Jane - 2 (1/1)

Контакт с пациенткой, больше известной здесь как фройляйн Ользен, выстроен, и она доверяет наблюдающему её врачу настолько, насколько это вообще возможно. Доверяет настолько, что открыто называет другом и союзником, добровольно отвечая на любой вопрос. Ользен подвержена паранойе не меньше одержимого ею Франсиса, но, в отличие от Франсиса, она, пусть и не понимая этого, идёт к выздоровлению большими шагами…Но не этот вопрос теперь превыше всего.Доктор нахмурился, снимая очки, чтобы дать глазам немного отдыха. Сегодняшний разговор порадовал его своим прогрессом, но куда больше он озадачил осознанием одной пренеприятной мысли.А ведь несчастная фройляйн Ользен с самого начала произвела на доктора впечатление, ведь бредовые идеи величия в сочетании с женским полом?— редкая находка. Настолько редкая, что, заполучив подобный ?экземпляр?, доктор ощутил в себе довольно циничный для его человеколюбивой натуры азарт заядлого коллекционера.К тому же, не каждому больному удаётся убедить других пациентов в реальности своего помешательства. В лечебнице уже есть несколько непризнанный гениев, борцов со злом различных масштабов, и даже ?Карл Маркс? собственной персоной, но никому из них не удалось занять своё место в нестабильной иерархии пациентов. Никому, кроме этой новоявленной прусской королевы, которая, несмотря на постоянные насмешки над собой и последующие наказания за проявленную агрессию, всё же собирает вокруг себя почитателей, приходящих к её трону на поклон. И это при её-то огромном провале в сознании…Дело в том, что больная едва себя осознаёт. Конечно, здесь много подобных пациентов, но едва ли найдёшь того, кто затрудняется даже назвать своё настоящее имя. Буйный Франсис назвал её на английский лад, и она приняла новое имя, и это при том, что она даже не знает Франсиса… Не знает его до сих пор. Не узнаёт его, пока он не заговорит о браке… Да и узнаёт ли хотя бы тогда?Соседка по палате, переведённая из другой лечебницы, дала ей фамилию своего бывшего лечащего врача, вроде бы за внешнее сходство,?— и вот так Йане-Джейн стала гордо носить фамилию ?Ользен?, не выказывая никаких возражений.Но и это далеко не всё.Дело в том, что Йане ?Ользен? доставили в лечебницу в состоянии полного беспамятства. Нет, у неё есть семья, и эта семья навещает её… Вот здесь-то и кроется главная интрига.Далёкий от знания душевных болезней человек поразился бы, сколь удивительным образом удаётся фройляйн Ользен сочетать ?фантазии? о своём высоком происхождении с осознанием того, что она является дочерью нищего, вечно пьяного сапожника и грубой поломойки, не умеющей даже имени своего записать без ошибок.Йане всегда рада видеть родителей, и, быть может, это была бы одна из немногих счастливых историй,?— дело почти неслыханное в стенах этой больницы,?— но эти душевные встречи и милые разговоры никак не способствовали выздоровлению пациентки. Йане считала себя королевой, потомком свергнутого кайзера, легитимным правителем, обманом брошенным в дом для душевнобольных… Её родители, при всей любви к дочери, не могли выносить проявлений её болезни, и они были совершенно не намерены забирать её домой. Впрочем, доктор не осуждал их. Осуждение никогда не было частью его работы.Чета Ользен, будучи простыми, далёкими от понимания сути душевных болезней людьми, не могли сказать, когда и из-за чего развился недуг Йане, а сама пациентка из раза в раз повторяла историю о низвержении власти, не желая вспоминать свою настоящую жизнь. Всё, что доктор мог сказать точно?— Йане с детства была замкнутым, одиноким ребёнком, и ничто не предвещало её успешного будущего. Всё детство и вся юность её проходили за книгами и домашней работой, и жизнь её, по всей видимости, обещала быть, в лучшем случае, заурядной.?Видимо,?— думал поначалу доктор,?— фройляйн Ользен была не готова к жизни столь скучной и даже ничтожной, и от этого развился её делирий.?Но то, что он узнал сегодня, постепенно ведёт его к другому очагу болезни. Тоненькая ниточка мысли стремительно сворачивалась в клубок, всё настойчивее ведя к идее, не дающей покоя с того самого мига, как призрачная фигура Йане исчезла за поворотом в коридоре.Йане била мать. Избиение было наказанием за любой проступок, даже если проступок был лишь плодом фантазии самой матери. Избиение случалось, как это принято называть, ?без суда и следствия?.Всю жизнь девочка, а затем и девушка проводила в книгах, заменявших ей и сердечные переживания, и подруг. Не у кого было искать защиты. Некому было даже рассказать о своей беде.Тот, кто называет себя отцом Йане, по собственным же словам, знает эту пациентку с её рождения. Рядом с женой, избивавшей дочь, он выглядит здоровенным, как те самые цирковые атлеты, что играючи гнут стальные прутья. Он мог бы одним взглядом своим запретить жене наказывать дитя хотя бы только без провинности, ведь нет и тени сомнения в том, что он сильнее этой жестокой женщины, но… Судя по всему, не счёл этого нужным.Йане статична и безучастна, как ледяная статуя. Она раз за разом говорит о необходимости сдерживать чувства. Нельзя, как считает пациентка, предаваться чувствам. Воспрещается следовать воле сердца. Надлежит быть тихой, спокойной, иначе последует наказание.Теперь доктор готов поклясться, что последнее?— вовсе не следствие развившегося до великого масштаба страха перед шоковой терапией. Истинная причина страха появилась гораздо раньше.Йане?— пристальный объект внимания Франсиса. Любая другая пациентка гордилась бы столь пылкой ?любовью?, купалась бы в этом безграничном обожании, но Йане даже не смотрит на него, когда тот стоит на коленях перед её троном, с возвышенной горячностью, будто рыцарь пред своей дамой сердца, осыпая возлюбленную комплиментами и умоляя согласиться на супружество. Йане вообще не проявляет интереса к мужчинам, но это не следствие страха перед ними, это не форма истерии или аналогичного интереса к женщинам [1]. Это свидетельство того, что её чувства подавлены. Самое красноречивое свидетельство, какое только может быть.(В конце концов, она проявляет интерес к самому отчуждённому из обитателей лечебницы, к тому, кто не расскажет о её чувствах, даже если поймёт их. Идеальный кандидат для того, чтобы незаметно для всего мира избавиться от накопившегося и нереализованного желания… И тут же становится ясно, откуда у Франсиса столько ненависти к безобидному Чезаре. Пусть и отдаёт вся эта ситуация мелодраматической сентиментальностью, но, по крайней мере, теперь паззл начинает складываться.)…Йане не делает лишнего движения, её чувства подавлены, её личность нарушена, но, тем не менее, в своём непрекращающемся делирии она занимает королевский трон, и она решает судьбы. Вот, какую уродливую форму приняло подавленное эго человека, из которого по непонятной причине вытравливали всё человеческое. Вот, откуда у опустошённой и дезориентированной Йане подобная форма мегаломании.Наконец, доктор вдруг запоздало обращает внимание на тот факт, что Йане может говорить так, будто она и вправду высокая особа. Её знания обширны, её лексика возвышена, отчего не каждый обитатель лечебницы понимает её, и, если бы не болезнь, доктор счёл бы за удовольствие вести с ней бесконечные беседы, будто она одна из его приятелей с дипломами и солидными гонорарами. За всеми этими обстоятельствами теряется то, что Йане дочь нищих, необразованных людей. Её родители используют непристойную брань как связку между словами, и, конечно, смешно даже спрашивать, какое образование они дали своей дочери. Можно лишь представить, сколь старательно пряталась она в книгах… И как вообще она научилась читать.Конечно же, это далеко не самая ужасающая история из виденных главврачом Хоштенвалльской лечебницы. Многие родители бьют детей, и некоторым это действительно идёт на пользу [2], к тому же, даже не напрягая ум, можно вспомнить истории куда более трагичные. Достаточно лишь взглянуть на пациентов, собирающихся теперь в главном зале этой лечебницы.Доктор, в раздумиях оставивший свой кабинет, хмуро смотрит из тени неосвещённого коридора на собирающихся здесь пациентов.Вот немой старик с бегающими глазами. Он здесь с отрочества, и, когда он был моложе, его постоянно связывали и запирали из страха перед его буйным помешательством. История его трагична не тем, что большую часть долгой своей жизни он провёл в лечебнице, а тем, что он попал сюда по ошибке, будучи душевно здоровым. Все его попытки объяснить, что ему здесь не место, воспринимались как агрессия и следствие делирия, а когда всё встало на свои места, было уже слишком поздно. Его дух был сломлен, а разум регрессировал.Вот солдат, прошедший всю войну [3]. Он отправлялся на фронт с двумя родными братьями, и оба погибли на его глазах. Солдат был чувствительным человеком, такие, по наблюдениям доктора, находят себя в искусстве и делают там себе имя, но война превратила этого человека в нервное и озлобленное создание. Он сохранил разум, и, по сравнению с большинством здешних обитателей, он кажется почти что здоровым, и всё же именно здесь место человеку, что каждую ночь просыпается от кошмаров и впадает в панику от резких звуков. О вине за гибель братьев, которую он без повода для того возложил на себя, не стоит и говорить.А вот молодая женщина с огромными мешками под глазами, постоянной кривой улыбкой на лице и в странном платье с разорванным подолом. Её губы грубо окрашены невесть откуда взявшейся у пациентки помадой, глаза подведены углём, вызывающим резь и обильное слёзоотделение, а поведение выдаёт в ней карикатуру на ?фам фаталь?. Когда её только привезли, она была, как и почти все женщины в лечебницах, определена в истерички [4]. Она рвала на себе одежду, крича что-то невразумительное, будто ей надо оправдать свою жизнь, и рассказывала бесконечные истории непристойного характера, а после выяснилось, что эту пациентку вовлекали в проституцию с ранних лет собственные родители, и в лечебницу она отправилась вместо приюта, где никто не хотел иметь дело с ?грязной девкой?.И это лишь случайные истории здешних обывателей. После всего этого жизнь Йане кажется не самой ужасающей…Ужасает, если и может ?ужасать? что-то доктора, много лет работающего с душевнобольными, совсем другое. Ужасает то, что родители Йане, её неоправданно жестокая мать и немыслимо безучастный отец, все эти годы исправно навещают дочь. Они любят свою бедную Йане, они добры и ласковы с ней, и один лишь вид всего этого вызывает трогательное умиление.И они не могут понять, что свело дочь с ума. Они отказываются забирать её, считая некую неожиданную неисправность её сознания преградой к семейному счастью. Они явно не осознают своей вины, так зачем же тогда навещать дочь? Ради успокоения собственной совести? Или то, что они делали с ней, пока её поведение не утратило тончайшую иллюзорность вменяемости, укладывается в их представления о родительской любви?В самом деле, иногда больных понять проще, чем здоровых.Доктор вышел к ступенькам, ведущим в общий зал, где в такое время собираются почти все, кто не изолирован за проявление агрессии.Картина привычна: в центре зала?— Йане Ользен, провозгласившая себя королевой Пруссии, на своём импровизированном троне, и, какой бы безучастной она не выглядела, вся жизнь сосредоточена вокруг неё.Прямо у трона стоит, переминаясь с ноги на ногу, молодая женщина с всклокоченными волосами. Она просит королеву совершить справедливый суд, и просьбу поддерживает другая пациентка, та, что всегда ходит с куклой, думая, что это её не переживший послевоенного голода ребёнок.Мимо них проходит одна из сестёр милосердия, заботящихся о душах этих несчастных людей. Доктор не знает её имени, но, по его наблюдениям, она слишком усердна в подыгрывании. Во всяком случае, никто не ходит на поклон к Йане чаще неё.Напротив королевского трона стоит Чезаре. Как всегда погружён в себя и не видит ничего, кроме цветка в своих руках. Он гладит цветок с деликатностью, которая придётся по душе даже домашней кошке… В его руках всегда цветы, и откуда он только их берёт?Для полноты картины не хватает лишь Франсиса, но этот несчастный всё ещё сидит в изоляторе, и, судя по всему, выйдет нескоро, как бы доктору ни хотелось его вылечить.Жизнь в лечебнице идёт полным ходом, и в центре всего этого гордо восседает на троне Йане Ользен, жертва родительской жестокости, одиночества и бреда величия.Сейчас она сидит на троне, статичная, неподвижная, как ледяная статуя. Через пару часов она привычно поднимется со своего трона, отправляясь на вечерний обход, и будет пугать своим призрачным видом и стеклянным взглядом других пациентов. Может, даже Франсис, если его уже выпустят, снова столкнётся с ней в саду и в очередной раз примется сеять панику историей о сговоре доктора с безобидным и тихим Чезаре. По странной, ещё не вполне понятной причине, вид обходящей владения Ользен провоцирует параноид Франсиса.Но до её обхода остаётся ещё несколько часов. До выхода Франсиса на волю, судя по всему, и того больше, поэтому Йане продолжает сидеть на троне с неестественно невозмутимым видом.Около неё?— толпа, желающая взаимодействия с королевой.Перед ней?— подыгрывающая сестра милосердия, вновь пришедшая на поклон.Напротив неё?— Чезаре, с неизвестно откуда взявшимся у него цветком…Доктор долго смотрит на всё это с нечитаемым выражением, а затем молча возвращается в свой кабинет, к записям.