happy (dea/bir)thday. (1/1)

Двадцать один.Утро начинается не с кофе, а с осознания количества всуе прожитых лет. С укутывания в красную клетчатую рубашку, греющее лучше одеял, с обнимания потрепанного мишки, когда-то так уникально пахнувшего, с устремления взгляда на потолок в каком-то сонном параличе, который пялится на меня в ответ и даже не может обвалиться, чтобы избавить меня от страшной кары?— пробуждения.—?У кого-то день рождения начинается,?— сказал Тревор, зайдя ночью ко мне на огонек.—?Вот бы кто переключил на другой канал,?— вздохнул я, затягиваясь и забираясь в рубашку, которая все же была мне великовата, еще глубже.—?Хей, не все так плохо, как могло показаться. —?попытался приободрить меня владелец, забираясь на подоконник. —?Я принесу твой любимый ликер и мы поговорим не только о том, на что похожи сигареты в темноте, но и обо всем, чем захочешь. У мамы будет хорошее настроение, а когда оно не идет наперекор мыслям всех остальных членов семьи, оно заразительно. Уверен, что отец в честь этого будет тише воды, ниже травы. Да и Лекса торт обещала. Они у нее страсть какие вкусные. —?Он почесал затылок, попутно рассеивая взгляд, до этого вперенный в фонарь, чей свет оттенял его мешки под глазами и скулы. —?Правда… В этом доме все может произойти. Чаще всего тут все идет по пизде. Например, на мой день рождения меня выгнали из дома, и я нарвался на своих обожателей, которые целуют меня своими костяшками и носками дешевых кед так, что я целыми днями хожу, расписанный под хохлому. —?Уголок губ брата дернулся вверх, а синие глаза сфокусировались на мне. —?Обещаю, все будет хорошо. Я за это ручаюсь. Поверь.Все действительно звучало похожим на правду. Может, стоит довериться убеждению младшего брата? Может, хоть раз все будет нормально? Все еще тяжело свыкаться с мыслью о том, что я могу положиться не только на себя (к слову, вечно подводящего и предающего себя же).—?Обещаешь? —?Я с по-детски наивной надеждой протянул мизинец. Тревор удивленно вздрогнул. Он не понял, что теперь может прикасаться ко мне без страха вогнать меня в панику и получить очередной след на и без того иссеченном лице, которое я не так давно анализировал, так что я предлагаю ему делать это сам все чаще.—?Обещаю. —?Так он и сидел?— с забитым телом и лицом, с бардаком на голове, который можно было легко убрать небрежным мановением руки, и внутри нее (тут уже пятерней не распутаешь клубки мыслей и страхов), в толстовке, в которой я бы мог спокойно утонуть и избежать участи встречать солнце, отсчитывающее мое время на этом свете, с оттопыренным мизинцем и голубыми глазами, которые я всегда воспринимаю как синие. Именно ему принадлежал голос, заставляющий меня встать с кровати, именно он произносил в моей голове слова, вдохновляющие пережить этот день.—?И сколько нашему недотроге-то исполнилось? —?Не успел я переступить через себя и порог своей комнаты, как встретил Лексу у двери ванной. Смешная пижама, кавардак на голове, отекшиеглаза. Обычный человек с невероятно предвзятым отношением ко мне. —?Прости, но у туалета для именинников скидок нет. В очередь.—?А кто тут именинник? Знаю только одного зазнайку с пиздопротивным характером,?— сонно усмехнулся я, не зная, как мне себя вести с ней.—?Раз ты заговорил о нашем брате, то он уже куда-то ускакал. —?Девушка пожала плечами. —?Ныне там заседает Эрика, но ты ее не вини. Ей снова плохо. —?Воровато оглянувшись, она добавила:?— Досталось же ей от семейного древа. Папашин желудок тоже крепостью не отличается.—?Всем нам,?— припомнил я ей тогдашние слова, которые она произнесла в тот вечер. Когда Тревор отдал мне рубашку. Когда Тревор сравнил тлеющую сигарету с китайской пагодой. Когда Тревор улыбнулся. В тот день, когда Тревор. С того дня каждый из них можно охарактеризовать именно так.—?Эрика, все в порядке? —?спросила Лекса, прислонившись к двери, и получила в ответ звуки падающей в унитаз рвотной массы.—?Это… последний раз, наверное… заходи. —?Дверь открылась, и мы увидели Эрику, сгорбившуюся над фаянсовым другом. Круги под глазами темнее, чем у Тревора, струйка бывшего содержимого ее желудка стекала по подбородку до момента, когда она провела по нему рукавом. Она заметила меня и стыдливо опустила взгляд, пододвинувшись в бок, желая скрыть то, что она сделала с унитазом. —?Ой, с днем… рождения, Мэтт.—?Спасибо, но сейчас это совсем неважно,?— обеспокоенно заметил я. —?Лекса, ты можешь довести ее до комнаты?—?Я-то могу, а ты? —?вскинула брови одна из сестер. —?Долго еще будешь строить из себя выходца из касты неприкасаемого?—?Может быть, всю жизнь, тебе-то какое дело? —?осклабившись, парировал я. Слишком насущная и больная тема, чтобы так упорно проезжаться по ней.—?Мне, может быть, и никакого, а вот… —?Лекса указала на мою рубашку, имея в виду ее прежнего владельца.—?До отношений с ?А вот? можешь тоже не печься.—?Да что ты? И почему же? —?надменно ухмыльнулась она.—?Вы про Тревора, да? —?Эрика подала голос, приподнимаясь на трясущихся локтях над унитазом. От поднимающейся кустом чертополоха к горлу ненависти меня начало потряхивать практически так же.—?Господи, Эрика! —?возопила Лекса, бросаясь к нашей сестре. —?Этот патриций меня совсем уболтал, прости. Пойдем.Она подмигнула мне, выводя Эрику из ванной. Я, стараясь не разодрать десну от яростной чистки зубов, подумал о том, куда мог подеваться мой брат. Не сумев додуматься до какой-то удовлетворительной теории, я решил подойти к Эрике и извиниться перед ней за свою беспомощность, в которой меня в которой раз уличила наша сестра.—?Можно войти? —?крикнул я, стучась в дверь сестры.—?Да, конечно,?— отозвалась Эрика. Я вошел в комнату и, а несколько секунд ослеп. Вся комната была выдержана в белых тонах: кипельно-белые стены, увешанные фотографиями, молочные кресла возле письменного стола из березовых досок, белоснежные простыни, на которых раскинулась Эрика с подходящим под цветовую гамму лицом.—?У тебя тут даже ночью светло, наверное, да? —?спросил я, все еще щурясь.—?Да, иногда бывает трудно уснуть из-за этого. —?Эрика грустно улыбнулась.—?Как будто я пришел навестить тебя в больничную палату. —?Я прошел к креслам, выглядящим удобными, и уселся в одно из них.—?Я за это ненавижу эту комнату,?— вздохнула сестра. —?Раньше я вообще из больниц не вылезала, а теперь не вылезаю из конуры, до боли на них похожую. Периодически это очень давит.—?Мне жаль,?— искренне я. —?Я понимаю это. Знаешь, я питаю особую нелюбовь к желтому. У меня был один психотерапевт целых десять лет, мы неоднократно переезжали в другие штаты, и в каждом его кабинет был выкрашен в желтый цвет. От него хотелось блевать. Да и терапевт был такой же. —?Я тихо прыснул. —?Невозможные были времена.—?Я хотела бы стать психотерапевтом, но как можно лечить, если ты сам болен? —?пожала плечами Эрика.—?По-моему, в нашей стране все медработники больны. Идиотизмом.—?Есть такое. —?Тишина повисла петлей на наших шеях. Эрика снова начала кашлять, я же решил почесать затылок в надежде на то, что хоть в этот раз мне придет что-то в голову.—?Слушай, я пришел извиниться,?— решился я спустя некоторое время сбросить путы.—?Не стоило. Правда, это обычное дело, что я вот так обнимаюсь с фарфоровым троном,?— снова улыбнулась мне сестра, подбирая ноги.—?Стоило. Вы все так хорошо ко мне относитесь, хотя я никак с вами не контактирую, и я ничем не оправдываю это отношение. Даже помочь не смог. —?Я начал заламывать руки и кусать губы. Трещу по швам и не пытаюсь сшиться обратно. Тревожность от отсутствия Тревора съедала меня изнутри. Я не чувствовал ничего такого уже несколько лет. Почему я ловлю очередной брейкдаун именно сейчас? Этот вопрос меркнет по сравнению с другим, который, впрочем, является ответом.Где же Тревор?—?Помнишь, я говорила, что я с ПТСР на ты? —?сказала Эрика, немного сползая. —?Я понимаю тебя настолько, насколько может человек, не испытывавший это. Это глубокая психологическая травма, которая не дает проходу, перекрывает кислород и застилает глаза воспоминаниями о худшем. А если есть еще и триггеры, то все еще чаще накатывает тогда, когда не просишь. Прикосновения?— один из самых болезненных. Я понимаю тебя. —?Эрика улыбнулась. —?Ты не должен был спускать с крючка флэшбэки, чтобы помочь мне, вовсе не обязан.—?Но ведь я… —?попытался снова запятнать себя я после Эриковой химчистки моей персоны.—?Кстати. —?Эрика приподнялась и потянулась к краю кровати. Открыв ящик белой тумбочки, она достало оттуда то-то, смахивающее на струны и медиаторы.—?Я смогла найти в себе силы и купить тебе небольшой подарок,?— протянула мне вещи сестра. —?Я слышала, как ты играешь. Это прекрасно.Неужели до нее дошло то, что я извлекаю из своего Kiesel'а? Господи, мне становится стыдно вдвойне. Щеки начинают пылать и алым выделяться на фоне белоснежых стен. Нет, нельзя раскисать, показывать эмоции так рьяно. Соберись, Мэтт.—?Огромное спасибо, Эрика,?— осторожно взял я подарок. —?Что мне сделать, чтобы хоть как-то отблагодарить тебя?—?Перестань загоняться из-за Тревора. Он придет. Это то, в чем тебе просто нельзя сомневаться. То, за что я могу ручиться.—?Перестать волноваться? Невозможно, но я постараюсь.Обменявшись действительно искренними улыбками, я вышел из больничной палаты сестры.Я не мог справиться с волнением, вызванным отсутствием Тревора и с обидой на Лексу. Такое ощущение, что я вернулся на несколько лет назад, в те времена, когда все еще не мог контролировать ни одну из эмоций. Во мне также сочетались несколько чувств, разрывающих меня на куски, я так же не мог собраться с мыслями и успокоиться хотя бы визуально, у меня точно так же спирало горло от вставшего в нем комка криков и всхлипов. Я просто не могу позволить себе вернуться в те времена. К тому себе. Я не могу, я обязан совладать с этим дерьмом, пусть я и никогда не делал этого до конца. Я справлюсь. Без злости, без стресса, без эмоций, волнующих так сильно. По большей части фальшивая улыбка, определенно неложная быль в мышцах лица, наверное, искренняя благодарность Лексе, которая перекроет всю съедающую меня обиду, и Треву, за которого я перестану волноваться. Делов-то. Так я и спустился к родителям и сестрам, уже собравшимся за столом и ждущих в основном меня.Мама широко улыбнулась. Впервые ее улыбка показалась мне фальшивой и неестественной. Это правда настораживает, особенно в такой день, которому все нарочно придают огромное значение. Отец приветственно вскинул вверх кулаки с криком ?Двадцать один!?. Лекса, все еще носящаяся между столом и кухней, ехидно улыбнулась мне, чем снова пошатнула мое спокойствие, которое я так отчаянно боялся потерять. Эрика, носившаяся с сестрой, будто вымученно улыбнулась и отправилась дальше помогать сестре.—?С днем рождения, солнышко,?— подлетела мама с маленькой коробочкой в руках. —?Это тебе от нас с папой. Чтобы… чтобы ты точно мог связаться с нами при желании.Меня снова начинало трясти. Телефон. Так вот чем были заняты остальные дети, пока я кричал в пустоту, пялясь на потолок или звездное небо, прося Бога, в которого веры не было уже тогда, о такой маленькой услуге, как спокойствие. Возможность спать по ночам без кошмаров, позволять к себе прикасаться, не опасаясь картин из прошлого, рассуждения о том, где мои родители, вопросы о том, почему меня до сих пор никто не забрал, а не заменяющие их пустые, ровно как и я сам, вопли Господу Богу нашему, инопланетянам, черным дырам, кому угодно, тому, кто был в состоянии если не выполнить мое желание, то хотя бы услышать меня?— все это и подразумевается под спокойствием. Так много и так мало, а главное?— так легко. Наверное, будь у меня видео с котами и примитивные казуальные игры, мне и не нужны были бы ни родители, ни спокойствие, ничего. Вот она, панацея. Вот ты какая. Тьфу, блять.—?Спасибо,?— выдавил из себя я, чувствуя, как моя и без того впопыхах сшитая из ветхих лоскутов маска трещит по корявым швам. —?Наверное, так я точно не потеряюсь.—?А если и потеряешься, то найдем,?— ухмыльнулся отец, закидывая руки за голову. —?В отличие от твоего непутевого младшего брата, которого днем с огнем не сыщешь. Куда он, блять, запропастился?—?А тебя ебет? —?Тревор материализовался из воздуха прямо за моей спиной. Лицо без свежих побоев, и то радует. Взгляд почти синих глаз холоден, направлен на отца, картинно удивившегося легкости на помине своего младшего сына.—?А почему не должно? —?развел руки отец.—?Тебе же всегда похуй,?— фыркнул Тревор. —?Я тебе нужен только для того, чтобы быть козлом отпущения, в остальных аспектов тебе просто поебать.—?Тревор, следи за языком,?— вздохнула мама.—?Мам, следи за выбором отца своих детей, может, от другого человека дети бы и разговаривали иначе,?— парировал Тревор, избегая моего взгляда, вперенного в него. Где же ты был все это время? Некоторые ниточки моей маски начинают тлеть от гневного любопытства.—?Сегодня, мой убогий, день рождения твоего старшего брата, которого ты так сильно ждал и больше всех любил, что провел большую его часть хуй знает где, поэтому я и нуждаюсь в тебе сегодня не только ради того, чтобы напомнить, какое ты бесполезное существо.—?А вот и торт! —?разрядили остановку Лекса и Эрика, принесшие торт. Трехэтажный, украшенный кофейными зернами и шоколадным топингом, он выглядел как несуразная и сумбурная попытка закопать топор войны, который каждый раз лишь прорастает в топорное дерево. —?С днем рождения, Мэтт. Надеюсь, ты не будешь вредничать хотя бы сейчас и тебе понравится.—?Милые, он прекрасен! —?изумилась мама, направляясь к столу. Даже отец пододвинулся поближе и присвистнул. Тревор же остался на месте, переминаясь с ноги на ногу и бросая на меня стыдливые взгляды, которые я жадно ловил.—?Спасибо, девочки,?— подошел наконец и я к подарку, который и правда поражал. Заслужил ли я такое? Не знаю, но мне действительно лестно и приятно. Из-под моей личины начала пробиваться искренняя улыбка. —?Он и правда чудесен.—?Может, сочтешь за честь сесть и хоть как-то побыть с братом? —?Отец разбирал мою и без того на соплях держащуюся маску сразу двумя способами: давил на больное, упоминая отсутствие Трева, и заставлял меня вскипать от злости, оскорбляя его.—?Какие речевые обороты. —?Усевшийся за стол Тревор уставился в тарелку.—?Какой бездарный сын и какой прекрасный торт! —?вскрикнул отец, пробуя приготовленный сестрами подарок. Он и правда был восхитителен. Жаль, что вся атмосфера не могла быть такой.—?Не давай ему, он не заслужил,?— сказал отец, видя, как я протягиваю брату торт. —?Пусть знает, как прогуливать такое событие.Маска разлетелась в щепки.—?Может, я сам решу, кого угощать на своем дне рождении? —?тщетно попытался я сохранить спокойствие.—?Хэй, Мэтт, это же мой дом,?— недоуменно улыбнулся отец, не понимая моих возражений.—?Ага, и, к тому ж, мой день рождения, на котором каждый заслужил, как ты говоришь, этот торт?— Я аккуратно поставил тарелку перед Тревором и встретился с его синими глазами, полными стыда и… благодарности. Такой, будто…Будто за него в этом доме еще никто никогда не заступался.—?Его весь день не было рядом с тобой, а он еще смел заявлять, что ждет твоего возвращения больше, чем кто-либо. Мы все прекрасно понимали, что тебе нелегко, и старались поддержать тебя, а его и след простыл. —?Отец поджал губы. —?Братья себя так не ведут. В таком случае он тебе им не является—?Откуда тебе, блять, знать, как ведут себя братья?! —?взревел я, боковым зрением видя, как голова Трева опускается. Ниже и ниже. Слишком долго он терпел это дерьмо, я не собираюсь больше делать вид, что закрываю глаза на происки этого уебка. —?Кто тогда является братом? Если кто и не брат здесь, то это я, пропавший с радаров Тревора, Лексы и Эрики, не успев на них появиться, оставшийся в их жизни фотокарточками и вашими рассказами, если вы, блять, вообще обо мне вспоминали. Родители, которые за все время моего пребывания здесь разговаривали со мной шаблонными фразочками и только за приемами пищи, в то время как Тревор, который, оказывается, мне даже не брат вовсе, так или иначе помогал мне справиться сам не знаю с чем и просто был со мной, как и полагается человеку, который ждал моего возвращения. Думаете, у вас хорошая отдача? Эрика со всеми ее проблемами со здоровьем смогла силы выбраться в город и подарить мне то, что мне правда важно и дорого, хоть мы даже и не общались, Лекса же, несмотря на ерничества, также помогала мне?— понять мне, человеку, непривыкшему ни к какому вниманию, быть с младшим братом, который возлагает на меня столько надежд, которые я с трудом оправдываю. А что же до вашего фидбэка? ?Спасибо, было очень вкусно? и телефон в качестве насмешки. По сравнению с вашим исполнением роли родителей я просто лучший старший брат на планете! Ну? Кто кому кем, блять, не приходится?!Отец багровел с каждым моим словом. Мама только и успевала, что охать и манерно прижимать руки ко рту. Брови Лексы и Эрики соревновались в прыжках в высоту.—?Ах ты сукин сын,?— зашипел отец,?— пропитался ядом этой гниды, ну ничего, я вас обоих…—?ЗАКРОЙСЯ НАХУЙ! —?возопил Тревор, вскидывая голову и тарелкой с тортом прямо отцу в лицо с такой силой, что того, успевшего подняться с дивана, отбросило назад. Под крики он он ухватил меня за талию и потащил к выходу.—?Мы сюда, блять, не вернемся,?— попытался он перекричать отца. Всклокоченный, вскипающий от злости. Мы так похожи с ним сейчас. Будто я вернулся в прошлое и веду себя так же, как вел в 17 лет, а он?— моя копия, только весь в чернилах, повыше, посильнее, с волосами подлиннее и с глазами посинее. Одним словом… лучше.—?Не позволю, блять, так разговаривать с тобой, не позволю… —?рычал он себе под нос, прижимая меня к себе сильней. Вместо того, чтобы приносить дискомфорт, это успокаивало, будто мое место?— в его руках, и я наконец в него вернулся.—?Что теперь делать? —?спросил я через какое-то время, семеня в ночь, махровым одеялом темноты укутывающую кварталы, и глядя на то, как она пытается унять пожар, казалось бы, негасимый, в голове моего брата. У меня самого же в мыслях метеорами проносились искры непонимания, гневного любопытства и возмущения. Хоть маска и пришла в негодность, за титановый корпус моего сознания ночи не пробраться. Даже несмотря на то, что я почувствовал образование трещинки в нем.—?Подождать. —?Нехотя выпустив меня из рук, Тревор начал рыскать в рытвинах возле дороги, на которую я совершенно не помню, как мы вышли. Он то и дело вскидывал то одну ногу, то другую, пытаясь, видимо, разворошить траву, которой поросли канавки. —?Так и знал, что ветром сдует. Надо было просто спрятать поглубже в портфель. Сука.—?Что именно должно было сдуть? —?спросил я, наблюдая его нелепый канкан.—?Вот их,?— ответил Трев, вскидывая руку со ржавыми ключами.—?От чего они? —?снова задал я вопрос, прикусывая губу. От угнанной им машины, на которой мы могли бы сбежать из города, куда ему захочется и что он, в принципе, мог сделать и один? От старого дома, в котором мы раньше жили и в котором мой брат мог найти остатки семейного счастья и меня?—?От какого-то заброшенного производственного здания,?— прямо-таки разочаровал меня он, почесывая затылок и растрепывая волосы еще сильнее. —?Как-то раз вырвался из дома после очередной ссоры, заблудился и набрел на него. Я уже три года сбегаю туда от всех своих проблем. Пока что они меня там не застигли.—?Ты сбегал из дома? —?спросил меня через некоторое время Тревор, чьи глаза стали еще синее в нарастающей мгле.—?Ну, если не брать во внимание то, что у меня никогда не было дома, то да. —?Повинуясь руке Тревора, я завернул за угол. —?Постоянно. Искал недокуренные сигареты в мусорках. Помню, больше всего их было у музыкального магазина в Атланте. Именно там я пригласил на медленный танец свою?— ну, чужую,?— первую гитару.—?Блять, мы же забыли твою гитару… —?ударил себя по лицу Тревор, простонав.—?Хей,?— сказал я, останавливаясь и беря его за руку,?— давай я не буду закусывать губы, а ты не будешь бить себя, ладно?—?Ладно,?— растерянно ответил Тревор, вперив удивленный взгляд сначала в мои глаза, а потом переведя его за мою спину. —?Кстати, мы пришли.Цокольный этаж был единственным этажом, торчащим из-под земли. Коробка, сливающаяся с почерневшим кварталом и так и манящая переждать в ней бурю.—?Готов? —?спросил меня Тревор, смотря на меня и сведя брови у носа.—?Вроде как,?— сказал я, сглотнув, и направился к видимой половине двери. Очень тяжелой и выглядящей древней двери. Соответствует ключам. Тревор провернул ржавый кусок железа в замке и потянул назад эту массивную конструкцию, отозвавшеюся звоном.Черный прямоугольник, выделяющийся даже в сумерках, уставился на меня, словно жаждая проглотить. Расценив это как желание сберечь меня так же надежно, как и Тревора, я начал спускаться к нему. Преодолев пять грязных ступенек и встав у самого порога, я зачем-то обернулся назад. Тревор все так же обеспокоенно смотрел на меня. Я слегка улыбнулся, пытаясь его успокоить и понимая, что безуспешно, и повернулся обратно к черной дыре. Что ж, встречай.—?Подожди,?— услышал я, как сорвался с места Тревор и положил мне руку на плечо в тот момент, когда моя нога, уже погрузившаяся в темноту, не нашла под собой опоры.Последним, что я услышал, прежде чем провалиться в очередное воспоминание, рухнув на холодный бетонный пол?— слова моего брата о том, что лестница вертикальная.На этот раз я просто провалился в темноту, полную страха и боли. Мне кажется, я наяву выгибался под ударами из прошлого. Крик встал в горле и не смел вырваться, боясь умереть раньше, чем все мое существо. Такое ощущение, что если бы у этой пропасти было дно, я бы пробил его и полетел бы на следующие круги ада.Я очнулся оттого, что почувствовал, как мои слезы стекают в горло и норовят попасть в дыхательные пути. В диком, как и весь этот день, кашле, сжигаемый агонии, я сумел сесть. Сотрясаемый рыданиями, я даже не мог назвать их основную причину. Тревожность, вновь переломившая меня, как бамбуковую зубочистку? Страх, снова охвативший меня после очередного флэшбэка? Тревор, которого я опять нигде не нахожу? Где он?И где, кстати говоря, я сам?Сквозь застилавшую глаза влагу я смог рассмотреть помещение. Подвал, ставший для Тревора пристанищем, выглядел так или иначе обжитым. Длинный потрепанный диван, бордовая обивка которого выглядела как бархат, наверняка пропитан кровью моего брата, заваливавшегося сюда после очередной драки; стол с разными выцветшими ножками, перекособоченные стулья, тумбочка приятного оранжевого цвета, электрическая плитка с блестящей кастрюлькой и сковородкой со сломанной ручкой на ней?— здесь Тревор, отказывая себе в удовольствии полакомиться тем, что приготовила Лекса, готовил себе сам и трапезничал наедине со своими мыслями и унижениями, полученными в свой адрес; кажущееся новым кресло с круглым столиком рядом и ноутбуком на нем?— тут Тревор, наверное, коротал учебное время, сбегая в компьютерные сети от свинцовым пластом ложащейся реальности. С потолка свисало множество лампочек. Что-то мне подсказывало, что они холодного света. В теплом свете это все казалось бы отвратительным и нелепым, а в ярком белом… Все представлялось уютным. Я больше чем уверен, что он сам наладил здесь проводку.Я сидел возле книжного шкафа, первая половина которого ломилась от книг (интересно, что же он читает?), а вторая от…Бумажных листов. Тех самых, которыми пах его?— мой?— мишка, его клетчатая рубашка, в которую я сейчас укутан, он сам.Я предпринял успешную попытку подняться, дабы посмотреть, что же такого на этих листах, что он хранит их еще и прямо под сердцем, пропитываясь запахом спрессованной древесины. Стоило мне протянуть руку к ним, всхлипывая, как я слышал, что мне кто-то аккомпанирует.Судорожные рыдания доносились из-за двери, незамеченной мною ранее. Судя по всему, она вела в ванную. Несмотря что меня трясло и из-за отсутствия Тревора тоже, я до последнего надеялся, что это не он.Но в углу ванной, освещаемой мерцающей лампочкой (холодного, как я и думал, света), со стекающими по лицу слезами и кровью, с пустой бутылкой виски в левой рукой и чем-то, смахивающим на пистолет в правой, сидел мой младший брат.—?З-знаешь,?— задыхаясь, подал он голос,?— я д-долго думал, что т-тебе подарить. Х-хотелось что-то, что т-тебе точно п-понравится, что т-ты не забудешь, м-может, что-то п-полезное. —?Тревор глубоко вздохнул, пытаясь перестать заикаться. —?Я пропустил столько твоих дней рождения, и я искал, чем можно искупить вину. И не нашел. —?Он посмотрел на меня своими наконец-то поголубевшими в холодном свете глазами. —?Я не придумал ничего. Я сидел здесь весь день, не смея попасться тебе на глаза, и жалким псом прокрался на праздник жизни, в которой меня быть не должно было. —?Губы тряслись, и он закусил их так сильно, что по подбородку начала стекать кровь. С такой же скоростью у меня вновь заструились слезы по щекам. —?Я держался до последнего, я подозревал, что ты можешь по мне скучать, но мне было слишком стыдно. И все равно я посмел придти. С пустыми руками и душой. Увел тебя из дома в надежде на то, что тебе тут будет лучше, что тебе не прилетит от отца, гнев которого предназначен только для меня, что я потом разберусь со своим проебом, что все наладится, но здесь я уже не сумел тебя уберечь. —?Он зажмурился, и его кровь разбавили слезы. —?Не предупредить, блять, о вертикальной лестнице. Гениально, сука. —?Тревор, не размыкая глаз улыбнулся, отбрасывая от себя бутылку. —?Но знаешь, кажется, я наконец-то нашел подарок.Шатаясь, он поднялся с пола и трясущейся рукой приставил дуло пистолета к виску.—?Меня не должно было быть. Тебя не должны были красть, ты не должен был терпеть все те издевательства, ты не должен был страдать из-за моих проебов. Но не бойся,?— он наконец открыл глаза и посмотрел на меня вмиг посиневшими глазами. —?Больше не придется.Он снова зажмурился и сжал губы. И прежде, чем его трясущиеся пальцы нечаянно?— или все-таки желанно?— не нажали курок, я бросился к нему и вырвал пистолет из его рук.—?А знаешь,?— точно так же, как и Тревор, начал я,?— смерть?— это лучший подарок, который только можно мне вручить. —?Меня, трезвого, начало тряхать так же сильно, как и моего пьяного брата. Слезы уже не ручьями, а реками бежали к моим ногам, словно пытаясь отмыть меня от всего дерьма, в котором мне пришлось плавать. —?Только не свою, Тревор, а мою. Я столько лет провел, мечтая о деревянной ночнушке, но, как видишь, я не в ней, а в твоей рубашке. А сейчас,?— я почти любовно посмотрел на пистолет, давным-давно снятый с предохранителя,?— она у меня в руках. Осталось только принять ее.Я в последний?— в последний? —?раз посмотрел на брата, лицо которого перекосило от испуга, и поднес глок к голове. Пальцы окаменели. Нарушив обещание, данное Тревору, я до крови прикусил губу. Его пьяный взгляд сфокусировался на выступивших каплях крови. Уставившись на них, он медленно подошел ко мне.—?Я же просил,?— хрипло прошептал он и накрыл мои губы точно так же окровавленными своими. Я, опешив, выронил пистолет. Испугавшись столкновения оного о кафель, я подался вперед и прижался губами к Тревору. Так странно. Его кровь на вкус такая же, как и моя. Наверное, не смерти мне не хватало всю жизнь, а этого. Заботы, беспокойства, защиты, добра. Человека, у которого по венам течет та же кровь, что и у меня. Одним словом?— брата.—?Я никогда так быстро не трезвел,?— прошептал мне в губы Тревор, уже переставший трястись. Он и не думал отстраняться, освобождая меня от необходимости просить его не делать этого. Во мне скопилось слишком много эмоций, и все они пробили второе дно моей оболочки. Я снова начал сотрясаться в беззвучных всхлипах. Тревор, так и пахший алкоголем, сигаретами и бумажными листами, прижал меня к себе. Не попросил успокоиться, не сказал, что все будет хорошо, не спросил, почему, а просто взял, блять, и обнял. Я пережил столько истерик, и во время каждой мне было необходимо именно это. Немое выражение заботы, а не лицемерные фразы. Почему я встретил его только сейчас?—?У нас кровь на вкус одинаковая,?— прошептал Трев, немного отстранившись, чтобы взглянуть мне в глаза.—?Мы же братья, как-никак,?— прохрипел я и снова прикоснулся к его кровоточащим губам своими.