Глава 23. Несу это чувство через Париж и Рим. (1/1)

Гарри.— Эй, наглая морда, подвинься! — аккуратно отодвигаю Бегемота, чтобы сесть на диван, который этот кошак занял, растянувшись всем своим телом в самом центре. Щелкаю пультом каналы TV, нахожу новости. Последнюю неделю самой обсуждаемой новостью считается задержание Фрэнка Спенсера, ?одного из самых авторитетных людей Лондона?. Шумихи его аресту придаёт статья о торговли людьми. Это новость самая обсуждаемая во всем Лондоне — в каждом дворе, в каждом пабе, в каждой квартире. Слушая ведущую новостного канала, я не могу сдержать язвительной улыбке, наслаждаясь нашей победой.— Опять смотришь новости?Оборачиваюсь на голос Одри, вышедшей из ванны. Смотрю на завившиеся, еще влажные пряди волос, пока она пробегает по ним своим пальцами в попытках распутать.— Ради таких новостей можно и телек посмотреть,— маню её к себе, утыкаюсь носом в шею,— мне нужно в казино, поедешь со мной?— Угу...— "Угу" — передразниваю это милейшее растрепанное создание,— кстати, тебе звонила Джесс, просила перезвонить. Я переоденусь! Взбегаю на второй этаж, пока Одри болтает по телефону. Скидываю шорты, заменяя их на удобные джинсы и свитер. Мне нужно заехать на работу, чтобы обговорить с Адамом еще раз все ближайшие дела перед отлётом в Италию. Я не собираюсь появляться в Лондоне месяца два как минимум, если только в крайних мерах. Натягиваю носки, когда в спальню входит Бейкер.— Гарри, во сколько мы завтра приземлимся? — прикрывает телефон ладошкой, пока задаёт мне вопрос.— В одиннадцать утра будем в аэропорту. Митч в курсе. — Подхожу к ней, дергаю за край своей футболки на её теле. — Сахарная, ты же не собираешься так ехать со мной на работу?Пока она краснеет и о чем-то продолжает болтать с Джесс, проникаю пальцами под белоснежную ткань, слегка надавливая на её живот, подталкивая к гардеробной. Аккуратно приподнимаю её за задницу, усаживая на столик, буквально на пару секунд замираю между её ног, уставившись на сосок, нагло приподнимающий футболку. Прежде чем она успевает пискнуть или оттолкнуть меня, накрываю губами этот маленький бугорок, увлажняя его сквозь ткань своим языком, задираю края майки выше и выше. Слышу, как она материться прям в трубку, о чем-то тараторит Джесс, без конца извиняясь. В итоге отключает телефон, направляя весь свой гнев и возбуждение на меня. — Гарри, не делай так, когда я разговариваю по телефону, пожалуйста... — её полушепот вперемешку со вздохами обжигает мою кожу, посылая кучу мурашек по телу.— Не делать "как"? — вновь возвращаюсь к соску, нагло терзая его. — Так?— Да.... — дергает за волосы, тут же прижимая мою голову к своему телу.— Или так? — накрываю её рот, требуя впустить меня внутрь. Встречаемся языками, ловлю кончик, сладко всасываю в свой рот, отпускаю, тут же атакуя её губы. Развожу её ноги еще шире, прижимаясь свои стояком еще сильнее. Трусь бедрами, кручу, создавая самые чувственные прикосновения. Мы готовы кончить от этого петтинга. Чувствую, как она напрягается, как часто и тяжело дышит, смотрю на её прикрытые глаза, на распухшие губы, шепчущие моё имя. Кусаю её за губу и ... отхожу. Огромные, удивленные глаза разрывая меня на куски. Дышу носом, пытаясь успокоить самого себя, пока она раскрасневшаяся, натягивает футболку у себя между ног, в попытках прикрыть не совсем сухие трусики.— Что ты делаешь?— Твое тело еще не готово, — прикусываю свой язык, чтобы не засмеяться с разочарованного выражения её лица.— Глупости! У меня уже ничего не болит! — вскакивает на ноги, расставляя руки по бокам. — А вот у тебя, Стайлс, сейчас реально болит в одном месте!— Я справлюсь, — чмокаю её в щеку,— переоденься, я опоздаю!*** Через полтора часа мы в казино. Оставляю Оди в своем кабинете, сам отправляюсь к Адаму. Он уже в курсе моего отъезда, мы давно всё с ним обсудили, но я решил заехать еще раз и пробежаться по всем предстоящим важным делам, начиная с закупок на "кухню" и шоу-программами, заканчивая денежными вопросами. Дым от сигарет клубами поднимается к потолку, настойчиво ища выхода через вентиляцию. Постепенно разговор о делах сменяется разговорами о семье Адама, о моём "отпуске". Я не хочу быть невежливым по отношению к нему, но желаю как можно поскорей закончить этот разговор, Адам понимает это по моим быстрым затяжкам и взглядам на входную дверь.— Господи, Гарри, иди уже! — он закатывает свои глаза, улыбаясь мне во все свои тридцать два зуба, — ты сейчас протрешь дырку в этом кресле своей задницей!— Я буду на связи, звони в любое время! — не хочу извиняться перед ним или оправдываться, это не к чему. Адам знает о Спенсе, он знает об Одри, конечно, не все подробности, но ему достаточно информации, чтобы понимать насколько всё происходящее сейчас важно для меня.— Всё будет в порядке. Отдыхай. — Протягивает ладонь для рукопожатия, дергаю его за локоть, сгребая в своих объятиях этого пожилого мужчину, который всегда меня выручал и помогал решать любые вопросы связанные с казино. — Да вали ты уже, дай почувствовать себя полноценным боссом!Забираю со стола свой телефон и ключи от машины, не переставая смеяться с его последней реплики.— Что я буду делать целых два месяца в Италии? — развожу свои руки в сторону, стоя у дверей, — я никогда так долго не отдыхал!— Жить, Гарри!Прощаюсь и выхожу из его кабинета. Последняя фраза крутиться у меня в голове, как музыка, с всплывающими слайдами из солнечных дней — вот смеющаяся Бейкер, выгибается всем своим телом на встречу солнцу. Затем слайд сменяется новой картинкой уже с Томмо и Софи, которая чмокает его в колючую щеку, пока он запускает свои пальцы в её локоны; Рейчел, суетящаяся на светлой кухне под местную итальянскую радиостанцию; Диана с Найлом, выбирающие новый оттенок для нового эксперимента с его волосами; Зейн, щурящий свои черные глаза от яркого солнца и Митч... Митч. Вся моя радость исчезает, словно я и не был счастлив секунду назад. На его "слайде" он вырисовывается вместе с прекрасной Рут и крошечной девочкой на руках. Гоню это изображение прочь, понимая, что этого уже не будет, но чертова картинка всплывает снова и снова! — Что-то случилось? — Одри встаёт с дивана, бросая на столик какой-то журнал. — Ты расстроен... — ведёт кончиками пальцев по морщинке на моём лбу, пытаясь её разгладить.— Я думал про Митча и Рут, — подхватываю с дивана её пальто, аккуратно приподнимаю волосы, накидывая светло-бежевый кашемир ей на плечи, — никак не могу привыкнуть, что её нет...— Гарри... — ведёт ладошкой по щеке, простым прикосновениям высказывая всю свою скорбь и поддержку. — Как ты смотришь на то, чтобы напиться сегодня? — к чёрту грустные мысли.— Вино?— Оди, я сказал напиться, а не выпить, — чмокаю курносый нос, — виски, ты сегодня пьешь со мной виски! Перед тем как покинуть "Монику", я прощаюсь со всеми, желаю хорошо встретить весну, которая уже завтра ворвется в Лондон. Делаю набег на свой же бар, забирая бутылку лучшего ирландского виски, не забывая кинуть бармену несколько купюр. Хватаю Одри за руку и словно двое провинившихся школьников сбегаем от всех этих людей и суеты. *** Заваливаясь в дом, мы первым делом наполняем миски кормом для Боуи и Бегемота, искренне сочувствуя им из-за предстоящего перелёта. Открываем двери на задний двор, чтобы после ужина они могли вдоволь набегаться в саду. Пока я отправляюсь в душ, прошу Оди достать бокалы и зажечь свечи. — Эти свечи привез Малик из Амстердама, — подмигиваю, пока блондинка прищуривает свои глаза, явно начиная догадываться, что там за свечи.— Ты уверен, что мы не проспим завтра самолёт. Джесс прибьёт меня! — хихикает, пока вертит тёмно-нефритовый, замысловатый воск в своих руках, после чего подносит одну свечу к носу, чтобы понюхать. — Я абсолютно не слышу никакого запаха.— По-твоему они должны вонять марихуаной на весь дом? — улыбаюсь, на ходу скидывая свитер и стягивая джинсы, перепрыгиваю через ступеньки на второй этаж.— Стайлс, прекрати разбрасывать свои вещи!— Я тоже обожаю твои привычки, Бейкер! — посылаю ей воздушный, перед тем как исчезнуть в спальне. Через пятнадцать минут сбегаю вниз, вытирая свои волосы полотенцем. Мои ноздри тут же наполняются немного сладковатым запахом дыни, исходящим от свеч. Замечаю Одри около окон, пока она опускает ночные шторы. Смотрю на её стопы, на голые пальцы ног. Всё её тело, как натянутая тетива. Она стоит на носочках, чтобы дотянуться до верха. Пробегаюсь глазами по обнаженным икрам, слегка прикрытым бёдрам, замечаю следы гемотом... Моё сознание тут же переносится на семь дней назад, когда Фрэнк появился на пороге её квартиры. Обнимаю её сзади. — Как думаешь, нам повезло?— Думаю, нам очень повезло, Гарри... — оборачивается в моих руках, смотрит в самую мою глубь, заглядывая в самые потайные уголки души. — Нам очень повезло...Приподнимается, чтобы дотянуться до моих губ. Дарит самый нежный поцелуй, не спешит, словно у нас впереди уйма времени. Мы падаем на диван, наполняя наши стаканы янтарным виски, а легкие сладким дымом. Произносим бессмысленные, бредовые тосты. Говорим то полушепотом, то взрывается громким хохотом. Постепенно моя голова начинает кружиться. Может это из-за виски или из-за тающих свеч, а может из-за девушки сидящей напротив меня? Сползаю на пол, откидываюсь спиной на диван, наблюдаю, как она встаёт в центре комнаты, всего лишь в паре метров от меня. Стремиться своими руками вверх, словно пытается зачем-то дотянуться. Качается плавно всем своим телом с одной стороны в другую. Её руки падают вниз, прикасается к волосам, закапываясь пальцами в светлые пряди, приподнимая их у корней, тянет руки ко мне, манит к себе, пока Lana Del Rey немного грубоватым голосом поёт нам Born To Die. Горящие свечи плывут у меня перед глазами, расплываясь, теряя свою четкость. Блики танцуют на её коже, переливаясь оттенками красок от желтых к оранжево-красным. Пытаюсь следить за движением её рук, но каждый раз тонкие запястья "уплывают" от меня, соблазняя и очаровывая. Воздух пропитан сладкой дымкой, на языке вкус крепкого алкоголя. Ползу по полу, останавливаюсь перед ней, стоя на коленях, провожу ладонями от ступень до бёдер, пока она продолжает танцевать. Утыкаюсь носом в живот, приподнимая губами тонкую ткань, целую кожу вокруг пупка и дую прохладным воздухом, от чего она начинает смеяться, запуская пальцы в мои волосы. Смотрю на обнаженную кожу, покрытую мурашками, дотрагиваюсь до них пальцами, слегка провожу подушечками, ощущая легкую бугристость кожи. Оставляю еще один поцелуй над резинкой её домашних шортов и вновь дую, смотря, как маленькие пупырышки на её коже становятся четче, напоминая рассыпанный сахар, касаюсь языком. Тяну её за края футболки вниз, усаживая к себе на колени. Обхватывает мою талию ногами, всё еще не выпуская мои волосы. Вижу самого себя в её зрачках. Шепчу бессвязные слова, какую-то романтическую чушь о её губах, матерясь, когда не могу подобрать нужных слов или повторяясь снова и снова. Целую в уголок её улыбки, дотрагиваясь до маленькой ямочки языком. — Я поймал и поцеловал твою улыбку...— Господи, Гарри, мы так пьяны... — смеётся в мой рот.— Абсолютно, мой сахарный кайф.Падаю на пол, утаскивая её за собой. Не спеша стягиваю сначала её футболку, затем свою. Нежно глажу каждый кусочек её кожи, боясь надавить, боясь причинить боль, задеть синяки. Держит моё лицо в своих ладонях, вижу как её глаза разглядывают моё лицо, словно видят впервые. Как большие зрачки, увеличиваются еще больше. Дую на её упавшие пряди, которые решили нас скрыть от всего мира, защищая своим светлым каскадом, словно щитом. Провожу языком по своим сухим губам, ухмыляюсь, когда тёмные глаза, как хищные птицы, замечают это движение. — Я тебе задолжал сегодня в гардеробной...— О да, хочешь вернуть должок? — вращает своими бедрами, сидя на мне, пока кончиками пальцев касается моих татуировок, задевая соски.— С процентами, — обхватываю тонкие запястья, сковывая движения её рук. Тяну на себя, пока не касаемся друг друга разгоряченной кожей. Завожу руки за спину, удерживая их одной рукой, вторую запускаю в волосы, обхватываю затылок, опуская её лицо к себе на встречу. Чувствую себя зависимым. Моя голова плывет от поцелуев, от её слов и стонов. Кожа покрыта потом, сумасшедшие удары сердца, отдаются в моих висках. Не знаю, где чьи губы, руки, пальцы... Мой вкус давно перемешался с её, пропитывая наши губы и кожу. Целую ночь мы наслаждались друг другом, знакомясь с реакцией наших тел на прикосновения и поцелуи. То медленно, то быстро. Покоряя и покоряясь. Оставляя отметины на коже. Шепча слова, которые мы оба носили на своих губах, но так боявшиеся дать им сорваться. За эту ночь мои руки исследовали каждый кусочек её тела, мои пальцы уже не смогут забыть каждую впадинку, каждый изгиб. Это как научиться играть на гитаре. В любой тьме, ты сыграешь также виртуозно, как и при свете, даже через десять лет или двадцать, ты не забудешь ни один аккорд...— Одри... — выдыхаю в её губы, втягивая своё собственное имя, соскользнувшее с её губ. Медленно трусь бедрами, удерживая её под собой, скользя мокрым телом по её коже. Помогаю её собственной Вселенной, разорваться звездным дождём где-то внизу живота. Падаю в эту метеоритную бездну вслед за ней, не разжимая наших рук, словно боясь потерять её в этом полёте...*** Носимся по дому, перепрыгивая через чемоданы и разбросанные вещи. Боуи и Бигги бегают вокруг нас, чуть ли не сбивая с ног. Видимо лабрадор подумал, что начинается какой-то армагеддон и решил предупредить нас об этом своим нескончаемым лаем. Мы проспали! Если бы не Томмо, позвонивший мне с утра, мы бы точно сегодня уже не улетели. Хватаю один из чемоданов, тащу к такси, подхватывая одной рукой Бегемота, возвращаюсь назад, нетерпеливо брожу по кухне, поглядывая на свои часы.— Я готова! — Одри заскакивает в комнату, держа на руках Боуи и чехол с гитарой. — Сильно опаздываем?— Успеем! — последний раз бросаю взгляд на часы, подхватываю второй чемодан — Мы бы не проспали, если бы не эти дурманящие свечи от Зейна! — Дует на свою прядь, которая выбилась их-под заколки. — Я до сих пор словно под кайфом...— Детка, ты под кайфом от других вещей, поверь мне! — шлепаю её по заднице, смеясь с румянца на её щеках и ключицах. — И, пожалуйста, никогда не прекращай краснеть, это безумно мило! Не забудь закрыть дом! Через четыре часа мы впятером сидим в бизнес-классе самолёта до Катании, где нас встретит Митч с Джесс, а дальше нам предстоит еще проехать около двухсот киллометров на машинах, чтобы добраться до арендованных нами домов. — Найл, какого хера у тебя на лице? — не могу перестать смеяться с блондина, который до жути боится высоты и уже напялил на своё лицо огромную, темную повязку и выпил бокала три виски, чтобы полёт прошел "мимо" него.— Отвали, пожалуйста, Стайлс! — приподнимает один край повязки, чтобы указать на меня пальцем, — как видишь я сегодня не слишком вежлив, поэтому лучше не беси меня!Я ни в коем случаи не хочу злить эту ирландскую задницу да и выспаться не помешает. Прижимая ближе к себе Оди, откидываю голову на спинку сиденья. Делим с ней пару наушников, погружаясь в ритмы 80-ых... В полдень мы уже в другой стране. Проходим через "коридор" и оказываемся в суматохе и шумихе залов аэропорта. Сразу же замечаем машущего нам Роулэнда вместе с Джесс, которая опирается на один костыль, а вторым размахивает в воздухе, отгоняя заодно и прохожих. Следующие пару часов наполнены шумными разговорами, смехом, перебиванием друг друга и подколами. Я счастлив видеть таким Митча! Будто бы впервые вижу, как он смеется. Возможно я не совсем понимаю, как он так быстро пришел в себя, но ни в коем случае не хочу его в чем-то обвинять. Я действительно рад видеть его вновь счастливым. Оди открывает окна в машине, из-за чего весенней, итальянский ветер проскальзывает в салон, играя с нашими волосами и легкой одеждой. — Вы обомлеете! — Джесс оборачивается с переднего сиденья. — Безумно хочу увидеть ваши лица!— Эй, юная леди, вы обещали держать язык за зубами! — Митч грозит ей пальцем, ни на секунду не отрывая своего взгляда от дороги.Джесс только закатывает глаза, разворачиваясь обратно на своем сиденье, бубня, что Митч зануда. Мы с Одри в недоумении переглядываемся, не понимая о чем может быть разговор. Кошусь на Роулэнда в зеркало заднего вида, но он словно специально избегает моего взгляда, увеличивает громкость радио, предотвращая все наши распросы за ранее. Мы останавливаемся около огромного дома, напротив стоит еще один такой же двухэтажный, деревянный здоровяк. Около домов разбиты небольшие палисадники с кустарниками роз, азалии и разбросанные по территории оливковые деревья. Дома стоят на небольшом холме, окруженные виноградником, кусты которого скрываются за горизонтом, не давая даже понятия на сколько он огромен! Я не успеваю открыть багажник, когда сразу из двух домов вываливается целый женский отряд. Мои брови ползут вверх, в то время как Луи материться забыв, что перед ним несовершеннолетние Дейзи и Фиби, а за спиной маячит еще, развесившая уши, Джесс. Он не находит адекватных слов, потому что две его младшие сестры, помешанные на глянце и вечеринках, стоят перед ним в каких-то заляпанных комбинезонах, с перепачканными в земле лицами, светясь как новогодние лампочки.— Вы капаете туннель обратно в Лондон, чтобы сбежать? Потому что я не хрена не понимаю, какого вы ковыряетесь в земле?! — Томлинсон подхватывает их на руки, словно им по восемь лет, кружа девчонок и заливаясь смехом от их визга из-за страха завалиться. — Мы помогаем сеньоре Джентиле рассадить гибискус! — в один голос отвечают близняшки пытаясь выбраться из объятий брата.— Кого-кого? Какой к черту кикибус?!— Гибискус, Луи! — поправляет брата Фиби, щекоча того под ребрами.Пока Луи впитывает эту информацию с открытым ртом, меня чуть ли не сбивает с ног Диана, летящая в объятия Найла. Она без малейшего стеснения запрыгивает в объятия блондина, обхватывая его талию ногами и покрывая поцелуями каждый открытый участок его кожи, пока он не стесняясь сжимает её задницу. Последними из дома выходят Софи, Рэйчел и Лотти. Софи прикладывает ладонь к своим глазам, жмурясь на солнце и улыбаясь, каждый её шаг всё быстрее и быстрее, в конце она уже просто бежит к нам на встречу, подхватив руками свой жёлтый сарафан. Даю легкий подзатыльник Луи, когда его руки ловят её в свои объятия и начинает кружить, оставляю этих влюбленных, направляюсь навстречу к Рейчел, сжимая руку Одри в своей руке. Я знакомлю этих двух прекрасных женщин, целуя в щеку одну и вторую, надеясь, что они поладят. Пока все мы продолжаем приветствовать друг друга, расспрашивая последние новости, я обращаю внимание на Малика. У всех нас есть кто-то близкий или родной, у всех кроме Зейна... Он ловит мой задумчивый взгляд, словно понимая о чем я думаю, улыбается мне самой искренней улыбкой, от чего в его глазах появляются искорки, подмигивает и шепчет одними губами "не парься, чувак". Делаю шаг к нему на встречу, когда понимаю, что вокруг образовалась неимоверная тишина по сравнению с шумом, который был здесь пару секунд назад. Отрываю взгляд от Зейна, который смотрит куда-то позади меня, растягивая губы в улыбке. Оборачиваюсь в сторону дома и теряю дар речи. Рут с ребенком на руках не спеша идёт к нам на встречу, что-то напевая малышке... Делаю шаг вперед, чтобы лучше рассмотреть, чтобы понять — это галлюцинации или нет. Её волосы стали короче, они теперь лишь слегка касаются кончиками её плеч, цвет стал еще ярче. Это единственное, что изменилось в ней. Перед моими глазами всё та же, прежняя Рут! Пока мы с Найлом, Одри и Луи в полном недоумении пялимся на неё, на живую и здоровую, с ребенком на руках, Митч начинает нам что-то объяснять и его рассказ, напоминает мне чертов детективный фильм!Митч. День аварии. В тот день моя жизнь разделилась на до и после. После звонка Зейна я ощутил такую пустоту у себя внутри, словно в один миг у меня вырвали все органы. Вся моя жизнь превратилась в прах, развеялась в моих руках, оставив на моих ладонях лишь легкое покалывание. Я не смог до конца дослушать, что говорил мне Малик, в моей голове, мячиком для пинг-понга, отскакивали лишь адрес клиники и то, что Рут и Софи живы, но состояние у обеих тяжёлое. Выскочив из дома, я помчался в больницу. Поднимая все прошлые связи отца, в поисках врача, которому можно доверять. Забежал в приёмное отделение в идиотских домашних турецких тапках, которые откопала Рут на какой-то распродаже в Сохо пару недель назад, в мыслях моля всех святых, чтобы она не умерла! Моя голова работала расчетливо и холодно, я не имел больше права на ошибку, рисковать еще раз жизнью своей женщины я не мог. Пару звонков и Рут уже оформляли, как погибшую, в то время, как лучший врач-акушер проводил ей кесарево с единственным ассистентом, спасая её и нашу малышку. Я сидел под дверями, в свете единственной горевшей лампы, прислушиваясь к лязгу инструментов за дверьми и полушепоту двух людей, которым я доверял самое ценное. Я не считал себя предателем или кем-то еще, когда врач, по моей настоятельной просьбе в виде нескольких тысяч долларов, объявил моим друзьям, которые сходили с ума этажом выше, что Рут мертва. Если Спенсер хотел её убить, пусть считает, что он справился, главное чтобы больше не пытался ей навредить. Когда на свет появилась малышка Джонни я разревелся на больничном кафеле, благодаря весь мир за эту сладкую девочку. Эта крошка родилась на два месяца раньше срока, но уже с такими серьезными глазами, что у меня замирало в восторге сердце каждый раз глядя на неё. Меня разрывала, какая-то неимоверная гордость и нежность к Рут! Есть ли сильнее её женщина в этом мире? Женщина настолько прекрасная, неповторимая и сказочная? Откуда она вообще в этом сером мире со своими взглядами на моду, искусство и саму жизнь? Вся какая-то неземная, но шарящая в технике и обожающая все эти микросхемы?! И какого хера она выбрала меня, ничем непримечательного, молчаливого зануду? Когда мы "хоронили" Рут, я еле сдержался, чтобы не рассказать на кладбище друзьям, что всё в порядке! Что она жива! Что они с Джонни ждут меня в больнице! Что промерзшей землёй сейчас засыпают пустой гроб! Господи, я худший мудак! Кто так поступает со своими друзьями?! Но я знал, что они бы поняли меня, если бы я всё объяснил почему так поступил, они бы поняли! Я рассказал всю правду только Зейну. Видя его состояние, то как он медленно сходит с ума, виня во всём только себя, я не мог умолчать. Стоя над могилой я всё ему объяснил. Видя как меняется его выражение лица, как он начинает улыбаться сквозь слезы скорби, я был счастлив поделиться с ним этой новостью! Скинуть камень вины с его груди. И сказать одному из своих друзей, поделиться с кем-то радостью, что я чертовски счастливый папаша маленькой принцессы! Через часа четыре после похорон нас вывезли на скорой вместе с Рут и малышкой. В пригороде Лондона Зейн встретил нас, где мы уже пересели в арендованную им машину. Мы гнали до самого утра, пока не добрались до маленькой деревушки всего в несколько десятков жилых домов. Проезжая старую, местами уже избитую дорогу, мы остановились перед небольшой деревенской церковью. Мне хватило одного взгляда на задремавшую на моём плече Рут, чтобы понять, что если с сегодняшнего дня Рут Джонс больше не существует, то появилась новая Рут, по фамилии Роулэнд. Стоя в маленькой, обшарпанной церкви, посмеиваясь с еще не проснувшегося священника и Малика, стоящего в католической церкви и сюсюкающего с Джонни на своих руках, я поклялся этой женщине в вечной любви перед лицом Бога. Глядя в её зеленые, уставшие глаза, я клялся никогда не оставить, не предать, не обидеть её. Растворяясь в её улыбке, говорил самые банальные слова о любви, которые говорят в каждом втором романтическом фильме, но эти простые слова, слетали с губ искренне, имея коллосальное значение для меня и неё. Порой запинаясь или повторяясь, я терялся еще больше перед ней. Мне хотелось сделать этот день сказочным для неё, чтобы несмотря на дряхлость этой церкви, на наш измученный вид, на подстроенную Спенсом аварию, этот день стал бы самым волшебным в её жизни! Я знал, что моя Рут никогда не мечтала о какой-то пышной, гламурной свадьбе. Мы даже не говорили об этом! В какой-то богом забытой деревне, в зимний, пасмурный день мы прошептали друг другу самые важные слова под сопение нашей дочери. Я не просто так тащился в эту даль. В этой деревне жила одна женщина, которой я мог доверить свою женщину и новорожденную дочь. Моя милая Энн. Моя добрая, с самыми заботливыми руками и сострадательным сердцем. Женщина, заменившая мне мать. Мать, которая променяла меня на молодого любовника и свалившая с ним, оставив отца с разбитым сердцем и пятилетнего меня, непонимающего куда ушла его мама, задающего отцу один единственный вопрос, как магнитафон заживавший ленту — "Где моя мама?". Энн отдала мне свою любовь, заботу, внимание и нежность. Не знаю, где отец нашел её! Помню, как она зашла в наш огромный дом с одним небольшим чемоданом, смущенная такой роскошью, теребившая свои пальцы в нервозности, вертя на запястье старенькие, позолоченные часики. Через год я не мог уже представить, как бы жил без этой полноватой, мягкой как пух, громкоголосой хохотушки Энни. Она научила меня каким-то старинным играм, в которые не играли знакомые мне дети, потом учила читать и писать, запускать змея и делать самый вкусный пирог из вишни и вкуснейшую пиццу. Она объяснила мне, что если я хочу отрастить себе волосы, то я не превращусь от этого в девчонку. Показывала картинки из детских книг, с нарисованными пиратами или принцами с длинными волосами, объясняя, что это нормально, а если надо мной будут смеяться другие мальчишки, то это лишь потому что они идиоты. Да-да, идиоты! Она никогда не выбирала слов, называя вещи своими именами, она даже не боялась высказать отцу о его "неприличном" поведении, когда тот не появлялся дома слишком долго или приводил в дом очередную "любовь всей своей жизни". Она была остра на язык, как бритва! Честная и справедливая. Энн проработала у нас, пока я не поступил в Гарвард. У нее никогда не было своей семьи и детей. Самая добрая в мире женщина, с самыми интересными историями и вкуснейшими пирогами в мире, была одинока. Бог наделил её огромным сердцем, но не дал ей того женского очарования и красоты, на которое так падки мужчины. Немного крупный нос; тонкие губы, как две ниточки; карие глаза с рыжими ресницами, которые иногда даже не были заметны. Она ушла из нашего дома, держа всё тот же небольшой чемодан, с которым появилась много лет назад на этом пороге. Всё такая же немного смущенная, но уже не встречей, а расставанием. С новыми морщинами и седыми волосами, разбавляющими её светло-рыжие волосы своей белизной. Каждое лето я приезжал к ней в эту деревню, таща с собой кучу подарков и сладостей, которые она так любила. Оставался у нее на пару дней, просыпаясь под аромат того самого вишневого пирога, а вечерами запекали сосиски, на каких-то прутиках, на заднем дворе, отгоняя парочку соседских кошек, которых Энн иногда подкармливала. Я знал, что в любое время, в любую непогоду, с любой бедой она примет меня и поможет. И сейчас, открыв дверь, натягивая очки на переносицу, задирая свой подбородок, чтобы лучше рассмотреть нас, она пару раз растерянно моргнула, а через секунду начала охать и ахать. Улыбаясь, протягивает свои руки и втягивая нас в свой дом, ругая непогоду и года, которые не жалеют её глаз. Она знает Рут, уже давно. Мне даже не стоит ей ничего объяснять. Начинает суетиться по своему дому, отдавая нам с Зейном указания, где что взять, где что ставить. Через час мы втроём пьём какой-то травяной чай, в то время, как Рут с малышкой Джонни спят в дальней комнате. Я знал, что с ней мои девочки будут в безопасности, знал, что она поможет. Энн всегда знает что и как делать. Нам оставалось только ждать, когда Софи придет в себя.Гарри.— В этом доме есть водка?! — Найл растерянно моргает, смотря то Митча, то на Рут. — Мне нужно выпить! — Блять, Митч! — у меня нет слов, чтобы выразить всё что я чувствую в этот момент. — Ты чертов гений, но как же мне хочется немного вмазать тебе! — Подхожу к Рут, качаю головой, как строгий родитель, глядя в её смеющиеся глаза, вздыхаю и перевожу взгляд на Джонни в её руках. Маленькая принцесса слегка хмурит свои светлые брови, разглядывая нового человека, появившегося в её жизни. Дотрагиваюсь до маленького носа, смеюсь, когда маленькой пухленькой ручкой, обхватывает мой палец в попытках утащить его к себе в рот. — О нет, малыш, это не мамин сосок!— Стайлс, давай ты не будешь говорить про грудь моей жены!— Эй! Я вообще-то здесь и всё слышу! — Рут аккуратно забирает из моих рук малышку, хмурясь то на меня, то на Митча, пока все начинают смеяться, подбадривая её глупыми шутками в стиле а-ля Митч всё таки долбанный Иисус, умеющий воскрешать людей. Мы идем всей нашей огромной "семьёй" в один из домов, где уже накрыт большой стол. Пока девушки выносят из кухни дымящиеся тарелки, мы с парнями раскупориваем бутылки вина и вытаскиваем из холодильника прохладное пиво. В доме суматоха и шум, разговоры, смех, всё это напоминает мне пчелиный улей. С заднего двора периодически доносится лай. Я выглядываю в окно, наблюдая, как Боуи, Лофи и Элвис носятся друг за другом, в то время как Бигги лениво растянулся на плетеном кресле подставив свои бока солнцу. Возвращаюсь в столовую, на ходу чмокая Софи в макушку и отвесив Луи пару щелбанов, пока тот шепчет моей сестре какие-то пошлости на ухо, я могу дать свою руку на отсечение, это понятно как дважды два по румянцу моей сестры и блеску глаз этого Иуды. Усаживаюсь рядом с Одри и Джесс, смущаюсь, когда младшая Бейкер внимательно рассматривает меня, даже не пытаясь скрыть своего интереса. Переводит свои глаза то на меня, то на Одри, от чего блондинка начинает краснеть, в то время как Джесс, что-то шепчет ей на ухо, косясь в мою сторону. Понимая о чем их разговор, обворожительно улыбаюсь, пуская всё своё обаяние в ход. Склоняюсь к щеке Одри, оставляя там нежный поцелуй, в душе наслаждаясь еще большим румянцем на её коже и звонким смехом Джессики. *** Обвожу взглядом этот огромный стол! Зейн, Рут и Митч, Найл и Диана, Луи и Софи, Лотти, Фиби и Дейзи, Рейчел, Одри и Джесс! Мы действительно счастливые придурки! Все вместе, здесь и сейчас, счастливые и здоровые! Наслаждаемся вкусной едой и вином под итальянским небом. Сжимаю коленку Оди под столом, гоняю во рту оливку, жмурясь от счастья, как Бегемот от теплых лучей.Разве я мог об этом мечтать лет пятнадцать назад?!