Глава пятая, в которой Бернард меняет причёску (1/1)

Д’Артаньян и Арамис всегда ходили на службу одной дорогой. Они выходили из дома к пяти утра, хотя идти было совсем недалеко, а начиналась служба на два часа позже. Им нравилось подходить к воротам, когда сторож ещё не открыл их и можно было спокойно переброситься парой слов с другими ?ранними пташками? или просто поговорить.Если погода была хорошая, они делали крюк через городские сады, которые в этот час поливали и где в сезон всегда можно было найти божью коровку на живой изгороди или мохнатую жёлто-коричневую гусеницу, упавшую с веток дуба. Арамис ко всем этим подаркам природы был абсолютно равнодушен, но д’Артаньян каждый раз буквально рассовывал их по карманам.На следующий день после первой проверки чистоты и порядка господина де Шеверни мушкетёры как раз шли через городские сады, когда заметили возле пруда с красными рыбками две знакомые фигуры.– Смотрите! Это же Теодоро и Бернард!?– воскликнул Арамис.?– Что они делают?Двое молодых людей положили на землю свои шляпы и шпаги и нависли над водой.– Осторожно, не свалитесь в воду! – крикнул д’Артаньян.?– Утонуть можно даже там, где мелко.– Что вы делаете??– спросил бывший аббат, подходя ближе.– Моемся,?– робко ответил Теодоро, приглаживая свои чёрные патлы.– Иначе… иначе капитан…?– попытался объяснить Бернард.Д’Артаньян смерил их с ног до головы критическим взглядом.– Мы вам поможем,?– сказал он.Они намочили носовые платки, выжали их и стали тереть со всей силы шеи, уши, щёки… Это оказалось довольно таки весело, и вскоре все четверо вовсю смеялись, брызгались водой и дурачились, как закадычные друзья. Когда спустя полчаса вся рота вышла вперёд для проверки, гасконец бросил удовлетворённый взгляд на конец строя. Лица Теодоро и Бернарда блестели и немного раскраснелись от спешки. Уши были вычищены снаружи и изнутри, шеи и руки тоже. Несомненно, капитан мог быть доволен.Но господин де Шеверни и на этот раз остановился в метре от молодых людей, скривив нос.– Что за благоухание роз! Что за запах фиалок!?– воскликнул он.?– Сегодня вы вылизались, как кошки. Вы что, думаете, вам хватит простого умывания?Тогда только юноша осознал, что хоть лица и вымыты, но плащи, ботфорты, волосы остались прежними.– Что я вам вчера обещал, дорогие? Уже забыли??– угрожающе спросил капитан.– Простите, сударь, но они же не виноваты, если слуги…?– встрял Фридрих, который терпеть не мог воду, и старая служанка, которая в его квартире больше походила на госпожу, каждый вечер насильно погружала его в ванну.– Какой же вы глупый, Фридрих! Откуда у них взяться слугам!?– снова перебил его Амбруаз.– Как раз поэтому они должны учиться сами нести ответственность за свой внешний вид,?– сказал капитан.Д’Артаньян изо всех сил вцепился в руку стоящего рядом Арамиса, словно она была каким-то противоядием от гнева. Молодой мушкетёр нарочито громко прочистил горло в кулак, тем самым привлекая к себе внимание.– Что происходит??– грозно спросил капитан.– По-моему, сегодня они достаточно чистые,?– с вызовом сказал бывший аббат.– Ах так? Правда? Вы думаете, что разбираетесь в этом лучше меня, Арамис? Тогда помогите мне. Идите сюда, я сказал!Растерянный Арамис вышел из строя, вынуждая гасконца отпустить своё запястье, и медленно подошёл ближе.– К примеру, вот эти прекрасные рыжие локоны кажутся вам достаточно чистыми??– спросил капитан, приподнимая палкой волосы Бернарда.?– По-вашему, они хорошо пахнут? Ну же, понюхайте! Понюхайте вблизи!Бернард задрожал. Арамис понюхал и сказал:– Пахнут изысканно.– Правда? Тогда слушайте, раз вам не противно их трогать, подержите-ка их вот так секунду.Молодой мушкетёр послушался, всё ещё недоумевая. Капитан в мгновение ока положил палку, достал из кармана ножницы и решительным движением срезал все локоны чуть ли не под корень.–?Спасибо, Арамис. Если хотите, возьмите их себе на память. Уверен, ваш друг Бернард не против. Можете заняться разведением вшей.Потом он посмотрел на Бернарда, который застыл в строю, широко открыв налитые слезами глаза.– А вы, Запах Фиалок, почему хнычете? Мне в роте плаксы не нужны. Выйдите и умойтесь. Или лучше идите-ка домой, пусть домочадцы полюбуются вашей новой причёской.На следующий день Бернард появился весь растрёпанный, прихрамывавший на левую ногу и с синяком под правым глазом.– Что случилось??– поинтересовался Арамис после службы.– Его дома побили,?– коротко объяснил Теодоро. И добавил со злостью: – А вы могли бы и помолчать вчера с капитаном! Кто просил вас совать нос не в своё дело?– Что??– воскликнул д’Артаньян возмущённо.?— Вместо того, чтобы жаловаться на несправедливость господина де Шеверни, вы разозлились на Арамиса, который ничего не сделал?– Ничего не сделал, как же, – мрачно усмехнулся тот и бросил многозначительный взор в сторону Бернарда. – Это, по-вашему, ?ничего??– Арамис не виноват в том, что у вашего друга такие жестокие родственники, – возразил юноша. – Я сам хотел бы с этим разобраться, но такая сила никому из нас не дана.– Но каждому из нас дано право выбора, – продолжал стоять на своём Теодоро. – И Арамис, которого вы так яро защищаете, использовал его во вред Бернарду. Сами видите, какие это повлекло за собой последствия.– И всё же я считаю, что такое отношение к нашей помощи крайне несправедливо, тем более со стороны дворянина. Мы желаем вам добра, а вы – наоборот.– Если бы вы действительно желали нам добра – не стали бы лезть туда, куда вас не просят. А что касается вас, – он снова бросил холодный взгляд на Арамиса. – То я считаю, что вы не такой уж и благодетель, какого из себя строите. Уж я-то вижу, что думаете вы только о себе. И хотя слова эти были адресованы вовсе не д’Артаньяну, внутри у него всё буквально вскипело после того, как Теодоро произнёс их. В первые секунды у гасконца возникло огромное желание проткнуть своего собеседника шпагой, однако он тут же поборол этот соблазн. Вторая мысль была взять Арамиса за руку, потому что это всегда в мгновение ока остужало его пыл. Однако и эту мысль юноше пришлось отбросить, хоть и с большим трудом. Вместо этого он заставил себя вспомнить господина де Шеверни и то, как он унижал новеньких перед остальными мушкетёрами. Гнев приутих, но буквально через пару секунд разгорелся с новой силой.– Простите мне такую неучтивость, любезный Теодоро, – сквозь зубы процедил он. – Но ваши замечания, касающиеся, к слову говоря, приятной наружности этого молодого человека, я считаю лишь необоснованными придирками!– Оставьте, – вдруг сказал Арамис. – Всё равно вы от них ничего не добьётесь. Идёмте лучше домой, – добавил он после паузы. – Помнится, в городских садах я видел довольно приметную гусеницу...Первую половину обратного пути они проделали в полном молчании. Арамис на все попытки гасконца завязать разговор только безучастно кивал головой и улыбался больше по инерции, нежели из собственного желания. Д’Артаньян же то и дело вспоминал последние слова молодого человека, и у него никак не выходило из головы то, что прозвучали они как-то уж слишком равнодушно и даже несколько враждебно. Но в чём была причина этой невесть откуда взявшейся враждебности? Неужели он опять что-то не так сказал или сделал?В конце концов он решил прекратить все свои неудавшиеся попытки, и, чтобы хоть чем-то себя занять, стал оглядываться по сторонам. Взгляд его остановился на парочке преклонных лет, которая размеренным шагом проходила мимо них. Юноша невольно усмехнулся, примеряя этот образ на себя и на Арамиса, но через секунду нахмурился и задумался: а в самом деле, что будет через пять, десять, двадцать лет? Сохранится ли их союз тогда?С головой погрузившись с раздумья, он даже не заметил, что уже добрых несколько метров идёт один. Молодой человек медленно обернулся, уже собираясь окликнуть друга, но тут его взору предстала крайне необычная картина. Мушкетёр стоял чуть поодаль от гасконца и усердно утирал кулаком выступившие на глазах слёзы. Д’Артаньян ошарашенно округлил глаза, но через несколько секунд колебания всё-таки решился приблизиться.– Арамис, что с вами? Не кажется ли мне, что причиной вашему огорчению стали слова Теодоро? Будьте уверены, он ещё поплатится за свою бестактность! – воскликнул юноша, но тут же прервал свою речь и отпрянул, когда мимо прошли двое их товарищей по роте.Когда те отошли достаточно далеко, д’Артаньян снова подошёл ближе и возложил свои руки на плечи Арамиса, успокаивающе поглаживая их.– Прошу вас, не молчите! Ваше молчание ранит сильнее острия самой лучшей рапиры! Даже если ваши слова носят обвинительный характер, мне будет гораздо легче, если вы дадите волю своим эмоциям, а не будете держать их в себе.Молодой мушкетёр поднял на него глаза и, поспешно вытерев всё ещё блестевшие на них слёзы, ответил:– Всё в порядке, д’Артаньян. Я только вспомнил, с каким пылом вы выгораживали меня перед Теодоро, хотя причина для этого была пустяковая... – его лицо озарила приветливая улыбка, но ответить на неё гасконец был не в силах, продолжая напряжённо всматриваться в лицо Арамиса и не убирая руки с его плеч.Но вдруг мушкетёр буквально переменился в лице и даже слегка нахмурился, отводя взгляд куда-то в сторону.– Но, право слово, постарайтесь впредь сдерживать свои душевные порывы. Я думаю, мне не стоит лишний раз упоминать, что я всегда в состоянии сам за себя постоять.Он ещё раз ободряюще улыбнулся и направился вперёд, словно бы не замечая, что д’Артаньян остался на месте и провожал его удивлённым взглядом.– Прямо-таки всегда? – послышалось за спиной Арамиса. Бывший аббат фыркнул и стремительно обернулся, наблюдая за задорным блеском в серых глазах гасконца. – А как же тот памятный вечер после ?Сосновой шишки?, когда в винном бреду вы перепутали меня с Атосом?Арамис широко распахнул глаза, то ли возмущённый такой дерзостью со стороны возлюбленного, то ли и вовсе разозлённый.– Ну знаете ли, священные лица тоже порой имеют право на исключение, – сдержанно заметил молодой мушкетёр.С этими словами он развернулся и медленным шагом пошёл прочь, оставив смеющегося гасконца в одиночестве. Правда, спустя несколько секунд тот догнал Арамиса и произнёс:– Прошу прощения, если я чем-то задел вас. Клянусь вам, мои слова не имели подобной цели.– Что вы такое говорите? – растерянно спросил молодой мушкетёр, вскинув брови. – За что же, интересно, вы должны передо мной извиняться?– Значит, вы не сердитесь?– За кого вы меня принимаете? Я сержусь только тогда, когда вижу весомые причины для этого, вы же знаете.Они прошли ещё пару минут, не произнося ни слова и погрузившись в свои мысли. Д’Артаньян то и дело бросал пытливые взоры на своего спутника, но тот, как назло, всё время смотрел в другую сторону. И наконец юноша решился задать Арамису вопрос, уже давно его волнующий:– Вы только взгляните на этих стариков! – сказал он, кивнув в сторону удаляющейся парочки. – Столько счастья, кажется, я в последний раз видел в глазах герцога Бэкингема, когда тот с упоением слушал мой рассказ о королеве!– Да, мой дорогой д’Артаньян, – задумчиво откликнулся бывший аббат. – Покой и несчастье – это две стороны старости. Покоем она становится тогда, когда человек умиротворён и счастлив, а несчастьем – когда он одинок.Арамис проследил за взглядом д’Артаньяна, после чего хитро усмехнулся себе в ус и как бы невзначай поинтересовался:– В чём дело, милый друг? Что за тёмные мысли терзают вашу душу? – увидев какое-то чрезмерное удручение на лице юноши, мушкетёр невольно рассмеялся. – О, не беспокойтесь насчёт этого! Уж вы-то не станете обладателем одинокой старости.– Отчего же? – с надеждой вопросил гасконец.– Ну как же, в скором времени вы найдёте себе достойную девушку, которая впоследствии станет вам верной супругой, а после и прекрасной матерью... взять хотя бы мою сестрицу Мари. Она и умна, и красива, да к тому же ещё и не замужем. Что думаете?.. – видя, как помрачнело лицо д’Артаньяна и с какой вселенской грустью он воззрел на него, Арамис нежно улыбнулся и, внимательно посмотрев на друга, добавил: – Ну или, если вы позволите, рядом с вами всегда могу быть я...– Без обсуждений! – перебил его юноша, вызвав у бывшего аббата очередной приступ смеха.И всё-таки д’Артаньяна до сих пор терзала смутная тревога за новеньких, даже несмотря на их с Теодоро перепалку. И слепой бы увидел, что именно к этим двоим господин де Шеверни относился с особой ненавистью. И неизвестно, что с ними произойдёт, если друзья этому не помешают. Поэтому юноша твёрдо решил, что найдёт способ защитить их во что бы то ни стало: взирать на эту глубочайшую несправедливость было уже просто не в его силах.