Глава 22. А я сумасшедший, и я знаю, тебе страшно (1/1)

Гарри. Если бы я никогда не думал наперед, рассматривая несколько разных вариантов событий, я бы был дураком. Уже прошло около двенадцати часов после того, как Фрэнк появился на пороге квартиры Одри. Самым сложным было сдержаться, когда они вытаскивали её из лофта, слышать дикий крик её ужаса, боли и страха. И я не сдержался. Парой даже расчетливому прагматику сложно держать себя в руках. У каждого из нас есть тот самый порог. Доведите свою тихоню в классе и вы увидите такой гнев, который прорывается как лава из кратера, уничтожая всё на своем пути. Я не помню, как запрыгнул в свою тачку, как несся к её дому, нарушая все что только можно, с пеленой застилавшей мои глаза. Сплошная ярость и отчаяние разрывали мою грудную клетку. Меня подрезал Зейн на пересечении двух улиц. Этот придурок не пожалел не свой Порше, не мой Рендж. Я получил несколько хороших хуков от него, толчков в грудь и порцию нравоучений вперемешку с оскорблениями и матами. Мы оставили яркий, помятый Порше под солнечным, февральским небом, на радость зевакам и доброжелателям, которые с нескрываемым восторгом снимали на свои мобилы измятую тачку класса "люкс", комментируя едкими замечаниями "так и надо этому богатенькому придурку". Зейн не позволил мне сесть за руль моей же тачки. Он лавировал между машин, срезая путь по каким-то переулкам, пытаясь как можно поскорее добраться до своего дома. В машине я выдернул его гарнитуру из уха и до самого дома, вслушивался в каждый её слабый вдох. Жмурил глаза, каждый раз когда она кричала от боли или звала на помощь. Разбивал свой локоть о дверь, когда её голос терял всю свою жизнь, словно она отчаялась и не верит, что мы придём за ней! Что я приду за ней... Через час мы были все в сборе. Споря и дымя сигаретами на кухне у Малика. Царапали простым карандашом Найла на листке какие-то каракули, наш план. Перечеркивая и рассчитывая всё заново, вплоть до каждой секунды. На листке изображено небольшое здание с прилегающей к нему территорией. Несколько дорог, одна из которых ведет в небольшой рыбацкий порт. Мои глаза слезятся от тлеющей сигареты в моих зубах, пока вожу пальцем по бумаге, объясняя парням, кто и где находится, и что от нас требует Лиам. Мы повторяем одно и тоже несколько раз, сверяем часы, проверяем оружие, нам нельзя ошибиться. Заново подзываю к нам Бобби, указываю ему на изрисованный листок.— Всё правильно? Ты уверен, что там только три дороги через которые можно "уйти"?— Да, — ставит свой палец на дорожку ведущую к лодкам. — Они повезут их по ней, Фрэнк редко пропускает такое "событие", — смотрит мне в глаза. Я вижу как он сглатывает, как дергается его кадык. — Особенно, когда важный клиент,готовый заплатить большие деньги, лично присутствует при сделке. — Под словом "важный" клиент ты же не только имеешь в виду деньги? — голос Зейна холоден и спокоен, мне нравится его уверенность. — Или тут еще идёт речь о жестоком обращение, извращения и прочем дерьме?Меня бросает в пот. Запускаю руку в волосы на затылке, растирая свою шею, пока жду что же ответит Бобби. — Да. Больные ублюдки со всего мира, готовые покупать людей для своих утех. Когда я смогу уехать?— Через пару часов у тебя будут деньги, новый паспорт и билет в один конец в Мельбурн.— А если они меня найдут? — парнишка волнуется и это вполне нормально.— Вдруг у вас не получится его взять?— Чувак, поверь Спенс даже не вспомнит про тебя! — Хоран забирает у меня из рук свой карандаш, аккуратно начинает его затачивать, сдувая стружку. — У тебя есть номер Лиама, если вдруг что-то не так, он подаст запрос на защиту свидетелей. Всё будет в порядке.Бобби Гербер поджимает свои губы, слегка качает головой. Он нервничает, но держится неплохо. Для своего возраста он достаточно умен и расчетлив. Думаю, ему не очень-то нравилась "компания" Спенсера и всё то дерьмо, которым тот занимался. В ту дождливую ночь, когда Зейн поймал Гербера, а я от страха подстрелил Одри, явно все скандинавские боги, которых так часто вспоминает Найл (стоит ему перебрать с алкоголем) благословили нас. Упустить Бобби было бы большой глупостью, мне потребовалось немало времени и ресурсов, чтобы убедить его отказаться от "работы" на Фрэнка и помочь нам. Всё происходило постепенно, я не давил, не пытался ему угрожать. Я разговаривал с ним как со взрослым мужчиной, не с мальчишкой, и ему это льстило. Ему нравилось, что к нему относятся как к взрослой, самостоятельной личности, мнение которой учитывается, к кому прислушиваются. Мы говорили намеками, но он прекрасно понимал, что я ищу. Я безумно рисковал, но кто мы без риска? Что мы можем? Как долго мы готовы ждать результата не рискуя? Месяц? Год? До смерти? Я рискнул и получил результат уже через пару дней. Он сам позвонил мне среди ночи. Мы встретились в каком-то богом забытом закоулке, где воняло рыбой и сыростью. Бобби не мог начать разговор пару часов. Я был безумно терпелив среди этих полуразрушенных стен и не самого приятного запаха. Спокойным голосом, убеждая о правильности его поступков, вспоминая все грехи Фрэнка, от которых холодеет кровь, я проникал в его голову, пропитывая его мозг своими мыслями и убеждениями. Под утро Гербер рассказал мне о торговли людьми. Девушки, мужчины, дети... Этот ублюдок никого не жалел. Главное цена. Бобби колотила дрожь, пока он говорил. Я несколько раз ронял ручку на разбитый асфальт, делая заметки в своем ежедневники. Я могу понять весь тот пиздец, который творится в этом гребаном мире. Но, блять, кто торгует людьми в 21 веке?! Как?! Как можно продать ребенка в сексуальное рабство? Откуда все эти больные ублюдки? После этого ночного разговора я не мог ни есть, ни спать. Мой мозг вырисовывал в голове лица незнакомых мне людей: плачущие женщины, кричащие дети, мужчины с опущенными глазами и поджатыми губами...Бобби назвал мне день. Каждую третью среду месяца, Спенсер прокручивают самую омерзительную сделку в жизни. Мы ждали этой среды, отсчитывая дни, молясь чтобы Фрэнк был там, присутствовал при передачи неповинных душ в руки больных ублюдков и садистов. Одри должна была наслаждаться итальянским вином и восхитительным закатом вместе во всеми, а не участвовать во всем этом ужасе! Быть в безопасности за тысячи километров от этого мудака, в кругу друзей и единственной сестры... Я бы никогда не оставил её, Бейкер... Как и не брошу тебя. Пока волоски на моих руках поднимаются, вспоминая её крики, пока впиваюсь зубами во внутреннюю сторону своей щеки, понимаю, что не могу, не хочу потерять её. Эта девушка с немного хриплым, но безумно чувственным голосом; с самым обычным цветом волос, который почему-то отдаёт бликами при освещении и переливается несколькими оттенками; с самыми обычными карими глазами, но глядя в них я теряю самого себя... Девушка, которая таскает с собой старый зонт, с изогнутыми спицами; которая появилась из запасного выхода моего казино в моей стремной, жизни словно дав мне запасной шанс моей чертовой жизни; испугавшая меня до чертиков в той темноте! Девушка, которая вызывала у меня жалость и раздражение, мне было всё равно, только бы поскорей избавиться от неё... А потом я заскучал, затосковал, как брошенная хозяевами собака. Сидя дома в полумраке, я отчетливо понял, что мне не хватает её в моём доме. Я скачал все недостающие песни Битлов и Билли Холидей, которые она пела, пока я подпевал ей, сидя под дверями её спальни. Когда Томлинсон написал мне, что блондинка будет с нами на Рождество, что моя сестра пригласила её, мне хотелось остановить машину прямо на шоссе, выскочить из неё и сплясать сальсу! Я сам не ожидал, что эта новость вызовет во мне такую бурю эмоций, я словно заново научился дышать! Мне понадобилась вся моя выдержка, чтобы проигнорировать эту новость. Я никогда не отличался оригинальными ухаживаниями, у меня было не больше двух свиданий за мою жизнь. Если мне нужна была девушка, я знал, где её найти без всякой лишней суматохи. Поэтому я не придумал ничего лучше, чем как втянуть Бейкер в эту историю. Да я просто мастер пикапа! Смотря на неё в том лавандовом топе и воздушной розовой юбке, напоминающей мне сладкую вату, я выпалил Зейну и Митчу самую идиотскую идею за всю свою жизнь, только чтобы она была рядом, чтобы я видел её, разговаривал с ней, да хотя бы тупо бесить её, получать от неё эмоции направленные на меня, вызванные мной! Я чертов псих! Чем я лучше Малика, который сталкерит ту итальянку?! Раньше я не понимал Луи, когда он по пьяне вспоминал свой первый поцелуй с моей сестрой, с горящими глазами и с самым дебильным, влюбленным лицом, но в ту Рождественскую ночь, когда я вёз её домой в своей тачке, слушая как она подпевает ночному радио, я понял, что безумно хочу поцеловать её на высоте Колеса Обозрения. Хочу пачкать её курносый нос мороженным и убирать своими губами сладкий бардак. Хочу бродить с ней по пыльным улицам, стаптывая сандали в хлам! Покупать с ней продукты, споря, что сегодня на ужин. Лениться на выходных заправлять кровать, да и зачем? В один день доверить ей свою тачку и сидя рядом с ней на пассажирском, кайфовать от её профиля - моя девочка, за рулём моей тачки! — Эй, Гарри, пора! — Луи бьёт меня по плечу, от чего я отшатываюсь. — Хватит летать в облаках! Соберись, мужик, мы едем спасать твою принцессу! — подмигивает мне, подходит к Малику, чуть ли не вешаясь на его плечо всем своим телом, тормошит угольно-черные волосы. — И хвала старым-добрым лифчикам от Зейна и его золотым рукам! — сквозь его смех нам с трудом удается разобрать слова.— Ой да заткнись! — Зейн делает ему подсечку, переваливая смеющего Томмо через колено. — Я завяжу с безопасностью и открою свою линию женского белья! — Назовешь "Восточные сказки" и пригласишь свою Кэтрин для рекламы?На этот вопрос Луи, Малик лишь слегка щурит свои карие глаза, убирает свою ногу и в тот же момент выпускает Томлинсона из рук, от чего тот падает на пол, ругаясь и ощупывая свою задницу, в поисках ушибов. Как только "пострадавшая задница" прекращает охать, мы выходим из дома Зейна, последний раз набираем Пейно, который уже "на месте". Бросаю взгляд на часы, мы будем там через час. Поднимаю глаза на темное небо... Пожалуйста, помоги нам не облажаться в этот раз...****** Мы сидим в какой-то грязи уже больше часа. Мои ноги затекли от неудобной позы, пытаюсь удобней вытянуть ногу, за что получаю легкий толчок от Найла и читаю по его губам, как я достал его. Смотрю в право, пытаясь в темноте понять, где примерно находятся Луи и Зейн. Чертовски хочется курить, ожидание и неизвестность раздражают меня, прибавить сюда важность происходящего и волнение, то я бы с удовольствием сделал несколько глубоких затяжек. Так как закурить сейчас не получится, я достаю из кармана пачку мятных жвачек, закидываю в рот пару пластинок, в молчаливом вопросе приподнимаю свои брови, протягивая пачку Найлу, блондин не стесняясь сгребает всю упаковку себе в карман, благодарит меня своей ухмылочкой. Он сегодня безумно спокоен, что не совсем соответствует его темпераменту. Возможно, это из-за того, что Диана уже в безопасности вместе с нашими родными и близкими. Митч вместе с ними. Отправить Роулэнда со всеми было одним из важных решений, кто-то из нас должен был сопровождать их. Я уверен, что сегодня он не выпустит телефон из своих рук в ожидании новостей от нас. Дергаю головой в указанном блондином направлении. Далеко в темноте, еле-еле видны "противотуманки". Несколько машин ползут одна за одной, мы насчитываем пять. Через гарнитуру в своём ухе слышу спокойный, четкий голос Лиама:— Всем приготовиться. Действуем по моей команде. Никакой самодеятельности. Сжимаю руку в кулак, не спеша разжимаю, чувствую как натягивается кожа на костяшках. Моя кровь начинает разгоняться по венам. Удары сердца учащаются. Моё лицо пылает. Я понимаю, что в течении следующего часа всё решиться. У нас нет права на ошибку, если мы облажаемся, нам конец. Понимаю, что безумно хочу увидеть Одри, но в тоже время боюсь. Боюсь увидеть её с синяками и ушибами, боюсь потухших глаз, боюсь ненависти в этих глазах, смотрящих на меня... Я знаю, что всё из-за меня. Если бы не я, она бы пела сегодня в уютном баре, как обычно, не опасаясь за свою жизнь, не терпела бы домогательств старого мудака, издевательств амбалов, которые ничего не могут, кроме как выполнять приказ своего босса. Её единственной заботой была бы Джесс, а с денежной проблемой она бы рано или поздно справилась бы сама, я уверен. Она бы справилась. Через несколько минут машины останавливаются перед зданием. Меня так трясёт, что кажется моё сердце сейчас выскочит из груди! Пытаясь успокоиться, перевожу взгляд на Найла, от того, каким адреналином горят его глаза, моё сердце ускоряется еще быстрее. До нас доносятся мужские голоса и хохот, некоторые закуривают. Они начинают открывать задние двери. Из каждой тачки выдергивают по несколько женщин. Их силуэты значительно отличаются от людей Спенса, не потому что те мужчины, а это женщины, нет. Их тела вялые, ноги заплетаются, словно они пьяны. Кто-то даже не может самостоятельно идти. Я насчитываю десять девушек... Из последней машины выходит Фрэнк. Даже в этой темноте я никогда бы не перепутал его с кем-то другим. Он закуривает сигарету, пока внимательно слушает одного из своих людей, молча кивает, достаёт телефон. В это время из задних дверей его машины пару амбалов вытаскивают еще одну девушку. Её ноги тащатся по земле, от чего спадает одна туфля, голова свисает на бок. Одри... Моё сердце проваливается куда-то в желудок. Втягиваю ноздрями холодный воздух, готов сорваться с места, вбивать кулаки в лицо Спенсера, пока оно не превратилось бы в месиво, а из его горла перестали доноситься последние хрипы. — Спокойно, Гарри... — шепот Найла отрывает меня от моих видений. — Она жива, просто накачанная наркотой.Молча киваю. Хоран прав. Мои глаза ни на секунду не теряют Одри. Спенсер держит её под руку с другим мудаком, не давая её телу упасть. Остальных девушек выстроили в ряд, если эту кривую линию, из еле стоящих на ногах женщин можно так назвать. Если одна из них начинает оседать на землю, её тут же дергают за волосы вверх. В моих ушах сплошной женский плач и невнятное бормотание, эти звуки разрывают мой мозг. — Блять, Лиам, давай уже всё закончим! — выдавливаю из своего рта, вкладывая в эту просьбу всю свою злость вперемешку с каким-то безумным отчаяньем. Сжимаю свою челюсть, мои зубы стучат друг от друга, давлю челюстями еще сильней, чтобы унять эту дрожь, пока не слышу мерзкий скрип зубной эмали. Смотрю на Найла, который крутит в своих пальцах острый карандаш, вырываю его из рук, вдавливаю в центр своей ладони острым графитом, закрываю глаза от боли. Блондинистая голова склоняется ближе ко мне, получаю жесткий толчок в шею, кошусь на Найла, как на поехавшего.— Какого хера?— Ты спрашиваешь у меня? — его глаза блестят каким-то диким блеском в этой темноте. — Гарри, тебе нужен психолог!Я таращусь на него пару секунд в недоумении, если бы не вся эта ситуация, если бы мы сидели сейчас где-нибудь в тепле, потягивая терпкий виски, я бы рассмеялся во весь голос.— Если только с тобой на пару, Хоран! Спроси у Ди номерок хорошего специалиста, запишемся... Мне хотелось высказать этому парню, который не раз прокалывал себе пирсинг, с кучей тату, который никак не расстанется с этим долбанным карандашом, почему ему нужен психолог в первую очередь, а потом уже и мне, как вдруг я замираю — пару машин освещают дорогу со стороны порта, плавно плывут в нашу сторону. Как только Спенсер замечает своих клиентов, он тут же отдает несколько приказов своим людям. Начинается какая-то непонятная суматоха. Открываются ворота здания, в ангаре загорается свет. Из далека, я могу рассмотреть только какие-то огромные боксы, которые начинают выкатывать наружу. Вместе с Найлом мы забываем как дышать, мы словно растворились в воздухе, потеряли свою оболочку. С замиранием сердца, я наблюдаю за действиями происходящими в нескольких стах метров от нас. Как только несколько боксов выкатывают, женщин начинают тормошить. Я вижу как Одри трясут за плечи, как трогают её волосы, словно пытаются привести их в порядок. Моё тело дергается, когда чужие грубые руки не стесняясь поправляют её грудь, задирая выше и без того короткое платье. Мои зубы впиваются во внутреннюю сторону щеки, металлический вкус крови смешивается с моей слюной, сплевываю на сырую землю, вытираю рот рукавом. Сука, сука, сука...Из подъехавших машин выходит по три человека. По их поведению можно сразу понять где "боссы". Они явно давно знакомы со Спенсом, это видно по их поведению — дружеское похлопывание по спине, смех... Фрэнк, как хозяин, демонстрирует каждую девушку, его руки указывают на самые выдающиеся участки их тел, женщин вертят, как яблоки на рынке, чтобы рассмотреть со всех сторон. Его голос становится громче, похотливым, более ядовитым. Вырывает Одри из рук громилы, сжимает её подбородок, чтобы продемонстрировать им лицо. По вялости её тела, понимаю, что она еще в отключке. Почему-то от этого я испытываю облегчение, она не понимает, что происходит, она не видит этих больных ублюдков, рассматривавших её как вещь для своего использования, она не ощутит этого унижения... Достаточно того, что было в доме Фрэнка. Они бродят вокруг этих женщин, чьих-то сестер, дочерей... Не стесняясь обсуждая каждую линию их тела, светя в лицо фонарями, чтобы лучше рассмотреть цвет глаз или форму губ, трогают их кожу, волосы... Это дичайший осмотр продолжается около тридцати минут. Девушек заталкивают в эти огромные боксы и как только очередь доходит до Одри я понимаю, что это контейнеры для морских перевозок. Она последняя. Последняя над которой они вдвоём долго стояли, рассматривая и обсуждая её, посмеиваясь над словами Фрэнка, пока тот дергал её за волосы и гладил по щекам... Я умираю, как только они закрывают огромные, металлические двери контейнера за ней. Они сейчас увезут её. Я подведу её. Я предал её... Рвусь вперед, огромное тело Найла тут же опрокидывает меня на землю, его рука накрывает мой рот, пока я рычу, пачкая своей слюной его ладонь.— Заткнись, Гарри! Жди! Им осталось передать ему деньги и всё! — его шепот проникает в мою голову, я понимаю, что он прав, но все мои внутренности сейчас словно разорваны на части. Втягиваю воздух и скулю еще сильнее в его руку, а он еще сильнее вдавливает ладонь, второй рукой сжимает мою голову, прижимая к своей груди, в попытках меня упокоить. — Она никуда не денется от тебя, мы не дадим ему этого сделать... — раскачивает наши тела в этой сырой грязи, — он уже забрал нашу Рут, мы не позволим забрать Одри.Я замираю. Моё тело каменеет, Хоран перестаёт дышать, когда голос Лиама проносится к нашим барабанным перепонкам. — Мы начинаем, как только он забирает сумку с валютой. Помните, что вы не высовываетесь, пока в этом не будет необходимости! Поддаюсь телом вперед, как животное перед прыжком. Моё зрение словно у ночного хищника. Не могу сдержать ухмылки, когда рука Спенса тянется к сумке, а вторая пожимает руку одному из его покупателей в подтверждение сделки. Я издаю какой-то непонятный звук, не в силах сдержать его в своем горле, когда непонятно от куда взятые прожектора бьют светом прямо в лицо этого ублюдка. Подскакиваю с места, то ли бегу, то ли лечу туда, боковым зрением успеваю заметить фигуру Найла, рванувшего за мной. Дергаю на лицо ту самую обшарпанную маску обезьяны, которые когда-то раздал нам Фрэнк. Это была наша идея с парнями, надеть их, напомнить Спенсеру всё то дерьмо, которым он вынуждал нас заниматься. Адреналин в моей крови зашкаливает, перестаю различать звуки, сплошной шум и одно лишь желание вмазать этому мудаку! Всё происходит будто бы в замедленной съемки: люди Лиама, не теряя драгоценных минут, валят людей Спенса на землю, я слышу несколько выстрелов, при каждом выхлопе втягиваю голову в плечи, но не останавливаю свой бег. Машинально отталкиваю Лиама, который попытался меня перехватить, матеря меня самыми последними словами. На секунду я останавливаюсь перед Фрэнком, тянусь рукой за пояс, за своим любимым револьвером, запускаю барабан и выпускаю пулю ему в ногу. Его мерзкое лицо искажается от боли, он подкашивается и падает в лужу, расплескивая грязную жижу вокруг себя. Меня отталкивает Найл, сдергивает свою маску, швыряет ее в лужу к этому мудаку. Плюёт на влагу, которая просачивается в его берцы, когда заходит в грязь, ближе к Спенсу. Склоняется к его уху, что-то шепчет, я вижу, как лицо ублюдка краснеет от злости, а через секунду, он разрывает свою глотку от боли, потому что Найл ломает ему несколько пальцев на правой руке.— Хочу предупредить, когда захочешь посцать, иди в туалет с приличным запасом времени, потому что доставать свой член левой рукой, чтобы отлить, безумно неудобно...В следующую секунду меня валят на землю, руки заводят за спину, тут же рядом в грязь впечатывается лицо ирландца. Блять, как же больно! Пытаюсь повернуть свою голову в сторону орущего Лиама. — Блять, Пейно, прости! — сплевываю грязь попавшую мне в рот, вожу языком по зубам, пытаясь убрать долбанный песок. — Ты же не серьезно думал, что мы так просто отдадим тебе этого ублюдка?— Да вы его убьете если я вас не остановлю! — Блять... — это единственное, что я успеваю произнести, когда Томмо вылетает из-за спины Лиама, и отвешивает несколько сильных ударов по ребрам Спенса, вспоминая тому аварию и смерть Рут. Он успевает хорошенько приложиться к мудаку, прежде чем Лиаму удаются оттащить его. Через минуту мы втроём лежим в грязи с загнутыми за спину руками, безумно счастливые и удовлетворенные, пропуская мимо ушей подколы Малика и упреки Пейна. Мы видим, то чего так долго ждали, о чем мечтали — Фрэнка Спенсера, закованного в наручники, усаживают в полицейскую машину. Лиам на ходу зачитывает ему обвинения в торговле людьми и наркотиках, в финансовых махинациях, в убийствах, в покушении на жизнь... Возможно мудаку удастся отмазаться от некоторых статей, но от торговли людьми уже никак не отделаться...— Лиам! — киваю в сторону контейнеров, с которых начинают снимать замки. — Мне нужно забрать её... Он закатывает свои глаза, бубнит что-то про того, как мы его достали и какие мы придурки, но не отказывает мне в моей просьбе. Подает знак своему человеку, сидящему на моей заднице и сжимающему мою руки со всей своей силы, тот тут же отпускает меня. Поднимаясь на ноги, безрезультатно пытаюсь очистить свои брюки от прилипшей грязи, провожу ладонями по лицу, понимая, что еще больше растираю её по своей кожи. Стягиваю свою куртку, перекидываю её через локоть... Стою перед этим огромным боксом, нас разделяет пару секунд.... Я словно статуя, застывшая посреди этого потока из женщин, которых выводят из этой коробки. Вглядываюсь в лицо каждой, ища те самые глаза, которые не дают мне спать уже несколько недель. Делаю шаг вперед, когда наконец-то вижу её в этом красном, испачканном платье, с непонимающем, испуганным, еще пьяным от наркотиков взглядом. Она поддерживает совсем юную девушку под руку, помогая той устоять на своих ногах, что-то шепчет ей на ухо, замирает, когда встречается со мной взглядом... Вся её сила, которую она каким-то чудесным образом нашла в себе в этот момент исчезла в один миг. Она срывается. Так происходит, когда вы на грани, но пытаетесь держаться для кого-то или просто, чтобы не показать окружающим свою слабость. Но как только ваш человек протягивает к вам руку, заглядывает в ваши глаза, ваша стена рушится в один миг и поток рыданий разрывает вас, истерика содрогает ваше тело, только перед этим человеком вы можете показать свою слабость, потому что вы верите ему, доверяете ему всю вашу боль, страхи и мечты. Одри срывается. Поддается мне на встречу, прожигая меня своими глазами, которые наполняются слезами, её губы шепчут моё имя, я почти не слышу этого слабого голоса, но я чувствую. Мурашки проносятся по моему телу, заставляя все волоски встать дыбом, в пару шагов сокращаю расстояние, успеваю подхватить её на руки, перед тем как она падает на пол. Сгребаю её в руках, кутая её тело в свою куртку, растирая каждый дюйм замерзшей кожи, шепчу ей о том, какой я мудак, что чуть не потерял её, обещая исправиться, лишь бы она простила меня и не оставила. Сползаю по стене, прижимая её к себе. Никому не отдам. Не обращаю никакого внимания на происходящее вокруг нас. Обхватываю бледное лицо, вглядываюсь в заплаканные глаза, глажу по щекам, скулам, зарываясь пальцами в волосы. Целую её ладонь, которая прикасается к моей щеке, прикрываю глаза, когда обломанными ногтями проводит по щетине, что-то бормоча мне в шею. Целую пальцы, начинаю плакать, когда замечаю несколько содранных ногтей с запекшейся кровью, дергает пальцами, понимаю, как это больно, дую, пытаясь унять эту острую боль. Поднимаюсь на ноги, как можно аккуратнее выношу её, прошу Лиама выделить нам машину и отправить Одри в ближайшую больницу. Через пять минут мы покидаем это место, в сердцах надеясь никогда сюда больше не вернуться. В салоне машины тепло, мы сидим с ней на заднем, мои руки ни на секунду не останавливаются, продолжая бережно растирать её тело. — Прости меня, прости...Мои долбанные слова о прощение вперемешку с её плачем единственные звуки в этой машине. Я не помню, когда чувствовал себя так паршиво, таким мудаком... Мне страшно дотрагиваться до неё, её тело сплошной комок боли. — Я увезу тебя. Мы уедем через пару дней, как только ты будешь готова, милая... — сжимаю свои глаза, боясь даже представить, что она может не уехать со мной. Пошлёт меня ко всем чертям и будет права... — Пожалуйста, поехали со мной... — Ты такой придурок, Гарри... — утыкается холодным носом в мою руку, пока я замираю, словно впервые услышал этот сладкий голос. — После всего этого... ты так просто не отделаешься от меня...Блять, я безумно счастливый придурок! Начинаю смеяться и плакать, целуя её глаза, губы, нос... Я мог бы ехать всю жизнь в этой машине, сидя с ней на заднем сиденье, пока фары старенького Volkswagenа разрывают моросящий дождь своим светом. Всё законченно. Господи, я впервые начинаю жить!