Глава четвёртая, в которой на сцену выходят два новых мушкетёра (1/1)

Но больше всего королевские мушкетёры невзлюбили затею господина де Шеверни, которую Атос назвал по-военному ?большие манёвры?. Ещё в первый день, одёрнув свой плащ и заложив руки за спину, капитан строго оглядел строй и сказал:– Примерно через час ваша служба закончится. Предупреждаю вас, что не только здесь, но и в королевском саду, и на лестнице, и во дворце вы должны соблюдать дисциплину. С момента, когда вы приходите сюда, вы находитесь под моей ответственностью, и я требую, чтобы вы не позорили меня перед другими людьми.Потом он построил их в ряд вдоль стены и очень придирчиво выровнял по росту.– Слова ?приблизительно? в моём словаре нет. Вам следует всегда об этом помнить.Ради симметрии многие закадычные друзья были безжалостно разлучены. В том числе Атос, Арамис и д’Артаньян. Последних, правда, поставили друг за другом, так что в случае острой необходимости они могли шёпотом переговариваться.– А теперь идёмте в сад и потренируемся маршировать. Предупреждаю, соблюдайте тишину. Чтоб я не слышал ни звука, понятно?Когда часы пробивали полдень, все остальные – гвардейцы кардинала и господина Дэзэссара – расходились: кто-то из них шёл к себе домой, а кто-то на прогулку вместе со своими друзьями. Они весёлыми беспорядочными рядами проходили по коридорам и лестницам. На последней ступеньке ряды рассеивались, и молодые люди высыпали во двор оживлённо беседующей толпой.Мушкетёры всегда уходили последними, потому что они целую вечность тратили на то, чтобы построиться. Выходили они не все одновременно, а одна пара за другой строго по хлопку капитана (который записал себе в блокнот имена подчинённых в порядке составленного строя). Потом они пересекали коридор и лестницу в абсолютной тишине, с негнущейся спиной, печатая шаг и не оглядываясь по сторонам. Спустившись по лестнице, мушкетёры не бросались врассыпную, а всё так же строем шагали дальше, продираясь сквозь толпу, и по команде капитана ?Стой!? останавливались точно посреди двора. В этот момент все без исключения тоже как по команде поворачивались к ним, чтобы посмотреть, что это за странные марширующие молодые люди в небесно-голубых плащах.Каждый раз, чувствуя на себе взгляды тысячи глаз, д’Артаньян думал, что не переживёт этого позора и провалится-таки сквозь землю. А однажды гасконец заметил в толпе герцога Бэкингема, и сердце его заколотилось так сильно, что он не смог петь. Да, именно петь, потому что после того, как они вставали, капитан, надувшись от гордости за этот спектакль, отступал на три шага и командовал громовым голосом:– Равняйсь!В полной тишине молодые люди поворачивались на четверть оборота. Капитан поднимал руку с вытянутым указательным пальцем и делал знак головой. Мушкетёры делали глубокий вдох и запевали:Вот и кончился день покуда.Мы уходим домой отсюда,Но уносим умения чудо с собой.И за то вам спасибо, о су-ударь!Эту песню, которую господин де Шеверни ?лично сочинил? в былые времена, все без исключения должны были выучить наизусть.– Поклон!?– командовал капитан, как только пение смолкало. Десятки голов молча наклонялись. Десятки белоснежных накрахмаленных воротников исчезали под десятками подбородков, прижимавшимися к десяткам шей.Родственники Подлиз (так мушкетёры окрестили Амбруаза и его дружков) созерцали эту сцену с восхищением и умилением. Несомненно, рота, где те служат, выгодно отличается от всех остальных полков Парижа!– Налево – равняйсь! Марш! – командовал капитан. Строй направлялся к воротам и только за воротами рассеивался, вливаясь в толпу.Но радужное настроение капитана, добившегося полной зрительной гармонии, было безнадёжно испорчено возвращением Теодоро и Бернарда. Господин де Шеверни так искренне удивился, увидев двух новеньких, что д’Артаньян прошептал Атосу:– Он не ожидал, что они вернутся! Он был уверен, что избавился от них навсегда!– Тише, – одёрнул его старший мушкетёр. – Если не хотите, чтобы так же скоропостижно избавились от вас.– Разговорчики! – рявкнул господин де Шеверни, услышав переговоры друзей. – Скажите на милость, о чём вы говорили на этот раз? Право слово, может, я и присоединюсь к вашей беседе.– Клянусь вам, сударь, мои друзья ничего особенного не обсуждали, – заступился за них Арамис, делая шаг из строя. – Просто они не понимают, как вы так хорошо ухаживаете за своими волосами. За версту видно, как они блестят.Капитан растерянно уставился на него, потому что уж чего, а волос у него на голове почти не наблюдалось. Да и Арамис сказал это только для того, чтобы хоть как-то задобрить его.– Блестят, говорите? – пробормотал капитан и задумчиво почесал затылок.Господин де Шеверни дважды прошёлся взад-вперёд, бормоча себе под нос какие-то ругательства. Когда он поравнялся с Арамисом, молодой человек одарил его самой приторной улыбкой, какую только смог выдавить. И капитан, и мушкетёр прекрасно знали ей цену. Ничего не сказав и только одарив троицу хмурым взглядом, господин де Шеверни прошествовал мимо.Но на этот раз прогнать Бернарда и Теодоро капитану не удалось. Они не только надели чистые форменные плащи и причесались, но и явились в сопровождении Ла Шене, который принёс объяснительные от их родителей с печатью королевской канцелярии, а также записку от самого короля, который приказывал капитану принять молодых людей в роту.Как только Ла Шене удалился, начались трудности. Прежде всего, куда поставить новеньких? Хотя Теодоро и Бернарду было примерно по двадцать четыре – двадцать пять лет, роста они были очень низкого и по логике должны были стоять в первых рядах. Но…– Кто рано встаёт, тому Бог подаёт!?– изрёк капитан.?– Не могу же я требовать у ваших товарищей уступить вам место!Все ждали, что капитан из любви к симметрии поставит новеньких в ряд Подлиз за Луи и Роландом, которые уже заранее брезгливо нахмурились. Но, к большому облегчению Подлиз и удивлению всех остальных, капитан поставил новеньких в последний ряд справа. Но это ещё не всё. Хотя капитан только что заявил, что не хочет никого перестраивать, он отправил Леонардо и Мишеля в ряд Подлиз, а остальных сдвинул на ряд вперед, так что между ними и новенькими оставалось свободное место.Конечно, проще было бы освободить предпоследний ряд, переставив Сержа и Андре, но не мог же он поставить сына сторожа и сына портнихи вместе с отпрысками лучших семей в городе!Тщедушные Теодоро и Бернард совсем потерялись за спинами Андре и Сержа и, конечно, ничего не видели. Но они не возражали. Казалось, им даже по душе такое уединение. Дальше возникли сложности с ?большими манёврами?, где без симметрии не обойтись. Просто поставить их на последнее место было никак нельзя. Ведь тогда вместо того, чтобы остаться незамеченными, они будут привлекать к себе взгляды всех зрителей.Чтобы не нарушать церемонию выхода, капитану не оставалось ничего другого, как поставить новеньких по росту, то есть переделать весь строй (и, разумеется, написать новый список).Но тут обнаружилось одно очень досадное обстоятельство. Самым низким в роте господина де Тревиля был Мишель, который был всего на год старше д’Артаньяна и до сих пор с честью открывал большие манёвры в паре с Амбруазом де Ля Мишуром, принадлежавшему к богатой семье землевладельцев из старинного испанского рода.К счастью это или к несчастью, но Бернард оказался ниже их обоих. Симметрия требовала, чтобы он, а не Амбруаз, открывал строй вместе с Мишелем. Он – в своём дырявом заляпанном плаще, с непозволительно длинными рыжими локонами! Разве могут два такие разные юноши составлять первую пару строя?Но господин де Шеверни слишком долго рассказывал подчинённым о симметрии и порядке, так что отступать ему было некуда. К тому же Мишель уже схватил Бернарда за руку и отпускать не собирался. Он был счастлив, что нашёлся мушкетёр ниже его. Капитану пришлось смириться, но было понятно, что он при первой же возможности им это припомнит.К сожалению, Теодоро и Бернард, хоть и пропустили репетиции больших манёвров, так старались повторять за другими, что не предоставили повода для упрёка. Бернарду к тому же очень помогло, что Мишель крепко держит его за руку – так ему было гораздо проще поймать ритм.На следующий день сразу после переклички капитан вдруг заявил:– Чистота тела – это зеркало души. Опрятная одежда – знак уважения к окружающим. Отныне я буду каждое утро проверять, как вы соблюдаете это важнейшее правило этикета. Выдвиньтесь!Молодые люди быстро сделали шаг вперёд, стараясь держать спины и головы прямо, как их учил господин де Шеверни.– Руки вперёд, пальцы растопырить и выпрямить!?— скомандовал капитан, неторопливо подходя к строю с пятидесятисантиметровой и довольно таки устрашающей палкой в руках.– Если он осмелится меня тронуть, клянусь, я вырву палку у него из рук и разломаю об его башку,?– прошептал своему соседу Амбруаз де Ля Мишур, который знал, что у него неприлично обгрызенные ногти.– Тихо!И капитан стал медленно обходить весь строй, осматривая мушкетёров одного за другим. Он проверял чистоту ногтей, шеи, даже зубов и ушей. В порядке ли плащ, нет ли там пятна или дырки, не помялся ли он; начищены ли ботфорты, не криво ли лежат воротники, расчёсаны ли волосы, точно ли посередине пробор.Он бесцеремонно поднимал палкой волосы на затылке, чтобы открыть шею и проверить, нет ли чёрной полоски на воротнике сорочки. Дотрагивался до губ, приказывая открыть рот и показать зубы. Указывал на съехавшую набок шляпу, пятно на плаще, прядь выбившихся волос.– Лёгкую небрежность,?– сказал он,?– Я буду наказывать двумя или тремя ударами палки. За небольшие нарушения – пятью или десятью. За серьёзные – десятью и выгонять со службы.Инспекция разных зон строя проходила в разном ритме. Зону Подлиз капитан прошёл бодрым шагом с извиняющейся улыбкой. Здесь не было необходимости поднимать палку и уж тем более опускать ее для ударов. Одного взгляда было достаточно, чтобы поправить перо на шляпе, сместившееся на миллиметр. Обгрызенные ногти Амбруаза было видно за версту, но капитан сделал вид, что их не заметил. Со стоящими в середине строя мушкетёрами, среди которых находились и наши друзья, тоже не возникло особых проблем. Подозрительная палка постоянно поднималась, но ударяла редко, нарушений тоже встречалось крайне мало. Гасконец заработал три удара по исцарапанным пальцам с обломанными ногтями, но не более того.– Д’Артаньян, вы неисправимы, – капитан даже засмеялся.Неприятности начались, когда господин де Шеверни подошёл к самому краю. Он обходил его медленно, очень медленно, наслаждаясь видом затаивших дыхание молодых людей. Кроме Мишеля и Леонардо, досталось всем. У палки была куча хлопот: подниматься, указывать, ударять.– Чистота тела – это зеркало души,?– повторял капитан. – Как вы появитесь в раю с такими неухоженными душами? Вам придётся отправиться в ад. Таким грязнулям, как вы, там самое место.Вся рота замерла, когда капитан добрался до последних жертв. И слепой бы заметил, что Теодоро и Бернард были не очень-то опрятными и давно не мылись. Что с ними сделает капитан? Сколько раз ударит палкой? Или двух грязнуль снова выгонят из роты?Но, ко всеобщему удивлению, ни одного удара палкой не последовало. Он даже не коснулся двух новеньких мушкетёров. Примерно в метре от них капитан остановился, скорчив гримасу.– Какой аромат фиалок!?– воскликнул он с сарказмом.?– Какое благоухание роз! Эй, вы двое, сколько дней вы не мылись?Тишина. Молодые люди уставились на него в замешательстве.?Я на их месте умер бы со стыда?,?— подумал Арамис.– Ну же! Сколько дней??– напирал капитан. Теодоро, который был посмелее, пролепетал:– На Успение* крёстный возил нас на пляж за городом…– Ах! Вы его послушайте только! Морская вода! На Успение сударь ездил на пляж! А ванна, грязнуля? Ванна? Когда последний раз вы купались в ванне?– Господин капитан, у этих двух нет ванной,?– сказал Амбруаз де Ля Мишур презрительным тоном.– У них, наверное, есть что-то другое,?— вмешался его сосед Фридрих.– Разумеется! Десять раз! Какой же вы глупый, Фридрих!?— отрезал Амбруаз.– Тихо!?– сказал капитан. – Если даже у них нет ни ванны, ни чего другого, меня это не касается. Я требую, чтобы мои подчинённые, все мои подчинённые, мылись, а уж как – неважно.Потом он повернулся к Бернарду:– А вы, лисица, можно узнать, сколько времени мыло не касалось этих прекрасных огненных волос? От вас козой воняет.Бернард тихо шмыгнул носом. Лицо у него было грязным, а слёзы оставляли на щеках две блестящие полоски, как будто улитка проползла. Теодоро раздосадованно посмотрел на него, призывая взять себя в руки.– Запомните раз и навсегда,?– строго сказал капитан,?– Отныне всё будет по-другому. Сегодня я буду снисходителен. Но завтра, если вы не придёте начищенные до блеска, как две новёхонькие монетки, я покажу вам, где раки зимуют!