Глава 10 (1/1)
День выдался очень жарким даже для лета. Елизавета, облаченная в расшитую драгоценностями парчу (одеяний попроще королева не признавала), ее прыткая матушка и молчаливые сестры, вырядившиеся в синий бархат, расположились в креслах под навесом в окружении стайки придворных дам, также разодетых с небывалой роскошью и пышностью. Я видела, как жадно они припадают к бокалам с водой, как то и дело поправляют сползшие эннены, как украдкой друг от друга вытирают взмокшие лбы и шеи носовыми платками. Видела и втайне злорадствовала. Королева, по обыкновению, захотела затмить всех женщин двора великолепием своего наряда, а родственницы и прочие дамы последовали ее примеру – теперь они изнывают на солнцепеке, страдают в своих душных платьях и наверняка проклинают все на свете. - Не королева, а павлин, - фыркнула Изабелла. – Посмотришь на нее, и глаза слезятся.Рубины, сапфиры и алмазы на платье Елизаветы и вправду дивно переливались на свету, окутав фигуру королевы радужным ореолом. Но все же, несмотря на затраченные супругой Эдуарда усилия, самой прекрасной она так и не стала – Изабелла, скромно сидящая рядом с графиней в тени старого дуба, Изабелла, одетая в легкое платье из голубовато-серого полотна (утром сестра капризничала и ворчала, что не хочет ?выглядеть как простолюдинка?, но мудрая матушка настояла на своем и оказалась права), Изабелла с ее золотистыми волосами, заплетенными в простую косу уже в который раз затмила Елизавету и свежестью, и красотой. - Как вас приняла герцогиня Сесилия? – я отбросила в сторону искусанную травинку и запрокинула голову, глядя в строгое лицо матушки. Накануне вечером, после окончания праздничного турнира король Эдуард и Елизавета вознамерились навестить герцогиню Йоркскую в сопровождении графа и графини Уорик (как объяснил Ричард, король надеялся, что в присутствии любимого племянника Сесилия станет вести себя любезнее). Вернулись они очень скоро и, судя по насупленным бровям Эдуарда, плотно сжатым губам Елизаветы и торжеству в глазах отца, герцогиня так и не соизволила сменить гнев на милость. - О, с нами герцогиня была очень приветлива, - улыбнулась матушка. – Расспрашивала графа о поездке во Францию, говорила со мною о Миддлхэме, хвалила тебя, - она наклонилась ко мне (не боясь испачкать зеленое платье, я полулежала на траве) – и легонько погладила по щеке. – Говорила, какая ты смышленая и как похожа на отца. - А я? – ревниво произнесла Изабелла. Хотя в последнее время наши отношения значительно улучшились благодаря Джорджу Кларенсу – любовь к нему сделала сестру мягче и добрее – Иззи по обыкновению злилась, когда чужое внимание доставалось не ей. – Обо мне она не упоминала? - Упоминала, - улыбка матушка стала еще шире. – Рассказала Эдуарду, как Джордж представил ей тебя по всем правилам – и Эдуарду это очень не понравилось. Потом сказала, что сколько живет на свете – не встречала девушки прелестнее, любезнее и обворожительнее, чем леди Изабелла Невилль. - Так и сказала? - Изабелла разрумянилась от удовольствия. – В ее присутствии? – сестра указала на Елизавету кивком головы. - Выгнать сына-короля и его супругу из своих покоев Сесилия не посмела, - матушка вытащила из кармана носовой платок и принялась обмахиваться им, - поэтому продемонстрировала свое пренебрежение другим способом. Ты бы видела, как скривилась наша новая государыня! А Сесилия все не унималась: ?Если бы все мои сыновья женились на таких девушках, как леди Изабелла, я была бы самой счастливой матерью на свете!?, - графиня очень похоже изобразила надменный тон ?отважной Сесилии?.- ?Молодость и невинность – вот какими достоинствами должна обладать жена принца!? ?Кажется, нашему Джорджу пришлась по душе ваша дочь, Уорик!? - уши и щеки Изабеллы стали уже не нежно-розовыми, а ярко-алыми. – Эдуард попытался остановить матушку, но тщетно – заставить Сесилию умолкнуть не смог бы и сам Ричард Йорский, будь он жив. А Елизавета стояла, раздуваясь от злости, сдерживалась изо всех сил, но после слов: ?У моего среднего сына отменный вкус!?, - Изабелла, казалось, вот-вот запрыгает от радости, - выбежала из комнаты с такой быстротой, будто за нею черти гнались.Я представила Елизавету, мчащуюся по коридору, запутавшуюся в тяжелых парчовых юбках, задыхавшуюся от гнева и обиды. И хоть сама Елизавета не сделала ничего плохого (если не считать ее приказа усадить нас рядом с Джоном и Энтони), мне почему-то было ее совсем не жаль. Почему? Из-за неприятной вездесущей семьи, частью которой она являлась, семьи, которая стремилась прибрать к рукам все больше богатств и титулов. Из-за холодного взгляда серых глаз – всякий раз, когда они смотрели на графа, графиню, Изабеллу или меня, я вспоминала ядовитую змею, увиденную однажды в лесу. А еще потому, что все те, кого я знала, ее ненавидели, и, слыша каждый день ?шлюха?, ?вдова ланкастерца?, ?подстилка?, ?ведьма? я поневоле начинала ненавидеть королеву вместе с остальными. - Удивительная стойкость, - пробормотала матушка больше себе, чем нам. – С тех пор, как Вудвилли прибыли ко двору, Сесилия ни разу не покидала комнаты, не приняла участие в торжествах (герцогиня отсутствовала на пирах, театральных представлениях и даже на рыцарском турнире, устроенном в честь Елизаветы). – Эдуард потребовал ее склониться перед королевой и пригрозил, что в противном случае Сесилию ожидает изгнание в замок Роби – она ответила, что готова отправляться туда сей же час.Эдуард, улыбчивый обаятельный Эдуард способен на подобную жестокость? Способен изгнать собственную мать, женщину, подарившую ему жизнь? Интересно, знает ли об этом Ричард? - Полагаю, что да, - ответила графиня сухо. Ох, ну когда же я перестану размышлять вслух? И отчего делаю это в самые неподходящие моменты? Я отвернулась, сгорая от досады. - А ты и Ричард, похоже, стали друзьями, - насмешливо пропела Изабелла. – С самого приезда в Лондон вы просто неразлучны, - я промолчала.Изабелла говорила чистую правду – я действительно проводила с Ричардом много времени. Проводила не потому, что меня прельщала компания венценосного кузена – в Вестминстере попросту не нашлось другого спутника и собеседника. Иззи ни на шаг не отходила от своего ненаглядного Кларенса, сестер и прочих родственниц королевы я избегала, а принцесса Маргарита, с которой мне действительно хотелось подружиться, оказалась особой печальной и нелюдимой – шумным пирам и забавам на свежем воздухе она предпочитала полумрак библиотеки и тишину своих покоев. Я пыталась отыскать товарищей для игр среди отпрысков придворных, но безуспешно - мне встречались либо взрослые девушки и юноши, смотревшие на ?малютку Невилль? свысока, либо дети из менее родовитых семей, не решавшиеся даже приблизиться к дочери великого Уорика. Я уже почти смирилась с тем, что проведу эти жаркие летние месяцы в тоскливом одиночестве, но – удивительное дело – это одиночество скрасил не кто иной, как Ричард Глостер. Он неизменно сопровождал меня во всех прогулках и поездках, демонстрируя поистине рыцарскую галантность. Он сидел рядом на каждом праздничном пиру, ухаживая за мною так, как когда-то ухаживал за Изабеллой: подкладывал в тарелку самые аппетитные куски, следил за тем, чтобы мой бокал всегда оставался полным, и развлекал учтивой беседой. Он часами бродил со мной по старому дворцу и саду – хотя я до сих пор не понимала, почему он это делает, но от его общества не отказывалась.Врагами мы больше не были. Ричард по-прежнему глядел на меня своим ехидным взглядом и отпускал насмешливые фразы, я по-прежнему отвечала ему тем же, но из наших перепалок исчезла ненависть, пропала взаимная неприязнь – мы состязались в остроумии уже не потому, что хотели как можно больнее уязвить друг друга, а скорее по привычке и развлечения ради. Впрочем, назвать нас друзьями язык не поворачивался - с ним я не чувствовала себя так легко и беспечно, как рядом с Генри или Фрэнсисом. Я никогда не знала, что он скажет или сделает в следующее мгновение: он мог с грустью вспоминать Ладлоу, отца, Эдмунда, внезапно умолкнуть на полуслове и не издавать более ни звука. Он расспрашивал меня о жизни в Миддлхэме и, пока я отвечала, сидел со скучающим видом, будто не слыша, а стоило мне остановиться – засыпал новыми вопросами. Да, мы проводили вместе много, очень много времени – и все же невозмутимый, мрачный, сдержанный в поступках и чувствах, Ричард Глостер до сих пор оставался для меня самой большой загадкой, к разгадке которой я так и не сумела приблизиться. - Эй, ты никак смутилась, сестренка? – продолжала поддразнивать меня Изабелла. – Даже покраснела. - Если кто-то и неразлучен, то лишь ты и Джордж, - ага, пришел черед Изабеллы смущаться! – Не хочу вам мешать, вот и довольствуюсь компанией Ричарда – лучше он, чем сестры королевы. - Твоя правда, - кивнула Изабелла. Из чащи донеслась звонкая песнь охотничьего рога, и на поляну с хриплым лаем выбежала свора измученных собак; за собаками по пятам следовали такие же измученные псари. Чуть погодя из-за деревьев показались ловчие в зеленых куртках, узких штанах и остроконечных шапочках, торжественно тащившие освежеванную тушу, пешие пажи и оруженосцы, конные всадники, среди которых я заметила отца (он о чем-то оживленно беседовал с французским посланником). Ричард Вудвилль с сыновьями спешились у навеса королевы – красавец Энтони расцеловал обе руки сестры, а Джон громко потребовал эля. Последними на поляну въехали братья Йорки: Эдуард, взирающий на людскую толпу с высоты своего внушительного роста, улыбающийся Джордж и весьма довольный собой Ричард. - Душа моя, - Эдуард с грацией хищника опустился на землю, бросил поводья подбежавшему слуге и гордо указал Елизавете на тушу. – Как и обещал, затравил в вашу честь великолепного оленя-пятилетку. - Я не сомневалась в том, что вы сдержите свое обещание, муж мой, - певуче произнесла женщина. – Олень великолепен, но еще великолепнее тот, кто его добыл. - Смертельный удар нанес наш Энтони, - пробасил барон Риверс, хлопая старшего сына по спине. – Он… - Эдуард нахмурился, и барон осекся. Елизавета бросила вопрошающий взгляд на брата, Энтони пожал плечами и улыбнулся.- Барон ошибся, - еще одна примирительная улыбка, предназначения недовольному Эдуарду. – И вы, и его светлость герцог Кларенс, и я нанесли удары одновременно. Смертельным был ваш. - Врет, - фыркнул подошедший ко мне Ричард. – Знает, что убил оленя, но тешит самолюбие Эдуарда.Тонкое лицо Глостера раскраснелось – то ли от быстрой езды, то ли еще от чего-то, волосы слиплись от пота, синяя куртка испачкана. На левой руке, затянутой в темно-серую кожаную перчатку, сидел, нахохлившись, любимый сокол принца по прозвищу Робин, крупная красновато-коричневая птица с черно-белым хвостом. - Я уж думал, что он от меня отвык, - из мешочка, висевшего на поясе, Ричард вытащил кусочек сырого мяса, протянул его Робину, и сокол, дернувшись вперед, проглотил лакомство. – Но нет, - пальцы Ричарда ласково погладили птицу, - Робин не забыл, кто его хозяин, ведь правда, Робин? - Можно? – я указала на мешочек. Ричард усмехнулся. - Проголодалась, кузина? Потерпи еще немного – как только повара зажарят оленя, начнется пир. И все-таки когда он ведет себя подобным образом, я его ненавижу! Ненавижу румянец, который так и хочется стереть с этих бледных, чуть впалых щек. Ненавижу черные кудри, в которых запутался древесный листок. Ненавижу губы, с которых одинаково часто слетают и любезности, и колкости. Ненавижу исцарапанные ладони, ненавижу хрупкие, как у девчонки, запястья. Но больше всего ненавижу темно-синие глаза и озорные искорки, мерцающие в бездонной глубине. Ненавижу эти глаза, а заодно себя за то, что смотрю в них, как завороженная. - Мне бы хотелось покормить Робина, - я затрясла головой, отгоняя наваждение, - но коль Ваше Высочество против… - Держи, - он вытащил еще один кусочек. - Только осторожнее. - У меня есть сокол, кузен, - я поднесла мясо как можно ближе к Робину и, едва желтый клюв приоткрылся, разжала пальцы – Робин поймал пищу на лету. – Так что я умею с ними обращаться. - Прекрасно, леди Анна! – воскликнул король, с интересом наблюдая за нами. – Вы действительно умеете обращаться с птицами. - Благодарю, Ваше величество, - я присела в реверансе, счастливая и гордая неожиданной похвалой.- А знаете ли вы, - Эдуард погладил Робина, - что ни один сокол не сравнится с этим разбойником в ловкости? - Нет, ваше величество, - я покосилась на Ричарда, - его светлость герцог Глостер ни о чем подобном даже не упоминал. - Узнаю Дикона. Его Робин прикончил двух глухарей, - так вот почему Ричард выглядел таким довольным, - а наш скромник даже не похвастался этим перед своей дамой.?Я не его дама! И никогда ею не буду!? - Когда приступим к трапезе, ваше величество? - судя по гримасе Ричарда, фраза о ?даме? пришлось не по вкусу и ему. - Скоро, - пробормотал Эдуард, – совсем скоро.Приготовления шли полным ходом. Одни слуги уже расставляли под навесом деревянные столы и длинные скамейки, другие несли тарелки, кубки и столовые приборы, третьи развели в отдалении гигантский костер. Тушу оленя нанизали на вертел и подвесили над огнем – капли крови и жира с шипением стекали на угли. - Простите за дерзость, ваше величество, - Джон Вудвилль, нехорошо улыбаясь, приблизился к королю, - но есть и другой сокол, не уступающий в ловкости и быстроте Робину. - Вот как? – глаза Эдуарда азартно заблестели. – И чей же он? - Мой, - Вудвилль поклонился, бросив вызывающий взгляд на Ричарда. Ричард остался безмолвным и спокойным - лишь уголки губ чуть-чуть задрожали. - В самом деле? Что ж, давайте проверим! Устроим состязание, - король довольно потер ладони. – Чей сокол скорее долетит до того дерева, - он указал на развесистый бук, - и вернется обратно, тот и будет признан победителем. - Прекрасная идея, ваше величество, - Джон поклонился еще ниже и смерил Глостера еще более издевательским взглядом. Ричард по-прежнему молчал. – Почту за честь доказать герцогу Глостеру, что мой сокол проворнее. - Дикон, что скажешь? – Эдуард обернулся к брату. – Принимаешь вызов Джона? - Если это доставит удовольствие вашему величеству, - произнес Ричард прохладно. - Доставит, еще как доставит! – Эдуард приобнял Елизавету за талию. – Душа моя, пойдемте в тень, не будем маяться на солнцепеке.Король с королевой, граф, графиня, Изабелла с Кларенсом, Вудвилли направились под навес и поспешно расселись за центральным столом. Когда придворные заняли свои места за боковыми столами, а слуги, повинуясь приказу Эдуарда, отступили от центра поляны, король приподнялся на стуле и зычно рявкнул: - Начинайте!Джону Вудвиллю поднесли его сокола пепельно-серого цвета – птицу на вид невзрачную и вялую. Вудвилль снял с головы сокола колпачок и чуть-чуть ослабил путы на лапках. - Ступай к остальным, - прошептал Ричард, проделывая то же самое с Робином. – Тебе здесь делать нечего. - Ричард… - Ступай, кому говорю! – прошипел он, наклоняясь. – Не спорь хотя бы сейчас!На мгновение его лицо утратило всегдашнюю невозмутимость, и я увидела злость, плескавшуюся в синих глазах. Ярость, от которой побелели ярко-алые губы. Непреклонную решимость одолеть Вудвилля во второй раз. - Удачи, Ричард, - кончики моих пальцев коснулись его ладони. Лицо принца смягчилось. - Благодарю, Анна.Одновременный взмах рук – и два сокола с быстротой молний взмыли в голубое небо. Робина я видела отчетливо – красная птица взлетела выше самых исполинских деревьев. Сокол Вудвилля, с трудом различимый из-за светлого оперения, держался гораздо ниже. - Йорк, Йорк! – заорал Джордж так неистово, что сидящая рядом Изабелла вздрогнула от испуга. – Англия и Йорк! - Риверс, вперед! – басу Ричарда Вудвилля вторил баритон Энтони. Жакетта Люксембургская, Елизавета, их прихлебатели и бургундская родня присоединились к своим мужчинам, но их голоса потонули в оглушительном вопле болельщиков Ричарда - граф, графиня, Изабелла, французские посланники, так и не простившие Эдуарду женитьбы на Елизавете, старые лорды, сражавшиеся бок о бок с герцогом Йоркским против ненавистных Ланкастеров, дружно закричали: ?Англия и Йорк!?. Хотя мой голос и звучал не громче писка мыши, я кричала наравне с остальными, притопывала ногами, подпрыгивала на стуле, желая, чтобы из нестройного хора всех этих воплей, до уха Ричарда донеслись лишь мои, чтобы он услышал их и понял, как я переживаю за него, как хочу, чтобы он одержал победу над подлым и мстительным Джоном Вудвиллем.Впрочем, Ричард не обращал внимания ни на что – бледный и сосредоточенный принц стоял, запрокинув голову, и не сводил глаз с красной точки на небосклоне. - Давай же! – простонал он.Вудвилль, ухмыльнувшись, вытащил из кармана крохотный серебряный свисток, подул в него, и серый сокол, опустившись еще ниже, устремился к заветному дереву. - Он плутует! – Джордж стукнул кулаком по столу. – Вудвиль плутует! - И в чем плутовство? – спросила Изабелла тихо. - Сейчас поймешь, - Кларенс повернулся к Эдуарду. – Ваше величество, как вы можете допускать подобную нечестность?За Эдуарда ответила Елизавета: - И в чем здесь нечестность, ваша светлость? В том, что сокол вашего брата парит в облаках, не видя цели? - В том, что сокол вашего брата больше похож на стервятника, - отрезал Джордж сердито. - Ваше величество, доколе ваши родственники будут беспричинно унижать моих? – Ваше величество, остановите этот нелепый фарс!Эдуард молчал, не глядя на Кларенса. Джордж презрительно фыркнул и смерил Елизавету ненавидящим взглядом. - Успокойся, - отец поднялся со стула и, подойдя к Джорджу, сжал его плечи. – Не горячись – этим ты Ричарду не поможешь. И Робин, и сокол Вудвилля одновременно достигли бука и, развернувшись, полетели назад. Они держались практически вровень, но Робин взмыл слишком высоко – пока он, расправив великолепные крылья, тратил драгоценные мгновения на спуск, сокол Вудвилля, мчавшийся над самой землей, вспорхнул на запястье хозяина. - Прекрасно, Джон! Прекрасно! – воскликнула Елизавета, хлопая в ладоши. Разъяренный Джордж вопросительно посмотрел на брата, но Эдуард лишь развел руки в стороны. - Джон Вудвилль победил! – провозгласил король и добавил чуть тише. – Кларенс, угомонись. Упитанное лицо Вудвилля сияло от гордости, а водянистые глаза самодовольно взирали на Ричарда. Глостер, даже не повернувшись в сторону счастливого соперника, угостил Робина кусочком мяса, затянул путы на лапках сокола и набросил ему на голову колпачок. Молча поклонился королю и зашагал прочь с поляны. Воспользовавшись тем, что одна половина во главе с Елизаветой поздравляла Вудвилля, а другая половина во главе с графом утихомиривала ни на шутку разбушевавшегося Кларенса, я выскользнула из-за стола и, изо всех сил стараясь оставаться незамеченной, проследовала за Глостером.Я нашла его у шестов с соколами – Ричард пересадил птицу на жердочку, а сам стоял рядом, опустив голову на грудь. Его спина и плечи были распрямлены, бледное лицо оставалось все таким же спокойным и бесстрастным, но я знала – Ричарду больно, по-настоящему больно и обидно. И обидно не столько из-за поражения – хотя, несомненно, его гордая натура этот удар переносила с трудом – а из-за поведения короля. Эдуард, ставший после гибели отца не только вождем йоркистов, но и главой семейства, Эдуард, честностью и благородством которого Ричард не раз восхищался, Эдуард, которого Ричард искренне любил (любил, пожалуй, сильнее, чем Кларенса), сначала вовлек младшего брата в нелепое состязание, а затем, якобы не заметив нечестности, позволил Вудвиллю одолеть его. Эдуард просто-напросто предал Ричарда, предал ради зрелища и благодарной улыбки Елизаветы.Я помнила, что случилось, когда я дважды пыталась утешить расстроенного Ричарда. Что ж, пускай через мгновение он оттолкнет мою протянутую руку, издевательски рассмеется или убежит прочь, я попытаю счастья в третий раз. - Ричард, - прошептала я, осторожно касаясь бархатного рукава. - Пришла позлорадствовать? – хриплый голос звучит безжизненно. И глаза странно пусты. - Нет, - я помотала головой. – Никакого злорадства. - В самом деле? – он опустился на траву, я присела рядом. – А помнишь, как мы метали копья в Миддлхэме? Ты ведь наблюдала за нами – не отпирайся, я тебя видел – и совсем не радовалась моему успеху. - Тогда – да, - что толку отрицать очевидное? – Но не сейчас. Ричард, - я смело встретила его взгляд, - я вместе с остальными болела за тебя. Вместе с остальными кричала: ?Англия и Йорк!? То, что сделал Вудвилль – мерзко и неблагородно. Его победа – не победа вовсе. Английские лорды и леди, Джордж, Изабелла, мои родители – все это понимают, - он хмыкнул. – И я тоже. Даже твой брат-король понимает. - Понимает, как же, - он вздохнул. – Нет, Анна, твой отец прав – Эдуард окончательно ослеп и оглох. Он не слушает никого, кроме нее. Не видит никого, кроме нее. Он поступает лишь так, как угодно ей. - Почему ты ничего не сказал ему? Почему сдержался? - Ох, будь ты на моем месте, ты бы точно выложила королю все, что думаешь, так? – я кивнула, и на тонких губах появилось первое подобие улыбки. – Анна, Анна, какое же ты еще дитя! Представь, как жалко и нелепо я выглядел бы, если бы начал кричать о том, что Джон схитрил? Как потешались и злорадствовали бы Вудвилли? Нет, - произнес он твердо, - они увидели меня побежденным, но униженным не увидят никогда! Его пальцы, теплые, цепкие и неожиданно сильные сжали мои ладони, скрепляя нерушимость данного обещания. Ричард больше ничего не говорил – он вглядывался в мое лицо с такой удивительной жадностью, будто пытался как следует рассмотреть каждую черточку, а я уже в который раз тонула в темно-синей бездонной глубине его глаз. Тонула, не желая выплывать на поверхность. Тонула, отчаянно желая узнать, что скрывается в них, что таится на самом дне души Ричарда Глостера. - У тебя на носу веснушки, - пробормотал он. – Надо же!Ну, все! Теперь задразнит до смерти! - Подумаешь, веснушки, - буркнула я. – Они маленькие и совсем незаметные. Ну, точнее, не такие заметные, как у Фрэнсиса. - Конечно, не такие, - подтвердил он. Помялся и добавил неловко. – И, знаешь, они тебя даже украшают. - Правда? – я искала на его лице хоть малейшую тень насмешки, но не находила – Ричард выглядел вполне серьезным. – А Изабелла говорила, что если у девочки есть веснушки, значит, она никогда не будет красивой. - Изабелла, как и Джордж, любит приврать, - фыркнул он. – Не слушай ее! Ты непременно станешь самой красивой, красивее Изабеллы, - он фыркнул еще раз. – Только этого придется ждать еще много-много-много лет!Ну почему он такой? Почему за любым добрым словом непременно следует очередная гадость? - Ах ты… - я запнулась, перебирая в уме все известные ругательства. Ричард задорно рассмеялся. Что ж, кузен больше не грустит – и то хорошо.Зычное: ?Англия и Йорк!? эхом прокатилось по лесу. С дуба упорхнула стайка птиц, а Робин издал пронзительный крик и захлопал крыльями. Мы переглянулись, вскочили на ноги, и Ричард побежал на поляну, волоча меня за собой.Все было точно так же, как четверть часа назад: Вудвилли, отчаянно поддерживающие своего отпрыска, граф и его сторонники, подбадривающие принца, Джон с серебряным свистком в руке и светло-серый сокол, летящий чуть выше травы. Изменился лишь соперник Вудвилля – напротив брата королевы лениво прохаживался другой Йорк. Джордж Кларенс с кудрями, отливающими в свете солнца темным золотом, и голубыми глазами, в которых вместо подчеркнутой любезности плескалась неприкрытая ненависть. - Он вызвал Вудвилля на ответный поединок, да? – прошептала я. Ричард кивнул.- Ох уж эта горячая голова! – произнес он укоризненно, а затем заорал во всю мощь своей глотки. – Давай, Джордж! Давай! - Джордж, давай! – закричала и я. – Покажи ему!Я, да и Ричард, пожалуй, тоже, не надеялась, что в таком адском шуме Кларенс нас услышит, но он услышал. Обернулся и, помахав нам рукой, вытащил из кармана такой же серебряный свисток, как у Джона. Еще раз помахал рукой и отвернулся, наблюдая за своим соколом – крохотной черной точкой, парящей на небосклоне. - Ричард, - я стиснула ладонь Глостера, - сокол Джорджа летит слишком высоко, еще выше, чем летел Робин. Он просто не успеет снизиться. - Ты права, - птицы облетели бук. – Хотя… Анна, я знаю, что задумал Джордж. Гляди!Едва птицы вылетели на открытую местность, Кларенс поднес свисток к губам. Раздалась резкая мелодичная трель и, подчиняясь ей, иссиня-черный сокол камнем рухнул вниз, целясь в мчавшегося прямо под ним серого любимца Джона Вудвилля. Сокол Вудвилля, почуяв опасность, метнулся в сторону, и этого суетливого движения оказалось достаточно для птицы Кларенса – заслышав еще одну повелительную трель, она пронеслась над землей с быстротой молнии и в мгновение ока очутилась на запястье хозяина. - Ура! Слава Йорку! Слава Джорджу Кларенсу! – завопила восторженная толпа. – Англия и Йорк! Англия и Йорк! Вопили седовласые лорды и французские посланники, позабывшие о своей напускной степенности, и их чопорные леди, вопил, подпрыгивая на месте, отец, вопили утратившие ледяную невозмутимость матушка и Изабелла, вопил Ричард Глостер, превратившийся из юного принца в самого обыкновенного мальчишку. Елизавета сидела молча, прямая и неподвижная, будто статуя, ее родня и бургундские гости вяло аплодировали Кларенсу, а Джон Вудвилль – непременно поблагодарю Кларенса за то, что созерцаю этого молодчика таким взбешенным – отшвырнул злополучный свисток и ударил кулаком ствол ближайшего дерева. - Джордж! – счастливый растрепанный Ричард заключил брата в объятья. Кларенс не отстранился – напротив, обнял Ричарда так крепко, что у того захрустели кости. – Зачем ты это сделал? - Разве я позволил бы Вудвиллям торжествовать над нами? – улыбнулся Кларенс. М-да, похоже, отвечать вопросом на вопрос у них семейное. – Нет, Дикон, я не так великодушен и благороден, как ты.Чувство глубокого уважения охватило меня - Кларенс, которого я, в отличие от сестры, не считала таким уж совершенством, юноша насмешливый и несерьезный, отчаявшись дождаться справедливости от венценосного брата, все-таки отплатил Вудвиллям их же монетой. - Джордж, - несмело позвала я, и Кларенс впервые посмотрел на меня без обычного пренебрежения, - спасибо тебе. - Не за что, кузина, - он галантно поклонился. – Надеюсь, вы не обидитесь, если я покину вас ради другой прекрасной дамы? – он озорно подмигнул мне, потрепал Ричарда по волосам и отошел. - Отлично, брат! – на лице Эдуарда радость смешалась с облегчением – видимо, второго позора Йорков король бы уже не перенес. – В качестве приза дарю тебе титул, - он призадумался, - графа Ричамонда.Джордж скорчил забавную рожицу. - А я так надеялся на твою корону, - протянул он шутливо. – Но раз корону ты уступать не хочешь – довольствуюсь графством. - Леди Маргарита Бофор будет недовольна, - Жакетта Люксембургская наклонилась к Эдуарду, - ведь Ричмонд принадлежит ее сыну. - Кто такая Маргарита Бофор? – я дернула Ричарда за рукав. - Родственница Ланкастеров и подруга леди Вудвилль, - скривился Глостер. – Я видел ее однажды – скрюченная карлица и фанатичка к тому же. Титул графа Ричмонда принадлежит ее сыну, малолетнему Генриху Тюдору. - Генрих Тюдор – племянник Генриха Ланкастера, - куда подевался добродушный здоровяк Эдуард? Сейчас на кресле восседал король, беспощадный даже к былым врагам. – Он – дитя изменницы, - Жакетта Вудвилль нахмурилась, но благоразумно промолчала, - а значит, я просто обязан забрать этот титул и графство и передать тому, кто более прочих их достоин. Джордж, я велю канцлеру подготовить соответствующие бумаги и передам их тебе не позднее завтрашнего утра. - Поздравляю, Джордж! – отец обнял Кларенса. - Ваше величество, - граф склонился перед королем, - как это мудро – раздать земли и титулы сторонников Ланкастеров ВАШИМ любимым родным и верным сторонникам.Чуть позже, когда знать и придворные наконец-то расселись по местам, а слуги подали к столу восхитительно зажаренного оленя, когда было выпито немало эля и сидра за долгое правление короля, скорейшее появление наследника, за королеву и, конечно, за новоявленного графа Ричмонда, Глостер прошептал прямо мне на ухо: - Никогда не думал, что скажу нечто подобное, но я с нетерпением жду того дня, когда смогу покинуть Лондон. - Все дело в них? – едва заметным кивком я указала на стол, за которым сидела родня королевы. - И не только, - вздохнул он. – Матушка изгнана в замок Роби, Джордж отправится в поездку по новым владениям, Маргариту собираются выдать замуж за герцога Карла Бургундского, а Эдуард всецело поглощен Елизаветой, и кроме нее брату никто не нужен. Мне больше нечего здесь делать. - Ты ведь вернешься с нами в Миддлхэм? – я отпила глоток воды. - А ты ведь этого не хочешь, правда? – я промолчала. – Разве не так? Почему не отвечаешь? - Вообще-то, я задала свой вопрос первой, вот и жду твоего ответа. - Ах, вот оно что! - он усмехнулся, но синие глаза по-прежнему оставались мрачны. – Да, я отправлюсь с вами в Миддлхэм – мое обучение еще не закончено. Твой черед, Анна. Спроси Глостер меня об этом в день прибытия – я, даже не задумываясь, сказала бы, что не хочу его возвращения в Миддлхэм. Но после всего того, что произошло здесь с нами… - Ты неправ, - он улыбнулся. Обыкновенной улыбкой, радостной и дружелюбной. – Я даже рада, что ты поедешь с нами, здесь и правда слишком много Риверсов – того и гляди утонешь, - повторила я любимую шутку Джорджа.Мы расхохотались, и головы присутствующих как по команде повернулись в нашу сторону. До чего различными были нацеленные на нас взгляды: насмешливо-снисходительный – у короля Эдуарда, добродушный – у матушки, откровенно довольный – у отца, одобряющий – у Кларенса, изумленный – у Изабеллы. Но потом я заметила еще один взгляд – и по спине пробежала волна безотчетного страха. Елизавета Вудвилль сидела, подперев кулачком подбородок, и ее серые глаза смотрели на Ричарда и меня со злобой, лютой злобой, изуродовавшей красивое лицо до неузнаваемости.Изабелла права – эта женщина нас ненавидит. Ненавидит всех – от мала до велика, от графа до меня.Ох, скорее бы уехать в Миддлхэм! И больше не встречаться ни с нею, ни с ее семьей.