Часть 3.6. Перекрестие судеб (1/1)

| 30STM – Hurricane | One OK Rock – Liar | Piko – Wasurenagusa |…В каждом сердце огонь, перекрестие судеб,Разгорается он – сомневаются люди.Город им не простит, он жестоко осудит.Честно не победить, но пощады не будет.Этот город лишь тень, порожденье разрухи,И вся слава его – лишь ожившие слухи.Время властно над ним, убивающим души,Но истории свет тоже будет разрушен.Отраженья веков, тусклый свет зазеркалья…Вновь рассыпалось все, кроме стылой печали.Откровенья богов, что когда-то восстали –Позабудется все, кроме крови на стали.Но сомнений огонь в жизни вечен не будет,Иссякает и он – и решимость пребудетВ том, кто город спасет, пусть себя и погубит.И воскреснут огни в небе, что он так любит…Его разбудил свет. Обычный свет фар обычной машины, который отразился от обычного зеркала и самым обычным бликом прошелся по его лицу. Рен неохотно открыл глаза и, приподнявшись на неудобном кожаном диване, осмотрелся.

Место, где он оказался, напоминало нечто среднее между среднестатистической офисной комнатой отдыха и его кабинетом… в смысле, бывшим кабинетом – в меру замусорено, в меру накурено, в меру пригодно для пребывания. В общем, все как обычно. Необычным же в этом месте был только он. По крайней мере, ему самому так казалось.В голове было на удивление пусто. Не было ни боли, ни усталости, ни непонятных видений, как в прошлый раз. Впрочем, и воспоминаний тоже не было. Последним, что он помнил, были расширенные от удивления глаза Эйджи и его собственный хрип, безуспешно пытавшийся сложиться в хоть немного внятное, способное дойти до этого упрямого вампира предупреждение. После этого порядком превышенный предел не выдержал и сорвался, погребя сознание Рена в потоках высвобожденной силы. Что же произошло дальше, он уже не знал, как не знал и то, сколько дней ему пришлось здесь проваляться. Ведь если прошлый раз закончился тремя неделями блужданий по снам, то теперь счет, наверное, пошел на месяц, если не на второй.Взгляд орка машинально отметил лежащие на заваленном газетами журнальном столике сигареты и зажигалку. Марка табака была именно той, которую он предпочитал больше всего, но в этот раз ароматные пахнущая пачка не удостоилась и крупицы его внимания. Курить не хотелось, несмотря даже на пустую голову.Куда больше Рена заинтересовала свежая газета, на которой данный продукт табачной промышленности расположился. А уж если быть совсем точным, дата ее выхода. Двадцать седьмое сентября. Всего лишь.Получается, прошло только четыре дня? Если в месяцы бессознанки Рен был готов с легкостью поверить, то всего четырехдневный срок казался нереальным. Ну невозможно вот так быстро восстановить сожженные силы, подлатать покореженное сознание и вернуться из тех глубоких дебрей Бездны, куда его неизменно запихивал разрушающий его сознание блок…

Кстати, о блоке… Где он?!Осознав, что маски-блокиратора в зоне видимости не наблюдается, Рен как ошпаренный подскочил на диване, чудом с него не свалившись. Вцепившись в трещащую под пальцами диванную обивку, сателлар с поистине мазохистским упорством представил все возможные проблемы, ожидающие его и без того не особо целую шкуру после потери блока, уже начавшего разрушаться. Перспективы были, мягко говоря, неприятные, особенно если учесть то, что данную когда-то клятву он так и не выполнил.― И что теперь? ― спросил он у зеркала, не ожидая от него никакого ответа. Поэтому, когда в комнате раздался смутно знакомый голос, сателлар отреагировал соответствующе – крест моментально сорвался со стальной скобы и, провернувшись в воздухе, уже небольшим ножом застрял в обнажившейся деревянной оправе. Само же зеркало, негромко зазвенев на прощание, дождем из осколков осыпалось на пол, превратившись в обычную груду битого стекла.― Я все понимаю, но мебель-то зачем ломать? ― укоризненно осведомился все тот же голос откуда-то сверху. Наскоро осмотревшись, Рен наконец обнаружил его источник: небольшой динамик под потолком. Там же разместилась и миниатюрная камера.― Психопат, что с него взять! ― фыркнул из динамика другой, не менее знакомый голос, явно отвечая на реплику первого.«Уж кто бы говорил, Шихо, кто бы говорил…», кисло подумал Рен, откровенно жалея, что не может эту, а также многие другие непроизвольно всплывающие при упоминании черно-белого ди мысли озвучить. По крайней мере, не в присутствии Кириэтта. «Вот дождаться только, когда все это кончится, а уж там в подробностях расписать ему где, с кем и в каких позах я желал бы его видеть. Особенно с кем…»Дверь в комнату, до того запертая на двойной астральный замок, бесшумно открылась, и на пороге нарисовались эти двое. При одном только взгляде на них Рен почувствовал, как обуревавшее его недовольство отходит на третий план, уступая место отчаянно рвущейся наружу усмешке. Что ни говори, эта парочка, по отдельности выглядя как минимум опасно, вместе смотрелась довольно комично из-за немаленькой разницы в росте нанимателя и, как понял Рен, телохранителя. Интересным было и то, что хотя бы один из них всю эту комичность отчетливо понимал.― И почему у всех вас мысли об одном и том же… ― устало закатил глаза Кириэтт, едва бросив взгляд на уставившегося на них орка. ― Нет бы о чем-нибудь другом подумать, полезном.― Вы, что, и…― Нет, не читаю, ― перебил Рена алхимик, устраиваясь в кресле напротив. Ди с каменной физиономией замер позади него, всем видом словно говоря о серьезности своих действий. У Рена же подобная ретивая молодежь неизменно вызывала улыбку. ― Просто у тебя, как и у остальных, все на лице написано. Ну да я не развлекать тебя пришел. Кажется, это твое.С этими словами он положил на стол его, ренов, потерянный блокиратор. Вернее, то, что от него осталось. В этот раз маска не ограничилась появлением трещин. Она просто и аккуратно раскололась пополам. То, что сейчас видел сателлар, было ее верхней половиной.― Остальное разлетелось в пыль, ― покачал головой алхимик на вопросительный взгляд орка. ― Вот уж не ожидал, что уничтожение пойдет так быстро. Ты хоть в курсе, чем это чревато?― В какой-то степени, ― уклонился от прямого ответа Рен. ― Вот только вы-то откуда об этом знаете?Вместо ответа Кириэтт вытянул вперед руку и прямо в воздухе, кончиками пальцев небрежно начертал, на первый взгляд, простой знак. Но когда была проведена последняя черта, знак изменился. Свернувшийся в кольцо дракон, сияющий радужным светом. Неподдельная печать Вестника Пустоты.― Доволен?― Вполне… господин, ― после недолгой паузы все же выдавил из себя Рен.― Только давай без этой откровенной показухи, ― поморщился Вестник. ― Я вообще-то здесь не как Вестник, а как организатор Охоты и твой потенциальный работодатель. Можешь не беспокоиться, все сказанное останется только между нами, ― добавил он уже на староэльфийском. Рен терпеть не мог этот язык и лишь огромным усилием воли не скривился от его звучания.― Не стоит, ― все же ответил он. ― Я бы хотел, чтобы и он слышал это. И все же, почему эльфийский? ― от вопроса удержаться все же не удалось.― Это провокация? ― насмешливо поднял бровь собеседник. ― Просто в свое время он оказался мне не по зубам. А потом уж и вовсе не до него стало.Рен позволил себе ответить на его улыбку, за что тут же удостоился настороженного взгляда от Шихо, не понявшего ни слова из их маленького диалога.― Раз ты так в этом уверен, ― продолжил Кириэтт, ― не буду тебя отговаривать. Ты ведь уже, наверное, понял, почему ты здесь. Победа в Охоте принадлежит тебе. Поздравляю, рэнн.Победил… да? Память, словно издеваясь, тут же подкинула новую картинку для размышлений: полный удивления, страха и, как ни странно, любопытства взгляд Эйджи. "Ты не видел этот взгляд или не обратил на него внимания, но точно знал – он был. Но есть ли теперь?"― Я ведь не…? ― конец фразы сухим комом застрял где-то в горле, не желая быть озвученным. Но Вестнику хватило и этого, чтобы понять.― Не убил, не беспокойся, ― простые четыре слова заставили когтистую лапу, на миг сжавшую легкие Пепельного, ослабить хватку. ― Иначе не сидел бы здесь, ― и только неприкрытый яд в словах Шихо заставил Рена подавить вздох облегчения. Не стоит его провоцировать еще сильнее.― Победил… да? ― вслух повторил сателлар. ― Вот только для вас «победа» не значит «завершение». Если я правильно помню условия договора, ― поправился он.― Ну надо же, хоть кто-то его помнит, ― притворно вздохнул Кириэтт. ― В любом случае, ты можешь рассчитывать на свою награду уже сейчас. Итак, чего же ты так сильно хотел пожелать?― Сперва расскажите, что от меня хотите взамен, ― слегка удивленное молчание стало первым ответом.― Что ж, ― наконец отмер Вестник. ― Шихо!― Да? ― вздрогнув от неожиданности, отозвался ди.― Хватит маячить у меня за спиной, ― алхимик приглашающе указал на диван перед собой. ― Думаю, тебе тоже стоит послушать это.Недовольно покосившись на уже сидящего там Рена, тот все же подчинился, присев на широкий подлокотник.― С чего бы начать… Думаю, вы оба в курсе, что творилось в Верхнем Тэрасе в Мировую войну. Расы уничтожали друг друга, города превращались в груды камней, а источники магии выгорали до основания. Спустя три года разрухи нам достались пятьдесят чудом уцелевших городов, бесплотная земля, на которой даже трава не растет, и жалкие крохи природной энергии, мизер, необходимый для жизни. Так говорится в истории. Но на самом деле все не так.Рен вздрогнул, усилием воли заставив себя оторвать взгляд от его глаз, нестабильных и переменчивых, каждый миг изменяющих свой оттенок. Казалось, в этих глазах танцуют тени прошлого двухсотлетней давности.― Тогда мы впервые столкнулись с такой массой неуправляемой агрессии. Весь мир словно свихнулся и захотел себя уничтожить. И им бы это удалось, если бы не наше вмешательство. В тот раз мы победили. Ценой огромных жертв, но все же усмирили безумие. Но это оказалось последней каплей. Мы… я испугался. Испугался, что подобное когда-нибудь может повториться. Именно поэтому я так и поступил.Я изменил историю.Не было никакой мертвой земли, и природные потоки, хоть и серьезно пострадали, но быстро восстанавливались. Я сам выбрал эти пятьдесят городов, как наиболее подходящие для установки астрального купола.― То есть… ― посеревшее лицо Шихо говорило само за себя: черно-белый ди понял из этой фразы куда больше Рена, и осознать это «больше» для него оказалось весьма непросто.― Да. Купол, почти полностью блокирующий природную энергию, парализовал развитие магической технологии. Она стала попросту бесполезной и со временем забылась, полностью заменившись алхимией.

«Вот оно, значит, как…». Теперь Рен понял, что именно так поразило ди. Магию уничтожили намеренно. Эта мысль, возникнув в его сознании, оставила лишь легкую горечь разочарования. Но не более. Казалось бы, подобная новость в большей степени касалась именно его, и вызванные ею эмоции должны были быть куда ярче. И были бы, узнай Пепельный об этом года на два пораньше, пока еще не смирился с потерей своих сил. Сейчас же ему было почти все равно.― По идее, я должен был снять купола еще тогда, ― продолжал Кириэтт, ― но то ли из осторожности, то ли, наоборот, из чрезмерной уверенности в том, что поступаю правильно, так этого и не сделал. Я позабыл, насколько она может быть опасна, эта отрава, разъедающая души людей до полнейшего равнодушия. Теперь же, когда события последних двух лет напрямую ткнули меня носом в последствия моих же ошибок, я попросту бессилен. Внутри купола действуют блоки, не позволяющие нам использовать больше установленного порога, извне же его не уничтожить.После этого сперва казавшаяся оригинальной задумка покровителя алхимиков окончательно стала простой как жалкая медяшка.― И для этого вам нужен был сильнейший сателлар? ― зачем-то уточнил Рен.― Именно. Тогда я даже не думал, что им окажется тот, кто уже был связан с нами.― Но если даже Вестникам не под силу сделать это, что может сателлар, пусть и бывший чистокровным? ― серость еще не сошла с лица Шихо, но ди уже вернулся к привычному деловому состоянию.― Каждый сателлар, по сути своей, природник. Отголоски корней магических рас не позволяют ему полностью погрузиться в яд астральной энергии. Но одной природной энергии здесь мало. Как и одной астральной.― Резонанс?! ― неожиданно для себя воскликнул Рен, осознав, к чему клонит Кириэтт. Разом оказавшийся вне темы Шихо бросил на Вестника недоуменный взгляд. ― Действительно, энергии от него на десять куполов хватит. Но разве для этого не нужны знания и в магии, и в алхимии?― Не обязательно. Магией может стать и способность сателлара, и любой довоенный артефакт, которых у меня хватает. Насчет алхимии можно вообще не беспокоиться, я… да и не только я могу легко запустить удаленный процесс. Загвоздка только в силе. Не всякому удастся удержать в себе две противоположные силы.― Поэтому и сильнейший… ― пробормотал Рен. ― Теперь все ясно.― Сколько времени нужно тебе на раздумья?― Нисколько, ― отрезал Пепельный. ― Я согласен.― Тогда твое желание?Рен дотянулся до сигаретной пачки, вытряхнул из нее одну сигарету, привычно поджег ее щелчком пальцев и нервно затянулся, полностью проигнорировав недовольный взгляд Шихо, ставший совсем неуверенным, когда вроде бы некурящий Вестник повторил те же действия. Почти прозрачный дым размывал лица его собеседников, делая их хрупкими, дрожащими иллюзиями, принадлежащими, казалось, совсем иному миру. Миру, который почти уничтожил его самого.― Я хочу, чтобы после завершения договора в этом городе не осталось ни одного воспоминания обо мне. Таково мое желание.― То есть? ― судя по полному удивления лицу Кириэтта, такого он точно не ожидал.― Я знаю, это возможно, и думаю, Верховному алхимику это вполне по силам. Я вполне в курсе, чем чревато саморазрушение блока – я стопроцентно останусь без сил и, вполне вероятно, еще и без памяти. Поэтому я просто хочу обезопасить себя… и тех, кто меня окружает. Так что не думаю, что это очень уж высокая плата. Более того, это будет выгодно и Вам, и тебе, Шихо. При таком раскладе выиграют все.― С этого момента поподробнее, ― голос алхимика прозвучал непривычно резко. Он уже не имел ничего общего с тем благодушно-рассудительным тоном, которым предпочитал говорить с окружающими президент крупнейшей энергетической компании. Теперь это был голос Бога, справедливо заслужившего свое право на бессмертие.― Все, как я и сказал, ― повторил Рен. ― Я хочу, чтобы вы стерли из памяти этого города любые воспоминания обо мне. И неважно, о какой моей ипостаси идет речь: Рен Хайнесс, Пепельный или же Предвечный Огонь.Только что зажженная сигарета выскользнула из дрогнувших рук и бесшумно упала на заваленный газетами журнальный стол, но Вестник не обратил на это внимания. Он лишь, подперев голову упершимися в подлокотники кресла руками, молча наблюдал за тем, как его же собственная фотография, размещенная на первой полосе одного из изданий, превращается в обугленное пятно.― Что ты сказал? ― словно опомнившись, Кириэтт оторвался от созерцания тлеющей бумаги и поднял голову. Его горящий, чуть безумный взгляд обжигающе прошелся по сателларам. ― Я ведь не ослышался? Предвечный Огонь… ― Не выдержав, Вестник вновь закрыл лицо ладонями, сотрясаясь от душившего его истерического хохота. ― Ну надо же… Теперь-то все ясно… Предвечный… Так просто! Теперь понятно, почему она не могла его найти. Он просто исчез! На триста лет! А теперь вернулся вместе с тобой… ― взяв себя в руки, сказал он. ― Но почему ты решил, что это может быть выгодно мне?― Это не мои, а его слова, ― пересилив себя, ответил на ненавистном эльфийском Рен. ― Он хочет освободить Богиню от погони за призраком.― Если встретишься с ним еще раз, передай ему мою благодарность, ― едва заметно склонил голову алхимик. ― Я выполню свою часть уговора. Однако на это потребуется время.― У меня его не слишком много, сами знаете, ― горьковато усмехнулся Рен. ― Но, думаю, подождать я могу.― Тебе дадут знать, когда все будет готово. А пока… береги себя, Пепельный, ― неожиданно произнес Вестник.Рен ничего не ответил на эти слова и, сопровождаемый тишиной, первым покинул комнату. Лишь через несколько минут, в одиночестве пустых ночных коридоров, он позволил себе едва слышно, на грани слова и мысли, повторить давно пришедший ответ:«Мне кажется, или для Пепельного это уже невыполнимо…»Шихо удалось догнать и перехватить невесть куда торопящегося Хайнесса лишь на пути к ближайшей станции надземки. Странный разговор, свидетелем которого он неожиданно стал, не давал ему покоя, и потому он спешил прояснить услышанное хотя бы у одного из его участников. Что-то подсказывало ему, что этого и добивался Хайнесс, бросаясь репликами о его, Шихо, кровном интересе в таком развитии событий.

И ди не ошибся: на лице Пепельного не промелькнуло и следа удивления или недовольства, он лишь сдержанно кивнул и, опершись на дорожное ограждение, чудом сохранившееся в этой части города, затянулся найденной в глубинах куртки сигаретой. Шихо неприязненно вздохнул, покосившись на источник ядовитого дыма, но ничего не сказал.― Ну и? Что это все значит?― Что именно? ― выдохнув клуб светло-серого дыма, переспросил Хайнесс.

― Твое желание!― А что тут непонятного? ― искренне удивился орк. ― По-моему, оно предельно простое.― Почему ты хочешь этого?! Не могу понять!― Не ори, ― поморщился он, попытавшись снять возникшее давление, но Двуликого уже несло:― Ты так уверен в этом желании… Почему ты так легко готов расстаться с тем, что у тебя уже есть?! Объясни! Почему так хочешь быть забытым всеми… даже им…― А почему я должен оправдываться перед тобой? ― жестко прервал его Хайнесс. Ответить на это действительно было нечего. Однако, подчиняясь какому-то порыву, Рен заговорил сам:― Другого выхода нет. Помнишь ту штуку, что принес Вестник? Она как тепловая бомба – в любую минуту может подорвать меня изнутри. А уж что она сделает: расплавит мне мозги, зачистит память или попросту пришибет, чтоб не мучился, – это даже Вестникам неведомо. После этого я буду просто желанной добычей для охотников за славой. И лишь только так у меня есть шанс выжить. А насчет него… думаешь, он сможет выдержать все это?― Сомневаешься в нем?― Скорее, нет, чем да. Он просто не заслуживает такого. Что бы он ни говорил, он по-прежнему ребенок. И ты об этом прекрасно знаешь.― Придурок, он любит тебя! ― не выдержав, Шихо рванулся вперед, однако, казалось бы, неподвижный орк легко оттек в сторону, отправляя по инерции пронесшегося мимо оппонента на свидание с оградой.― Любит… говоришь? ― Кириэтт отшвырнул в сторону потухший окурок, оперся руками о ржавые перила и, на секунду запрокинув вверх голову, взглянул в почти полностью почерневшее вечернее небо. ― Я знаю это. Но, если оставить все как есть, не будет ли это для него куда мучительней? Как думаешь?― Почему ты спрашиваешь меня об этом?― Может, ― на секунду Шихо показалось, что тот усмехнулся – горько и обреченно, – но это оказалось иллюзией: привычно-уверенное выражение не покидало лица орка, ― потому что хочу, чтоб до тебя наконец дошло, почему это выгодно именно тебе?― Не понимаю…― Не понимаешь? Или не хочешь понять? ― а вот теперь усмешка вернулась. Только на сей раз уже язвительная. ― Тогда объясняю прямым текстом. Я. Оставляю его. Тебе. Теперь ясно? И последнее слово тут ключевое.― Но… ― Шихо попытался было возразить, уже жалея о том, что затеял этот разговор, но тут же был заткнут:― Думаешь, если не скажешь вслух, никто ничего не заметит? ― холодные глаза, уже виденные однажды Шихо, безразлично скользнули по его лицу. ― Признайся ему уже.Три коротких слова, сказанных абсолютно будничным тоном, словно раскаленные иглы вонзились в легкие, в один миг перекрыв доступ кислорода.― В этом нет смысла… ― наконец смог произнести ди. ― Ему нужен ты… не я…Он хотел добавить что-то еще, но не успел: Пепельный, неожиданно мощным ударом отшвырнувший его в сторону, заставил бессвязный поток речи прерваться.― Если не хочешь выполнить мою просьбу, прими как приказ. Мне плевать, что ты будешь делать, но не позволь ему остаться одному, с этой пустотой в душе, если уж не сможешь ее заполнить. Хватит себе врать, Шихо. Хватит… Впрочем, думаю, ты и сам понимаешь это куда лучше меня.Последние слова Пепельный произнес уже на ходу, неторопливо удаляясь в сторону станции поезда. Шихо не стал догонять его, хотя и очень хотелось вернуть с процентами пропущенный удар. Однако здравый смысл настаивал, что сейчас связываться с Хайнессом еще опасней, чем раньше, и ди последовал его словам. Он просто стоял и смотрел, как скрывается в пелене вечернего тумана добровольно отказавшийся от собственного будущего сателлар…* * * * *Стук в дверь застал тебя врасплох, когда ты, поудобнее пристроив пусть и большей частью восстановившуюся, но по-прежнему больную ногу на широком подоконнике, уже почти задремал на нем под фоновый шум местного музыкального канала. За эти вынужденные дни сидения в номере – частично из-за ноги, частично из-за Шихо, не пожалевшего ни денег, ни времени установить на окна дополнительный астральный замок, ключа от которого тебе после всех твоих выходок, естественно, не полагалось – этот подоконник стал твоим излюбленным местом, которое ты покидал лишь в случаях крайней необходимости.

Конечно, привычно-серо-унылый пейзаж за окном навевал тоску по тем временам, когда можно было разрушить этот скучный вид, лишь выскочив в окно и отправившись туда, куда на этот раз потянет сердце, но сидеть в окружении стен, лишенный последнего лучика света, было еще невыносимее. Поэтому ты и предпочитал оставаться здесь, постепенно все больше и больше апгрейдя свою новую точку размещения: постепенно к подоконнику перекочевали чайник с кофе и сладостями, один из мониторов, с трудом отвоеванный у Шихо и перепрограммированный под местную телевизионную сеть, твой любимый плеер с парой сменных аккумуляторов и еще куча всяких всякостей. Шихо, увидев сей «опорный пункт», безнадежно вздохнул, но ничего не сказал, за что ты был ему весьма благодарен – с недавних пор любые разговоры по душам вызывали у тебя нервную почесуху.Вставать с удобного места и идти открывать тебе совсем не хотелось, поэтому ты нагло игнорируешь стук, надеясь, что посетителю, кто бы он ни был, скоро надоест и он уйдет куда-нибудь еще. Но гость, словно подслушав твои коварные мысли, уходить не спешил и продолжал отравлять твое существование барабанной дробью по двери. В конце концов, ты не выдерживаешь, сползаешь с подоконника и, бурча себе под нос разнообразные заковыристые эпитеты в адрес гостя, плетешься открывать, даже и не подумав по дороге глянуть в камеру домофона.

Как оказалось, зря, потому что к этой встрече ты оказываешься совершенно не готов. Более того, ты и не ожидал, что она произойдет так рано.― Здравствуй, Эйджи.Он сидел напротив твоей двери, привалившись к стене и, судя по всему, вплоть до этого времени стуча в дверь носком ботинка. На согнутой в колене правой ноге свободно лежала рука, голова опущена, лица не разглядеть за отросшей челкой, но сразу заметно – за эти дни болезненная бледность с него так и не сошла. И табаком пахнет раза в три сильнее обычного.Это он. Такой знакомый, такой привычный, словно твое последнее воспоминание о нем не более, чем глупый и несмешной сон, в который ты почему-то решил поверить.― Ну, здесь будем говорить, или все же зайдешь? ― ты пытаешься казаться спокойным и уверенным, но все тем же пакостным двадцать первым чувством понимаешь: все равно звучит это до жути фальшиво. И, что самое противное, он эту фальшь прекрасно ощущает, но все равно подыгрывает тебе.Дверь закрывается, и ты понимаешь: чего бы ты ни хотел, больше бегать нельзя. Пусть сложно, пусть страшно, пусть не хочется верить, но ты выслушаешь все, что он захочет тебе рассказать, и заставишь его выслушать тебя. Хоть ты и не знаешь, как именно это сделать, иначе уже никак.― И… ― голос срывается, и ты мысленно проклинаешь себя за это, ― …о чем же ты хочешь поговорить?Он резко останавливается, и ты, на максимально возможной скорости стремящийся поспеть за ним, не успеваешь затормозить и врезаешься в его спину. В больную ногу незамедлительно впивается ледяным колом боль, и ты не удерживаешься от неразборчивого шипения сквозь зубы. Проклятая нога не упускает случая в очередной раз подпортить тебе жизнь и незамедлительно подламывается, увлекая тебя куда-то в район пола. Ты уже привык к ее выкрутасам и мысленно готов к неизбежному столкновению с паркетом, поэтому покорно закрываешь глаза и ждешь вспышки боли в затылке.

Но она так и не наступает. Только открыв глаза, ты понимаешь, почему: он крепко сжимает твои плечи и едва ли не прижимает к себе, не давая тебе сползти на пол.Ты спешно пытаешься отыскать потерянное равновесие, чувствуя, как огнем вспыхивает в твоем теле кровь, наполняя тебя жаром. Но упрямая нога не подчиняется, и ты по-прежнему безвольной тряпкой болтаешься в его руках.Ты пытаешься что-то сказать, но жар в крови не дает тебе выдавить ни слова, лишь неразборчивые звуки, толковать которые можно как угодно. Но даже и они захлебываются в полном изумления и страха возгласе, когда он ни с того ни с сего подхватывает тебя на руки.― Куда идти? ― ты по-прежнему не можешь видеть его глаз, но чувствуешь, что в его голосе, как обычно, спокойном и слегка благодушном, скрываются странные нотки. Или же… ты слышишь их в его крови?Наконец ты добиваешься от себя направленного кивка в сторону своей комнаты и окончательно затихаешь, снова, как в ту ночь, намертво вцепившись в пропахший дымом рукав его куртки в надежде, что происходящее не окажется всего лишь иллюзией, глупыми глюками больной головы.Но иллюзия оказывается недолгой: не проходит и минуты, как ты уже оказываешься на своем любимом подоконнике, словно ничего и не происходило.― Но как ты…?― Догадался, ― на его лице играет легкая, немного усталая улыбка. Не говоря больше ничего, он садится прямо на пол напротив тебя. Та же самая поза, что и тогда, перед дверью. Тот же самый голос, усталый и чуть хрипловатый, видимо, от бессчетного числа выкуренных сигарет. Тот же самый зов крови. Нет, даже не зов. Стон, плач, хрип – как это ни назови, смысл один и тот же. Страшный, жестокий смысл.― Ну же, спрашивай. ― Фраза, брошенная им, возвращает тебя к реальности, но все же остается непонятной. Что спрашивать? Зачем? ― Я расскажу все, что ты захочешь узнать.― Тогда начни с самого начала, ― кажется, ты слышишь свой голос со стороны, чужой, отстраненный голос. Но он не замечает этого или принимает как должное.Он едва заметно кивает тебе и начинает рассказ, а ты, затаив дыхание, слушаешь и, казалось, с каждым словом меняешься в лице. Многие уже известные тебе происшествия получают логическое обоснование, факты становятся на свое место, а слухи получают подтверждение. История чистокровного, каким-то чудом попавшего сюда, чтобы выполнить прихоть Великой Богини, звучит совершенно нереально, но почему-то ты уверен в том, что она правдива. Ты уже не знаешь, что делать и как поступать. Все, что существовало в твоей жизни до этого, перевернулось с ног на голову, и ты должен это принять. Неважно, как, но должен.Ты не сразу осознаешь, что, пусть и состоявший из одних фактов, но все же затянувшийся рассказ подошел к концу, и теперь он смотрит на тебя из-под своей длинной челки, пытаясь понять, как же ты отнесешься к услышанному. Судя по всему, эмоции, написанные на твоем лице, его явно не вдохновляют. Он ждет твоих слов, но ты не знаешь, что сказать. Любая фраза, приходящая тебе на ум, кажется надуманной и фальшивой, неспособной выразить твои истинные ощущения. И ты молчишь, и это молчание отравляет твои внутренности, заставляя каждый вдохотдаваться болью.― Почему… ты говоришь мне об этом только сейчас? ― наконец спрашиваешь ты. Вопрос тут же кажется тебе совсем незначительным, но выносить боль молчания ты больше не можешь.― Не хотел стать создателем твоего нового кошмара, ― отвечает он, еще сильнее наклонив голову.― О чем ты? ― только и произносишь ты, уже не зная, как реагировать на его слова.― Помнишь, ты упоминал о своем кошмаре? Вот только боязнь одиночества это лишь страх. Кошмар – это что-то большее. Намного большее.― И? Что же, по-твоему, мой кошмар?Он резко поднимает голову и испытующе смотрит на тебя. Ты не видишь его глаз, скрытых за густой челкой, но чувствуешь, как этот взгляд прожигает в тебе дыру.― Найти то, что потеряно. Достигнуть цели. Перестать стремиться. Я уже прекрасно понял это: стоит тебе лишь на миг остановиться, и твоя собственная кровь уничтожит тебя. Поэтому я и не говорил ничего раньше – не хотел отбирать так необходимую тебе цель.― Но почему тогда говоришь сейчас?― Потому что время пришло, ― он снова грустно улыбается, и от этой улыбки тебе хочется лезть на стену, ― да и, кроме того, не рассказав всего этого, я так и не смог бы перед тобой извиниться.А вот теперь ты окончательно перестаешь что-либо понимать, не в силах поверить в то, что все услышанное тобой сегодня – правда.― Я должен был выйти из Игры еще тогда, когда это случилось в первый раз, ― продолжает он, гипнотизируя тебя своим голосом, не позволяющим вставить и слова. ― Но я решил, что еще могу рисковать. Риск не оправдался. И, что хуже всего, из-за этого пострадал ты. Знай я, что моим противником будешь ты, я бы в тот же момент отказался и признал поражение. Но было уже слишком поздно… Я виноват перед тобой, Эйджи. Прости… Эйджи? ― осекся он, услышав твое бессвязное бормотание.― Настоящий ты… Холодный и уверенный в себе сателлар, которого я когда-то встретил… Безумец Пепельный… Или тот, кто сейчас склоняет передо мной голову… Кто из них ты? Кто настоящий?― Я… и сам не знаю, ― немного погодя отвечает он. ― Может, все сразу, а может, и никто из них, кто-то другой. Все внезапно стало так сложно, что я и сам уже в этом запутался…Он хочет добавить еще что-то, но прерывистая трель мобильника заставляет его осечься. Недовольный тем, что его прервали, он небрежным рывком буквально вытряхивает из кармана телефон, однако всего одного взгляда на переливающийся дисплей хватает, чтобы недовольство на его лице сменилось чем-то иным. И хоть этот вид намного спокойней предыдущего, тебе он определенно не нравится. Потому что значит что-то, чего ты понять не можешь. То, о чем ты не знаешь.Пикает кнопка соединения, и теперь все, что тебе остается – слушать обрывочные фразы разговора и пытаться понять.― Да… Где? Повтори… Хорошо. Я уже в пути… Да-да. И тебе тоже лучше не забывать свое обещание… Не беспокойся, об этом я позаботился… Да знаю, что не ты!… Неважно.«Что называется, всё понял… Шихо бы на моем месте уже знал бы, что, где и с кем, а я тут…»В груди все кипит от неприятия неизвестности и злости на собственную бестолковость. Ты все больше и больше поглощен этим жаром и совсем не слышишь того, что он пытается сказать тебе. Лишь когда он поднимается на ноги с явным намерением покинуть твой дом, с тебя спадает оцепенение. Все ненужные мысли испаряются, вытесненные одной: ты не должен позволить ему уйти. Любой ценой.Ты не знаешь, что сказать, что нужно сделать, чтобы он остался; одна оставшаяся мысль почему-то инструкций тебе никаких не предоставила. Мгновения уходят одно за другим, заставляя тебя паниковать все сильнее и сильнее, и ты делаешь первое, что наконец-то пришло в твою пустую голову – судорожно хватаешься за мелькнувшую перед твоим носом косу.В тот же миг рывок едва не сносит тебя с подоконника, но каким-то чудом ты все же удерживаешься, своими силами слезаешь на пол и теперь ошалело вслушиваешься в сплошной поток речи на незнакомом журчащем языке, понимая, что обращен он исключительно на тебя. Лишь только взглянув на тебя, он замолкает, и ты даже примерно понимаешь, почему: если на твоем лице написана даже только десятая часть того, что творится в твоей голове, зрелище действительно пугающее.Он молча пытается освободить косу, но ты вцепился в нее мертвой хваткой и ни за что не хочешь отпускать. Его просьбы также остаются без внимания. Он говорит что-то о долге, о выборе, которого у него нет, о том, что иначе все, что ты пережил, будет напрасно, но ты не веришь.«Нет выбора? Выбор всегда есть, только порой мы не видим его… Напрасно? Нет уж! Ничего не бывает напрасным! Да, как ты говоришь, я потерял одну свою цель, но ни за что не позволю себе потерять еще и вторую! Я не хочу отпускать тебя!»Ты хочешь повторить все это вслух, но слова застревают в глотке, когда ты поднимаешь на него взгляд и сквозь растрепавшуюся челку наконец видишь его глаза. Блеклые, потерявшие свою пронзительную синеву и яркие вспышки игравших в них золотистых искр глаза. Ты понимаешь, что не можешь сказать это, и лишь тихо произносишь:― Ты ведь вернешься сюда?Он не отвечает тебе, лишь рука, пытающаяся отцепить твои пальцы от косы, сжимается чуть сильней.― Обещай мне, слышишь? Поклянись, что вернешься!Ты уже не говоришь, ты кричишь, выплескивая наружу терзающее тебя напряжение и страх. Впервые в жизни тебе хочется заплакать, но слез нет, и потому всё, что тебе остается – захлебываться в крике истерики.― Обещай… Обещай мне…

Ты уже не понимаешь, что с тобой происходит. Мир вокруг размывается, все больше походя на нереальный, а значит, и все, происходящее в нем, нереально. Лишь поэтому ты продолжаешь отстраненно, словно со стороны наблюдать за собой, из последних сил судорожно вцепившимся в тонкую кожу куртки и бессвязно бормочущим что-то, на тот момент имеющее для тебя исключительную важность. И, наверное, лишь поэтому ты остаешься спокойным, когда он отпускает твои сведенные судорогой пальцы и, мягко обхватив твои плечи, прижимает к себе.Мир становится все расплывчатей, словно ты снова додумался нацепить защитные очки Шихо, не утруждая себя предварительной фокусировкой. Ты снова ощущаешь тепло его тела, чувствуешь запах табака и теплой кожи, исходящий от его куртки, слышишь его успокаивающий шепот, с каждым звуком все больше отдаляющий тебя от реальности, и понимаешь – этот мир не реален, а значит, терять тебе больше нечего. И ты больше не можешь удержаться. Твои пальцы на мгновение отпускают тонкую ткань, перехватив ее поудобнее, и ты, чуть привстав на носки, наконец-то дотягиваешься до его губ.

Теперь уже не важно, сон это, явь или просто глюк памяти. Ты добился этого, поднялся на очередную ступень того, что он жестоко назвал «целью», и никому не позволишь отобрать достигнутого.Вопреки ожиданиям, он не отталкивает тебя в первую же секунду. В его удивленно расширившихся глазах мечутся одинокие золотые искры, так и не находя точки покоя, однако довольно быстро удивление в них сменяется другим чувством. Тем самым, так не пришедшимся тебе по нраву чувством.Он мягко отстраняется и, наклонившись к тебе вплотную, что-то шепчет тебе на ухо. Ты слышишь все до последнего звука, но разобрать в этой короткой фразе все равно ничего не можешь; ты вообще впервые слышишь этот язык. С каждым словом мир в твоих глазах расплывается все сильней, пока в какой-то момент не исчезает совсем. Остается лишь мрак, расцвеченный серебристым сиянием пепла, что сыплется с небес, и слова, лишь в последний момент ставшие для тебя понятными.«И пусть Белый пепел хранит тебя…»