what does he like. (1/1)

Кроваво-красная. Бордовая. Темно-коричневая. Пожелтелая. Порез на его щеке напоминал ныне перегнивающий опавший кленовый лист. Эта параллель с кленом сводила меня с ума. Он нехотя сидит за столом, снова ругаясь с отцом и уплетая мои попытки невербально извиниться перед ним, а я вижу Канаду в его, и без этого увечья потрепанной, щеке. Он проносится мимо меня, приходя со школы с новой плиткой темного шоколада в кармане и светя порезом, а я слышу ветер в кленовой роще. Я бы сбежал к франкам от стыда и чувства вины, только там все будет напоминать мне об этой треклятой расщелине, который я оставил на его щеке. Еще сильнее давит тот факт, что я знаю его всего несколько недель, а он меня всю жизнь.—?Где ты только зарабатываешь себе эти приключения на задницу? —?вот, что сказал отец, увидев вечером того дня этот порез. Этот ужин можно было смело называть выставкой, на которой я был художником. Семга? Нет, это не гвоздь программы. Лучше посмотрите на щеку моего младшего брата. Видите эту борозду, след которой никогда уже не исчезнет? Это моя лучшая работа. Вам нравится? Мне тоже нет.—?Где ты только берешь наглость обращаться ко мне? —?парировал Тревор, снова не надеясь ни на чью поддержку. Совершенно синие в вечернем свете лампы глаза сверкали молниями в тарелку с рыбой, долькой лимона и непроизнесенными вслух извинениями.—?Тревор, он как-никак твой отец,?— открыла в кои-то веки рот мама, да и то?— только чтобы в очередной раз упрекнуть младшего сына.—?Мам, он как-никак носитель моих генов, благодаря которым я наполовину такой же ублюдок, и только поэтому он может говорить со мной в такой манере?—?Да, сукин ты сын,?— на удивление холодно сказал отец, глядя на гипнотизирующего тарелку Тревора.—?Как невежливо по отношению к маме,?— придрался к оскорблению Трев, осклабившись. —?Мам, это точно тот человек, в которого ты влюблялась?—?Это точно тот человек, в доме которого ты сидишь, так что наполни свой рот рыбой, которую приготовил твой старший брат, которого ты так долго искал, вместо остроумностей, которыми ты всем уже выебал мозг.—?Не слишком ли много ?который?? —?едко подметил Тревор, сразу после чего положил себе в рот кусочек семги.—?Не слишком ли много тебя? —?рыкнул отец, заставляя своих дочерей в очередной раз тяжело вздыхать.—?А и правда. —?Тревор поднялся из-за стола и, маша мне щекой как канадским флагом, направился в спальню.—?Сделай уроки хоть сегодня, милый,?— крикнула ему вдогонку мама. —?Рыба замечательная, Мэтт.Отец улыбнулся. Эрика чихнула. Лекса закатила глаза. Мама съела еще кусочек. Я опешил.Взяв свою нетронутую порцию, я пошел наверх вслед за ним, не обращая внимания на просьбы не делать этого. Взяв со своего стола лист бумаги, я, сложив его вшестеро, нацарапал коротким карандашом нелепое, неокупающее квебекской осени в его щеке ?Прости меня? и положил его рядом с лимоном и вилкой на тарелку. Я положил извинительный набор рядом с его дверью, в которую секундой позже постучал. Через десять минут я услышал стук уже в свою дверь.?Не за что, свободный радикал?,?— гласил листок на тарелке, на которой остался лишь выжатый лимон. После прочтения этой записки у меня стало гораздо больше общего с этим использованным цитрусом.Больше, чем вопросов в моей голове, было лишь количество пачек шоколада и выпитой мною арабики. Каждый день после я обнаруживал его гостинцы у себя в комнате. Иногда после ужина я упражнялся в игре на гитаре в самом темном и сыром углу подвала, рискуя гитарой и ставшей со временем ненужной, но тем не менее продолжающей быть дорогой фурнитурой, отправленной туда в ссылку, конфиденциальности ради, претерпевая флэшбеки, лишь чтобы только никто не услышал мой позор и мою отраду, платя немыслимую цену за то, что не стоит и гроша и никогда не будет, и по возвращении в комнату моя голова, падая на подушку с такой радостью, словно это плаха, находила на стеклянную банку с кофейными зернами. Иногда, прокрастинируя вместо решения, как же мне обставить все-таки мою комнату в этом доме, который Тревор заставил ждать меня, я решался хотя бы протереть полки, которые нужно было чем-то заставить, и находил на них записки с благодарностями за ужин и заказами на обед и завтрак. Иногда на меня накатывало желание закончить работу, которая может обеспечить мне место в Дартмуте или вдохновение, которое я все то время, что оно меня посещает, прошу не возвращаться более, и я натыкался на пачки так приятно горчащего шоколада в поисках ручки на уже захламленном письменном столе. Иногда я просил Эрику заменить меня на кухне, и, когда она уже сто лет в обед как унеслась с легким хихиканьем стряпать что-нибудь семье, а я лежал, недвижимый, словно в кататонии, сжимая потрепанного медведя, чей запах выветрился так давно, что, кажется, тогда по земле шастали динозавры, становилось слышным легкое постукивание в дверь, и я, оживая, разминая отекшие конечности и надеясь, что это сама Смерть пришла за мной, открывал для себя подобие сырников из того самого зерненого творога или кусочек запеченной утки на тарелке, к которой прилагалась записка, гласящая о том, что Лекса готовила все это со старшим для нее и младшим для меня братом.Может, и мне сделать ответный шаг в таком же духе?На тот момент, когда я выходил из комнаты, я знал три вещи: 1) за окном глубокая ночь; 2) родителей не будет до обеда следующего дня?— они, вроде как, работают вместе и у них одна командировка на двоих, но если честно, сейчас причина их отъезда мне абсолютно безразлична; 3) Лекса никогда не ложится раньше четырех. Думаю, кроме родителей, только Эрика спит ночами. И то далеко не факт. Я дошел до двери в начале коридора и несильно постучал.—?Да-да? —?открыла Лекса, немного ухмыляясь. Раскосый взгляд говорил сам за себя.—?Наверно, странно слышать от меня такого роду просьбу но… не могли бы мы поговорить? —?Чешу рукой затылок, не зная, что она на это ответит. Ее реакцией стал книксен и распахнутая дверь в ее комнату. Плакат с Джейми Оливером соседствовал с коллажом из распечаток фотографий Хейли Уильямс и Тейлор Момсен. На столе?— кулинарные книги и бутылка вина, откупоренная явно не для соуса.—?Ну и о чем же Мистер Недотрога хочет поговорить с младшей сестрой? —?снова криво улыбнулась Лекса.—?О ком,?— скривил губы в ответ я. Понимаю, алкоголь и я мог бы привыкнуть, но… Наверное, не ожидаешь услышать что-то такое от семьи, такой же неожиданной. Быстро я отвадился от постоянных издевок по этому поводу, однако. К хорошему быстро привыкаешь, да?—?Понятненько,?— сказала девушка, нетвердо направляясь к столу. Залпом осушив остатки вина, она облокотилась на стол, жалобно скрипнувший в ответ. —?И… что же хочется узнать?—?Что он любит?—?Мало чего,?— пожала плечами Лекса. —?Он привередливый, в отца весь. Все мы получили от этого человека наши худшие черты. Я,?— указала слегка дрожащей рукой она на скопление уже пустых бутылок из-под вина и водки,?— вот это унаследовала. Ну, не стеклотару, конечно. Проблемы с алкоголем, а за ними паровозиком проблемы с законом и с совестью. Никогда не любила геометрию, но этот прицепчик я любовно называю следствием из теоремы о гене алкоголизма. Мама даже не столько меня имела в виду, когда говорила тебе про табу на спиртное, сколько про этого… мужчину. Эрика очень часто болеет. Всю зиму они дохают по углам дома. Но если у отца просто сезонное обострение, то у нее же невъебенно слабый иммунитет. В сентябре начнется третий год с ее перехода на домашнее обучение. Ни друзей, ни возможности выбраться без перспективы туберкулеза или пневмонии. Ничего. Сопли, книги и простыни. Ну, а Тревор?— вспыльчивый и требовательный пиздюк. На самом-то деле, характер у него временами хуже отцовского. —?Не то вздохнув, не то икнув девушка не опустилась, а практически рухнула на четвереньки, чтобы заползти под стол. —?В последнее время эти времена наступают с завидной частотой. Все его бесят, ничего ему не нравится, да еще и отпиздить может, если что не так. Папаша наш пока руки не распускал. Тем не менее, и без этого дурной славой пользуется. Думаешь, почему в доме за все это время не было тетушек-дядюшек-подружек-коллег и прочих существ, которые бы хотели посмотреть на тебя и непременно помацать за щечки, что привело бы к очередному припадку??——?Но есть же хоть что-то, что ему нравится? —?развел я руками, ожидая, когда сестра прямо ответит на мой вопрос и пропуская мимо ушей, наверно, немаловажную, но все же ненужную мне сейчас информацию.—?Вот что ему действительно не нравится?— внимание. —?Голос отражается от стенок стола, руки шарят в поисках новой дозы зелья. Снова уходит от темы. Опьянение или поддразнивание? —?А он его, к сожалению, получает с лихвой.—?Например? —?вдруг стало интересно мне.—?Ты же его видел, да? Ах, да, прости, у тебя не слепота, а другое отклонение,?— снова кольнула Лекса. —?Не заметил ничего интересного в его внешности?—?Он постоянно помятый,?— сказал я, ибо, наверное, это первое, что сразу бросается в глаза. —?Покоцанный, побитый…—?И в то же время очень красивый, согласись? —?ухмыльнулась сестра, достав из-под полы новую бутылку, на этот раз виски. А ведь и правда, если смотреть на него именно в этом ключе… Не просто очень красивый. Наверное, гораздо больше. Никогда не думал о людях в этом плане. Не видел необходимости. Очень удобно, ведь автоматом не приходится комплексовать из-за своей наружности. Ну, все когда-то бывает в первый раз. Семья, пьяная сестра, анализирование внешности брата. Кажется, первых разов в этом доме будет еще много.—?Да, наверное, да,?— неуверенно сказал я.—?Не наверное,?— отрезала Лекса, откупоривая бутылку. —?Девушки мимо такой красоты не проходят и считают грехом не приударить.—?Буду знать. —?Я закусил губу. Зачем она все мне это рассказывает? Считает это важным? Знать, что за твоим младшим братом гоняются так же, как он за тобой интересно, конечно, но суть моего вопроса, нетребующего замысловатого ответа, это знание не раскрывает вовсе.—?То записку кинут, то шоколадку, то не преминут встать на пути в коридоре и умолять о разговоре, а он их даже взглядом не удосуживает. —?Сестра отхлебнула и дрожащей рукой достала из кармана мятую пачку красных ?Мальборо?. —?Будешь?—?Не откажусь, не откажусь,?— осторожно протянул я руку за одной, а получил целую пачку.—?Все равно больше по ?Парламенту?,?— сказала с выуженной сигаретой из отданного мне блока меж зубов Лекса, доставая вслед автогенку и тут же зажигая.—?Конспирируешься? —?спросил я, тоже доставая сигарету и прикуривая перешедшей мне в руки зажигалкой. —?Антитабачные закладки там, духи.—?Не, есть средство покруче,?— выпустила мне дым в лицо девушка. —?Похуизм. Отличная штука, советую.—?Ничем иным и не скрывал своих действий и помыслов,?— усмехнулся я, затягиваясь. —?И все-таки, что нравится Тревору?—?Видимо, тебе от отца досталось тугодумие. Не повезло. —?Лекса рассеянно посмотрела на коллаж на стене. —?Трев отмахивается от знаков внимания поклонниц, среди которых есть действительно достойные во всех человеческих смыслах претендентки, все то время, что они его докапывают, а теперь еще и повторяет за ними, так как в его жизни наконец-то появился тот, кого он люто ждал и кто в силу ясных и не очень причин ранит его во всех смыслах, хоть наш брат и не признается в этом никогда. Как ты думаешь, что ему нравится? Может быть, если сменить местоимение, станет яснее?Новый первый раз не заставил себя долго ждать. И прихватил с собой мою старую подругу с именем, звучащим так, как если бы кто-то рассыпал на землю гвозди и сразу же заставил бы тебя на них танцевать. Растерянность.—?По лицу видно, что дошло,?— ухмыльнулась Лекса, которая неизвестно сколько времени после моей отключки за этим самым лицом наблюдала. —?Знаешь, я не хотела быть грубой изначально. Но… Ты не то чтобы заслужил эту невежливость. Просто она сейчас тебе нужна.—?А ты права,?— усмехнулся я, глядя перед собой и пытаясь осознать произошедшее. Украдкой тушу сигарету о руку и пытаюсь остановить состав мыслей. Нравлюсь ли я ему как парень или же я оправдал его ожидания о хорошем старшем брате, которым я нихера не являюсь? Переспросить?— очередной ряд экивок. В любом случае то очень и очень странно. Я сплошное разочарование и безынтересный человек, если могу таковым вообще считаться, вызываю лишь жалость из-за нелегкой судьбы, и я не думаю, что если бы все в моей жизни было по-другому, я был бы кем-то другим. —?По-хорошему никогда не понимал.—?Откройся ему хотя бы на миллиметр, на слово, на взгляд и узнаешь, какая у него лучезарная улыбка,?— Сестра приподняла уголки губ и хотела сказать что-то еще, но шум в конце коридора прервал ее.—?Ты хоть блять понимаешь, что ты опять творишь?! —?В комнату ворвался Тревор. Бешеный взгляд, всклокоченные волосы, лицо все столь же помятое, царапина все так же выделяющаяся. —?Тебя жизнь вообще ничему не учит?!—?Дорогостоящий репетитор, знаешь,?— парировала Лекса, послая воздушный поцелуй брату.—?Если ты туда сунешься, я запру тебя в чулане и не буду выпускать до конца твоей ебанной жизни,?— прорычал Тревор. Лекса права. Даже с ссадинами и синяками, царапиной во всю щеку и перекошенным от гнева (пока что мне непонятного), он действительно красив. Может быть, не от отца все беды? Потому что мне кажется, что это сам дом распространяет свое странное влияние на обитателей. Я никогда даже не задумывался о том, каких людей считают красивыми, а сейчас просто беру и оценочным взглядом окидываю младшего брата, разгневанного младшей сестрой. Может быть, со стороны это выглядит так, словно я пришел в магазин и присматриваюсь к товару, но мне сейчас все равно. К тому же они заняты кое-чем гораздо более интересным, чем упрекание меня в, наверное, не слишком приличном взгляде.—?Ура, всегда мечтала помереть в винном погребе! —?захлопала в ладоши Лекса, подпрыгивая и тут же падая.—?Пошли, умоешь свое бесстыжее ебало,?— буркнул Тревор, подхватив сестру и перекинув через плечо. —?Только не наблюй, пожалуйста, как в прошлый раз. Я только из стирки ту футболку достал.—?Ничего обещать не могу,?— прыснула Лекса, свисая с брата и подмигивая мне. —?Да и ведь все равно она скоро будет в очередной раз в крови и грязи.—?Может, и не будет! —?тряханул ее Тревор и посмотрел на меня. Вскинул брови, как будто только что заметил мое присутствие. —?Что уставился? От зрительного контакта же тоже приход ловишь. Вторую щеку подставить? —?Он повернулся ко мне относительно целой щекой.—?Я… —?Опешил. Охуел. Растерялся. Устыдился. Захотел сделать хоть что-то, чтобы извиниться. Захотел провалиться под землю. Сбежать обратно в тот подвал, в который меня однажды утащили, и не выходить обратно. Лучше бы не выходил. Лучше бы Тревор не знал, насколько херовый его старший брат, который не может ничего поделать, кроме как искалечить его еще сильнее.?Откройся ему хотя бы на миллиметр, на слово, на взгляд и узнаешь, какая у него лучезарная улыбка?,?— сказала Лекса, упавшая с плеча Тревора и ускользнувшая из комнаты в ванную. Но ведь это ничего не значит. Ничего.Но, кажется, если я соберу остатки рассудка и воли, то я смогу сделать синонимичный жест.—?Язык проглотил?! —?рявкнул Тревор. —?Или я не заслужил и слова? Заслужил только этот животный страх, который мы оба испытываем при виде друг друга, передачки с тарелками и шоколадом с кофейными банками, только…—?Я не хотел,?— прервал я его прикосновением к царапине. Легкая дрожь пробежала по моему позвоночнику. Я смогу. Я справлюсь. Ради него. Он ради меня претерпевает гораздо больше. Пустяк. Касание. К тому же, это сделал я. Как будто вернулся на место преступления. Я совершенно не знал, понравится ли ему то или нет, я просто посчитал это нужным. Впервые в своей жизни я счел что-то имеющим место быть. Слишком много первых разов. Слишком.Лицо Тревора, до этого перекошенное гневом, исказилось испугом. Растерянность разгладила носогубную складку, проявлявшуюся при крике. Непонимание сменило обиду в глазах. Вопрос, готовящийся произнестись, приоткрыл губы.—?З-зачем? —?спросил Тревор, несмело прикладывая свою ладонь к моей.—?Чтобы ты понял,?— сглотнул я, поглаживая рубец пальцами в, наверное, непоследний раз и убирая руку. Ладонь же Тревора осталась в воздухе, непонимающая, куда делось то, что она чувствовала.—?П-прости, я… —?начал распинаться парень. Голос и ресницы дрожат, синие глаза мечутся, рука у щеки. —?Я разозлился на Лексу, и…—?Тебе не за что извиняться. —?Я предпринял жалкую попытку улыбнуться. —?А вот мне… —?я снова посмотрел на его щеку,?— есть.Я поплелся к двери, попутно засовывая руку в карман за пачкой и новой сигаретой. Вот если бы можно было раствориться в дыме и улететь вместе с ним куда-нибудь, только подальше от младшего брата, перед которым я так провинился. Если бы я стал дымом, то табак, который скурился бы в меня, назывался бы ?Разочарование?. Созвучно с ?Собранием?, но ни разу не так же прекрасны. Доковыляв до подоконника в своей комнате, я плюхнулся на него и закурил в открытое окно. Затяжки пытались спасти меня от угрызений совести, я же пытался не сброситься вниз.—?Не замечал, что сигареты похожи в темноте на китайские пагоды? —?донеслось с двери. Тревор стоял в проеме, вперив глаза в пол. —?Прожилки пепла?— коньки, а угольки?— красные фонарики. Каждый раз, когда курю, представляю, что на празднике Цисицзе.—?Интересно. Никогда не думал так, но сходство есть,?— хмыкнул я. —?Мне вот они всегда напоминали вулканы. Знаешь, наподобие Ородруина из ?Властелина колец?. Странные, непонятные. Смотришь на них и не знаешь, что делать дальше.—?И то правда,?— согласился Трев, подходя ближе. Я достал одну сигарету и протянул ему. Протянул было зажигалку, но он приблизился к моему лицу, дабы прикурить от моей. Затягиваясь, он посмотрел на меня своими синими, в темноте кажущимися черными глазами, в которых поблескивали угольки. Через пару секунд он стыдливо отвел взгляд.—?Что ты любишь? —?спросил я, когда он отстранился.—?Чувствовать себя нужным,?— не задумываясь, ответил Тревор. —?Я никогда так себя не ощущал, но бьюсь об заклад, что это охуенное чувство и я заведомо его люблю.—?Да, говорят, здоровски себя ощущают.—?То есть ты себя сейчас нужным не чувствуешь? —?выпустил дым мне в лицо Тревор, поднимая брови и проводя рукой по волосам, снова упавшим на покалеченное лицо.—?Чувствую, только это приносит только проблемы. —?Я взглянул на брата, уставившегося мне куда-то в плечо. —?А ты? Сейчас тоже не чувствуешь?—?Только тебе. —?Тревор скурил сигарету до фильтра и выбросил бычок в окно, за которым еще стояла полутьма, рассеиваемая тусклыми фонарями. —?Мне нормально.—?Пиздишь,?— улыбнулся я, думая, ответит он на остальные вопросы или нет. Что ж, молчание?— знак согласия или же похуизма. Либо не чувствует, либо уже все равно. Подул ветер, и я начал ежиться.—?Скоро и днем будет такая температура,?— усмехнулся Тревор, глядя на то, как я зябну.—?А у меня даже вещей зимних толком-то и нет. —?Я закусил губу. —?Мне суждено закоченеть до смерти в этом городе.—?Тепличное растение. —?Парень вышел из комнаты, как я думал, насовсем и по-английски, но скоро вернулся с чем-то в руках.—?Возьми, будет, что носить первое время,?— протянул мне Тревор, как оказалось, рубашку.—?Я успел т-так замерз-знуть, что даже руками в рукав-ва попасть не с-смогу,?— проклацал зубами я, переминаясь с ноги на ногу. —?Помож-жешь мне одетьс-ся?Что за тупость я только что произнес?—?Г-господи, прос-сти, это… Так выс-сокомерно, Б-боже, прост-ти… —?Я начал рассыпаться в извинениях, но Тревор просто взял мои подрагивающие от холода руки и продел их в отверстия рукавов. Поправив воротник, он отошел на несколько шагов назад.—?Как влитая. Не смей возвращать. —?Он кривовато улыбнулся, и я понял, что последовал совету Лексы не зря. Эта картина действительно стоила прикосновения и долгожданного все же не только им одним разговора. Уголки губ сами потянулись вверх.—?Я такими темпами у тебя все вещи перетаскаю,?— заметил я, кивая на кровать, где покоился мишка, уже совершенно не пахнущий бывшим владельцем. Стало гораздо теплее.—?Не возражаю. —?Тревор почесал головой в затылке, после чего зевнул. —?Не против, если я пойду спать?—?Совершенно. Спокойной ночи, Трев.—?Наверное, сегодня она наконец будет спокойной. Спасибо тебе. —?Брат развернулся и вышел из комнаты, тихо притворив за собой дверь.Я решил убрать пачку и зажигалку в карман на рубашке, но наткнулся на что-то шуршащее в нем. Очередная записка. В полумраке я смог разглядеть буквы.Не против, если мы будем разговаривать хотя бы так каждый день?Не против и этого, Тревор. Совсем не против.Каждое утро я теперь просыпаюсь в его рубашке и с его мишкой. Каждую ночь я теперь засыпаю с его разговорами и сигаретами. Такое ощущение, что свободный радикал, решивший вдруг поделиться своими электронами с окислителем (чего вообще не может быть) не я, а он. Но у меня нет никакого желания отдавать этот атом обратно.Только вот есть ощущение, что радикалу все равно так же дискомфортно, как бы искренне он не улыбался мне на мои жалкие попытки открыться в ответ.