Глава IX. Любовь среди бедствий (1/1)

Ты к знакомым мелодиям ухо готовьИ гляди понимающим оком, —Потому что любовь — это вечно любовь,Даже в будущем вашем далёком.(В.Высоцкий)Возвращаясь в лагерь, Турн едва не столкнулся около палатки пленного вождя самнитов со своим главнокомандующим. Было уже темно, и юноша поспешно отступил прочь, не желая объяснять отцу Эмилии, что он делает вне лагеря, хотя бы и не в военное время.Но, еще не успев уйти прочь, он услышал в ночной мгле, приглушающей шаги и голоса, как из палатки кто-то вышел. Юноша узнал княжну Урсулу - в темноте мелькнуло ее светлое платье. А потом и она сама приветствовала римского полководца.- Отец уснул, и я смогла выйти к тебе. Скоро он будет совсем здоров, и ты сможешь обсудить с ним свои условия. Я знаю, он тоже благодарен, что ты обошелся с нами так великодушно.- Всего лишь так, как заслуживает мужественный и доблестный противник, - ответил Эмилий Скавр. - Но что означает твое "тоже благодарен", прекрасная княжна? Могу ли я поверить, что ты простишь меня после того, как сама хотела убить? В темноте не разглядеть было лица девушки, но Турн мог поручиться, что она смущенно покраснела.- Не напоминай мне об этом... Я думала, что ты наш враг, не подозревая в тебе, может быть, лучшего друга моей семьи и народа... - дальше Турн слушать не стал, чувствуя, что и та часть подслушанного разговора явно не предназначена для чужих ушей.Он стремительно направился прочь, удивляясь тому, что видел. Если бы не предсказание Карменты, он бы принял как должное: дочь побежденного врага благодарит победителя за милосердие, хоть и продиктованное стратегическими причинами - все вполне естественно. Однако теперь случайно увиденная сцена неприятно задевала Турна. Неужели Кармента окажется права?В конце концов, он приказал себе не думать о чужих делах слишком много, и на том успокоился. Ведь Эмилий Скавр был старше и опытнее его, и мог принимать решения сам, никого не спрашивая. Через несколько дней Турн снова встретился с Карментой. В этот раз она сама пришла в занятый римлянами город, чтобы лечить раненых. Неизвестно, какой она была прорицательницей, но лекарственные снадобья варить умела, по общему мнению военных лекарей, а перевязывала раны своими тонкими изящными пальчиками быстро и аккуратно, не морщась от тяжелой и грязной работы. Она действительно, как и говорила, не делила раненых на римлян и самнитов, но, быть может, так и полагалось сивилле, в силу своего занятия стоящей вне межплеменных распрей. Как бы там ни было, ей удалось в короткий срок заслужить доверие и победителей, и побежденных.Кармента нашла Турна в его палатке, под предлогом осмотреть его раненую руку. Он хотел было отказаться, такая легкая рана не заслуживала внимания, но, взглянув на девушку, уступил ей. У Карменты был вид человека, мучимого нечистой совестью: она выглядела усталой и бледной, как будто не спала прошлую ночь, а может быть, и несколько ночей, под глазами виднелись темные круги, и вся ее фигура, облаченная в грубое серое платье и такое же покрывало, казалась воплощением раскаяния.Турну стало ее жаль, он хотел как-то успокоить девушку, и сказал:- Ты отличная целительница, Кармента. Твое лекарство охлаждает рану, а повязка ложится мягко и совсем не стягивает ее. Занимайся лучше и впредь больными и ранеными, да своими предсказаниями, и не вмешивайся в чужие дела, девочка.Она вздрогнула и выронила из рук сосуд с травяным отваром, которым промывала раны. Турн подхватил сосуд здоровой рукой, нечаянно коснувшись дрожащих пальцев девушки.- Ну-ну, Кармента! Ты ведь не злишься на меня, что я мог дать тебе только один ответ на все, что ты предлагала? - переспросил ее юноша. Она подняла голову и горько усмехнулась.- Мне злиться на тебя, Турн Гердоний? Что в этом толку? Ты все равно будешь делать что захочешь. Как большой зверь древней породы, что прокладывает себе дорогу через лес, там где никто другой не пройдет. Он ломает стволы столетних деревьев, как щепки, вытаптывает заросли, не замечая, как много там живет зверья помельче. И они остаются плакать и выть от обиды, задетые, покалеченные, обездоленные зверем-гигантом. А он идет себе дальше, даже не заметив их. И еще в другом похож: зверь кажется таким огромным и могучим, а стоит случиться беде - погибнет первым, не умея приспособиться. Крысы выживают там, где львы гибнут. - Так что же, советуешь мне превратиться в крысу? - почти весело спросил Турн. - Вряд ли это получится! Но ты сейчас говорила что-то лишнее. Кому, кроме как на войне, я причинил зло, кого задел или оскорбил? Если уж Урзус Максим простил мне свое поражение...- Медведь - крупный зверь, а я говорила о мелких, - повторила сивилла. - Но это не я... Я благодарна тебе, что ты никому не выдал, о чем я говорила тебе.- И не думал этого делать! Не для того я спас тебя, чтобы потом самому погубить... Но скажи, Кармента, может быть, ты поедешь со мной в Рим? Ведь ты не самнитка, и ничто, по-моему, не удерживает тебя здесь. Ты и там могла бы зарабатывать лечением и прорицаниями, и избавилась бы от своих темных союзников. Девушка подняла голову и взглянула на него с надеждой.- Лечением и прорицаниями, значит... а позволить мне быть с тобой рядом ты не хочешь? - прошептала она. - В качестве кого я мог бы привезти тебя? - Турн пожал плечами. - Ты не рабыня, а свободную женщину я не хочу и не могу держать в своем доме: у меня есть невеста, которую я через несколько лет приведу к себе хозяйкой, и мне не хочется оскорблять ее.По губам Карменты скользнула презрительная усмешка, как будто она уже собиралась сказать что-то злое, резкое и о невесте Турна с ее семьей, но она сдержалась и промолвила сдержанно: - Спасибо тебе за заботу, но мне нужно время, чтобы решить. В Вороньей пещере я выросла, у меня не было другого дома. Дай мне время, хотя бы несколько дней, до полнолуния, и тогда я скажу.- До полнолуния, - повторил Турн. - Хорошо, как только поднимется луна, я приду к тебе за ответом. Сейчас иди, тебя ждут другие раненые.- Ах да, конечно! - тонкие черные брови девушки нахмурились. - Ладно, до встречи! Я буду ждать тебя.Она вышла из шатра, оставив Турна одного.Прошло еще несколько дней после того, как римляне взяли Арпинум. Римляне в это время наслаждались отдыхом, копя силы к походу вглубь самнитских земель. Местные жители смирились с поражением, по крайней мере внешне, благодарные, что им оставили жизнь и имущество. Да и пример княжеской семьи успокаивающе действовал на недовольных, если таковые и были.Уже ни для римлян, ни для самнитов не были секретом ежедневные встречи Эмилия Скавра с княжной Урсулой. Тогда еще никому не приходило в голову задумываться о неправильности этих отношений. По общему мнению, все было просто: римскому полководцу понравилась красивая пленница - он имел право делать с ней что угодно. Там, где в действие вступал древний и всеобъемлющий закон силы, все остальные законы сходили на нет. И даже соотечественники девушки не казались особенно оскорбленными выбором предводителя римлян, тем более, что тот обращался с княжной достойно ее звания. Урзус Максим тоже, конечно, знал правду о своей дочери, но что он думал - никто не мог сказать. Самнитский князь держался очень уединенно, переселившись, как только выздоровел, в свой дворец, отпущенный под честное слово. С тех пор никто из римлян не имел права беспокоить его - всем было приказано оказывать пленнику княжеские почести. Некоторые из римских воинов, недовольные слишком строгой дисциплиной и почти полным отсутствием добычи, ворчали, что это из-за пленницы-самнитки Скавр стал слишком мягким к ее соотечественникам и плохо заботился о своих, но это было не так. Римский полководец действительно полюбил девушку всей душой, на что уже давно не считал себя способным, но в остальном он оставался рассудительным и дальновидным стратегом, способным выиграть не одно сражение, но целую войну. Заключить мир с Урзусом Максимом ему было необходимо, чтобы армия могла благополучно пережить зиму, а затем двинуться дальше; однако же не все среди римлян были способны понять замысел своего командующего.И вот, в один прекрасный день Урзус Максим пригласил Скавра на переговоры. К этому времени вождь самнитов уже знал, что его былые союзники не придут на помощь, они, узнав о падении Арпинума, заперлись в своих городах и готовятся к обороне; таким образом, ему не на что было рассчитывать. Оставалось одно - выслушать условия римлян и понять, выполнимы ли они.Скавр взял с собой на переговоры Юния и Турна в числе самых приближенных командиров: подозревая, что речь пойдет об особо важных для него делах, он хотел, чтобы о них слышали лишь самые доверенные люди.Великий Медведь и его советники встретили римлян за огромным столом, где нашлось бы место и для вдвое большего количества людей. Князь сам сказал со скорбью, что многие из его приближенных встретили смерть в бою и при штурме. А теперь ему следовало договариваться с теми, кто их убил.- Ты победитель, тебе и предлагать условия, - обратился он к Скавру сурово, но невозмутимо, всем своим видом показывая, что поражение его не сломило. - Я с самого начала не собирался требовать от тебя невозможного. Мои условия просты, и они остаются прежними - я оставляю тебе твое княжество целым и не разоренным, твоих людей невредимыми - за прошедшие после взятия города дни мои люди не убили никого из самнитов, и я впредь обязуюсь удержать их от насилия и грабежей. Я не возьму с вас дани, вместо нее ты обязуешься содержать римскую армию до весны, пока не откроются горные дороги. Арпинум - богатый город, и ты в этом случае потеряешь гораздо меньше, чем мог бы, обойдись мы с вами как с врагами. С этого дня ты станешь не пленником Рима, а его союзником. И я не сомневаюсь, что весной, когда мы уйдем, ты останешься честен до конца и не ударишь нам в спину.На грубом, суровом лице самнита не отразилось ничего - он умел владеть собой. Внимательно выслушав все, он проговорил охрипшим голосом, как будто ему тяжело давалось признание своего поражения:- Обо всем этом я думал не раз, и один, и с теми, кто еще остался со мной рядом. Что ж, кажется, у меня нет особого выбора, принимать ли твои условия, верно? Было бы подло обмануть тебя, ведь ты сохранил мне жизнь, свободу и власть. Клянусь тебе всеми богами, никто из самнитов, по крайней мере, тех, для кого я еще остаюсь князем, не повернет оружие против тебя и твоих воинов.Эти слова Великого Медведя выдали его тайные сомнения: побежденный вождь уже не мог сохранять свой авторитет среди подданных в полной мере, среди его подданных могли теперь найтись честолюбцы, готовые возложить на князя всю вину за поражение и за уступки чужеземцам, и самим подняться к власти, возглавив недовольных. Политика везде оставалась политикой, в Самнии и в Риме одинаково. Турн, перед которым нечаянно приоткрывалась часть запутанных интриг, мог бы рассказать о них больше других, но размышлять об этом ему хотелось не больше, чем распутывать клубок, шевелящийся в гнезде гадюк, даже думать об этом было неприятно. Но теперь он догадывался, что для Урзуса Максима римляне невольно становятся более надежными союзниками, чем собственные подданные: им-то нужно было, чтобы он жил и продолжал править, так как только при нем действовал достигнутый договор. Эмилий Скавр тем более понял, с какими трудностями приходится теперь сталкиваться его недавнему пленнику, который успел заслужить его уважение, даже если бы не был отцом Урсулы. Но и предложить помощь, фактически предлагая удержать власть с помощью римских копий, он не мог, это было бы оскорблением. И он вежливо спросил: - Чего же ты хочешь от меня, чтобы самниты вполне доверяли твоему договору со мной? При этих словах два вождя встретились взглядами и мысленно сообщили друг другу больше, чем могли бы высказать словами. Потом Урзус Максим гордо выпрямился в своем кресле, глядя на всех сверху вниз:- Я знаю, что тебе понравилась моя дочь. Не спорь, - он энергично взмахнул рукой, не давая Скавру ответить. - Урсула не стала бы от меня ничего скрывать, а у меня еще остались глаза и уши. Я и сам не пожелал бы для нее лучшего мужа при других обстоятельствах. Я знаю, ты не можешь теперь жениться на ней по вашим законам, но для самнитов муж княжны останется законным. Если ты женишься на Урсуле, самниты станут доверять моему зятю. Эмилий Скавр побледнел, услышав это недвусмысленное предложение. Сам сознавая двусмысленность своих отношений с пленной княжной, он мог только надеяться, что об этом не заговорит никто другой, точно мальчик из патрицианской семьи, впервые тайно от родителей влюбившийся в красивую рабыню. Он, один из самых влиятельных вельмож Рима, был так же бесправен, как любой юнец, там, где дело касалось железных законов его родины. И теперь ему не сразу удалось собраться с мыслями; на несколько мгновений можно было подумать, что это риский полководец оказался в роли побежденного, которому непреклонный победитель готов продиктовать суровые условия мира. - Если бы я встретил Урсулу раньше, до войны, когда ты еще не был нашим врагом, а она - знатной иностранкой, а не пленницей! - проговорил он с глубоким вздохом. - Сейчас для нас невозможен законный брак по римским законам. Только третья степень, контуберниум, как у рабов и простолюдинов. Я не имею права привезти Урсулу в Рим, как свою законную супругу. - Значит, тебе придется расстаться с ней, когда вернешься домой, - ответил Урзус Максим с сочувствием. - Не беспокойся о ней: Урсулу все равно будут чтить как княжескую дочь и замужнюю женщину, никто не попрекнет ее пленом. Иное дело - если она останется только любовницей римского полководца, тогда станут говорить хуже. Так что выбор за тобой - согласишься ли ты помочь и ей?Римский полководец взглянул на своего будущего тестя, почти своего ровесника, измученным взглядом. - Ты мудр и жесток, Великий Медведь, - проговорил он. - Я взял у тебя город, свободу и дочь, но ты отомстил мне за все. Но в этом не твоя вина, таковы государственные дела. Я женюсь на Урсуле по вашим законам. Турн, Юний, надеюсь, вы согласитесь засвидетельствовать союз с нашей стороны?Оба молодых человека охотно согласились выполнить просьбу своего главнокомандующего, и в ту же ночь жрец в храме Венеры обвенчал Эмилия Скавра с дочерью Урзуса Максима. Но никто из римлян не посчитал бы этот брак законным.