Глава третья, в которой господин де Шеверни открывает своё истинное лицо (1/1)

Господин де Тревиль уже десять дней как уехал, а мушкетёры до сих пор не привыкли к их временному капитану. И тот факт, что он здесь только на время, нисколько их не успокаивал. Теодоро и Бернард, которых капитан попросту прогнал, похоже, слова господина де Шеверни восприняли всерьёз и больше не появлялись.?Может, они перепугались до смерти и никогда уже не придут?, – думал д’Артаньян. В каком-то смысле он им даже завидовал.Хотя господин де Шеверни постоянно улыбался и почти на них не кричал, мушкетёры всё чаще вспоминали своего прежнего капитана, господина де Тревиля.– По мне, так по сравнению с господином де Шеверни он самый настоящий ангел, – говорил Арамис Мари. – Даже когда он нас ругает. Боже, почему всегда так сложно привыкнуть к чему-то новому?..Герцогиня де Бельфлёр возмущалась:– Какое варварство! Что же он с вами делает, скажите на милость?– Даже руки нужно держать по правилам! – сердился гасконец.Для рук было два положения: первое – ?по швам?, пальцы растопырить, а второе – руки за спину.– Спину прямо! Прямо! Представьте, что держите на голове книгу.Ещё господин де Шеверни высмеивал д’Артаньяна за то, как он держит шпагу, а левше Атосу привязывал левую руку за спину, чтобы он фехтовал правой.– И почему только ваши родители и господин де Тревиль терпели эту дикость... Из вас ничего путного не выйдет, если не научитесь всё делать правой рукой.– Но многие известные дуэлянты... – возражал Атос.– Послушайте только этого дерзкого молодого человека! Многие известные дуэлянты, ещё чего выдумал! После службы останетесь и будете учиться фехтовать правой рукой, пока не научитесь. В следующий раз будете умнее.Арамис тоже впервые в жизни схлопотал замечание. Как-то раз господин де Шеверни предложил каждому из мушкетёров написать небольшой своего рода рассказ о своём отце. Видно, он хотел научить их не только тем навыкам, которые необходимы мушкетёрам, но и ещё много чему, что военным никак не может пригодиться. Например, писательству. На следующий день, сразу после переклички, капитан вызвал бывшего аббата и протянул ему листок с тем самым рассказом. На листке было написано вот что:"Я понятия не имею, кем был мой отец при жизни. В детстве я тысячу раз спрашивал его об этом, но он отвечал, что мне лучше не совать нос во взрослые дела. А ещё говорил, что если гвардейцы кардинала устроят облаву в нашем доме и будут нас допрашивать, нам лучше ничего не знать, чтобы мы, не дай Бог, не проговорились.Обычно мой отец работал по ночам. Однажды я увидел, как он уходит: он был закутан в чёрный плащ, на глаза у него была надвинута чёрная шляпа, за спиной пустой мешок, а в руке связка фальшивых ключей и отмычка. Вдобавок ко всему у него были перчатки.В другой раз, когда он вернулся домой, я подождал, чтобы он заснул, и залез в мешок. Там лежали кучи разных драгоценностей, горы монет, серебряные канделябры и на самом дне отрубленная кисть, всё ещё истекающая кровью, с дорогими кольцами на каждом пальце. Конечно, сейчас я понимаю, что его работа была далеко не честной, но, к сожалению, за её счёт мы и жили. И я помню, что тогда, в детстве, мне очень хотелось узнать, кем был мой отец. Мне казалось, что тогда я тоже смог бы зарабатывать на хлеб таким образом."– Что это ещё за глупости? – строго спросил капитан.Арамис растерялся. Ему-то казалось, что рассказ вышел прекрасным, да и написан хорошо: оригинально и без помарок.– Разве вы не сын Альберта д’Эрбле? – настаивал господин де Шеверни.– Так и есть, сударь.– Тогда зачем вы написали всю эту чушь вместо того, чтобы просто сказать, что ваш отец был священником?– Но в своих сочинениях я всегда фантазирую.– И фантазии вам не занимать! Но в этот раз я просил написать реалистический рассказ, чтобы я мог получше узнать каждого из вас. Надо было написать правду.– Мой отец говорил, что не следует рассказывать кому ни попадя про частную жизнь нашей семьи.Капитан тяжело вздохнул.– Значит так, Арамис, запомните раз и навсегда: в этой роте всё решаю я. И если я захочу получить рассказ, в котором не будет ни слова правды, я так и скажу – ?А теперь, господа, пофантазируем?. И тогда вы сможете написать всё, что вам в голову взбредёт. А если я прошу изложить всё как есть, именно это и надо делать. Так что этот ?шедевр? я даже за произведение не считаю.С этими словами он взял листок и безжалостно порвал его на мелкие клочки. Арамис открыл было рот, но сказать ему было нечего, поэтому он вернулся в строй. Сердце его бешено колотилось, в ушах звенело.Проходившие мимо гвардейцы, конечно, начали было над ним посмеиваться, но капитан так грозно гаркнул ?Тихо!?, что они поспешили удалиться.В первые дни господин де Шеверни только и делал, что наблюдал за службой. Он не скрывал своего недоверия к методам господина де Тревиля и пытался застать своих подчинённых врасплох сложнейшими приёмами в фехтовании. Но они обычно всё делали без изъяна, потому что старый капитан прекрасно научил их всему, что требовалось. Не случайно многие дворяне только и мечтали о том, чтобы их зачислили в мушкетёры!Несмотря на то что Атос, Арамис, д’Артаньян и их друзья в совершенстве владели шпагой, поощрения всегда доставались самым хитрым и лицемерным мушкетёрам, которые своими гримасами и жеманством, своими поклонами и слепым послушанием быстро добились расположения капитана. Поразительно, но даже Амбруаз де Ля Мишур, который мало того, что был глуп, так ещё и держался надменно и нахально, набрал уже свою коллекцию комплиментов.Что до Арамиса, то несмотря на историю с рассказом, господин де Шеверни вынужден был признать, что тот чрезвычайно умён и знает даже такие вещи, знать которые мушкетёру совсем не обязательно. И всё равно он к нему придирался:– Вы слишком много читаете!– А что в этом плохого? – заметил однажды Атос.– А вас никто не спрашивал, – строго ответил капитан. – И да, за ваше неумение молчать я дарую вам четыре ночных дежурства подряд!Потом он снова обратился к Арамису:– Вы читаете книги, неподходящие для вашего возраста, которые внушают вам странные мысли.– Позвольте, но за что вы так обошлись с Атосом? – осведомился молодой мушкетёр. – В чём он провинился?– Ах, вот как вы заговорили? Тогда, раз вы так дружны, и вам тоже четыре дежурства подряд. Составите неплохую компанию своему товарищу!..Неизвестно, каким только чудом мушкетёры выдержали эти четверо суток без сна. Первые три дня они не осмеливались произнести хоть слово, думая, что капитан их слышит. Постепенно на друзей начала давить такая чудовищная усталость, что они с трудом сопротивлялись сну. Даже мысли их в конце концов замедлились, и всё происходящее стало похоже на похмелье.Однако к четвёртой ночи они, видимо, окончательно убедились, что никто их не подслушивает. Атос всё ещё боролся со сном, а Арамис, сам того не замечая, облокотился о столб и начал дремать.– Вы спите, друг мой? – сонным голосом осведомился Атос.– Нет, с чего вы это взяли? – даже не открывая глаз и вообще не понимая, что происходит, ответил молодой мушкетёр.– Хотя бы с того, что у вас слюна стекает по подбородку, как у любимой болонки её величества, – тот помолчал и после зевка продолжил незаконченную мысль: – Ну, или с того, что я уже успел наговорить столько непристойностей про систему католической церкви, а вы мне и слова не вставили.– Поверьте, любезный Атос, я так устал, что за принятие горизонтального положения готов согласиться со всеми вашими обвинениями.Небо постепенно начало светлеть, когда старший мушкетёр тоже начал дремать.– Простите за мою бестактность, но что там у вас с д’Артаньяном? – поинтересовался он, давя пальцами на глаза, чтобы хоть как-то отогнать усталость.– А что там у нас с д’Артаньяном? – почти машинально переспросил Арамис. – Ах, вы об этом... Да, собственно, ничего особенного. На днях завалился ко мне во время ливня, принёс какого-то котёнка драного. Бедняга, продрог до костей. Так у него ещё и брюшко полное, как бы не окотился вдруг...Атос взглянул на него, как на глупца, и нахмурился:– Кто? Д’Артаньян?Бывший аббат согласно кивнул и снова прислонился к столбу, но через секунду ошалело открыл глаза и непонимающе посмотрел на друга. Тот смотрел на него с каким-то неописуемым ужасом.– Да Бог с вами, Атос! Я про котёнка!Впрочем, это были ещё не все испытания, выпавшие на долю несчастных мушкетёров. Но больше всего доставалось почему-то именно Арамису. Как-то раз во время тренировки он, стоя в компании друзей, в шутку бросил, что в фехтовании ему нет равных. Господину де Шеверни это не понравилось, и тот позвал мушкетёра в стойку. Де Тревиль тоже так делал, но он указывал на ошибки, учил и жалел, если это было нужно. Но новый капитан всё это не принял во внимание, и, будучи противником необычайно сильным, начал буквально валить Арамиса с ног.В конце концов капитану удалось отнять шпагу у бывшего аббата, а тот в свою очередь снял шляпу и учтиво поклонился, признавая, что был не прав. Но господин де Шеверни демонстративно фыркнул и возразил:– А кто вам сказал, что дуэль подошла к концу? Насколько я знаю, молодой человек, она длится до тех пор, пока один из дуэлянтов не падает замертво.Арамис удивлённо округлил глаза, но ему ничего не оставалось делать, как протянуть руку к своей шпаге, но тут капитан резко сделал выпад вперёд и, если бы мушкетёр вовремя не отскочил, вполне мог бы остаться без руки. Шпага только вонзилась в ладонь, но так сильно, что прошила её насквозь. Молодой мушкетёр ошарашенно уставился на кровоточащую левую руку, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы Атос не схватил господина де Шеверни за руку, а д’Артаньян не выбил у него шпагу.Однажды капитан – Арамис был уверен, что он сделал это ему назло, – стал объяснять во время службы происхождение его имени.– Это слово латинского происхождения, мужской род прилагательного renatus, что значит ?рождённый заново?. Уменьшительно-ласкательное от него на латыни звучит как ?Ренар?. Странно, что ваши родители не назвали вас Ренаром – это имя куда красивее и больше подходит для юноши.Арамис страшно возмутился. Если существовало имя, которое он ненавидел, так это Ренар. Оно ассоциировалось у него с надменным глупцом – сплошные кружева, белые парики, расшитые камзолы и капризы, как у английских принцев из многих книг. При одной только мысли, что его могли так звать, молодого мушкетёра прошибал холодный пот.С тех пор гвардейцы Ришелье или тот же Амбруаз со своими друзьями, когда хотели его разозлить, кричали:– Ренар! Ренар!