Глава 12 (1/1)

call me friend but keep mecloser(call me back)В Аризоне было просто охуенно.Всем, кроме Тревора.Да, ровно так и начался самый абсурдный и невыносимый эпизод его и без того бестолковой жизни: он перешагнул порог дома вместе с Колби и услышал два одинаковых голоса. Из гостиной пахло дымом и еще чем-то странным, тяжелым и приторным... Тревор почти сразу понял, что это запах масляных красок.'Он здесь?' — беззвучно спросил Тревор, пока Колби что-то воодушевленно болтал.Колби Шнелли когда-то переехал из Портленда в Холлис, и он учился с Тревором в одной школе. Это было так давно.Его мотало по этой огромной стране, и он не мог остаться нигде, даже если сильно хотел, потому что этого не мог сделать его отец... сравниться с тем, как его семья пережила развод, мало что могло.В Аризоне они оказались пару лет назад — тогда же, когда мать Колби забрали в психиатрию насовсем.И еще много времени прошло прежде, чем в этот дом — неправильно ведь сказать, что вернулся, если его здесь вообще никогда не было? — приехал его брат.Пока Колби жил в Холлисе, он был другом Тревора, но тогда Тревор даже не знал, что у Колби есть брат-близнец. 'Как если бы это был доппельгангер', — всегда говорил про него Колби.Казалось, Колби его ненавидел.Он зашел в кухню и поздоровался, но, когда Тревор протянул ему руку, он сказал, что было бы лучше, если бы Тревор представился.— Так, послушай, выйди и дверь, блядь, закрой за собой, — громко и отчетливо сказал Колби прежде, чем Тревор успел вмешаться.Он поднял вверх раскрытую ладонь — от неожиданности Шнелли закрыл рот на пару мгновений — и достал из кармана рюкзака пояснительную записку, которую всегда носит с собой.?Привет.Я все слышу, но не могу говорить.Если будут какие-то вопросы, я напишу ответ.Меня зовут Тревор.?— О, вот черт, — его грустные серо-голубые глаза вдруг стали еще больше, будто занимая все пространство на бледном и худом лице, — кажется, вчера Колби пытался мне объяснить, но я не понял. Мне правда очень жаль, извини.Тревор примирительно улыбнулся — да ладно, к черту, его это даже не выбесило.Зато Колби все еще трясло от злости; странно, Тревор его таким не помнил.В этот раз брат Колби протянул руку первым:— Тайлер. Меня зовут Тайлер.У него была искренняя, честная улыбка и холодный взгляд, в котором читалось, что Тревор еще не понял, во что вписывается.Колби проводил его взглядом за дверной проем, закурил и бросил пачку обратно в руки Тревору.— Ты... прости его, он придурок, — так Колби сказал.?Ничего страшного. Обычно те, кто не знает, сразу спрашивают, это я гордый такой или язык проглотил.?— Я предупредил его.?Все равно, неважно.??Он симпатичный.?Колби нервно рассмеялся:— Типа как я??Блядь, дружище, вряд ли. Ты такой же симпатичный, как я — ярый республиканец.Так что ты — нет, он — вполне даже может быть.?Тревор вспомнил, что ему неплохо жилось, когда он мог говорить — ведь он мог сказать все, что угодно, и в этом все еще не было ничего страшного. И сделать он мог тоже, что угодно. Все, что сказали бы про него в ответ: 'Это же Тревор Вентворт, он может так поступить'.Впрочем, его и сейчас ничего не останавливало.Так что Тревор в тот же день уехал с Колби к Мраморному каньону — Колби работал фотографом, и это была одна из его первых коммерческих съемок. Ему нужна была помощь, чтобы довезти аппаратуру.Пока они ждали знакомого Колби, который подбросит их до выезда из города, Тревор заглянул в гостиную через панорамное окно, выходящее во двор дома — Тайлер что-то торопливо набрасывал на листе левой рукой (по тому, как он держит грифель в тонких пальцах, было понятно, что он правша), одновременно разговаривая по телефону. В другой руке он держал сигарету.Тревор смотрел и думал, кого бы это могло ему напомнить.Да, Тревор уехал с Колби к каньону, чтобы на следующий день оказаться в одном из пригородов Финикса, мучаясь от тяжелого осознания того, что все, на что он ставил, не будет работать так, как Тревору хотелось бы.Съемка подзатянулась, и, когда уже даже свет выставлять было поздно — в Аризоне темнело раньше, чем где-либо, так казалось, — Колби сказал, что пока смысла домой ехать нет.Он предложил Тревору заехать куда-нибудь и выпить, и Тревор согласился.?Да, было бы неплохо выпить и, наверное, свалить с кем-нибудь отсюда.?Тревор помнил, что Колби насмешливо прищурился и спросил:— В Гэмпшире такого нет??О чем ты??— Не дают? — в свойственной ему манере прямолинейно спросил Колби.?Мне было все равно.Всё, что произошло, пробило в моей башке сквозную дыру, так что это было неважно.?— А теперь ты приехал сюда, чтобы осознание того, что твоя терапия тебе нихуя не помогла, не убило тебя? Просто зализать раны... поможет, думаешь??Да.Смысл меня воспитывать, Шнелли? Ты же не психолог. И не душный моралист, как твой брат.?— Да пошел ты, — беззлобно огрызнулся Колби.Продвинул по стойке к рукам Тревора сразу два шота. Руки у него тряслись. Тревор его разозлил, и он знал это — не то, чтобы был этим доволен, но он и вправду не хотел, чтобы кто-то лез ему в голову сейчас.В том баре было шумно и, кажется, Колби знал там каждого, так что, когда минут через сорок подъехали его знакомые, Колби оставил его одного.А потом к Тревору подошла девчонка, и в ее руках была записка, сложенная вдвое.— Это Колби Шнелли передал... это же ты — Тревор?Он написал: 'Основываясь на том, что ты сказал утром, мне стоило бы спросить, кто в твоем вкусе, но я забыл.'Симпатичная.Сладкий голос и красивые пустые глаза. В Гэмпшире таких было много. Когда-то давно.— Все нормально, забей, — сказала она.Тревор передал ей шот. И еще два или три. Пить он не хотел.Вообще ничего не хотел. Её — в том числе.У виски был запах того вечера, когда они с Мэттом весь вечером слонялись по Манчестеру от нечего делать, чтобы не поубивать друг друга — снова. И от одной мысли, что он может поцеловать кого-то, корень онемевшего языка жгло — Тревору сразу вспоминался привкус таурина. Это, блядь, насилие над личностью — жизнь, которая ему предстоит. 'Его никто об этом не просил, но и меня никто не заставлял,' — так Тревор сказал себе.После того, как он смог найти Колби и вернуться с ним домой, брат Колби сказал ему, что он не потянет этот образ жизни — по крайней мере, так часто, как это нужно Колби, но, если Тревор хочет, то Тайлер сможет найти неплохую работу неподалеку для него.?Твои картины прекрасны.?Это Тревор написал вместо благодарности, и Тайлер ответил, что Колби всегда говорит, что у него руки растут из задницы.?А ты говоришь ему, что фотография — это не искусство. Хотя вы могли бы перестать грызть друг другу глотки.?— Почему ты здесь, а не дома в Манчестере, Тревор? Если вы делали то же самое... кто победил??1:1, Тайлер, ты молодец, можешь собой гордиться.?Тайлер насмешливо улыбнулся, мельком взглянув на экран мобильника. Когда он дотронулся до своей внезапно покрасневшей щеки, на ней остались ярко-синие отпечатки. Непонятно, нахуя синее масло было нужно для черного, как смерть, неба на этой картине.А кто победил? Наверное, тишина. Ее-то из глотки было не выгрызть.Правда, она больше не причиняла боли... так, если совсем немного, но и это Тревор запил, когда ему протянули стакан. Только он и вправду быстро от этого устал.Работал в баре, которым заправлял знакомый Тайлера — тот как-то легко на это согласился, просто повесил над стойкой табличку 'Бармен может с вами не разговаривать'. И забил. Как все здесь на всё забивают. Пару раз в неделю Тревор выбирался куда-то с Колби, честно исполняя свое обязательство напоследок побыть тем чуваком, которого знали все в Холлисе когда-то — и любили или ненавидели за то, что он говорит. В голове тоже было тихо, и Тревор чувствовал — он весь пустой, как полка для бутылок с текилой в шесть утра.Правда, Аризона была адом на Земле. Наверное, от того Тревору и было так просто здесь... иногда ему казалось, это аризонское солнце, выжигающее все дотла, сводит людей с ума. Но Тревор и его не чувствовал.Когда он возвращался домой с работы, оно было в зените, и, если оставалось еще хоть немного сил, Тревор бегал.Так, километров пять или шесть, не больше. До спуска к каньону никогда не добирался — ноги отказывали раньше. Ему хотелось, чтобы однажды выбило искру из-под ног, и от этой искры загорелось одно перекати-поле, которое спалит здесь все дотла, но он всегда выдыхался раньше — долго возвращался к дому через бескрайнюю пустыню.В один из таких дней Тревор встретил ее.И не смог догнать.Она исчезла на повороте, за которым был этот самый спуск, и в памяти Тревора отпечатались только странный узор на худом предплечье и угольно-черная копна волос, заканчивающаяся светлым хвостом.Как у лисы.Тревор достаточно хорошо разбирался в дурных предчувствиях, чтобы сразу понять, что он ее догнать не сможет, а она его — не должна.Да, она не должна была его догнать — и так и не смогла. Просто спустя недели полторы Тревор сам дошел пешком до обрыва, чтобы посмотреть, как выглядит край — в принципе, эрозия создала здесь довольно тупой угол, и Тревор был уверен, что спуститься в каньон он сможет. Но подозревал, что не сможет подняться.— Не самый хороший способ покинуть это место, Ариэль, — вот, что она сказала ему.Она разговаривала с едва различимым акцентом, который бывает у тех, кто заговорил по-испански раньше, чем по-английски. В Аризоне много таких.Тревор вопросительно приподнял бровь, мельком взглянув в ее лицо. И она не стала объяснять ему, почему это не самый хороший способ. Это Тревор знал.— Безголосый, но с ногами, — так она сказала. В ее насмешливо прищуренных глазах отражалось солнце.?Лучше, чем наоборот.Или чем знать всё про всех.?Она сказала, что это, скорее всего, работа Колби Шнелли, но точно не её. Её звали Кристал Ланье.Она пришла еще через неделю — как раз к началу смены Тревора, и с ней был какой-то мордоворот, кажется, из управления округа. Она говорила с ним, но Тревор не мог прочесть ни слова по ее губам. Странно. Как белый шум.Белый шум, из-за которого в голове мертвая тишина. Еще страннее. — Ты знаешь, кто это? — настороженно спросил Колби, мельком обернувшись через плечо. Он только вернулся и отсматривал снимки, так что начал с эля, а не с виски.?Мисс Ланье??— Так а хули ты тогда пялишься, ты что, хочешь, чтобы она подошла??Когда я встречаю ее на улице, она говорит со мной. Так что если она подойдет, я хотел бы послушать.?Но она не подошла. Подошел официант и спросил, сможет ли Тревор сделать кофе, потому что тот, что обычно подает бариста, недостаточно хорош, и Кристал не хотела бы попробовать его еще раз.Тревор кивнул на автомате.Кристал говорила по-испански — вот, почему он не мог разобрать ни слова.Счет, который ей не успели принести, она оплатила купюрой, лежащей в записке, сложенной вдвое.Тревор прочел и быстро убрал от посторонних глаз подальше.'Haré lo que dices*, se?orita', — вот, что должен был написать Тревор, если бы он был идиотом.Так и не дождавшись ответа, она просто сказала:— Кофе был вкусный, спасибо, Тревор.Когда она ушла, все взгляды в этом баре были обращены на него, и, вдруг разнервничавшись, Тревор выронил из рук опустевшую бутылку с парой капель абсента на дня — сам не знал, как успел подхватить ее.Обжигающая жидкость прокатилась по горлу и упала в пустоту.Тревор... идиотом не был, но дураком побыть себе мог позволить — все, что он мог написать ей, он написал.В ответ. Вот, что оставила она в той записке:?Мне нужно спуститься в каньон, но я не могу пойти одна.Можешь послать меня или согласиться, но ничего никому не говори. Пожалуйста.?И номер телефона. Больше ничего.Когда Тревор спросил у Колби, что с ней не так, Колби ответил, что Тревору стоит попробовать сделать то, что она скажет, и понять самому.***Чем больше Марблс говорила с ним, тем тише становилось в квартире Мэтта.На первой их встрече она сказала, что многим в бессознательном человека управляет ребенок. И то, насколько сильно он пострадал, определяет большую часть того, что ранит его потом.Она сказала, ребенок, которым был Тревор, был совершенно здоров. У него не было травмы.— У тебя была, — вот, что Виктория сообщила Мэтту, словно случайно. Словно это было чем-то простым и очевидным.— Не было, — по привычке оспорил Вентворт.Спорить с Викторией не было никакого смысла.— Кто-то должен был не пережить развод ваших родителей. Это был ты.Мэтт вернулся домой и понял, что соседи, живущие через стенку, по видимости, спустя полтора года закончили ремонт. Или переехали. Или, может быть, умерли.И настенные часы в его квартире остановились. Звуки пропадали один за другим, словно кто-то скрутил микшер на его, Мэтта, серых буднях, которые месяцами подряд звучали одинаково. Когда-то давно.Да, Викки, правда, он отца просто ненавидит, и ему так от этого легко.Мэтту легко не было. Он до сих пор не мог понять, как их дом развалился на части.Если честно, Мэтт боялся к ней приходить. Она была достаточно умна, чтобы понять, в чем заключалась проблема — и, пожалуй, умна даже настолько, чтобы никогда не пытаться в это заглянуть. На это Мэтт надеялся.— Когда все было хорошо? — произнесла Марблс так, словно вопрос уместен, и торопливо закурила.Мэтт сидел на террасе ее дома, ежась от холода.Лето в Гэмпшире не наступило. Даже солнца не было видно — ни дня; Мэтт точно знал, где сейчас солнце.— До того, как его машина сбила?.. — сквозь зубы ответил он. — Я серьезно.— Все было хорошо, когда мне было плохо. Когда я заканчивал учиться в колледже, и у меня было пару часов в сутки на сон. Он помогал мне справиться. Мы постоянно были рядом, но это не было сложно для него. И для меня.— Ты нашел ответ?..— Он намного умнее, чем среднестатистический взрослый человек, но не понимает, что с этим делать и как себя вести. Так что в поведении он повторяет только те паттерны, которые знает.— Иногда ты всё делаешь так же плохо, как играешь, — спокойно, но жестковато заявила Марблс и небрежным жестом уронила короля на доску, — был хороший отказанный гамбит, но ты его запорол... Мэтт, это все что осталось от ребенка, которым он был. Он пытается стать таким же, как его старший брат.— Получается, я ничем не могу ему помочь?— Да он больше притворялся, что ему нужна помощь. Притворялся неосознанно, скорее всего, но... пойми правильно, Мэтт. Травмы у него нет, но есть неизмеримое количество комплексов. И это инициирует появление комплексов у других людей, хотя ни Тревор, ни все, кто в этом участвуют, этого не знают. Он даже мне смог навязать вину за то, что у меня не получается его лечить — и я до сих пор не понимаю, почему я это чувствую... — она нервно покачала головой, пряча взгляд. — Мне не стоит с тобой — об этом. Но Тревор разрешил. Я точно больше не смогу быть для него хорошим врачом, но искренне надеюсь, что я сейчас не делаю хуже ему. Или тебе.Если она была права тогда, они могли это исправить, пока были здесь, в Манчестере, вдвоем. Просто нельзя было ему поддаваться. Он хотел быть наравне.Так что — если хочет страдать, пусть страдает. Он может ехать в Аризону, выбрать себе грабли поострее и с разбегу на них прыгнуть, а потом всю жизнь утверждать, что это было не так. И... в конечном счете, если он хотел закончить тем, что он все испортил, гордо взял вину на себя и оставил Мэтта одного, это тоже его выбор.Марблс говорила, он обязательно вернется.— Но ты будешь бороться, если он попытается превратить твою жизнь в ад, иначе ты рискуешь оказаться на его месте, — утвердительно заявила она.— Разве я не на его месте сейчас?— Вряд ли. Ты ни меня, ни кого-то другого близко не подпустишь, — так она сказала. — У тебя была вторая пара ключей?— Была.— Он бы отдал, если бы на самом деле решил, что никогда не вернется... только не пытайся, черт возьми, спасти его. Никто не сможет.Даже звук будильника было слышно как из-под воды в его доме. Она заняла столько места, сколько могла — эта удушающая, тяжелая и бесформенная тишина. Мэтт не понимал, как это работает, и по глупости отдал ей все, по инерции опустошая пространство. Он думал, что освобождает его для себя, но это было для нее.Он убрал от глаз подальше все, что напоминало о том, что происходило с ними этой весной здесь.И, наконец, Мэтт снял с верхней полки коробку с вещами Крисси, что она не забрала, когда они решили расстаться после того, как Тревор приехал в Манчестер, и отвез в колледж.Она сказала, она была не права, когда наговорила Мэтту столько всего, когда видела его в последний раз. Она сказала, Мэтт хороший человек, но она была несчастна с ним, потому что ей очень хотелось, чтобы он ее любил.Мэтт был несчастен с ней тоже.И со всеми, кого Мэтт когда-либо знал.Кроме него.В их последнюю встречу Викки Марблс рассказала ему, как детей лечат от истинного мутизма. Их растормаживают. 'Ну, кофеин по вене пускают', — сказала она, словно это не что-то ужасающее, но тут же нервно затянулась.Она рассказывала, что когда-то давно она работала в больнице, где это практикуют.Когда это перестают делать... у них пустые, потерянные и голодные глаза, у этих детей. Прямо как у Мэтта.Мэтт запомнил эти слова надолго. Она говорила, если Мэтт не завяжет, он не доживет и до тридцати — сердце не выдержит. Мэтт не знал, хочет ли он на самом-то деле, но Марблс не спрашивала. Она просто уехала работать в Нью-Йорк, а Мэтт остался там, где был.Он, если честно, тоже раз или два думал, что он бросит все и сбежит. Но Мэтт был не настолько глуп, чтобы надеяться, что все до единой нитки, которыми он намертво пришит к тому ужасу, который он сам создал и теперь вынужден называть своей жизнью, вдруг разом оборвутся и он будет свободен, когда сбежит.При этом Мэтт был достаточно наивен, чтобы думать, что, если он не останется, Тревору будет некуда вернуться.Так что Мэтт ходил на работу в Департамент и в реабилитационный центр при католической церкви; там один известный специалист по аспектам зависимости читал лекции простым смертным — про то, что это известный специалист, Марблс сказала, Мэтт понятия не имел. Она считала, что Мэтту стоит начать хотя бы с того, что он попробует хоть что-нибудь услышать наконец. Что клинический психиатр такого уровня забыл в Манчестере — черт знает; вообще кто-то говорил Мэтту, что он настолько с юга, что это аж за пределами Штатов.Мэтт много понял, пока слушал. Напрягало только то, что мистер Луна был ярым католиком.Мэтт в Бога не верил.Но он хорошо понимал, что известный человек авторитарных порядков за свою дочь на заборе его повесит, если вдруг что-то пойдет не так. Впрочем, все это было скорее ее инициативой.Мэтт просто однажды разговорился с ней и потом показал ей город, и еще он угостил Габриэлу кофе пару раз. Или несколько, Мэтт не помнил. Она хорошо разбиралась в музыке. Она сказала, что не смогла заплатить за поступление в Беркли, но не будет брать деньги у отца, поэтому будет работать в этом году и поступит в следующем.Габриэла сказала, что хочет увидеть спуск к Амоскиг, но Мэтт не повел.Вернется Тревор или нет — он узнает и не простит никогда, в этом Мэтт был уверен.Она звонила или писала каждый день — Мэтт все это это время пропадал в офисе, но не понимал, хорошо это или плохо; работа у Мэтта была не самая приятная — он помогал собственникам, землю которых пытается перекупить коммерция, отбить за это нормальные суммы, а не те, что им предлагали.Габриэла говорила, это благородное дело. И что он — из таких людей, которые защищают. Умеют защищать.Надежный, ответственный. Хороший.Да надо же, блядь, пока что только портрет его в музее не повесили... впрочем, Мэтту даже нравилось, что она так думает. Или говорит. Может быть, она видела то, чего он за обострившейся ненавистью к себе видеть не мог?В день, когда все начало разваливаться на части, Мэтт был готов. Он проснулся пораньше, в десятый раз подряд отказался даже от кофе, приехал на работу и к обеду отбил круглую сумму на договорах и переписал контракт с оценщиком недвижимости, все это время выслушивая слова Алекса Вудроу о том, что Вентворт перестал ходить по рукам, начал ходить на работу, но все еще не может сходить с нами в бар вечером, потому что он заносчивый мудак, который забыл, откуда он родом.Так что Мэтт написал заявление на перевод в другой отдел... с охуенно большими ожиданиями окружающих его людей он двадцать с лишним лет промучился. И вдруг устал.После лекции профессора Луны она ждала его на углу дома.Она Мэтту не нравилась. Примерно так же, как человеку может не нравиться, что горит его дом. Или новости про автокатастрофы. Как в Гэмпшире никто не любит, когда в ответ на любой косяк им укоризненно отвечают 'живи свободным или умри' — вот так она не нравилась ему.И Мэтт понимал, что у нее примерно такой же сомнительный документ на посещение этих лекций, как и у Мэтта.У нее были черные рваные джинсы с цепочкой на поясе, и это Мэтта раздражало больше всего.— Ты алкоголик? — спокойно спросила она, словно они говорили раньше.— Нет. Медикаментозная зависимость.— Надо полагать. Алкоголики обычно тупые, а ты просто чудик.— К чему такой вопрос, мэм? — спросил Мэтт, слишком старательно копируя диалект. Теннеси, кажется — ни слова, блядь, не разобрать в этом.Девушку это не обидело. Она посмеялась, раскачиваясь на носках избитых берцев и медленно, со вкусом затянулась. Мэтт услышал, как тлеет сигарета.— Зачем за дочкой профессора таскаешься?— Какое тебе дело?.. Да и вообще я...— Я, — резко перебила она и подошла ближе, — видела все подобные места на северо-востоке. И профессора Луну. И её с ним.— Что ты имеешь в виду? — еще тише спросил Мэтт. Он знал — пара минут здесь, и они могут встретить людей, о которых говорят сейчас.— Если ты хочешь, чтобы тебя трахнули, бросили и потом о тебе написали в паре статей по клинической психиатрии, то вперед, давай, — шепотом произнесла она, но Мэтту все было понятно. — Ты, конечно, можешь сказать, что с тобой-то она так не поступит, но это большие риски для тебя, чувак.— С чего бы? — в том же тоне ответил Мэтт.— Она знает о тебе больше, чем ты ей рассказываешь. Подумай о том, что я тебе сказала.Мэтт остановил ее, когда она уходила. Это было так глупо, но он все равно крикнул вслед.— Ты вернешься?— Не знаю.— Как тебя зовут?— Энди Кейс.— Это хотя бы настоящее имя?Она пожала плечами, даже не обернувшись. Цепочка раскачивалась на поясе и билась о железные заклепки на ее джинсах.Мэтта бесило все — все, о чем она ему напомнила. Мэтту не понравилось то, что она ему сказала.Больше всего его разозлило, что она оказалась права.Он сбился со счета, пытаясь понять, сколько неудобных вопросов о его прошлом задала Габриэла за ужином, и мысленно поблагодарил себя за то, что они все еще на нейтральной территории, а не у Мэтта дома, как они почти договорились на прошлой неделе. Ей там делать было нечего.На вопрос о том, на каком факультете в Беркли она будет учиться, она ответила не сразу.В конечном счете, было неважно, была ли Кейс права насчет ее намерений.Габриэла была умна и красива, у нее был чудесный голос, и Мэтту нравилось, что в ее честных и добрых глазах он выглядит квотербеком, но это ничего не меняло... ее Мэтт не мог защитить.Мэтт мог все испортить или отпустить ее сейчас. Она найдет другого, или даже не одного в Коннектикуте или Мэне — или куда они там собираются. На все воля Божья.Габриэла лишь сказала, что он не прав.Он остался один, как и должен был, когда вечером в субботу ему позвонил Колби Шнелли.— Как дела в Аризоне? — спросил Мэтт, чувствуя, как холодеют руки. Сквозняк бесшумно забрался в комнату, и тишина, как бензиновые пары, стелющиеся по раскаленному асфальту в полдень, вдруг дрогнула и перетекла за порог — так что отзвук дрожащего голоса сразу исчез.— Да нормально, живем, — нервно рассмеялся Колби. Черт знает, конечно, что случилось, но было слышно, что Колби если и живет, то не слишком-то хорошо. — Жарко — пиздец. Иногда мне кажется, что я психану и потащусь за Тайлером... куда ему там надо поехать в эту его академию?— Я всегда думал, ты его ненавидишь.— Это неправда. Как ты, Мэтт?— Как он?Колби попросил подождать, Мэтт долго висел на холде, хоть ни черта и не слышал — вдруг разогнавшись, сердце ему стучало по ребрам. В мелко трясущиеся руки, свешенные за створку балкона, кололся дождь. Мэтт чувствовал, но ни звука не было.— Прости... я здесь, — пробормотал Колби, и Мэтт услышал — кажется, за ним закрылась дверь. — Тревор держится. Я, правда, вижу его редко.— Работа?— Это тоже, — неуверенно произнес Шнелли. — Он не всегда у нас дома живет. — А где?.. — Он не говорит... не пишет. Думаю, у девушки... я не так много о ней знаю. Тоже чокнутая. Как он.— Ладно, — так Мэтт сказал. — Хорошо.— Я должен что-то передать Тревору?— Зачем ты позвонил? — слишком резко спросил Мэтт. Прикурил вторую сигарету от первой, почти истлевшей — ладно, пусть он здесь, на сыром промерзшем балконе, если случайно отведет взгляд, увидит в отражении на стекле свою бесстыжую морду и сдохнет от ужаса... это все равно лучше, чем вернуться обратно. Он не пойдет. Точно не сейчас.— Хотел спросить, могу ли я тебе написать. Нужна помощь. Мне как старшему брату непутевого засранца.— Нет проблем, пиши. Только ничего не говори Тревору о том, что ты мне звонил.— Совсем ничего? - настороженно спросил Колби.— Вообще ничего. Никогда. У него свои дела, ему это не нужно.Мэтт не мог, но все равно пошел... какая разница, когда она победит.Мобильник выпал из дрожащих пальцев и бесшумно отпружинил с кровати на пол. Тишина схватила Мэтта за опустившиеся руки и больно ударила под колени.Но он стоял и смотрел.Здесь, на этом месте, за его опустившиеся руки его однажды взял Тревор. Это... он давал Мэтту шанс, а не наоборот.Тревор хотел, чтобы Мэтт его защитил, но если только один раз, дальше он сам — и это было тогда, когда Мэтт открыл ему двери этого дома. Тревор хорошо справлялся. С тишиной, с регрессом и с тем, что он и вправду, блядь, никогда не просил в него влюбляться.Может, это ничья вина, что Мэтт не мог ему дать то, о чем он просил? Это в любом случае не имело никакого значения больше.Наверное, она может.Конечно, она может.И это хорошо, что теперь он там, с ней.— Он поступил правильно, — вот, что Мэтт сказал.И он думал, что его, Мэтта, это спасет. Что серое, бесформенное нечто, пытающееся пробраться в сыплющуюся, как эрозия, дыру между ребрами, вдруг отступит и снова спрячется по углам дома.Но оно только взяло и разорвало на части, напоследок схватив за горло побольней.Мэтт нашел себя на холодном кафеле в ванной, рано утром. Его болезненно-красные глаза отражались в десятках осколков зеркала, которое раньше висело над раковиной — несколько торчали прямо между перебитых пальцев.Было... больно? Да вряд ли. Не легко и даже не пусто. Просто никак.В Мерримак-ривер вода была ледяная даже летом; Мэтт опустил руку с проступающими бурыми пятнами на бинтах в прозрачную глубину почти по локоть — просто так. Он и пришел просто так.Он... понял, что здесь Тревору нравилось. Он ее слышал, эту реку.Мэтт теперь тоже ее слышал. Ее — и то, как в эту ледяную воду падают капли мелкой мороси.— Привет, Тревор. Ты прости, что я снова беспокою. И, надеюсь, что меня хоть немного слышно... погода ни к черту, надеюсь, в Аризоне лучше. Я сейчас на берегу Мерримак, около того острова, что ты мне показывал. Не знаю, вернешься ли ты в это место когда-нибудь... да, вроде я как раз об этом и хотел поговорить. Я понятия не имею, когда и куда ты вернешься и вернешься ли вообще — что бы ты ни решил, Треви, если нужна будет какая-то помощь с переездом и со счетами, ты только напиши. Все нормально, я сделаю, что смогу. И... я хотел попросить тебя кое о чем. Если ты начал прослушивать голосовую почту с конца, удали предыдущие сообщения, ладно? Это было неправильно... нет, не так.. Трев. Я был не прав.