Глава шестая, в которой д’Артаньян узнаёт кое-что удивительное (1/1)

Арамис не понимал, почему о мёртвых нужно думать только раз в году. Вот Мари, к примеру, каждый день ходила на кладбище. Она отправлялась туда после обеда, как только поможет гризеткам убрать со стола. Герцогиня одевалась, надевала чёрную шляпку и говорила слугам:– Ну, я пошла.И все знали, куда именно.Кладбище было далеко, на холме за городом. Чтобы его госпожа не устала, главный лакей госпожи де Бельфлёр Базиль договорился с соседом, что он будет отвозить и привозить её на лошади.Но не думайте только, что Мари в своем чёрном платье в мелкий белый цветочек, в перчатках и чёрной шляпке с серебряной пряжкой усаживалась на лошадь верхом, обхватив за пояс галантного провожатого. Нет. К кобыле господина де Дольнея (так звали соседа) была прицеплена телега специально для герцогини.Мари до смерти боялась быстрой езды. Она вцеплялась в бортики телеги и всю дорогу вопила:– Осторожнее на повороте! Сбавьте скорость! Тормозите! Мамочки, нас хочет обогнать экипаж!К счастью, нервы у господина де Дольнея (который был женат на хорошенькой хозяйке небольшого трактира на углу, но, если верить слухам, до этого был влюблён в госпожу де Бельфлёр) были железные, и он не сердился. Как только они выезжали на дорогу, телега поднимала облако пыли, и Мари заходилась в кашле. Но это было только начало, потому что дорога начинала петлять, и как ни старался господин де Дольней вписываться в повороты, герцогиню всё равно укачивало и рвало. Затем она с большим достоинством протирала руки и лоб тщательно смоченным в воде и надушенным платочком. И так каждый раз – в одном и том же месте, по пути туда и обратно.Время от времени Мари приглашала с собой и Арамиса. Когда бывший аббат был ещё совсем маленьким, будущая герцогиня, хоть и была старше его всего на два года, боялась просто сажать его рядом и крепко вцеплялась в него обеими руками, чтобы он не вылетел на повороте. Ехать в таком положении было страшно неудобно, любоваться дорогой не получалось, но Арамис – что в детстве, что потом – всегда радовался этим прогулкам.Подъехав к кладбищу, господин де Дольней прощался с госпожой де Бельфлёр:– Увидимся в половине седьмого.И отправлялся по своим делам.Мари отряхивалась от пыли, приводила в порядок свои тёмные локоны, поправляла белоснежный воротничок и спрашивала:– Ну, с кем мы сегодня поздороваемся первым?У неё была куча покойников, которых следовало навестить: её родители, родители покойного отца; бедный кузен Гвенаэль, подруга, умершая от чахотки, старый бывший хозяин её дома; мясник из лавки на углу, который, бедняга, умер от инфаркта всего два года назад, несмотря на все рекомендации и лечение.И, конечно, ?ребята?: Альберт и Камилла д’Эрбле, у них герцогиня сидела дольше всех. Арамис считал, что кладбище – волшебное место, очень романтичное и таинственное. Тут были тенистые аллеи, устланные мхом, старые деревья с толстыми сучковатыми стволами. Сквозь зелень белели скульптуры — красивые женщины с длинными развевающимися волосами, дети в мраморных кружевах, ангелы с огромными крыльями. А ещё – целые мраморные семьи, которые стояли и плакали у постели кого-то усопшего, не обращая ни малейшего внимания на то, что творится вокруг. Были и скелеты, с головой завёрнутые в саван, которые грозили прохожим косой.Молодой мушкетёр всегда усмехался, глядя на эти устрашающие на первый взгляд скульптуры, но ему они почему-то казались забавными. На плече одного скелета птичка свила гнездо, и это в самом деле выглядело комично. По косе другого ползали улитки, и бывший аббат думал, что на следующий карнавал он тоже оденется призраком и напугает Базена. Правда, при этом был огромный риск, что слуга с испугу опрокинет на него ведро святой воды – а приятного в этом было мало.Пока Мари присаживалась у той или другой могилы и беседовала со своими мёртвыми, Арамис бродил по кладбищу и читал надписи на плитах. Иногда попадались такие смешные, что он их записывал, чтобы потом показать д’Артаньяну. А может, он и сам вставит их в какой-нибудь роман. Последней герцогиня навещала могилу ребят. Она подзывала мушкетёра и показывала его двум могильным плитам:–?С ним всё в порядке, вы и сами можете в этом убедиться. Давненько он не приходил! Посмотрите, как он вырос. Я забочусь о нём. К тому же есть ещё его друзья. Вам не о чем беспокоиться,?– говорила она.Д’Артаньян же ходил на кладбище только раз в году вместе с Планше, и оба в парадных камзолах. Кроме того, их каждый раз вызывался сопровождать Октавио – старый друг и наставник Арамиса, который уже достаточно хорошо знал гасконца. С первого взгляда этого старого священника с седой бородой чуть ли не до пояса можно было принять за отца д’Артаньяна. И только при ближайшем рассмотрении становилось видно, что Октавио совершенно не походил на его отца. Да и ни на чьего отца.По дороге они разговаривали и смеялись, но стоило им зайти за железную кладбищенскую ограду, как они принимали подобающий случаю вид: грустный, чинный и полный достоинства. Д’Артаньяну надо было навестить не так уж много усопших. Только деда по материнской линии, который к тому же был тёзкой юноши.Дед гасконца умер больше пятидесяти лет назад, когда отец будущего мушкетёра только родился. Тогда жена его тут же принялась искать другого мужа, который бы позаботился о её сынишке, и нашла господина де Перигю (он с ними на кладбище не ездил, утверждая, что этот покойник – не его ума дело).Д’Артаньян считал, что, видимо, бабка его не так уж сильно любила первого мужа, иначе бы она осталась верна его памяти (пусть не навсегда, но хотя бы на несколько лет), а для воспитания новорождённого наняла бы служанку. Зато она заказала для него очень красивую статую или даже, как хвасталась она тогда перед своими подругами, ?скульптурную группу? у лучшего мастера города.Д’Артаньяну ужасно нравилась эта скульптура, и каждый год он подолгу её рассматривал. Это была мраморная колыбель с подушкой, одеяльцем, покрывалом и всем остальным, а в ней лежал младенец, который пытался удержать за развевающийся плащ красивого молодого человека, улетающего в небо, но без крыльев, будто его засосало вихрем.Когда д’Артаньян был маленьким, он думал, что его дед действительно смотрит на него изнутри этой статуи, и махал ему рукой. Тот, естественно, не отвечал, и гасконец обижался. Смешно вспомнить! Но он никогда и ни словом об этом не обмолвится – такое посторонним не рассказывают. Даже Арамису – юноше не хотелось, чтобы это попало в один из его рассказов.На постаменте были выгравированы такие слова:ШАРЛЬ Д’АРТАНЬЯНДОБРОДЕТЕЛЬНЫЙ ЮНОША.ПРЕДАННЫЙ И НЕЖНЕЙШИЙ МУЖ,ОСТАВИЛ ЭТУ ЮДОЛЬ СЛЕЗ,ЕДВА ВКУСИВ РАДОСТЬ ОТЦОВСТВА.ПРОЖИЛ 24 ГОДАИ ТЕПЕРЬ ЖИВЁТ ЛИШЬ В ВОСПОМИНАНИЯХБЕЗУТЕШНОЙ СЕМЬИ.В этом году, как обычно, гасконец был поражён видом собственного имени, высеченного на мраморе. Но ещё больше его поразило, что буквы немного выцвели по сравнению с прошлым годом: через сколько лет они сотрутся совсем??От меня тоже останется только это? Всего несколько лет, и все, кто меня любил, про меня забудут??Он стал в уме составлять список: даже все его товарищи по роте, Планше,?Атос и Портос, господин де Тревиль, даже Арамис, даже будущие дети и внуки гасконца? Эта мысль была просто невыносима. Для чего тогда он родился, если от его пребывания здесь не останется и следа?Вдруг д’Артаньян увидел, что по аллее шествует сам господин де Шеверни под руку с какой-то чопорной дамой, наверное, его женой. Вот он рассыпался в любезностях, здороваясь с семьёй Ля Мишуров в полном составе. Вот остановился поговорить с отцом Леонардо, препротивным господином, который страшно задирал нос, хотя причин для этого у него не было и в помине. По крайней мере, гасконец не видел ни одной. А вот господин де Шеверни наткнулся на группку одетых в чёрное женщин, с ними шёл Бернард. Рыжий мушкетёр потянул за подол платья самую старую из них, и они все вместе поздоровались с капитаном, поклонившись чуть ли не до земли. Но господин де Шеверни прошёл мимо с высоко поднятой головой, как будто их там вовсе не было. Даже с такого расстояния д’Артаньян увидел, что Бернард очень расстроился. Тогда-то ему в голову и пришла блестящая мысль: ?А что, если капитан сам подлиза??Эта мысль ещё долго крутилась в голове у гасконца, а потому он даже не сразу заметил Теодоро в толпе у ворот.– Добрый день! – поздоровался юноша, подходя к нему и стараясь напустить на себя дружелюбный вид. – Я пришёл навестить своего деда. А вы?Теодоро начал перечислять, загибая пальцы:– Моего брата Вивьена, сестёр Мадлен и Изабель...– У вас умер брат и две сестры? – в ужасе спросил гасконец. – Сколько им было лет?– Честно говоря, я и сам толком не помню, – признался черноволосый мушкетёр. – Три или четыре месяца... Или нет; Изабель уже умела ходить... Может быть, три года...– И отчего они умерли?– Не знаю! Я ведь не лекарь. Моя мать говорит, что им Бог помог, – и он стал равнодушно перечислять дальше: – Ещё тётушка Элиза, дядюшка Жером... А вот отца мы больше не нашли.– Как это больше не нашли?– Его вырыли из могилы и положили туда кого-то другого. Мать говорит, что он теперь в братской могиле.Д’Артаньян ровным счётом ничего не понимал.– В какой братской могиле?– Хотите посмотреть? – спросил Теодоро заговорщицким шёпотом. – Это совсем близко. Идёмте!И он, не дожидаясь ответа, схватил гасконца за руку, втащил его обратно на кладбище и повёл его в дальний конец главной аллеи, где д’Артаньяну никогда не доводилось бывать. Здесь не было ни тенистых аллей, ни мраморных статуй. Могилы были просто земляными холмиками с деревянными крестами, а в центре стояло большое белёное строение, сильно смахивающее на ветхую хижину, с крестом наверху.– Сюда, д’Артаньян, – сказал Теодоро, кивнув в сторону хижины. Потом остановился и пристально посмотрел ему в глаза. – Но сначала я должен убедиться, что вы никому не расскажете о том, что увидели.– Если вам это так важно, я буду нем, как могила, – сказал гасконец. – Поклянитесь.– Клянусь. Пусть дьявол утащит меня в преисподнюю.Они огляделись, нет ли кого поблизости, и подошли к строению. На деревянной двери была надпись:БРАТСКАЯ МОГИЛАБУДЬТЕ ПОЧТИТЕЛЬНЫ!МЫ БЫЛИ ТАМ ЖЕ, ГДЕ ВЫ.ВЫ БУДЕТЕ ТАМ ЖЕ, ГДЕ МЫ.Высоко в двери было небольшое окно с железной решеткой. Молодые люди по очереди приподняли друг друга и заглянули внутрь.– Мой отец там, внутри, – с важным видом заявил Теодоро.– Который из них? – осторожно спросил юноша.– А вот это одному Богу известно! Вы что, не видите, какой там бардак? И не разобрать ничего.– Да, прибраться там не помешало бы, – согласился д’Артаньян. А сам подумал:?Мне всё равно никто не поверит, если я расскажу, что видел такую кучу человеческих костей, сваленных как попало. Решат, что я всё это придумал?.