеть, - до чего же безразличен голос Глостера! – Как вам понравился Йорк? - Доброе утро, ваша светлость, - мой голос звучал так же безжизненно. – Я в восторге от Йорка.Ложь. Сплошная ложь от первого и до последнего слова. Утро отнюдь не доброе, Йорк разочаровал, а Ричард ничуть не рад моему появлению. Очень бледный (ярко-желтый праздничный наряд лишь подчеркивал его неестественную бледность), спокойный и совершенно бесстрастный, губы высокомерно поджаты, глаза опущены долу - самый настоящий ?ледяной принц?! - Прошу вас, кузина, - он подвинулся к Джорджу. - Благодарю, - я заняла свободное место рядом с ним.Ненавижу! Ненавижу этот равнодушный тон и ничего не значащие фразы! Ненавижу притворяться и говорить совсем не то, что хочу сказать! Ненавижу поступать так, как должна поступать дочь ?Делателя королей?, наследница славных Невиллей, Бошанов и Диспенсеров! Ненавижу свою гордость, свое ослиное упрямство – из-за них я вчера оттолкнула Ричарда! Но больше всех ненавижу его! По-прежнему люблю – и с такой же силой ненавижу! - Ненависть – это грех.Я слегка опустила капюшон и покосилась на юношу слева от меня. Он стоял неподвижно, глядя прямо перед собой, но на его губах играла лукавая улыбка. - Что вы сказали? - Негоже такой юной и милой леди испытывать столь греховное чувство на пороге дома Господнего, - он повернул голову и лукаво мне подмигнул. - Ох, опять! – выдохнула я обреченно. – Я произнесла это вслух, да? - Да, - его улыбка стала еще шире.Красивый юноша. Пожалуй, даже слишком красивый: румяное, пышущее здоровьем лицо, волевой подбородок, чуть выдающийся вперед, прямые линии темных бровей, тонкий нос с горбинкой, алые губы – из всех, кого я знала, лишь Кларенс и Эдуард ничем ему не уступали. Густые кудри словно впитали в себя солнечный свет, а зеленовато-голубые глаза напоминали море, спокойное и безмятежное. Одет он был с поистине королевской роскошью и элегантностью: затканный золотыми узорами упелянд, бархатные штаны, сапоги из тончайшей кожи с пряжками на носах, а довершал это великолепие изумительный травянисто-зеленый плащ, по которому так и хотелось провести ладонью. - Миледи, так вы мне расскажете? - Рассказать вам о чем? - я торопливо отвела взгляд, чтобы он не посчитал меня нескромной. - Простите, я не расслышала вашего вопроса. - О том, кто посмел вызвать в вас ненависть.Я украдкой посмотрела на Глостера – не слышит ли он моей беседы с незнакомцем? Ричарду было не до меня – оба Йоркских принца отошли в сторону и тихонько перешептывались о чем-то с графом и Фокенбергом. - Думаю, эта история вас вряд ли заинтересует, лорд... - Ох, извините, - юноша учтиво поклонился. – Нас уже представляли друг другу, и я думал, что вы меня помните. Но раз вы имели несчастье меня подзабыть, я представлюсь еще раз. Генри Стаффорд, герцог Бэкингем к вашим услугами, леди Анна.Генри Стаффорд Бэкингем... Кузен короля, внучатый племянник графа (он приходился внуком Анне Невилль, родной сестре герцогини Сесилии и Ричарда Невилля-старшего), с детства оставшийся сиротой – и его дед, и его отец погибли в сражениях с Ланкастерами, а мать умерла, когда он был еще совсем маленьким. Прямой потомок Плантагенетов, наследник половины земель Уэльса, юный обладатель герцогского титула, вельможа, могущество которого могло сравниться разве что с могуществом самого короля – именно поэтому Эдуард с удовольствием взял его под свою опеку, а Елизавета с не меньшим удовольствием женила на своей сестре Екатерине Вудвилль. Действительно, отец познакомил нас два года назад на празднествах, посвященных коронации Елизаветы, но это знакомство, которому я не придала никакого значения, очень быстро стерлось из моей памяти. - Вы меня извините, - я невольно смутилась. - В Лондоне меня представляли стольким людям... - Понимаю – всех не упомнить, - он добродушно усмехнулся, - кузина. Вы позволите называть вас так, миледи? - Конечно, ваша светлость. - Кузен Генри... - Кузен Генри, - он улыбался так искренне, что я не смогла не улыбнуться в ответ. Серое небо озарилось вспышками серебристых молний, загрохотал гром, а капли дождя еще сильнее застучали по навесу. Кто-то заохал, Изабелла перекрестилась, а Эдмунд Ладгейл замахал руками, призывая всех успокоиться. - Не слишком-то удачная погода для такого торжества, верно? – Стаффорд хмыкнул. – Жаль, что два года назад в Лондоне все было по-другому.Я посмотрела в его бирюзовые глаза. По-прежнему прозрачны, по-прежнему ясны и безмятежны, но в самой их глубине на мгновение мелькнуло что-то темное и мрачное. - Предпочли бы в день коронации увязнуть в грязи? - Предпочел бы, - улыбка обнажила белоснежные, как у хищника, зубы, - чтобы в день коронации в грязи увязло все дражайшее семейство Вудвиллей. Право, печально, что сегодня никого из них здесь не будет. - Совсем никого? – невольный испуг перед этой неприязнью к Вудвиллям – неприязнью такой сильной, что Бэкингем не стал скрывать ее даже от меня, случайной малознакомой собеседницы, сменился изумлением и каким-то смутным беспокойством. – А как же королева Елизавета? Она ведь повсюду сопровождает его величество. - Она-то сопровождает, - и снова улыбка больше похожая на оскал, - но его величество в Йорк так и не приехал. - Не приехал? – переспросила я потрясенно. – Но почему? - Не знаю, - Генри пожал плечами. – Может, не захотел покидать Лондона потому, что дороги размыло. Может, его бесценная королева занемогла. Может, занят государственными делами. Да мало ли причин! – он взмахнул рукой, давая понять, что отсутствие короля его не тревожит. - Спросите у Кларенса или Глостера – они должны знать. - О чем мы должны знать, Стаффорд? В хрипловатом голосе Ричарда звучали хорошо знакомые мне повелительные нотки, а синие глаза, чуть прищурившись, неотрывно глядели в лицо Бэкингема. - О том, почему отсутствует его величество, Глостер, - Стаффорд ничуть не стушевался под взглядом кузена. – Кузина Анна только что спросила меня об этом, и я, увы, не смог удовлетворить ее любопытства. - А ты, оказывается, настолько хорошо знаком с кузиной Анной, что обсуждаешь с ней поступки моего брата? Как же я истосковалась! Не по этому ?ледяному принцу?, чье подчеркнутое равнодушие хлестало меня, точно плеть – по Ричарду, которого знала когда-то. По Ричарду, изводившему меня своими ехидными ухмылками и бесконечными издевками, по Ричарду, с тоской взиравшему на портрет матери, по Ричарду, который смело давал отпор Вудвиллям, по Ричарду, который не умел и не хотел ни перед кем заискивать и лицемерить. По Ричарду, упрямому, но честному, недоверчивому, но искреннему, то рассудительному, то способному на настоящее безумство. По Ричарду, который был мне дороже целого мира. Хотелось затопать ногами и наорать на него от души. Хотелось надавать не меньше дюжины пощечин, оставив багровые отметины на белых щеках. Хотелось подойти к нему вплотную, схватить за плечи и трясти, трясти, трясти до тех пор, пока он не стал бы самим собой. И пусть бы он потом говорил любые гадости, пусть обливал презрением – я стерпела бы все, что угодно, лишь бы безжизненные глаза засияли прежним блеском. - Я настолько хорошо знаком с кузиной Анной, что могу обсуждать с нею все, что посчитаю нужным, - ответил Бэкингем спокойно. - Вот как? – нахмурился Ричард. - Не знаю, слышал ты или нет то, о чем мы говорили, но могу тебя заверить – неуважения к его величеству никто из нас не высказывал. Не так ли, кузина? – он повернулся ко мне, ища поддержки. - Кузен Генри сказал, что его величества на празднике не будет, я поинтересовалась, почему - только и всего... - Только и всего... – повторил Ричард тихо. – Что ж, миледи Анна, кузен Генри, - два последних слова он произнес особенно выразительно, - не смог ответить на ваш вопрос, а вот я, пожалуй, попытаюсь. Королева Елизавета вновь в положении, и брат посчитал неразумным оставлять ее одну в такое время. - Ах, вот оно что, - задумчиво протянула я. Хотя причина отсутствия Эдуарда стала мне известна, странная безотчетная тревога почему-то никуда не исчезла. – Благодарю, ваша светлость. - Не стоит благодарности, графиня. - Простите, ваше высочество, - Эдмунд Ладгейл робко дернул Ричарда за рукав упелянда, - мне доложили, что архиепископ Невилль с минуты на минуту прибудет к собору. Не окажете ли вы нам честь произнести приветственное слово вместе с его высочеством герцогом Кларенсом? - Хорошо, сейчас иду, - буркнул Ричард. – Простите, кузина, но я вынужден вас покинуть. Уверен, что с кузеном Генри вы не соскучитесь.Синие глаза встретились взглядом с моими всего на мгновение, на одно-единственное мгновение. Я поспешно отвернулась, и холодная ладонь крепко сжала мое сердце.Ричард смотрел на меня сотни раз, и в его глазах отражались самые разные чувства. Высокомерие и насмешка. Теплота и участие. Раздражение и усталость. Грусть и злость. Сводящая с ума нежность и даже ярость. Да, в его глазах я видела многое...Только такой лютой злобы не видела никогда.