Глава 4. Переворот (1/1)

Нечто непонятное ощущалось в этот день в Риме с самого утра, носилось в воздухе, подобно дыму лесного пожара, стелющемуся с гор. Люди, встретившись на улице, обменивались долгими многозначительными взглядами, прежде чем разойтись по своим делам. Какие-то всадники ездили по улицам и по одному, по двое заговаривали с горожанами. Уже собирались группы людей, все громче перечисляли все прегрешения Тарквиния, к которым приписывались и случайные несчастья последних лет. И неудача в войне с рутулами, и засуха, недавний мор на скотину - все, де, было карой богов за преступления царя и его семьи.Ощущение своей многочисленного сделало горожан смелыми, как никогда за последние двадцать лет. Вообще-то в прошлые времена римские плебеи регулярно созывались на народные комиции, остаток былого самоуправления племени. Но Тарквиний Гордый за то и получил это прозвище, что правил единовластно, не советуясь с народом и с выбранными старейшинами - сенаторами. Это, естественно, не добавляло к нему симпатий со стороны горячих, увлекающихся римлян. И вот, теперь обстановка в городе сделалась похожа на трут, к которому достаточно поднести искру, чтобы все вспыхнуло. Остатки осторожности еще сдерживали их южный темперамент, но сознание своей численности придавало сил, как любой толпе. Никто еще не знал, что именно должно произойти, но многие ощущали нечто непривычное.До царя и его семьи, отсыпавшихся после ночного кутежа, неясные слухи не успели дойти. Зато, когда они, усталые и бледные, вышли к завтраку, дверь распахнулась, и в покои ворвался их средний сын Арунс с вытаращенными от изумления глазами, словно увидел призрак.- Там... корабль на реке! Его создала Сивилла Кумская, она поет проклятья нам, и за ней следует толпа. С ней Инва и целое войско странных воинов! Они поднялись по Тибру на своем корабле...Выкрикнув это на одном дыхании, Арунс упал в кресло. Его младший брат, Тит, подал ему чашу вина, а старший, Секст, презрительно скривил губы.- Отдышись, и говори яснее! - он бросил мимолетный взгляд на отца и, не встретив возражения, продолжал, как если бы был главой семьи: - На Рим напали? Кто, и сколько их? Говори, что ты видел?- Видел Сивиллу - страшную, словно Горгона Медуза! - прохрипел Арунс, приходя в себя. - Люди правду говорят о могуществе этой волшебницы: она вызвала себе чудесных помощников из воздуха, или из-под земли, и горожане тоже с ними...- Что за люди сопровождают ее? Как они выглядят? - продолжал расспрашивать Секст.- Как дикари, великаны, заросшие волосами! Таких свирепых людей не найти на земле, они, верно, вышли из царства Плутона... Слышите, они приближаются!Сразу все взгляды обернулись к распахнутому окну, откуда и впрямь уже доносились нестройные, дикие крики. Но нет, там приближались пока еще не неведомые воины, вызванные Сивиллой. Всего лишь обычные горожане, но они стекались к дворцу с самым воинственным видом: кто с кухонным ножом, кто с топором или дубинкой, кто с простым камнем, подобранным по дороге.Побледневшая как мел Туллия заметалась по залу, ища кого-то взглядом.- Брут! Где Брут, приведите его! - потребовала она от своих домочадцев, присутствовавших в зале придворных и наемников-этрусков, охранявших дворец. Но Брут исчез, и никто не мог указать царице, где его найти. Потрясенная Туллия рухнула в кресло, кусая руки и губы, окончательно разбитая этим новым ударом.- Проклятый Пес! Как ты мог предать меня! - шептала она, не боясь, что ее услышат. - Ты же всегда был со мной, моим рабом, моим верным сообщником! Увы, никому нельзя верить, никто не заслуживает доверия... У-у, проклятый, ты у меня еще взвоешь, увидишь еще, как я караю за измену!Тем временем вид толпы плебеев, явившихся, чтобы потребовать у него отчет за годы правления, вдруг всколыхнул Тарквиния и вернул на мгновение некогда присущее ему мужество. В свое время он сам, с помощью жрецов, использовал народное воодушевление, чтобы захватить власть. Но уже тогда, столкнувшись с трудноуправляемой силой толпы, хоть и поддержавшей тот раз его, устрашился ее, и больше не привлекал на свою сторону. И вот теперь толпа все-таки поднялась против него! Ярость и отчаяние охватили царя. Он некоторое время наблюдал, как готовятся к бою его сыновья и воины, собираясь защищать дворец. Затем сиплым старческим голосом потребовал себе оружие и доспехи.- Дайте же мне расправиться с мятежниками, как подобает царю! Я спущу с них кожу, не сразу, а очень медленно, по кусочкам... Подайте мне топор, я покажу, как рубить руки покушающимся на царскую власть! Лучники, ступайте к окну, стреляйте в этих кабанов, как на охоте... Эй, кто там мечтает быть царем вместо меня? Растопите золото; когда предатель будет схвачен, я увенчаю его золотой горячей короной! А эту их Сивиллу отдам на растерзание своим псам, прикажу затравить ее, как оленя...- Тебе бы стать поэтом, отец: завоевал бы власть и славу, живописуя небывалые пытки и казни, - усмехнулся Секст, прерывая охвативший Тарквиния порыв кровожадного вдохновения, некогда обрекший Турна Гердония на мучительную казнь. - Посиди с матушкой здесь. Я все сделаю, а может, и наши молокососы помогут, - он наградил презрительным взглядом младших братьев. - Ты кого назвал молокососами? - гневно воскликнул вспыльчивый Арунс. Но младший брат коснулся его руки, и тот спохватился, отойдя прочь. Царские сыновья, вооружившись, разошлись к разным выходам из дворца, защищать отцовское наследство. Каждый из них при этом думал об одном: как хорошо было бы позволить мятежникам убить своих братьев, чтобы остаться единственным наследником...А Тарквиний, столь властно остановленный старшим сыном, сразу обмяк и опустился в кресло. Сейчас он отчетливо осознал: если они и победят, больше править Римом ему не придется. Он не смог удержать власть, позволил сыновьям действовать и принимать спасительные решения вместо него - им и достанутся честь и слава победы. Но свергнутые властелины долго не живут. Вместе с отцом и мачехой в зале осталась под охраной отряда этрусков только царевна Арета. Она, видя все происходящее, не проронила ни слова, потому что вообще была робка и молчалива, и потому что не знала, что ей чувствовать, когда злодеяния ее родных, наконец, пали на их собственные головы. Родственная привязанность, жившая в ней, несмотря ни на что, боролась со справедливостью и страхом за собственную жизнь. А Эмилий - где теперь он, брошенный в тюрьму по приказу царицы? А тем временем по волнам Тибра, текущего сквозь город, мчался корабль под синим парусом, невиданной в Риме постройки. Могучие викинги мерно резали веслами воду. А впереди стояла, рядом с огромной статуей бородатого бога, Сивилла Кумская, позволяя себя разглядеть собирающимся на обеих берегах людям. Она пророчествовала, обращаясь к ним, и ее сильный звучный голос далеко разносился по реке: - Спешите, граждане Рима, а не рабы тирана! Пробил час вашей мести. О том мне, мирно отдыхающей в своей уединенной пещере, возвестил громовым раскатом всемогущий Юпитер! Он сообщил мне: нынче переполнилась чаша терпения богов, и они решили покарать нечестивого царя, Люция Тарквиния, с его присными. Повелитель богов приказал мне обратиться ко всем честным римлянам, не запятнанным преступлениями. Он послал нам на помощь небесное воинство в знак своего благословения! - с этими словами Сивилла указала в сторону своих светловолосых и бородатых спутников, правивших чудесной ладьей. Будто подтверждая ее слова, вдали прогрохотал гром. Римляне, сопровождавшие корабль по берегам реки, отчаянно вскричали, видя согласие небес со словами пророчицы, хоть им и без того не приходило в голову сомневаться. В те ранние времена своей истории они вообще были крайне суеверным народом, слепо преданным существующему религиозному культу, и не сомневались в его истинности. А бессмертная вестница богов, повсеместно почитаемая Сивилла Кумская, и вовсе считалась у них за полубогиню, и теперь в ее откровения вслушивался весь город. Люди протискивались ближе, чтобы рассмотреть высокую и величественную фигуру знаменитой пророчицы, расслышать все до последнего слова. - Переполнена чаша мести! - снова провозгласила она. - Кровь доброго царя Сервия, убитого родной дочерью на улице Злодейства, вопиет к небу! Смерть Туллия-сакердота, утопленного в зашитом мешке... Смерть Арунса Тарквиния и первой жены его брата... Беззаконная в своей жестокости казнь Турна Гердония... Множество неправедных убийств за эти годы, по лживому приговору судей или вовсе без суда! Их кровь, сказал мне могущественный бог, вопиет к небу, их ненависть кипит на земле, и оттого та высыхает, не в силах ничего породить. Боги прокляли Тарквиния, и страна больна от этого. Рим должен либо обновиться, либо пасть. Развратные сыновья Тарквиния раздерут царство на клочки, разрушат все, что не успел их родитель. Что выберете вы, граждане Рима - дальше останетесь рабами тирана или завоюете себе свободу? Не черная, слепая, всеразрушающая месть собрала нас здесь сегодня, но благородная ярость, порожденная любовью к своей земле!Ютурна вещала так вдохновенно, с таким неподдельным пророческим экстазом, что у слышавших ее волосы вставали дыбом. Казалось, она сама в эту минуту верит, что является посланницей богов, их рукой, призванной свергнуть Тарквиния. Быть может, так оно и было: ее побег из Рима, встреча с викингами и с Арпином убедили девушку, что совершается воля высших сил. И теперь она вложила всю свою веру, всю энергию, весь жар своей неукротимой души, чтобы увлечь римлян за собой. Даже те, кто знал ее тайну, смотрели теперь так, словно наяву увидели божество: Брут, находившийся с другими заговорщиками на берегу; Арпин, по-прежнему в шкуре Сильвана Инвы стоявший за спиной Сивиллы; и, конечно, Стирбьерн со своими викингами. Даже они, почитавшие иных богов, теперь глядели на свою спутницу так, словно в ее облике к ним спустилась валькирия из Вальхаллы. Стирбьерн, раз взглянув на нее, уже не мог отвести глаз, словно завороженный ее пророчествами. Однако Ютурна не оглядывалась назад."Молот Тора" причалил к берегу, и Ютурна первой спрыгнула на берег, взмахнув рукой неистово приветствующим ее людям. Арпин и Стирбьерн, тревожно переглянувшись, последовали за ней, незаметно охраняя. Ютурна наотрез отказалась надеть кольчугу, ведь бессмертная и неуязвимая Сивилла в защите не нуждалась. И теперь мужчинам приходилось быть особенно внимательными, чтобы не проглядеть в толпе способную вылететь откуда-нибудь стрелу или копье.Викинги, не теряя времени, последовали за своим предводителем: в полном вооружении, в строю, прикрываясь щитами, как принято у их племени. Они невозмутимо, ни слова не говоря, прошли сквозь расступающуюся перед ними толпу, и римляне, не скрывая удивления, провожали взглядом чудесное воинство, якобы вызванное Сивиллой с помощью волшебства. И впрямь, сколько ни вглядывались в них римляне, не могли придумать, откуда взялись эти люди; может быть, спустились с небес на своем чудесном корабле?Толпа немедля повалила за волшебницей и ее свитой. Всем хотелось знать, что будет. В воздухе повисло напряжение, как перед грозой; казалось, между людьми проскакивают искры. По дороге эта толпа встретилась с другой, более организованной, успевшей вооружиться, предводительствуемой римскими заговорщиками. Встретились, как две волны - и меж ними, точно в водовороте, завертелись, забурлили разговоры, слухи о последних таинственных событиях, новые впечатления. Пророчество Сивиллы дошло вскоре и до тех, кто его не слышал, и воодушевление захватывало все больше людей. Брут, непривычно суровый, сосредоточенный полностью на одной цели, встретился в шумном людском море с Арпином.- Где они? Защищаются? - во всеуслышание спросил человеческим голосом Сильван Инва.- Засели во дворце, с ними все, кто остался с узурпатором. Этот орешек еще надо разгрызть, - так ответил ему Брут.Действительно, приблизившись к дворцу, повстанцы увидели нацеленный им навстречу из окон и с плоской крыши частокол копий и стрел. Несколько горожан упали, убитые или раненые, остальным пришлось отступить на безопасное расстояние. Нет, они не повернули назад; порыв фанатизма, на который их настроила Сивилла, не мог рассеяться просто так, но казались разочарованными, что царский дворец не сдался им легко.В это время распахнулась дверь, и большой отряд воинов вышел навстречу восставшим. Впереди них был, со злобной усмешкой на лице, старший сын Тарквиния, Секст. - Рубите всех, кто сунется! - кричал он своему отряду. - Бейте мятежников! Никого не щадить! Риму не нужны предатели!Одновременно крики и звон оружия послышались и с других сторон. Сыновья Тарквиния и их сторонники готовы были на все, чтобы отстоять свое право властвовать над Римом, творить что им вздумается, забыв все законы богов и людей. Загнанные в угол со всем своим родом, они сопротивлялись, словно крысы.Но и заговорщики под руководством Спурия и Брута поднимали восстание не для того, чтобы уступить, для них эта битва тоже была единственным шансом. И вот, вокруг царского дворца завязалось ожесточенное побоище. Римляне, союзные Тарквинию этруски и пришлые викинги смешались так, что скоро сделалось трудно различить, кто есть кто; кровь и пыль сделали всех похожими. Навстречу Бруту метнулся Арунс Тарквиний, облаченный в покрытые золотом доспехи, за которые можно было купить половину Рима. Яростно оскалившись, занес меч над головой старика.- А, так это твоя работа, проклятый пес? - воскликнул он, перекрикивая шум сражения.- Нет, это ваша работа! - отозвался Брут, с неожиданной ловкостью отбивая удар узловатой палкой. Про эту палку, в которой под слоем грубой древесины скрывался стержень из чистого золота, в Риме долго потом рассказывали легенды...Взбешенный Арунс, едва удержав меч в руках, обернулся вокруг, ища противника - и столкнулся со Стирбьерном.Викинги с самого начала дрались вместе с римлянами, изумляя тех силой и точностью ударов своего оружия, выкованного из лучшего железа, своей силой и мужеством. Немногие из врагов, скрестив с ними оружие, могли выдержать больше одного удара "посланцев богов". Стирбьерн с гордостью смотрел на своих спутников. Хоть и в чужом краю, где никогда не слышали о Земле Фьордов, они не посрамили имени викингов. Молчалиый, старательный Аснар, неразлучные близнецы, пылкий Иринг, быстрый и ловкий Торголл Охотник - все они были здесь, сражались, как подобает одной команде. Могучий Хальфдан, лишившийся меча в самом начале сражения, орудовал исполинской дубиной так, что враги боялись подступиться к нему. Бьярни, владевший мечом не хуже, чем словом, наверняка мысленно уже складывал сагу, подобной которой еще никто не слышал. И даже самый младший из викингов, Эйнар, в своем первом бою дрался не хуже других. Откуда-то издалека донесся голос Ютурны - она стояла на высоком белом камне над сражением и пела свои прорицания, вдохновляя союзников сражаться дальше. Услышав ее, Стирбьерн улыбнулся и обрушил свою секиру на голову Арунсу Тарквинию. Защитники дворца непроизвольно подались назад, видя гибель своего предводителя.С противоположной стороны дворца тоже послышался победный клич. Прибежавший оттуда гонец доложил, что сторонники Тарквиниев разбиты, что младшего из царских сыновей, Тита, восставшие горожане забросали камнями, и вход во дворец открыт. Однако Секст Тарквиний был еще жив и на свободе. Меч сломался в его руке, и он, оглядевшись по сторонам, стремительно метнулся внутрь дворца. Там, не отвечая на испуганные возгласы отца и матери, он схватил за руку свою сестру Арету. Грубо подняв ее на ноги, он ухватил девушку, вывернув ей руку, а второй рукой приставил нож к ее горлу.- С дороги! - крикнул он, злобно оскалившись, ворвавшимся в зал повстанцам. - Прочь, или я перережу ей глотку! На белоснежной шее девушки появился красный порез, потекли первые струйки крови. Люди невольно расступались по сторонам. Брут, с ужасом глядевший на эту сцену, отступил одним из первых. Он слишком хорошо знал Секста Тарквиния, и не сомневался, что тот способен выполнить свою угрозу.- С дороги, подлые псы! - рычал Секст, вытащив во двор стонущую от боли Арету. - Коня мне! Иначе она умрет!Люди поспешно уступали ему дорогу, делая друг другу знаки опустить оружие. Римляне, и прежде ненавидевшие старшего царевича, теперь глядели с ужасом и отвращением, словно на мерзкое пресмыкающееся, заползшее на ступени царского трона. Они охотно растерзали бы Секста прямо сейчас, но он, зная это, не отпускал Арету ни на миг. Но вот среди собравшихся возникло какое-то резкое движение, толпа расступилась, и навстречу Сексту выскочил высокий юноша с мечом в руках. При виде него сын Тарквиния побледнел и от неожиданности выпустил Арету. Ее тут же подхватили и унесли в безопасное место.- Эмилий! И ты здесь! - изумленно воскликнул Секст.- Да, я Эмилий, освобожденный восставшими римлянами из тюрьмы! А ты, подлый убийца, не заслуживаешь смерти в честном поединке!Никто из тысяч свидетелей этой сцены не подал бы Сексту меча. Тот, поняв это, взмахнул ножом, своим единственным оружием. Эмилий легко увернулся от удара, и в следующий миг пронзил мечом последнего сына Тарквиния.Радостный гул толпы приветствовал его победу - так, словно разом взревело стадо в тысячу быков.Теперь путь был свободен. Лишь кое-где викинги и римляне еще добивали телохранителей Тарквиния, но передние ряды под предводительством Брута уже вошли в зал.При виде него на поблекшем лице Туллии мелькнула радость.- Это ты, Люций Юний! Так ты все-таки не мог забыть о своей царице, пришел спасти ее? - она даже забыла, что совсем недавно проклинала этого человека.Но Брут сурово покачал головой, пристально глядя ей в глаза.- Нет, Туллия! Нет больше на свете вашего Говорящего Пса, больше уж я не стану унижаться и лаять у твоих ног. Сегодня пришел конец вашей власти. Ваши сыновья мертвы, весь Рим и сами боги поднялись против вас. Уезжайте в Этрурию к своей родне, или куда хотите, хоть в Тартар!Тарквиний, услышав это известие, привстал в кресле, и тут же упал обратно, совершенно разбитый. Но Туллия еще раз огляделась по сторонам, будто ища хоть какую-то надежду на спасение.- Спурий! Но ты-то спасешь нас? - окликнула она полководца, так же явившегося в зал во главе вооруженного отряда.- Никогда! - бросил он с отвращением.Тогда Туллия поднялась на ноги и, ведя безвольно следовавшего за ней мужа, сделала несколько шагов, с ненавистью глядя на собравшихся. Люди при виде нее хватались за мечи, но не спешили их обнажить, словно боялись испачкаться. Туллия заметила их гримасы и проговорила гордо, как в молодости: - Радуйтесь, вы победили! Я оставляю дом, где родилась, и куда вам хватает бесстыдства явиться, чтобы сказать матери, что вы убили ее детей! Но поберегитесь, граждане Рима! Власть и успех - крепкое вино, оно сильно ударяет в голову. На что вы надеетесь, отобрав у нас трон? Милость грязной толпы ненадежна, а вы дали ей почувствовать силу. Не вас, так ваших внуков чернь может так же вытащить из ваших домов!И, прежде чем кто-то успел ответить, чета свергнутых тиранов прошла через заполненный людьми зал, направляясь к выходу и ловя на себе ненавидящие взгляды. К ним присоединялись их последние уцелевшие воины и рабы. Их уже не преследовали. Битва закончилась.Только в одном месте еще сражались. Могучий Хальфдан загнал в угол трех этрусков, и теперь даже молния Тора не заставила бы его прервать битву. Вместо сломанного в бою меча он вооружился чудовищных размеров дубиной, какую пара человек едва ли подняла бы. Но в могучих руках силача-северянина дубина порхала, как бабочка. Один этруск уже лежал с размозженным черепом, следующие удары обрушились на стены царского жилища. Тронное кресло отлетело прочь, сплющенное, как под молотом. Со стен посыпалась белая пыль.Но тут один из уцелевших этрусков метнул дротик, глубоко вонзившийся в плечо Хальфдану.Только этого не хватало берсерку, чтобы окончательно впасть в самозабвенную ярость. Перехватив дубину обеими руками, он обрушил ее на стену дворца с такой силой, что вся постройка содрогнулась. Затем еще и еще.Стирбьерн первым понял, что тот делает. Вытолкнув за дверь сразу несколько человек, он закричал, перекрикивая поднявшийся грохот:- Бегите! Прочь отсюда! Он хочет обрушить стену!Люди и сами спешили убраться прочь из рушащегося дворца, точно при землетрясении. И последнее, что успел разглядеть Стирбьерн, были полные ужаса лица бывших царя и царицы, враз осознавших, что им никуда не уйти. Вслед за тем новый страшный грохот потряс дворец. Проломленная насквозь стена стала складываться, осыпаться, как лавина в горах. Утратившая равновесие крыша угрожающе повисла, потом оставшиеся стены тоже подались под ее весом, и медленно стали крениться. Дальнейшее скрыло огромное облако белой пыли, заволокло все, точно невероятно густая метель. И в этой белой мгле поднялся огромный белый призрак - Хальфдан, каким-то чудом успевший выпрыгнуть вовремя из обрушенного им дворца.Его оглушительное чихание и фырканье удостоверили тут же подбежавших викингов, что их товарищ и вправду жив и здоров. Отдышавшись, он лишь сказал Стирбьерну, пожав плечами: - Ты велел всем уходить, и я ушел, когда стена стала падать.Зато трое других викингов пали в бою перед дворцом, а из уцелевших многие были ранены. А потерь среди римских повстанцев было и не сосчитать. Тела погибших переносили в царский сад, чтобы на рассвете следующего дня сжечь всех вместе на общем погребальном костре.Ютурна, все еще в облике Сивиллы Кумской, долго смотрела на развалины дворца, но, наконец, проговорила - и ее слышали все:- Отныне навсегда пришел конец тирании в Риме!