Глава 11 (1/1)

don't you know too much already, i'll only hurt youif youlet meВ том сне... Тревор ехал в тачке на водительском сидении. Руля там не было. Она просто двигалась вперед, но ей никто не управлял.Кто-нибудь другой спросил бы, что это значит для него — но никого, кроме Тревора, здесь не было, и его это волновало меньше всего.Он смог забыться на час или два, и пришел в себя, когда душное утро с ярко-красным рассветом сменилось очередным серым и туманным днем — и Тревор точно знал, что его потревожило.Тревор хотел бы, чтобы ему все это только показалось.То, как загнанно бьется его, Тревора, сердце, он едва ли услышал — в голове был только белый шум — Тревор проснулся от того, что почувствовал, как Мэтт коснулся его. Забрался руками под одежду, огладил ладонями по голой спине, ведя дрожащими пальцами вдоль позвоночника — и Тревора эта дрожь тоже пробрала.Стало холодно. Не там, где Мэтт касался — в груди, за ребрами и наглухо застегнутой рубашкой в клетку. Если бы Мэтт слышал, Тревор сказал бы: 'не начинай или закончи уже с этим'. Но Мэтт не мог его услышать в тот момент — а Тревор не знал, что происходит в его голове.— Трев, — глухо произнес он, еще крепче вжимаясь лицом в шею Тревора — когда говорил, оцарапал кожу потрескавшимися губами.— Почему ты это делаешь?Тревор... не помнил, как оказался сверху. Уйти все равно не смог бы — подвели трясущиеся ноги; они просто разъехались по обе стороны этой тесной для двоих кровати.Взгляд у Мэтта был пустой.Что бы ни было там, что бы ни происходило в его разуме, всё сознательное и рациональное было уничтожено. В пасти левиафана исчезли все толковые мысли, эти чертовы колеса, что Мэтт пил, чтобы эти мысли сохранить, и контроль, ради которого все это было. Осталась только пустота. Так что Тревор просто смотрел сквозь его глаза на эту черную зияющую бездну. Руки Мэтта все еще были на его бедрах.Неловко-то как.— Тревор, что ты... — так он начал говорить. Голос был словно чужой.— А ты?Их раскидало по разным сторонам кровати, словно кто-то в магните поменял плюс на минус.И минус на минус, в этом случае, конечно же, не давал абсолютно ничего — Тревор попытался успокоиться и только в глаза ему смотреть.Не помогло. И вдруг стало тихо. Голоса Тревор все еще не чувствовал... и что-то другое заговорило в нем.— Ты сейчас можешь сделать со мной все, что хочешь, — Тревор сказал это, а его взгляд, обращенный в лицо Мэтта, все равно оказался ниже пояса в какой-то момент, — и я никогда об этом не заговорю.Брат смотрел на Тревора сквозь дрожащие пальцы, закрыв лицо руками.Тревор помнил — они не были холодными, когда брат его касался. Тревору было... нестерпимо жарко, но вряд ли от стыда. О каком стыде может быть речь; Тревор едва сдерживался от того, чтобы посмотреть еще раз, и несколько раз по привычке чуть не закусил нижнюю губу, но удержался от неуместного в этой ситуации действия лишь потому, что не хотел моментально словить пару ударов в ебло.Это, конечно, полезно было бы, и Тревор был бы не против.Но Мэтт потом мучился бы из-за того, что его ударил.— Трев, прости меня, я... — его голос сорвался на полуслове. — Не знаю, что на меня нашло.— Все в порядке.Ну, вот и все. Конечно же, не стоило того.Те книги, что Тревору одолжила Викки Марблс, он прочел за пару дней, поэтому теперь он просто смотрел невидящим взглядом в сонник Миллера, по привычке прикасаясь пальцами к пустоте в его мертвых голосовых связках.Про то, к чему снятся автомобили, была написана вполне предсказуемая чушь, и это было забавно. Было бы.Тревору было очень плохо.Внутри всё закипало. С огнем и дымом — и, как искру, взмывающую в раскаленный дрожащий воздух и тут же гаснущую в падении, из этого потока выбивало очередную тревожную или злую мысль. Конечно, Тревор злился не на брата.Он просто злился. Больше ни на что не осталось сил.Понял вдруг, что всё, что происходило здесь, в этом доме, не уничтожало его пустоту... она просто находила свое место. Она ведь никогда не исчезнет. После всего, что произошло с Тревором — не исчезнет.Может, это и не чудовище вовсе — так, маленький, перепуганный, но очень злой зверь. Мэтт протянет руки, погладит — эта тварь успокоится и молчит. И тогда Тревор может говорить, что хочет и когда хочет.Это пустота за него сказала те слова... ей было нужно, чтобы Мэтт сделал с Тревором все, что хотел. Ей этого было бы достаточно.Тревор хотел этого тоже — но только в тот момент. Загнанный в угол, запутавшийся, беззащитный, он не должен был оказаться рядом с Мэттом, в его постели — и, правда он нуждался в том же, что и его пустота.. И... наверное, он даже не чувствовал бы себя использованным.Теперь, пытаясь совместить толкования снов о тачке, которой управляет кто-то другой, и тачке, в которой никого нет — бред, блядь, какой-то — Тревор хотел бы все это забыть. Для начала, конечно, забыть то, что, в первую очередь, этого хотел Мэтт.Мэтт хотел. Его.Вот бы сейчас стать настолько тупым, чтобы суметь всё это оправдать.— Как ты?— Порядок, — коротко ответил Тревор. Зашипел сквозь зубы — поцарапался ладонью о край страницы. — Ты?Мэтт молчал.Тревор сидел на подоконнике, болтая ногами, и смотрел мимо ровных строчек на страницах. Цепочку, зацепленную на шлёвку ремня его джинсов, он по привычке крутил в пальцах, и она со свистом проносилась в воздухе, делая очередной оборот; Тревор поднял взгляд и увидел, как Мэтт хмурится и прикладывает ладони к вискам.У него всегда болит голова. Как нажрется таблеток, а потом проваляется сутки — всегда просыпается очень тихим и спокойным, но голова у него болит по-страшному. Тревор почти это чувствовал.— Я, — Мэтт начал говорить, и Тревор подумал, что если это все, что он скажет, Тревор его убьет, — не помню, как оказался дома.— Тебя принёс домой Вудроу.Тревор выпил стакан воды — сразу до дна — и смотрел в пол сквозь неровное стекло. У Тревора осталось не так много времени, которое он может провести в этом доме, и он думал о том, сколько именно.— Как экзамен? — отвлеченно спросил он.— Пока не знаю, — тихо сказал Мэтт, — Тревор, послушай, я...— Ты, — прервал его младший. — Ты хоть иногда, блядь, думаешь, чем это может кончиться? Типа... ты хочешь оказаться там же, где я?— Где... ты?— В реабилитационном центре. Или в диспансере. Мэтти, пожалуйста, послушай, — Тревор указывал взглядом на место рядом с собой. Мэтт боязливо подошел ближе, и Тревор склонил голову и заглянул ему в глаза. Взгляд все тот же. Светлый. Трезвый. — Твои таблетки тебе не помогают.— Как будто ты что-то об этом знаешь, — громко и резко одернул его Мэтт.Тревор долго выбирал слова. Он хотел бы ответить, что Мэтт мог бы пойти к черту. Или он хотел бы рассказать Мэтту о том, что, если бы Тревор его не разбудил, то Мэтт вполне бы мог проснуться с рукой в его, Тревора, штанах.Пустота Мэтта боится. Она не позволила бы сказать ни то, ни другое.Тревор одними губами произнес: 'Я знаю об этом всё — после того, что сегодня случилось'.Но Мэтт этого не видел. Он смотрел на руку Тревора, в которой он держал осколки стакана, треснувшего в зажатых пальцах. Два или три острых куска стекла впились прямо в середину ладони; Тревор хотел бы ими вспороть себе шею — там, где так болело. И было так пусто.Руки он не чувствовал. Просто пульсировало в центре свежей раны.Он выругался сквозь зубы. Шепотом.— Схожу за аптечкой.— Давай.— Тревор, мне не стоило кричать на тебя, и...— Ты не знаешь, что на тебя нашло, — тихо сказал Тревор. — Я всё это уже слышал.Тревор отказался от помощи брата — сказал, ему нужно побыть одному. Кровь капала на подоконник и в рукав его толстовки, пока он пытался справиться с этим самостоятельно.Получилось вроде неплохо. Младший собрал с пола осколки и бесшумно выскользнул за входную дверь.То, как боль пульсировала в ране на руке, было ему вместо часов. Времени осталось еще меньше, чем Тревор думал.В тот день Тревору нельзя было оставаться дома.Он сделал пару затяжек, смотря в ровную неподвижную гладь Мерримак-ривер с моста. Он мог бы пойти в сторону знакомых ему кварталов, вернуться туда, откуда пришел, или идти в сторону выезда из города, пока, наконец, его не покинет, но и для того, и для другого пути было рано еще. Остров в устье реки было хорошо видно в лучах бледного предзакатного солнца — верхушки деревьев уже успели выгореть и стать рыжими, будто сейчас поздняя осень; Тревор смотрел и шел. ?Я не поздно беспокою, мэм?? ?Как дела, Тревор??Хорошо, что у него был личный номер телефона Марблс. И, в принципе, неплохо, что Тревор никогда не делал так раньше — можно было напоследок позлоупотреблять доверием немного.?Могу ли я явиться завтра???В 5???Хорошо, спасибо, мэм.Я собираюсь писать отказ. Но прежде мне нужно будет еще примерно 60 минут.?Тревор написал в заметках в мобильнике, что он должен не забыть сказать Викки Марблс, что она хороший врач.Это ведь правда. Просто Тревор такой себе пациент.От мрачных мыслей, к которым он вернулся, его отвлекло еще одно уведомление о сообщении. ?Привет, чувак, как оно там??Черт, Тревор и забыл, как его бесит манера Колби Шнелли общаться с людьми в переписке.?Забей. Как ваши дела???Тоже забей. Когда ты приедешь???Пока не могу сказать.??Ну конечно.??Когда скажешь???Завтра.?Тревор ужасно устал, рука болела только сильней с каждой секундой... и после бессонной ночи глаза слезились, пока он смотрел на красно-оранжевый закат. И курить он тоже заебался, но он и с места не сдвинулся, пока солнце не спряталось за маленьким лесом на том острове.Это было важно, потому что Тревор всегда так делал. И теперь должен был сделать это в последний раз.Мэтт больше не может себя контролировать — вот, о чем Тревор думал.Тачка без руля, которой никто не управляет — это их с Мэттом дом.Рядом, всегда не дальше, чем на расстоянии вытянутой руки, они все равно закончили бы это так. И это ответ, за которым Тревор пришел в это место.Мэтт больше не может себя контролировать. 'Как будто я когда-то мог себя контролировать', — так Тревор сказал себе. Развернулся и пошел в сторону дома.Дома было страшно тихо, так что Тревор планировал на цыпочках пробраться мимо комнаты — меньше всего хотелось тогда шагать за порог, но Мэтт его на этом пороге и встретил. Тревор не помнил, что именно Мэтт ему сказал — так, наорал за то, что Тревор опять ушел черт знает куда и так поздно вернулся. Тревор лишь слабо поогрызался. Ругаться сил не было. Мириться тоже.Но он все еще говорил не то, что пустота пыталась вытолкнуть из его горла. Изо всех сил сопротивлялся.— Тревор, я понятия не имею, что делать.— Думаешь, я?.. — коротко спросил Тревор.Кто сделал это первым, Тревор тоже не помнил. Он подошел ближе — так, взглянуть, насколько тонок ободок светло-голубой радужки вокруг огромных черных зрачков; утром глаза у Мэтта были такие же. Да, Тревор помнил, что просто подошел ближе, и что целовать Мэтта было лучше, чем в прошлый раз. И не так страшно, как в прошлый раз.И в прошлый раз Мэтт не целовал его в ответ.— Не знаю, что на меня нашло, — так Тревор сказал.— Мы не можем, — ответил Мэтт.А после Тревор коснулся его губ своими еще раз.— Я знаю.***Когда Мэтт возвращался домой с результатами экзаменов, он знал, что Тревора, скорее всего, уже нет не то что в этом доме — в этом городе.И старший знал, что у него руки связаны. Что бы он ни сказал, что бы он ни сделал — всё будет использовано против него.Всё уже было использовано против него.И ему было невыносимо тяжело из-за того, что он не помнил, как это началось. Мэтт не помнил, как Вудроу вернул его домой, и утро, наступившее после, он тоже не помнил... так и произошло всё, чего Мэтт так боялся. Впрочем, так ли важна причина при таких последствиях.Но Мэтт хотел бы помнить.Зато то, как девушка из его лекционного потока, которой он очень вежливо отказал в тот вечер, после экзамена, в баре, осуждающе разглядывала красные отметины на его шее, сидя рядом в ожидании результатов, Мэтт помнил отлично. Стыд — это чувство для трезвых. Но... это уже не о стыде даже, Мэтт просто чувствовал себя настолько бессовестным, что ничего не могло бы это обелить. Когда мараешь руки так сильно, они уже не отмоются.Мэтт коснулся дрожащими пальцами шеи — было больно. Больно думать о том, как этот след был оставлен.В квартире все снова стало таким, каким было до того, как Тревор приехал в Манчестер. А еще пахло хлоркой. И чем-то приторно-сладким.Вещи Тревора, собранные в сумку, стояли в коридоре.Тревор все так же сидел на подоконнике и крутил в руках цепочку, словно он и не уходил никуда с этого места. Звенья свистели в воздухе, а затем бесшумно ударились о его перебинтованную ладонь.Тревор указал взглядом на место рядом с собой, и Мэтт набрался смелости, чтобы подойти. Сел рядом — но не так близко, чтобы коснуться случайно.У Мэтта теперь вообще не было никакого права к нему прикасаться.— Все хорошо, Мэтти, — тихо сказал он, и Мэтту пришлось низко склонить голову, чтобы услышать.Тогда Тревор протянул руку и убрал волосы, упавшие ему на глаза. Легким, невесомым движением подхватил непослушную прядь и заправил ему за ухо, — словно это нормально, что Тревор это делает. Словно вообще всё нормально, и сейчас они вдвоем будут говорить вовсе не о том, что Тревор собирается уйти, потому что знает, что Мэтт его не остановит.И точно таким же движением Тревор осторожно коснулся его подбородка, заставляя поднять лицо и наконец посмотреть в глаза.— Солнце, — непривычно ласковое слово вдруг резануло по слуху, как бритва, — ты действительно всё это время думал, что до вчерашнего утра я ничего не знал?..Это стало первым открытием. Всё остальное Тревор предвидел — ни черта к этому не был готов, но, конечно же, все понимал. Мэтт и вправду думал, что у него получается это скрывать.В тот день у него было... очень живое лицо.Не та маска, которую он обычно носит. Нет, лицо Мэтта никогда не было безжизненным — просто оно всегда было таким, каким должно быть. Мэтт знал, когда и как улыбнуться, и каким должен быть его взгляд, когда можно смотреть в глаза, когда — нельзя. Он знал, что люди хотят видеть, когда в его лицо смотрят.А теперь Тревор смотрел на болезненный излом бровей и дрожащие, искусанные в кровь губы.Мэтт смотрел в ответ и только хлопал светлыми ресницами.Наивный.— Как ты понял?— Я вернулся домой. Ты спал. Я слышал.И только когда Тревор отпустил его, убрав руки от его пылающих щек, Мэтт позволил себе отвернуться, чтобы не было видно, как покрывается багровыми пятнами всё его лицо.Конечно, Мэтт хотел быть сильнее, чем то, что с ним происходило. И он думал, что он сможет это победить.Когда-то он пустил Тревора на порог своего дома и принял его вместе со всеми монстрами в его, Тревора, голове, только потому, что был готов исправить все, что было не в порядке в мире вокруг, и причиняло боль его младшему брату. Это про Мэтта — исправлять, брать ответственность, защищать. Мэтт хотел его спасти.Только... они ведь оба знают, что Тревор пришёл не потому, что Мэтт может его спасти. Просто он знал, что Мэтт его любит. Что бы Тревор ни сделал.И Тревор всегда чувствовал то же самое.— Почему не сказал ничего? — спросил Мэтт срывающимся голосом.— Ты не хотел бы это от меня услышать. И это бы ничего не изменило. И... я думал, что я смогу с этим справиться.— Как ты можешь справиться с чем-то, что происходит в моей голове?Этот вопрос Тревора разозлил немного... но и сказать то, что было в мыслях, у него не получилось. Тревор посмотрел за окно, пытаясь совладать с эмоциями; а за окном люди толпами шли через этот огромный перекресток. Так же, как он однажды пришел в этот дом. Сначала прямо, затем направо. Это было так давно.— Ты ведь как-то справился с тем, что происходит в моей.— Не все беды от головы, — справедливо заметил Мэтт. Обратил на него взгляд, полный ужаса, боли и отрешенности. Он знал, что Тревор уйдет. Знал, что Тревор остался до его возвращения, только чтобы честно об этом сообщить.— Да, Мэтти, но все это не ты сделал. Ты ведь не просил делать тебя центром Вселенной и влюбляться в тебя.— Ты тоже.Тревор хотел бы попросить его помолчать. Или сказать, как Мэтт когда-то — а что, блядь, я? — но он, конечно же, знал, какой ответ услышит.Слышать это Тревор не хотел. Было достаточно звука в его голове, с которым бы циркулярная пила раскроила ему череп. Правда, лучше бы было так, чем слышать снова и снова, тысячу раз, это чертово 'ты тоже'.В тот день Тревор остался, чтобы попрощаться с братом, лишь затем, чтобы закончить всё правильно. Так, как он пообещал себе.Это было ради Мэтта. Ради спокойствия, которое он обретет однажды.Не сегодня и не завтра, конечно. Не время жить настоящим. Это... не применимо к поступкам, за которые ты можешь попасть в ад.Тревор был уверен — если есть ад, то для него самого там место уже приготовили.Но не для его брата.— Каждый раз, когда... так тихо в этом доме, и так громко в моей голове, это из-за пустоты, — Тревор коснулся шеи разбитой рукой, прикладывая к одному больному месту другое. Как будто это поможет. Монстр был недоволен. Нельзя было так говорить. — Это не что-то бессознательное, но это толкает меня на поступки... которые я, клянусь, не хотел бы совершать. Это я спровоцировал. Сегодня ночью. Вчера утром. И — тогда, когда я поцеловал тебя впервые. Так всё началось, и ты тоже это знаешь.— Нет. Я...— Не ты, — резко перебил его Тревор.— Ты не знаешь. А я не помню, — вот, как Мэтт ответил. — Я и вправду не помню, когда это началось. И, возможно, все было наоборот.— Мэтти, будет лучше, если я уеду.— Кому?— Тебе.Он взял Мэтта за руку, словно это тоже могло чем-то помочь — Мэтт все равно сорвался. Он кричал на Тревора, он говорил, это нечестно, ведь он сделал все, что мог, он отдал все, что у него, блядь, было; Тревор слушал. Отвечал изредка.Согласен. Да. Знаю. Вроде того. Да, бро, я знаю, я мудак, ты - нет.Ему было обидно, что он так старался загнаться в угол, чтобы было если не поражение, то патовая ситуация — такая, что это он, Тревор, подставился, и только он во всем этом виноват. Но Мэтт и здесь нашел место, чтобы отступить назад.Они сидели на подоконнике, Тревор держал брата за руку и смотрел за дверной проем, на центр опустевшей комнаты.Здесь когда-то были они, вдвоем.В один из ненавистно тихих дней Тревор от нечего делать валялся на полу и разглядывал трещины на потолке, когда Мэтт пришел домой. Посмотрел на него, прочитал от первой и последней строчки, как глупую и простую историю, написанную черным по белому на одном обороте листа... сказал, что Тревор боится звука собственного голоса, прежде чем сам Тревор это понял.У Мэтта получилось. Протянуть руку и погладить монстра, который по сей день управляет жизнью Тревора. И монстру это понравилось.Тогда, наверное, Тревор и понял, что влюбился. И это всё, что он знал.Полоска света, пробивающаяся в зазор между шторами, делила это пространство надвое косой неровной чертой. И в тот день, далекий от всего, что в этом доме было теперь, Мэтт говорил Тревору — 'мы'... а теперь это мы точно так же поделено на равные, но такие разные половины.Ты — одна часть. Я — вторая.И их не сложить. Ничего, блядь, не уцелело.— О чем ты думаешь сейчас? — спросил Мэтт.Если бы Тревор мог сказать то, что думает, он бы ответил: 'Ты разбил мне сердце, но это было охуенно'.— Я не смогу остаться здесь... так что мне пора идти.— Куда?— Не знаю. Пока заеду к матери.— Ты вернешься?— Не знаю, Мэтт.Брат коснулся губами его руки над запястьем, всего на мгновение. И попросил быть осторожней.Он сказал, он будет скучать.Тревор так не хотел бы, чтобы Мэтту пришлось мучиться еще и с этим.— Я напишу, когда приеду... куда-нибудь. Удачи, Мэтт. И ты... тоже будь осторожней. И не вздумай скучать по мне слишком сильно.Вот теперь он сделал всё, что мог.Он вынес из этого дома столько вины, сколько получилось на себя взвалить. Мэтт, конечно, злится, но успокоится. Ему станет легче — так Тревор думал.Было хуже, чем когда его замотало под колесо тачки, но все, что Тревор чувствовал теперь, проваливалось в пустоту и там исчезало. Ни проораться, ни даже тихо пореветь от злости на себя, словно девчонка, сил не было.Так что Тревор просто шел. Дорожная сумка казалась неестественно тяжелой.Тревор шел сначала налево, затем прямо, через этот огромный перекресток. Тем же путём, что он пришел в дом Мэтта. Просто, наконец, в другом направлении.Только на повороте, за которым их дом исчез бы из виду, хватило смелости остановиться и поднять взгляд. Мэтт стоял у окна и смотрел, как Тревор уходит.Вертел незажженную сигарету в бледных пальцах.Это Тревор оставил их там, на балконе.Возвращаться — не то, что плохая примета. Просто непозволительная роскошь.***два часа назадНа приеме у доктора Марблс Тревор сразу разделил лист на восемь частей, чтобы сообщить ей то, что собирался, потратив как можно меньше времени. Ничего конкретного там, конечно, не было, но он впервые шел выговориться.Насколько такое можно назвать разговором.— Отказ писать будешь? — неожиданно спросила она.Тревор кивнул.— Тогда пиши сейчас.Марблс протянула ему выписку, в которой значилось, что на момент закрытия договора у него не диагностировано ничего — ух ты, надо же, какая удача — и заявление о том, что Тревор не будет посещать центр больше.Она взяла в руки эти противно тикающие настольные часы и достала из них ключ. Наконец наступила тишина.Тревор удивленно поднял брови, без слов спрашивая, что Марблс имеет в виду.— У меня рабочий день кончился. И ты больше не мой пациент. Поэтому я спрашиваю, Тревор - могу ли я чем-то тебе помочь? ?Мэм, мне не нужна помощь?— Правда? Ты хочешь сказать, что ты собираешься вернуться в Холлис к своей маме??Нет, конечно. Она же с ума меня сведет за неделю.?— Что же ты тогда собираешься делать??Все в порядке. Я заеду к своим знакомым ненадолго. Потом придумаю что-нибудь.??Я нормальный взрослый человек, мэм.Я прекрасно понимаю, какую ошибку я совершил, когда решил, что могу взвалить на него ответственность за себя и свое здоровье, и я больше не буду никого мучить.Но это не значит что я собираюсь повеситься, или уйти жить в лес, или что-то вроде того.Все будет хорошо, мэм.?— Пообещай, что все будет хорошо... не мне. Себе.'Или ему', — добавил Тревор про себя то, что у Марблс не хватило смелости сказать.?Вы хороший врач, Виктория.?И Тревор хотел бы сказать вслух, но с губ сорвалось лишь трескучее 'но', и в голове взвыла сирена.— Но что, Тревор??Но все это — какая-то хуйня.?— Тревор... я должна спросить тебя кое о чем, — Марблс с трудом произнесла эти слова. Она, обычно сидящая рядом с ним каждый сеанс в состоянии напряженного, внимательного слушателя, вдруг устало откинулась на кресло и сняла очки. Оказалось, у нее огромные глаза.?Вы можете.?— Твой брат придёт сюда однажды, чтобы спросить, как ты ушел.?И вы можете сказать ему все, что считаете нужным, кроме того, что я написал сегодня.?— Хорошо, Тревор.?У меня тоже есть просьба.Если однажды Мэтт придет сюда, чтобы поговорить о себе, а не обо мне, пожалуйста, отправьте его к кому-нибудь другому. Пожалуйста, напишите ему отказ.Вы хороший врач, Виктория, но ему нужен другой.?— У Мэтта проблемы??Возможно. Я не могу говорить об этом за него.?Тревор писал эти слова, задыхаясь от боли. Он знал, пройдет немного времени, и Мэтт придёт, чтобы услышать ту часть истории, которую никогда не знал, но это ему ничем не поможет.Но, может быть, Марблс скажет ему что-то, что поможет бросить пить эти чертовы таблетки.Это единственное, о чем Тревор беспокоился по-настоящему.Марблс принесла ему воды, и Тревор опрокинул стакан за пару глотков, а потом ушел.Это было нечестно, но Тревор забрал кое-что из ее кабинета, пока она уходила за водой.Ее личная запись, которую она делала во время прошлого посещения.Тревор шел по улице, торопливо курил и читал.Ему было до чертиков интересно, если честно — хоть он и знал, что ничего хорошего не увидит.У Виктории ровный косой почерк. Буквы 'b', 'q' и 'g' всегда вылезают за строчки на одинаковое расстояние. Такое бывает у уравновешенных людей с сильной логикой, но богатым воображением.высокая вероятность необратимого регрессаЭто очень плохо, но Тревору вообще все равно было. Тревор шел домой — в последний раз; тем временем пустота уничтожала его голос, а он старался не заскулить от боли и отчаяния.Вернувшись домой, он положил лист, сложенный вдвое, на полку, рядом с вещами, которые еще не успел собрать.Пришел в себя, смыл с лица страдальческое выражение и ждал. Он хотел встретить Мэтта спокойным, совсем не злым и во всем на свете виноватым.***Судя по ощущениям, у Тревора осталось слов пять, максимум десять, и он решил произнести их на пороге родного дома, в Холлисе, пока он стоял в проеме, демонстративно держа дверь открытой:— У тебя есть свой дом.Обменявшись еще парой неласковых фраз с матерью, отец наконец вышел, и Тревор проводил его до ворот. Открыл ему еще и дверь тачки, а потом со всей дури ее захлопнул.То, как отец на него орал и что именно, Тревор не слышал — в голове и без того было страшно громко. Ни слова не разобрать.В этом городе... было столько дурных воспоминаний, и теперь все это было у Тревора перед глазами. Да и приехал он уже злым до чертиков. Всю дорогу, пока трясся в холодном автобусе, уговаривал Тима сгонять куда-нибудь вечером, но тот отказался.У него работа.Та самая работа, которая могла бы достаться Тревору или должна была достаться Тревору; впрочем, уже неважно было, да и Тиму он написал, что тогда он может пойти нахуй. До эфира или после.— Ты... говоришь снова?.. — удивленно спросила мама, вытирая заплаканное лицо.?Иногда. Очень редко, мам. Сейчас — больше не могу.Мне не стоило говорить с ним.??Лучше бы я сказал тебе, что я скучал. И что тебе не стоит плакать из-за этого мудака.?— Почему ты не предупредил, что приедешь??Я не знал.?Алексис сразу выругалась на него за то, что он уедет утром, и хлопнула дверью своей комнаты на втором этаже так же, как Тревор хлопнул дверью отцовской тачки — потом все-таки спустилась в гостиную, чтобы договориться с Тревором о том, что, когда он будет возвращаться, он хотя бы пару дней побудет в Холлисе.Так что она сидела рядом, сонно качая головой, пока мама рассказывала, как вообще обстоят их дела.— Сильно поругались? — тихонько спросила Лекс, когда мама ушла в кухню за чаем.?Сильно.?— Как он??Справится. Ты присмотришь за ним?Пиши хотя бы раз в неделю, пожалуйста, Лекси. Ему — и мне тоже.?Лекс протянула ему руку, и Тревор пожал ее; договорились, значит. Хоть с кем-то и о чем-то.Казалось странным, что мать не устроила скандал и не заставляла его остаться. Сначала, правда, сказала, что хотела бы, чтобы в день рождения Тревор был здесь.Но Тревор не хотел.И по глазам его было видно, что все мысли о дне рождения сводятся только если к тому, что лучше было бы и не родиться вовсе.Так что да, мама его отпустила.Тревор уснул в своей комнате только на пару часов, под утро — когда зашел в нее, холодную и опустевшую, вдруг понял, что этот дом стал для него... не тем, что был раньше. Не чужим, конечно, но пустым.В последние несколько лет Тревору было тяжело здесь одному, без Мэтта.Теперь без Мэтта будет тяжело везде, куда бы Тревор ни шел.Еще остались его, Мэтта, вещи на верхних полках стеллажа. И то место, где на стене висела его гитара, чуть темнее, чем остальное пространство — под солнцем не выгорело.Тревор спал на краю жесткой постели, ежась от холода, и подскочил с первыми лучами рассвета.Ему снилось, что он за рулем тачки — теперь это он ей управляет. На той же самой дороге, что и всегда в его снах — по пути к черному лесу вдалеке, до которого он ни разу не добрался. Тревор едет вперед — но все еще ни к чему не приближается, и его руки лежат на руле. Он не успевает затормозить, и тело сталкивается с капотом этой тачки с глухим, но неестественно громким звуком. Громче, чем визг тормозов.Это тоже он — Тревор.И его тело безвольно стекает под капот. Когда Тревор вынимает ключ зажигания из замка, становится страшно тихо, и он выходит, чтобы посмотреть... у парня, лежащего под колесами, рукав куртки залит кровью. Когда капюшон падает с его головы, которую он обессилено опускает на припорошенный снегом асфальт, Тревор видит — у него нет лица.Тревор кричит так громко, как может.Он проснулся в тишине.Торопливо закурил, свесившись в оконный проем — надеялся, мать не заметит.В последний раз что-то о том, что случилось с ним на этой проклятой дороге, шум с которой он слышит даже сейчас, снилось ему в этом доме, в Холлисе. Пока он был с Мэттом, этого не происходило.Вот же блядь.Тревор потушил сигарету и спустился на первый этаж, чтобы кое-что проверить в своих вещах. Нет, ни черта, он же не мог забыть это в квартире в Манчестере, он не мог, он помнит, как он забирал то, что взял в кабинете доктора Марблс.Не забирал.И пути назад тоже нет... Боже, лишь бы Мэтт не заметил.Тревор такой идиот.Тревор покинул дом утром. Мама провожала его в одиночестве — пообещала, что больше не будет отвечать на звонки отца.— Тревор, пожалуйста, будь осторожней, и...?Да почему вы все это говорите???Хорошо, обещаю, мам.?И Тревор думал, она скажет или спросит что-то о брате, может, попросит помириться с ним, но она лишь тяжело вздохнула и произнесла:— Хотя бы смотри, что ты куришь. И всегда предохраняйся.?Ма, я не могу разговаривать с людьми. Так что не переживай, мне ни то, ни другое не предложит никто.?Он растянулся на заднем ряду сидений в рейсовике и бездумно смотрел в окно час или два кряду. Не так много людей направлялись туда же, куда и Тревор. Потом он вспомнил, что он так ничего и не написал Колби.?Если что, я в пути.??Сообщи время ориентировочно, когда проедете Мидленд, окей?Дальше пробок быть не может, ни один идиот не поедет на лето в Аризону.?Тревор понятия не имел, сколько часов это займет. Но он думал, что в Аризоне будет хорошо. Даже если умирать.***Сколько дней прошло прежде, чем Мэтт перестал реагировать на каждый шорох в этом доме так, словно Тревор сейчас зайдет в комнату и скажет 'привет'? Мэтт не знал. Он иногда не мог заставить себя даже встать с постели — конечно, он мог бы смешать стимуляторы с тем, что еще необходимо, и день или даже два прошли бы — нет, не нормально и не хорошо, они бы просто прошли.Но Мэтт уже решил, что он завяжет.Очередным стаканом ледяной воды он запил тупую и удушающую боль, которой он давился. Это всё, что Мэтт мог себе позволить. И он не мог представить себе, на сколько еще хватит сил — знал только, что от этой боли не сможет избавиться, как утопленник, вытащенный на берег, не отплюется от зеленых водорослей, забивших его горло, и не сделает вдох. Чтобы начать заново.Хуже, чем тогда, ему могло стать. Но не наоборот.Мэтт чувствовал себя мертвым.В один из таких дней он вернулся домой с работы поздно вечером и наконец решил, что он может посмотреть, что лежит в той коробке с вещами, которые Тревор забыл здесь... Мэтту очень хотелось, чтобы под той самой футболкой с лого Radiohead, испачканной его, Мэтта, кровью, младший брат спрятал, например, гранату без чеки.Это было бы хорошим исходом.Когда Мэтт поднял эту коробку, неожиданно легкую, со стеллажа, с той же полки слетел лист, сложенный вдвое. И, еще не развернув его, Мэтт увидел, что это не Тревор написал.Мисс Марблс использовала последний МКБ в работе, и предполагаемые диагнозы были расположены на схеме по кругу — большинство Мэтту были не знакомы. Выглядело странно, но было похоже на ее методы.Напротив аббревиатур были одинаковые квадратные ячейки. Чтобы отметить крестом, если это необходимо. Но они были пустые, эти ячейки.Под некоторыми обозначениями — категоричное 'отсутствует'. Под другими — 'не присутствует'.F94.0* — в неровно вычерченном квадрате значится ?, под ним — тоже 'не присутствует'. Да, не будь сейчас два часа ночи, Мэтт бы ей позвонил.На второй половине листа было написано:Нет смысла передавать из терапии в психиатрию.F94 исключено. Селективное говорение.Стабильный прогресс.Высокая вероятность необратимого регресса.У Мэтта был выходной, так что он сидел до самого утра за книгами, пытаясь понять об этом все, что должен был... да, он мог согласиться с Марблс, что это не селективный мутизм; болезнь детская, да и сама логика ее протекания не соответствует реальности.Хотя черт знает, какую часть правды Тревор позволил ей узнать.Мэтт все равно не понимал, принципиальна ли разница. При селективном мутизме и так говорят выборочно, разве тогда это не одно и то же?.. Хотелось проораться — раздражало, что в голове ни одной умной мысли. Мэтт знал, что тогда было не время для умных мыслей, но, чтобы отвлечься и начать искать правильный ответ заново, взглянув еще раз, по-новому, времени не было тоже.Мэтт сварил кофе, сразу плеснул туда шот виски и читал, хотя уже почти ничего не видел. Усталый взгляд сонных глаз перемещался с одной строчки на другую без всякой последовательности.— Господи, блядь, ну какая легкая форма может быть у этой чертовщины, — пробормотал он себе под нос, прицепившись к формулировке в одной из статей, и замер на полуслове.'Легкая' было написано так же, как 'светлая'**.Мэтт включил настольную лампу и поднес к ней полупрозрачный, тонкий, как пергамент, лист, чтобы посмотреть на просвет.У Марблс заканчивалась ручка. Пара слов — и еще несколько строк посередине — были просто выцарапаны на бумаге.И эти слова столько значили. Мэтту казалось, что, если он произнесет их вслух, он быстрее отыщет их смысл; он потратил достаточно времени, чтобы прочесть и осознать. И говорить, и слышать было больно. Вот, что она написала за четыре дня до того, как Тревор уехал:Нет смысла передавать из терапии в психиатрию.F94 исключено. Мутизм - это не то же самое, что селективное говорение.Даже при психогенном пути. Вероятнее всего, Тревор всегда говорит с кем-то одним, что предполагает стабильный прогресси крайне высокую вероятность необратимого регресса. ***