Глава 3: Серая реальность стучится в дверь (1/1)

Глава третья, в которой Сэм и Джейми освобождают Малкольма из секретной тюрьмы, а у Джулиуса каким-то образом еще осталось печенье.***Джейми не затыкался ни на минуту. Сэм была за рулем и радовалась, что основной причиной этого словесного поноса являлось предстоящее дело. Перед своим броском на север она успела забежать в архив за планом здания, который Джейми теперь сжимал в руках, отмечая все входы-выходы бывшего завода, превращенного в секретную тюрьму, и рассуждая о взрывчатке и отвлекающих маневрах с головокружительной скоростью генерала и словесной изящностью шотландской портовой крысы. Сэм думала, не лучше ли было бы все-таки донести информацию до вышестоящих лиц вместо того, чтобы ломиться очертя голову в пекло вдвоем с Джейми. Можно было бы организовать настоящий рейд. Благодаря запасам оружия из церкви, половина которого была припрятана в тайнике под задним сиденьем машины, у Сопротивления были бы неплохие шансы. Очевидно, она высказала часть этих мыслей вслух – господи, как же ей хотелось спать, – потому что Джейми моментально огрызнулся: ?Даже и не думай, куколка. Или Лейхилл из головы выветрился??Сэм не забыла: тот провал был ее первой операцией после вступления в ряды террористов. Судьба политзаключенных оказалась начальной весточкой методов Режима: отбываемые наказания были продлены на неопределенный срок до повторного рассмотрения; учреждения категории ?D? (прим. пер.: тюрьмы с минимальным надзором для неопасных преступников; например, Лейхилл) приравняли к тюрьмам строгого режима, а заключенных куда-то увезли под покровом ночи. Сэм тогда, следуя протоколу, обратилась к лидерам в то время еще плохо организованного Сопротивления, которые долго взвешивали все ?за? и ?против?. В результате, когда ее отряд взломал двери, в учреждении не было никого, кроме ждущей в засаде небольшой, но отлично экипированной группы солдат.Режим так и не объяснил, что произошло с политзаключенными, зато на совести Сэм теперь была кровь десятка товарищей, погибших – ради чего? В кулуарах долго косились на нее, шушукаясь, почему она так рвалась напасть именно на Лейхилл. И только череда неизменно успешных операций и смягчающие обстоятельства в виде ?тяжелой предыстории? смогли восстановить ее репутацию в глазах верхушки Сопротивления.На этот раз надо было держать рот на замке. В случае неудачи их сторона потеряет уважаемого члена организации и слегка неуравновешенного контрабандиста. А если все пройдет хорошо, то можно будет просто поставить всех перед фактом.– КПП, – напомнил Джейми, прерывая ее размышления. Сэм сбавила скорость, чтобы он успел спрятать план. Они ехали по разбомбленной А74, огибая воронки и поваленные деревья. Впереди, на высвеченном прожекторами участке, виднелась баррикада из военных грузовиков и несколько ждущих пропуска легковушек.– Мое удостоверение в бардачке, – сказала Сэм. Она распустила волосы и, глянув в зеркало заднего вида, решила, что могла бы сойти за молодую секретаршу, не имеющую никакого значения для государства. За последние три года на ее лице появились морщины, но из-за системы нормирования продуктов теперь все были более худыми и усталыми.Патруль махнул автомобилю впереди них, чтобы свернул к обочине. Водитель – хорошо одетый мужчина средних лет – стоял рядом с капотом, пока его машину обыскивали. Судя по его виду, он готов был расплакаться.Широко улыбнувшись, Сэм показала солдату свою карточку. Джейми тоже. В рыбацком свитере, из-под которого выглядывал воротничок сутаны, и с этими огромными глазами невинного ребенка из них двоих он, вероятно, казался более убедительным. В любом случае, Сэм боялась дышать, пока сканер не моргнул зеленым и им не разрешили ехать дальше.– И впереди всего-то хуева туча таких постов, – пробормотал Джейми. Это было единственным признанием того, что от страха он чуть не обделался. Его колено нервно подпрыгивало, и было ясно, что для снятия стресса ?преподобному отцу? нужно что-нибудь поломать. И чем быстрее, тем лучше.За час до Дагенэма они остановились на обочине, чтобы использовать остаток холодного дня для отдыха. Сэм понимала, что ей необходимо поспать, но ее пульс отбивал чечетку, а Джейми все еще мусолил планы здания.– Трудно поверить, что ты стал священником, – наконец сказала она.– Труднее поверить, что ты вышла замуж!Понимая, что начинать этот разговор можно было только в защитном костюме сапера, Сэм сменила тему:– А то, что я террорист, тебя не смущает?– Нет, – отрезал Джейми таким ледяным тоном, что невозможно было не вспомнить: он был способен громить и увечить задолго до того, как в этом появилась необходимость.Их цель была так близка! Прошло три года, но оказывается, что он был в Лондоне все это время. Сэм постаралась справиться с вызванным эйфорией головокружением. Она так и не потеряла надежду, и это было важнее всего; не забыла ни на минуту.Очевидно, ей все-таки удалось уснуть, потому что Джейми вдруг потормошил ее за плечо. Было уже темно. Серебристый свет луны на секунду ослепил ее, как луч прожектора, и Сэм не запаниковала только благодаря хватке крепких пальцев. Оба знали, что надо делать, и, несмотря на неудобство, переоделись в черное прямо в машине без малейшей капли смущения: годы в перенаселенных убежищах Сопротивления научили Сэм не замечать наготы даже привлекательных людей. Натянув балаклавы и рассовав гранаты по карманам, эти двое молча поехали дальше, лавируя между заброшенными зданиями складов и фабрик.Когда впереди показался завод, они припарковалась на безопасном расстоянии и вышли из машины. Джейми коснулся ее руки, и Сэм, встретившись с ним взглядом, ответно сжала его пальцы. Закурив, он сунул сигарету в отверстие балаклавы, как приговоренный перед расстрелом.– Ну, за дело. Пойдём прикончим говнюков, – сказала Сэм наконец. ***Когда солдаты вошли в камеру Малкольма в последний раз, они не собирались его допрашивать.Они не задавали вопросов; не пытались, как тогда Лоуэлл, убедить заключенного прогнуться ради перевода в чуть менее вонючую дыру, став советником для аппаратчиков Режима. Им не требовалось от него ничего, кроме криков и извивающегося в цепях тела в качестве отместки за недавний фокус террористов. Малкольм утешал себя тем, что его пытали, потому что снайперу Сопротивления удалось уйти.Хотя утешение, конечно, было слабым: ледяная вода наполняла нос и рот, а грудь разрывалась от удушающей агонии. Кто бы знал, что легкие тонущего человека будто охватывает пламя? Из-за мокрой тряпки на лице он даже не видел своих мучителей, просто давился водой и пытался кричать, хотя изо рта вырывался лишь предсмертный хрип: давным-давно проебанные легкие решили, что хватит, теперь действительно пора послать всех на хуй. Когда во время перерыва появилась возможность отдышаться, впустить в себя воздух не получилось. Вместо этого Малкольм со всхлипами пытался подавить рвотные спазмы. В голове пронеслось: именно так он и подохнет – с вытаращенными глазами и без капли кислорода в груди, без вырванных из него слов и идей, без остатков влияния и чувства собственного достоинства, зато в отчаянном, ужасном одиночестве.Его тело – мешок костей, который Малкольм таскал за собой, как жернов, – всю жизнь причиняло какие-то неудобства, и все же это последнее предательство, эта слабость вызвали в умирающем мозгу бурю ярости. Отдаленные крики и очередь из автомата едва коснулись угасающего сознания, которое будто придумало их из-за недостатка кислорода, из последних сил цепляясь за иллюзорную надежду на спасение, когда физическая оболочка уже сдалась. Даже грохот, с которым с петель слетела дверь, казался ненастоящим, а если он и был таковым, то лишь в какой-то отдаленной реальности.Проведя всю жизнь среди политиков, Малкольм перестал верить в чудо.В потоке брани отчего-то проскользнуло его имя. Где-то на поверхности послышались выстрелы, едва различимые за громовым шумом в собственных ушах.А потом его высвободили из наручников, помогли сесть и сунули в рот ингалятор с криком: ?Вдох!? Наверное, он уже умер, ну или вконец сошел с ума, потому что этот голос принадлежал Сэм. Отыскав внутри последнюю искру воли, Малкольм заставил себя вдохнуть. Было невыносимо больно, но бронхи разлепились достаточно, чтобы впустить воздух, и человек, который просто никак не мог быть Сэм, прижал его к груди и прошептал: ?О, Малкольм…?Это стало его первым объятием за четыре с лишним года. Обмякнув в теплых руках, Малкольм погрузился в благословенную темноту.***Да, охранники были готовы к приему гостей: весь план являлся одновременно ловушкой для Сопротивления и способом подтвердить, что из Эммы Мессинджер сочится больше дерьма, чем из дырявого калоприемника. Однако никто (и из-за этого Сэм впоследствии особенно гордилась своей способностью соображать набегу) не мог быть готов к Джейми. Теракты, с которыми Режиму приходилось иметь дело в последнее время, были осторожными единичными вылазками – бомбочка с гвоздями тут, шустренький перехват информации там, – а не охуительно мощным выстрелом из РПГ, оставившим зияющую дыру во внешней стене, и не десятком гранат, брошенных в прибежавших на шум охранников. Оба нападавших были вооружены до зубов, двигались слишком быстро и совсем не ценили собственную жизнь; остановить таких людей просто невозможно.Во время выполнения операций Сэм будто погружалась в транс, стреляя во все, что движется. Палец давил на курок инстинктивно, словно она всю жизнь только этим и занималась. За последние годы она стала таким же экспертом по уничтожению людей, как по копированию отчетов и варке кофе.На дверях камер не было номеров, но Эмма подробно описала нужную: третья с конца коридора, с длинной царапиной чуть ниже ручки. Удивительно, но эта дверь даже была открыта. Сэм планировала, что придется прострелить замок или колени охранников, чтобы те выдали код, но все оказалось намного проще – пока она не толкнула дверь ногой, и все не стало значительно труднее.Она слышала, будто с другого конца туннеля, как Джейми зовет Малкольма; за этим последовали неразборчивые крики.Сэм заставила себя смотреть, потому что иначе им троим было бы оттуда не выбраться: два солдата в серой форме Режима спрятались за столом с прикованным к нему человеком, чья накрытая мокрой тряпкой голова свешивалась через край, а свистящее дыхание звучало так, будто кто-то всасывал воздух через смятую трубочку для питья. Не задумываясь, Сэм прострелила дыру во лбу посмевшего выглянуть из укрытия солдата, а потом посторонилась, потому что мимо нее в камеру протиснулся Джейми.Она чувствовала себя так, словно тоже не могла дышать. Глянув на Малкольма, который, черт подери, лежал совсем без движения, Джейми бросился на второго солдата. Тот мог пытать связанного и истощенного мужчину за пятьдесят, но был совершенно не в состоянии справиться с разъяренным, хоть и невысоким, бывшим защитником в регби. Сэм, шаря по карманам застреленного охранника в поисках ключей от наручников, поглядывала на бешеное неистовство своего партнера.Очевидно, можно долбить головой человека об угол стола с такой силой, что череп взрывается, как переспелый арбуз. Нужно будет взять на заметку.Сэм привела Малкольма в сидячее положение и, сунув ему в рот ингалятор, приказала дышать, приказала жить. Наградой ей послужил такой судорожный вдох, что она испугалась, как бы не порвались легкие. От человека, которого она знала, под изорванной тюремной робой не осталось почти ничего. Она глянула на Джейми: тот все еще колотил голову охранника об стол.– Пора сматываться, – сказала Сэм. – Нужно вытащить его отсюда.Джейми выругался, но выпустил окровавленное тело из рук и, споткнувшись, подошел к держащей Малкольма Сэм.– Малк, – прошептал он дрогнувшим голосом, – ты можешь идти?– Думаю, он тебя не слышит.Джейми – неандерталец в душе – бросил потерявшего сознание Малкольма через плечо и с пистолетом в руке направился к выходу так энергично, что Сэм за ним едва поспевала. Когда из-за поворотов появлялись другие охранники, она стреляла и стреляла, заставляя себя двигаться и жать на курок, пока все трое не оказались снаружи, где она могла наконец разреветься.Когда они добежали до машины, Джейми с нежностью, которую невозможно было ожидать от забрызганного кровью и мозгами человека, положил Малкольма на заднее сиденье и следом забрался внутрь. Сэм не нужно было уговаривать вжать педаль в пол до отказа.***Джейми зажмурил глаза и постарался усмирить дикую ярость, чтобы не прохерачить кулаком дыру в дверце машины. Любезный Боженька, видимо, все-таки не собирался сегодня их выебать и проявил милосердие: Малкольм все еще находился без сознания. Дыхание вырывалось из впавшей груди с болезненным свистом, но она, тем не менее, мерно опускалась и поднималась. Это было лучше, чем ничего. Вытянув шею, Джейми спросил у Сэм:– Откуда у тебя вообще ингалятор? – Та, вновь прослезившись, ответила, что всегда держала один про запас, потому что Малкольм имел привычку терять свой. И даже после ареста начальника она старательно перекладывала баллончик в каждую новую сумочку.Джейми снова обратил пристальное внимание на Малкольма и от увиденного чуть не попросил Сэм вернуться: уж очень хотелось вставить по гранате в задний проход каждому из ещё живых тюремщиков. Сухая кожа недавнего заключенного была белее простыни и обтягивала выпирающие кости; все и без того немногочисленные оттенки цвета полностью исчезли, будто человека пропустили много раз через незаправленный ксерокс. Джейми убивался из-за длинных спутанных волос и отросшей бороды, которые в паре друг с другом старили Малкольма лет на двадцать, пока не заметил свисающую с сидения руку. Скрюченные пальцы выглядели так, будто уже никогда не смогут сложиться в правильный кулак. Очевидно, кто-то позаботился о том, чтобы их обладателю больше не пришлось когда-либо что-либо писать. Красная пелена застлала Джейми глаза, и он почувствовал, что его вот-вот стошнит.– Ему надо в больницу, – сказал он, будто такие вещи все еще были возможны в этой блядской помойке, которой стал мир.– Не выйдет, – ответила Сэм, – ты же сам знаешь.Джейми проглотил бессильно-яростный вой и так аккуратно, как только возможно, положил ладонь на едва прикрытую лохмотьями грудную клетку. Затем начал поглаживать выступающие ребра – чтобы оценить повреждения и одновременно успокоить, – но Малкольм застонал, и Джейми поспешно отдернул руку. В конце концов он удовольствовался округлыми линиями, что вычерчивал его большей палец на пергаментной коже виска. Они почти не вызывали рефлекторного отторжения все еще не пришедшего в сознание Малкольма, который даже в таком состоянии был колючим старым хуем.В соответствии с планом они должны были сменить машину у границы Лондона и доставить Малкольма в надежное место. Но тогда еще не было известно, с какой любовью его обработали в тюрьме. Поэтому, стоило Сэм произнести: ?Надо ехать к Джулиусу?, – как Джейми кивнул. Да, они презирали лоснящегося пидора, но тот их точно впустит. У Джулиуса наверняка есть нормальная еда, все еще работающий водопровод и охуенная кровать с периной, а Малкольму на данный момент все это было нужно больше, чем голая безопасность – каждому из них. Как бы то ни было, Джейми собирался лично вырвать глотку любому, кто решится подойти к Малкольму, и был действительно в состоянии это сделать.Малкольм пошевелился, и на какое-то время его воспаленные глаза цвета морской пены целиком и полностью сфокусировались на Джейми, который впервые в жизни не знал, что сказать. Больше всего на свете ему хотелось прижать этого единственного оставшегося во всем мире родного человека к себе и не отпускать, бормоча всякую пидорскую херь, в которой даже самому себе стыдно было признаться, вот только за плечами лежала тяжелая ночь, а Малкольм выглядел так, будто в любую минуту мог умереть.– Ах ты ж, ебучий ты в сраку долбодятел, – вместо всего остального сказал Джейми, – это же ты должен пытать людей ватербордингом, а не наоборот.Малкольм продолжал смотреть на него – молча, с нечитаемым выражением лица, и Джейми, прижавшись лбом к испещренному морщинами лбу друга, зажмурился, чтобы не дать волю слезам.– Бедный старый хрен, – прошептал он. Почувствовав, что Малкольм на сиденье опять обмяк, Джейми все равно не смог заставить себя отпустить его: он был уверен, что тогда Малкольм растворится в воздухе, будто призрак, каковым он и являлся с самого начала правления Режима.Несмотря на, мягко говоря, неудобную позу на коврике позади водительского места, Джейми так и не пошевелился, пока они не приехали на парковку, где Сэм, открыв дверь, приказала ему – бывшая секретарша! приказала ему! – переместить Малкольма на заднее сиденье микроавтобуса.Боже правый, спасенный почти ничего не весил. Джейми уложил его головой на свои колени и, обхватив запястье, которое было не толще двух нормальных пальцев, тихо поклялся самым садистским образом покарать всех ебланов, которые довели Малкольма до нынешнего состояния.К дому Джулиуса они приехал перед рассветом. Чтобы не наткнуться на патрули, Сэм кралась по задворкам: одно дело – улыбаться солдатам, когда под задним сиденьем спрятано несколько сумок с оружием, и совсем другое – везти потерявшего сознание врага государства. Джейми предоставил объяснять ситуацию Сэм, а сам просто пронес Малкольма на верхний этаж, обогнув заикающегося педика в дорогом халате с монограммой. Наверху он на секунду замешкался, не зная, пройти ли ему в ванную или в спальню, однако Малкольм сделал выбор за него, вырвавшись из рук и, едва добежав до туалета, в самый последний момент успев скорчиться над унитазом.Джейми сел рядом на пол и принялся успокаивающе поглаживать склоненную спину, морщась из-за острых позвонков, которые выступали даже под грубой тканью робы. Малкольм терпел это несколько мгновений, прежде чем, зарычав, нажать на кнопку слива и отпрыгнуть в сторону, ударившись спиной о боковину ванны – очевидно, в попытке оказаться как можно дальше от Джейми. Тот по глупости протянул вперед руку, которая немедля была отброшена в сторону:– Отъебись!Знакомый голос звучал так неестественно, что Джейми моментально придвинулся ближе, однако это оказалось плохой идеей: Малкольм забился в нишу между унитазом и ванной, прижав колени к груди и с ненавистью скалясь на своего спасителя.– Малк…– Иди на хуй. На. Хуй.Джейми подумал, что пытки, вероятно, могли довести человека до сумасшествия и заставить забыть, кем он является, где находится и кто его друзья… Наверное, Малкольм был ужасно напуган и не мог отличить реальность от иллюзии, так что Джейми медленно отодвинулся, до последнего надеясь, что друг поведет себя, как нормальный, и даст о себе позаботиться. Когда чудесной перемены не случилось, Джейми выругался и закрыл за собой дверь. В коридоре его уже ждала Сэм, выглядящая такой же усталой, каким чувствовал себя и он. Джулиус наблюдал за ними с верхней ступеньки.Из-за плотно закрытой двери было слышно, как в ванной течет вода и раздаются глухие удары, словно кулаком по кафелю. Снова, и снова, и снова.– Нет, я должен туда вернуться, – сказал Джейми, но Сэм ухватила его за руку.– Джулиус, ты не мог бы, даже не знаю, съебаться на минутку? Чайник, например, поставить? – в ее словах не было желчи, лишь безутешность. Она обняла Джейми и уткнулась носом ему в плечо.– Он же сплошь одно больное место, – прошептал тот. – Я-то надеялся, что он позволит, хотя бы мне…Поймав его руку, Сэм переплела пальцы Джейми со своими. Звуки из-за двери были приглушенными, но все еще не вызывающими сомнений.– Неужели ты думаешь, что он захотел бы показаться перед нами в таком виде?– Мне насрать! Я только хочу… – Он не мог закончить фразу, но рядом с Сэм этого не требовалось: она единственная любила Малкольма так же сильно, как его любил Джейми.– Слушай, в этом доме по крайней мере двадцать ванных комнат, – сказала Сэм. – Прими душ. От нас обоих несет как из канализации. С ним все будет в порядке.– Не будет! – всхлипнул тот.– Да уж, наверное, все-таки не будет.Однако Джейми последовал ее совету и на негнущихся ногах поплелся в другую ванную, ощущая в своем теле каждую ноющую мышцу. Он потихоньку старел, хотя по внешнему виду этого было не сказать, и вот уже сколько лет не участвовал в настоящей стычке. Вода, стекавшая с него на пол в душе, становилась розовой: оказывается, в какой-то момент этого вечера Джейми разбил себе костяшки пальцев и даже не обратил на них внимания. В итоге он вынужден был признать, что не зря послушался Сэм.Когда он вернулся в спальню, то застал там Джулиуса и Сэм, которые укладывали наспех побритого и одетого в шелковую ночную рубашку (шикарный компромат, случись это в мирное время) Малкольма в охуительно-расфуфыренную кровать. Тот моментально отключился, однако его удалось немного растормошить, чтобы заставить принять парацетамол. Таблетки, вероятно, стоили на черном рынке целое состояние, но Джейми с радостью бы отсосал у лысого педика, если бы это означало, что Малкольму достанется несколько часов безболезненного сна. Без бороды и с прилизанными водой волосами друг опять стал похожим на себя. Джейми решил, что они прямо с утра – если доживут – обкорнают спутанные патлы, из-за которых Малкольм выглядел как чертов Хранитель склепа. Хотя, кажется, утро уже наступило. Джейми застонал.– Почему бы тебе не остаться с ним ненадолго? – предложила Сэм, подразумевая, что ?взрослые пойдут разговаривать на кухню?. Джейми с постыдным энтузиазмом согласился, кивая и тут же двигая кресло из угла поближе к кровати. И пусть никто, особенно Малкольм, не разрешит Джейми залезть в постель, чтобы прижать друга к себе (хотя они не виделись четыре года, три из которых Малкольма, очевидно, пытали в черной дыре), Джейми хотя бы мог сторожить спасенного, пока тот спит.Он осторожно, едва касаясь, провел пальцем по изуродованной руке – так, что ее владелец ничего не почувствовал бы, даже находясь в сознании. Травма казалась старой, будто кости раздробили и не дали им срастись правильно, и Джейми обшарил глазами комнату в поисках чего-нибудь, что можно было бы сломать, вымещая свою бессильную ярость. Терпение никогда не было его сильной стороной. Никто не выбрал бы его на роль сиделки, ведь обычно он специализировался на причинении боли, а не на ее смягчении. Но в данный момент больше всего на свете ему хотелось, чтобы Малкольм проснулся и снова был таким, как раньше, – язвительным, заносчивым и неизменно сердитым, с хитрожопым планом в рукаве, который позволит им утопить каждого из сраных нацистских овцеебов Режима в океане конской мочи. Джейми не знал, как вести себя со сломленным Малкольмом. Четыре года назад, до расследования, суда, войны и Режима, Джейми мог бы поклясться: ни на этом свете, ни на следующем не найдется ничего, что могло бы сокрушить его друга. Однако четыре года в политике – это как целое тысячелетие, и вещественное доказательство тому лежало сейчас скомканным прямо перед ним.Малкольм – или то, что от него осталось – спал на боку, дыша поверхностно, с присвистом, и совсем не шевелился. Внезапно Джейми расхотелось думать о том, чтобы кого-нибудь утопить.Черт… ему просто нужно было поговорить с Малкольмом. Ни у одного из них не водилось закадычных друзей: оба были для этого слишком озлобленными, целеустремленными и бессердечными. В последние годы до переворота, когда Никола стройным маршем вела партию в полную жопу, а Джейми ?наслаждался? чуть ли не сибирской ссылкой, его вечера с Малкольмом в пабе деградировали до уровня ядовитых мэйлов и старательно поддерживаемой дистанции. Когда Джейми пришел в суд на первое слушание, Малкольм выгнал его с такой яростью, которую по-хорошему надо было бы приберечь для следователя.А затем все изменилось. Малкольм был ему по-настоящему нужен, но сидел за решеткой, а потом вообще пропал, и у Джейми остался в качестве утешителя один только Бог, который, если честно, оказался неадекватной заменой. После двадцати лет, сдобренных взаимными политическими подножками, спорами с пеной у рта, проигрышами и разочарованиями, Джейми просто не мог представить себе жизнь, в которой ебаный Малкольм Такер не являлся бы центром его Вселенной.Он знал, что давным-давно должен был вернуться в игру. В этом отношении Джейми был не лучше Джулиуса, который восседал в своем дворце и верил, что работает на благо страны, в то время как эта страна рушилась вокруг него к чертям собачьим.Даже будучи священником, вот уже сколько лет Джейми не молился, ни разу с той ночи после переворота, когда Сэм появилась на его пороге и прошептала: ?Джейми, Джейми, мне так жаль…? – когда он наконец понял, что уготовил для него Бог. Даже теперь он не молился, а торговался. Бог был ему должен – четырежды, но Джейми согласится и на один-единственный справедливый исход, лишь бы с Малкольмом все было в порядке, лишь бы им обоим удалось жить достаточно долго, чтобы драть врагов до победного. Он жаждал стать божественным мечом невъебенного возмездия, который в праведном гневе можно будет вонзать в задницы неверных, пока те не захлебнутся в крови и собственном дерьме.Было бы охуенно. Бля. Джейми откинулся на спинку пижонского кресла и принялся ждать.***В гостиной было печенье – контрабандное! – и если бы Сэм не состояла в счастливом браке, а Джулиус не являлся закоренелым холостяком, она бы его расцеловала. Сэм взяла с блюда один румяный кружок и, зажав между пальцами, долго смотрела на него голодным и усталым взглядом, прежде чем откусить совсем чуть-чуть и дать крошкам размякнуть у себя во рту.Еще никогда в жизни ей не доводилось есть что-то настолько вкусное, и Сэм была уверена, что больше и не доведется.Даже не зная, что такое голод, неизменно учтивый Джулиус молча ждал, пока Сэм не закончит первый кусочек печенья и не потянется – менее торопливо – за вторым, прежде чем показать ей жестом, что готов слушать.– Извини, – выговорила она сквозь крошки, – что мы пришли именно к тебе. Я даже не могу сказать в оправдание, что нам больше некуда было податься. И еще, может быть, мы привели за собой хвост.Кивнув, Джулиус хмыкнул и отпил из фарфоровой чашечки. Сэм последовала его примеру, хотя горячий чай покалывал растрескавшиеся губы.– Наверное, я все проебала, – добавила она.– Я не такой беззащитный, каким кажусь, моя дорогая, – ответил хозяин дома, глянув в сторону установленных в углу рыцарских доспехов, несомненно принадлежавших одному из его почтенных предков. Сэм живо представила, как Джулиус в доспехах скачет на битву с приспешниками Режима, и подавилась печеньем. Джулиус, очевидно, все понял, потому что добавил: – Я не имел в виду… Просто у меня есть титул. Да, наша страна попала в руки фашистов, но это все еще Великобритания.Если бы Сэм могла, то обязательно прослезилась бы от одной только этой мысли, но прошедший день выжал ее, как тряпку. Британия все еще была Британией, а Джулиус – Джулиусом со своим мягким голосом и печеньем (откуда он его только, блядь, достал? может, у Режима есть запас в одном из оставшихся после холодной войны бункеров?). В роскошной гостиной, среди гобеленов и портретов в полный рост, Сэм было легко притвориться, что снаружи ничего не изменилось. Она на дух не переносила Джулиуса, но этому ощущению привычности не было цены, как и той редкой доброте, что осталась в мире.– Я рад видеть тебя, Саманта. Поверишь, если скажу, что я беспокоился за тебя?– Почему бы и нет. – Она накрутила прядку волос – грязную, слипшуюся – на палец. Надо было последовать собственному совету и принять душ.– Было бы великолепно, если бы ты зашла повспоминать былые дни за чашечкой чая, но у тебя, вероятно, более насущные заботы.Что ж, теперь или никогда.– Ты можешь переправить человека во Францию?Джулиус некоторое время молчал, попивая чай с таким же выражением на лице, которое было ему присуще перед заходом в кабинет Малкольма для представления особо бредовой идеи.– Переправить человека во Францию? Могу. Было бы не впервой. Дело, сама понимаешь, хлопотное, но каждого бюрократа можно подкупить. А вот переправить Малкольма Такера… Даже если бы его лицо до сих пор не врезалось в память всех до единого приспешников Режима, это будет исправлено, стоит им заметить, что его камера опустела.– Да, если не считать пары трупов… – вздохнула Сэм. – В принципе, я так и думала.– Как относится к этому молодой Джеймс?– У меня не хватит духу заговорить с Джейми о Франции, не после того, как… – Знал ли Джулиус, что произошло? Вероятно, нет, потому что не пытался утопить Джейми в чае и сочувствии. – Кроме того, беднягу сейчас и насильно не оторвать от Малкольма.– А как насчет радикальной идеи спросить самого Малкольма, чего ему хочется?– С тех пор, как мы вытащили его из тюрьмы, он сказал от силы три слова. Догадайся сам какие. Я не думаю, что он… – Сэм просто не могла это выговорить, боясь, что тогда ее страхи примут материальную форму. – Короче говоря, мы спасли его не потому, что он ценен для Сопротивления.Джулиус потянулся вперед и погладил ее руку, но Сэм отказывалась плакать – она ни за что не будет лить слезы перед Джулиусом, тем более, со спящим на верхнем этаже Малкольмом.– Моя дорогая, храбрая девочка. – Как же ей хотелось, чтобы в мягком голосе не звучало столько ужасной доброты! – Я это прекрасно понимаю.– У Малкольма был бы план. Он бы придумал, что делать. – Хуже всего было осознание того, что у Режима-то план точно имелся, причем не обремененный ни состраданием, ни человеческими эмоциями. – Боюсь, я навлекла на тебя смертельную опасность.– Так и есть, но я давно примирился с тем, что все когда-нибудь должно закончиться. К тому же, это не самая бесполезная идея, за которую можно умереть.– Ты же совсем не революционер.– Не больше, чем ты. Но посмотри на нас: два диссидента, укрывающие беглого преступника и ждущие, когда солдаты выломают дверь. Оставайтесь так долго, как хотите, пока этого не произошло.– Не можем. – Допив чай, Сэм перевела взгляд на сервиз, не в состоянии смотреть Джулиусу в глаза. – Мне придется объясниться перед начальством. Нет смысла откладывать это на потом. Я просто надеялась… – Даже выговаривая эти слова, Сэм понимала, какими пустыми они были. Да, преданная влюбленная девочка, которой она была раньше, увезла бы Малкольма так далеко от Лондона, как только возможно, чтобы уберечь и защитить. Но прагматичный солдат, сменивший ее, был обязан рассчитывать на стратегическое преимущество, которое все еще мог представлять собой этот человек. Да, Сэм понимала, что он, вероятно, давно обезумел и не мог быть полезным, да и Эмма была того же мнения, однако глубоко внутри Сэм всегда знала, что непременно возьмет Малкольма с собой – сломленного или нет.– Иди поспи, – меж тем сказал Джулиус. – Сдается мне, что следующая возможность появится нескоро. Я отведу тебя в гостевую спальню.– Мало того, что мы, вероятно, подписали тебе смертный приговор; теперь тебе придется еще и спать из-за нас на диване?– Я готов на жертвы, – стойко ответил Джулиус, сжав пальцы Сэм.До переворота она не сетовала на жизнь, но гостевая спальня оказалась больше всей площади ее старой квартиры. С благодарностью упав на кровать – первую настоящую кровать за много-много месяцев, – Сэм даже не заметила, как уснула, и проспала бы намного дольше, если бы не услышала внезапный крик Джейми.