Глава 9 (1/1)

like my life ain't mine?Чего ты хотел бы больше всего на свете??Мэтт спросил себя — и понял, что тоже не знает, каков ответ. ?Пока не конкретизируешь — это плохо?, — так пишет Тревор на полях черновиков, над которыми Мэтт проводит часы, а иногда даже и дни. У Мэтта вообще не получается конкретизировать, в мысли нет структуры (это тоже пишет Тревор); таково одно из печальных последствий повышенной тревожности, и, чем больше Мэтт старается, тем хуже результат.И, черт возьми, его так бесит, что иногда ему приходится просить у Тревора помощи, но Мэтт знает, что ему это тоже нужно, чтобы занять себя хоть чем-то, кроме терапии и учебы, которая ему абсолютно неинтересна, судя по тому, что он без всяких усилий правит то, в чем Мэтт даже до конца разобраться не успел.Чем дольше Тревор молчит, тем лучше и быстрей он пишет. Вот, что Мэтт заметил.Тревор передвинул мобильник на противоположный край стола, к его, Мэтта, рукам — Тревор всегда бесится, когда его вопросы оставляют без ответа.— Не конкретизируешь, — невнимательно ответил Мэтт, не понимая, на что на самом деле отвлекся.?Чего ТЫ хотел бы??Мэтт хотел бы — пусть совсем ненадолго — оказаться не здесь. Он хотел бы вернуться в Холлис, он хотел бы сидеть в кухне и выслушивать наставления матери. Она бы сказала: 'Я думала, хотя бы у тебя получится его успокоить, чтобы он перестал делать все это, ты же можешь'. А Мэтт бы не сказал ничего — всегда знал, что не мог.До сих пор не может.Мэтт хотел бы вернуться в прошлое и почувствовать себя живым.В их доме в Холлисе пахло хвоей, сырым деревом и кофе.— Кофе, — тихо ответил Мэтт. — Я хотел бы кофе.Тревор лишь покачал головой и недовольно поджал губы.Старший поймал себя на том, что все еще смотрит на экран мобильника. Ты. Я. Одна буква* может значить столько — или ничего. И 'я' — всегда не значит ничего.?Иди спать.?— Я не могу, я ничего не успел сделать.?У меня много времени.?— Тревор, ты не можешь…Это было неправдой — Тревор протянул руку, схватил Мэтта за капюшон толстовки, поднял с места и толкнул на кровать. Свет в комнате погас.Старший не сопротивлялся больше — в последний раз он спал дольше трех часов подряд в прошлые выходные. Сегодня пятница. Скорее всего.Прежде, чем провалиться в сон, Мэтт увидел, как Тревор сидит на его месте за кухонным столом. Смотрит невидящим взглядом перед собой и прикасается дрожащими пальцами к шее.Он злится.И, черт возьми, Мэтт никогда не знает, почему он злится.Если бы кто-то спросил у Мэтта, помирились ли они — Мэтт предпочел бы просто помолчать. Если бы Мэтт спросил Тревора, Тревор бы ответил, что необходима конкретизация. Или, возможно, закончил бы всё глупым 'мы не ссорились'.Просто Тревор продолжает держать оборону и убеждать всех вокруг в полном отсутствии регресса. Он продолжил терапию, впервые начал обсуждать вопрос о медикаментах… и, видимо, потратил на этот фарс последние силы, потому что дома происходит черт знает что.Особенно, когда дома нет Мэтта.Он знает.Тревор может неделю пропадать на учебе, а в конце следующей Мэтта снова вызовут в школу, потому что Тревор приходил каждый день, что-то исправлял и, конечно же, обещал, а потом исчез. Причем и спрятаться-то он мог не дома.Мэтту вообще тяжело понять, когда Тревор бывает дома — обычно, если он был дома и в настроении, это можно заметить исключительно по отсутствию пыли на гитаре и по беспорядку в аптечке. Он… не принимает, он просто прячет.Чтобы Мэтт не нашел.Тревор делает много странных вещей, и Мэтт не понимает, специально ли. Он вообще ничего не понимает.Доктор Марблс звонила Мэтту неделю назад, и сказала, что Тревор определенно не регрессирует (есть ли на свете человек, которого Тревор не смог бы обмануть?) И еще она звонила вчера и спрашивала, не кажется ли Мэтту, что Тревор им манипулирует.Мэтту кажется, что в этом доме все на автопилоте. Мэтт плывет по течению. Тревор тоже. Сквозь ненавистную тишину между ними.Мэтту совсем ничего не снилось — впервые за долгое время он не подскочил посреди ночи в холодном поту — так, просыпался изредка и слышал монотонный стук по клавишам. Шаги в коридоре. И то, как тлеет сигарета, когда Тревор затягивается… старший хотел бы сейчас открыть глаза, подняться с постели и надрать ему уши.Все это время Мэтт думал, что ему мерещится, что в квартире кто-то курит.Может, потому, что многовато всего ему кажется в последнее время. Неясно, где правда.Солнце этим утром было холодное, но жгучее — забралось в комнату через тонкую занавеску и обожгло покрасневшие щеки. Хоть и было рано совсем, за окном было слышно рев моторов, шум ветра и чьи-то голоса. На улице, где они живут, всегда очень громко.И так тихо в этой квартире.— Трев...Тревор подошел ближе — два отчетливо-громких шага, как молотком по башке... остановился и сел на пол у изголовья кровати. Резко поднял взгляд внимательных глаз — он устал. Но он слушал.— Больше всего на свете я, — произнес Мэтт, осознавая, что, кажется, это того не стоит, — хотел бы все исправить.И он заранее знал, что Тревор сделает. Тревор разомкнет бледные губы, затем всего на мгновение сомкнет их снова, и затем уголок его рта приподнимется в косой полуулыбке.Так он произносит его, Мэтта, имя, без единого звука.Так он произносит его имя, когда хочет сказать, что предпочел бы, чтобы Мэтт сейчас тоже помолчал.Когда Мэтт вернулся из колледжа, в квартире пахло кофе, но Тревора дома уже не было.Мэтт второпях осмотрелся и — опять не нашел своих таблеток, и еще он заметил, что на верхней полке стеллажа прибавилось вещей. Когда Тревор только переехал в этот дом, он спрятал там все вещи, который здесь забыла Крисси. Теперь там лежит еще одна коробка — Мэтт не станет заглядывать, к черту, это нечестно. С ее угла свисает край серой футболки с лого Radiohead.Тревор был в ней в тот день, когда все произошло. Когда Мэтт ударил себя ножом по руке, капли крови попали на эту футболку и так и не вывелись.Скорее всего, Тревор был в настроении, когда сделал все это. Или нет.Его чашка кофе стояла на столе, она была наполовину пуста, и под ней лежала записка.?Хватит трахать мне мозг, Мэтт.Я люблю тебя, поэтому не злюсь, что бы ты ни делал. А ты??Мэтт перестал слышать тишину — почувствовал, как кровь приливает к лицу и мелко и часто стучит в висках. Он... кажется, понял, почему не может спать больше. Или вспомнил. Или наконец перестал себя обманывать — Мэтт все знает, но у него не хватит смелости, чтобы это принять.Проблема вообще не в Треворе. И никем он не манипулирует.И вообще сложно сказать, кто из них сходит с ума.Мэтт оцепенело смотрел в белый лист с неровными росчерками букв. Ты — одна буква. Я — одна. Почему-то с маленькой.Тревор всегда так пишет.А ты?'А я? Злюсь ли я на тебя? — подумал Мэтт, прижимая замерзшие, дрожащие руки к пылающему лицу. — Люблю ли я тебя?.. Чтобы бы ты ни делал? Что бы я ни делал?'— А я? Что, блядь, я? — громко произнес он в пустоту.И услышал, как закрывается входная дверь.Тревор несмело улыбнулся и сделал это снова — едва уловимое движение губ: он беззвучно позвал по имени и отвел взгляд.Мэтт — это звучало бы так, словно он ждет, что Мэтт скажет что-то еще.Выпить в пятницу вечером с родным братом, который, к тому же, несовершеннолетний — это не очень хорошо; Мэтт согласился лишь потому, что им явно не стоило оставаться дома. Черт знает, чем это закончилось бы. Вот это было бы действительно плохо.?Не загоняйся.?Тревор шел вдоль мостовой не глядя, спиной вперед — незаметно приложился к полупустой фляжке, закрывая ее длинным рукавом куртки. Метрах в двадцати от них прошел констебль, и, заметив, Тревор беззвучно рассмеялся — хотя, скорее, довольно оскалился, и подмигнул Мэтту.— Я же не специально, — осторожно ответил Мэтт. Он не хотел спорить, но сказать ему больше нечего было.?А кто-то, по-твоему, делает это специально???В каком же удивительном мире ты живешь, Мэтти?— Тогда… разве можно заставить себя перестать?Иногда Тревор любит что-нибудь обсудить. Он пишет длинными сообщениями — или сотней коротких — дома, бывает, пишет от руки. И всегда так же резко, как начинает, он отказывается от этого. Мэтт знает, что как только брат ответит на его вопрос 'Вроде того' или что-нибудь настолько же короткое и бессмысленное, Мэтту стоит заткнуться.Он привык.Теперь есть только правила Тревора.?Я ведь заставляю себя. Здесь слишком шумно.?Мэтт хотел предложить ему уйти в другое место или вернуться домой, но вовремя поднял взгляд. Увидел — брат стоит прямо напротив, смотрит на него, и Мэтт понял, что, когда Тревор пишет, что здесь шумно, он имеет в виду свою голову. Тревор постучал пальцами по виску, пожал плечами и неловко улыбнулся, словно ему стыдно об этом говорить. А потом дрожащая рука потянулась к шее.'Все еще пусто', — так он пишет иногда.— Ты что-то чувствуешь? — спросил Мэтт, зная, что это его последний вопрос на сегодня.?Наверное?В последних лучах закатного солнца покрасневшие щеки Тревора выглядели багровыми. Он шел рядом с Мэттом, беззвучно повторяя слова песни, доносящейся до них из открытого окна чьей-то тачки. Мэтт редко видел его таким расслабленным и спокойным на улице — бывает такое, что у Тревора начинается паника, когда он переходит дорогу. Все еще.Наверное, Мэтт сказал бы ему: 'Бро, если я не прав или чего-то не понимаю, дай мне знать', потому что Мэтт уверен, что все, что Тревор скрывает от него, он додумывает неправильно, и от этого все их беды. Но тогда Тревор вернет ему просьбу не трахать ему мозг — в этот раз, скорее всего, напишет прямо на стене напротив кровати, чтобы Мэтт не забывал.В нескольких метрах от Мэтта кто-то резко затормозил, и Мэтт понял, что случилось, только через несколько мгновений.Он, черт возьми, пытался перейти дорогу на красный. Не перешел, потому что Тревор остановил… но, в самом деле, Мэтт в любом случае не перешел бы — скорее всего, по дороге бы размазало. И… Мэтт почти слышит, что Тревор сказал бы. ?Пойдем домой. Сейчас?— Трев…?Меня бесит, что у меня ни черта не получается.??Я пытаюсь сгладить углы, знаешь???Чтобы дома все было в порядке.??С тобойЯ знаю, что иногда я веду себя как мудак. Почти всегда.??Я тоже хотел бы все исправить, Мэтт.??Но если у меня получается хоть что-то, это сразу рушится. Теперь ты будешь чувствовать себя виноватым из-за того, что случилось?Руки у него дрожат, но горячие — Мэтт прикоснулся по неосторожности, всего на мгновение. Знал, что нельзя его перебивать, но все равно случайно это сделал. Взгляд Тревора был полон ужаса.— Ты напуган, — уверенно ответил старший, уже приготовившись к худшему.?Да!??Потому что это был ты.??Плевать на водителя и всё остальное. Все нормально, но мне страшно, потому что это мог быть ты.Хватит со мной спорить, пожалуйста, пойдем домой?Когда Мэтт согласился и зачем-то добавил, что все это не отменяет того, что он повел себя, как идиот, он увидел — два резких движения бледных губ.Тревор сказал бы 'блядь, да'.Это всегда значит разное. Чаще — 'не говори так, Мэтт, пожалуйста', чем 'заткнись, Мэтт'. И на том спасибо.— Тревор, прекрати курить… в квартире… и не только, — достаточно громко, но осторожно произнес Мэтт, не понимая, почему не остановился на просьбе перестать курить. Дело же не в этом чертовом балконе, а в Треворе. — Трев? Почему ты это делаешь?Дверь балкона со скрипом открылась, и к ногам Мэтта упала открытая пачка сигарет. Тревор остался там — дрожа от холода, торопливо докуривал последнюю.Протрезвев, Мэтт закинул пару колес и долго сидел в кухне. Смотрел в график сдачи работ, надеясь, что сможет запомнить. И успеть.Его немного крыло, совсем чуть-чуть. Он знал — если он уснет, когда начнет отпускать, то не запомнит, что будет сниться. Или ему вообще не приснится вся та херня, из-за которой ему приходится подскакивать с постели засветло и торчать на промерзшем за ночь балконе, чтобы перестать сгорать со стыда — хотя кого он обманывает. Если снаружи и остынет немного, то в голове все останется прежним.Он не знает, почему это происходит. И за что.Вот, чего Мэтт хотел бы больше всего на свете — знать ответ на один вопрос.Как починить что-то, если ты никогда не понимал, как это работало?***Чудо случилось внезапно, когда Мэтт перестал ждать, что вообще хоть что-либо произойдет.Нет, конечно же, он хотел бы, чтобы хоть что-нибудь стало другим и позволило выйти из замкнутого круга. На что-то глобальное не рассчитывал, но надеялся, что в один день станет чуть проще. С кошмаром в его голове, с его счетами, с бесконечным список дел, которые нужно завершить раньше, чем лето наступит.Чудо произошло холодным и сырым майским утром. Прежде, чем открыть глаза, Мэтт услышал.Звук, резкий и монотонный, вгрызающийся в мозг — где-то совсем далеко. Не здесь. Мэтту было тревожно от того, что он слышит это, но он не мог понять, почему. Ровно за мгновение до того, как он осознал, что происходит, горячее, прерывистое дыхание опалило шею.— Просыпайся, Мэтт.Первое правило: никогда и ничему не удивляться. Или, по крайней мере, не подавать виду.Такой же, как прежде; голос Тревора ровно такой же, каким был всегда — только звучит хрипло, чуть надломленно.И все же — так, словно в последний раз Тревор говорил со своим старшим братом вчера.— Дом горит, Мэтт.— Соседи снизу? — спросил Мэтт, торопливо одеваясь. Заставил себя спросить.— Нет, черт возьми, сверху, — очень тихо, но вполне четко и недовольно выговорил Тревор и бросил ему в руки куртку. — Давай быстрее.Густой, сизый дым начал стелиться по полу их маленькой квартиры на последнем этаже. Мэтт спешно проскочил пару пролетов лестницы, постоянно оборачиваясь, проверил карманы на наличие самого необходимого. Все остальные вопросы — потом. Так лучше. Когда он нашел Тревора, тот сидел на решетчатом ограждении неподалеку от общего столпотворения, болтал длинными ногами в воздухе и смотрел куда-то за перекресток. Руки у него немного дрожали, и он прижимал нервно сцепленные в замок пальцы к губам. Думал.Он здесь единственный, кому плевать на этот дом.Тревор заметил его раньше, чем Мэтт успел подойти ближе. Чуть склонил голову, ни на мгновение не отводя от него внимательного взгляда.Он не может разговаривать, когда рядом кто-то другой. Вот, что Мэтт успел понять.— Ничего страшного, это был всего лишь утюг. Минут через двадцать сможем вернуться домой.Тревор сложил пальцы в жесте 'окей'.Когда он в настроении, он часто так делает. Бывает, еще напишет какую-нибудь чушь про дайверов. Сейчас — он продолжает невидящим взглядом изучать пространство под ногами. Дрожит весь.Скорее от нервов, чем от холода.Он перевернул дом с ног на голову за полчаса.Если Мэтт понял правильно, то Тревор пытался избавиться от запаха дыма... сложно представить, что же все-таки сгорело, но запах и вправду кошмарный. В основном, конечно, Мэтт скорее старался под руку не попадаться, чем помочь.Да и чем ему поможешь-то.Про такое и говорят, что нет дыма без огня.Обычно Тревор заставлял себя не злиться, потому что ему, чтобы перегореть, всегда нужно это высказать... а теперь?По крайней мере, было понятно, почему Тревор злится. И от этого было легко.Тяжелее было, когда он без причины злился (без причины — так называет Мэтт те случаи, когда умудрялся взбесить младшего тем, что слишком близко подошел, не так посмотрел или случайно коснулся).Мэтт заранее знал, что будет дальше. Тревор продолжит говорить — но так, что это едва можно расслышать; по выражению его бледного, измученного лица понятно, что говорить громче он не может и не станет. Мэтту придется подойти близко, чтобы услышать.С того дня, когда... Мэтту хватило неосторожности отказаться настолько близко, что это закончилось тем, что Тревор его поцеловал — можно по пальцам одной руки пересчитать все случаи, когда Мэтт позволял себе преодолеть расстояние вытянутой руки.Мэтт до сих пор не знает, трусость это или просто отчаяние. Вдруг сработает.И это расстояние его — или их обоих — спасет.— Ты виноват, — как будто между делом заявил Тревор, забираясь с ногами на стол. Снимал шторы с карниза.— Знаю.— Если бы ты знал хоть что-нибудь, — Тревор чуть повысил голос, так, что это почти можно было расслышать, не напрягая слух — сорвался на последнем слове. Пыльный кусок ткани свалился на пол, гремя крючками, — то ты бы так не делал.Он прав.Мэтт переписал черт знает сколько чужих работ в этом семестре и успел заработать достаточно денег, чтобы не париться. Да и своих собственных дел на учебе у него осталось не так много.Он не просто продолжает юзать, он делает это в два раза чаще — остановиться не может. И не хочет. Мэтт пытается сохранить хрупкое равновесие, которое и так в этом доме разве что за воздух цепляется. Для этого нужно быть прежним. Повторять день за днем одно и то же — от плейлиста до мелкой рутины. Повторять всё, даже ошибки, кроме одной, из-за которой всё и разлетелось вдребезги.По его, Мэтта, вине.Но, в конечном счете, он довел себя до такого, что, если бы Тревор его не разбудил, то Мэтт остался бы здесь и задохнулся. Так что да, он виноват еще и в этом.Дверь громко ударилась о косяк. Тревор ушел молча, но написал, что скоро вернется— ушел в прачечную.— Как ты? — буднично поинтересовалась Марблс, встретив его в коридоре. Так, словно Тревор предупредил, о том, что ему нужен прием. ?Порядок.??Я пришел попросить кое о чем.?— О чем же? — она, словно опомнившись, добавила: — Прошу меня простить. Может, ты пройдешь??Я прочел достаточно о том, что, возможно, происходит со мной, но ничего не понял.Это не совсем то, что я искал.Я хотел бы понять, почему человек видит сны и что они могут значить. Именно в плане клиники.На ваш вкус, мэм?Марлбс посмотрела на него настороженно и нахмурилась. Знала, наверное.— Зачем это тебе??Хочу покопаться в своей голове в другом направлении.Обсудим позже. Мне жаль, что я побеспокоил.?Он ушел так же неожиданно, как пришел. Викки Марблс осталась в пустом кабинете. Смотрела на неровный ряд угловатых букв. В своей голове, так он написал.В своей ли?***Тревор почти увидел свое отражение в Мерримак-ривер, но засмотрелся на рябь на воде — начало казаться, что земля уходит из-под ног. И голова чуть закружилась — болезненная, неприятная слабость. Скорее как после чашки кофе, которой запита бессонная ночь, проведенная в ужасающих мыслях, чем как от первой влюбленности — вот такое чувство было.Тревор сделал две глубоких затяжки подряд, и голова начала кружиться сильней.Сложно сказать, что ему нельзя домой. Скорее, Тревору сейчас... не надо идти домой?Лучше не идти?Не стоит того.Рябь на воде замерла всего на мгновение, и он увидел свое бледное, осунувшееся лицо. 'Такое себе', — вот, что он сказал бы. Но, на самом деле, Тревор сейчас страдает только от любопытства к происходящему. Он и курит-то каждый раз, чтобы проверить, что почувствует — как дым стынет или как изнутри по горлу скребет ненавистная пустота.Скребет, конечно, но самый главный страх Тревор преодолел. Он думал, что сойдет с ума сразу же, как заговорит и услышит это... и ничего не случилось. Это много значило.Тревор этим бы ограничился, но, к сожалению, это не он устанавливает правила. Он чувствует много всего, без разбора, и так сильно — словно у него в башке есть микшерный пульт, и всё, до чего только руки дотянулись, выкрутили на максимум. Хоть что-нибудь он хотел бы выключить.Сердце ему тоже покоя не дает.Он знал, что давно должен быть дома, и торопливо поднялся на мост, чтобы вернуться на берег, где их дом.Рядом шли два выпивших чувака, Тревор слышал, что они говорят — это, черт возьми, республиканцы. Он поморщился с отвращением. Заметил, что снова начал считать шаги. Когда Тревор ходит куда-то один, он всегда считает шаги, думает о чем-то и одновременно прислушивается к происходящему вокруг него. Тревор перестает отвлекаться, только когда переходит дорогу — все остальное время ему необходимо думать о нескольких вещах одновременно... он уже привык, и он не помнит, когда было по-другому. А дома он всегда делает несколько дел одновременно.Это точно началось после того, как он замолчал. Тревор подумал об этом, и ничего не смог сделать с тем, что ему стало смешно — интересно, а когда он сможет заговорить, как это было прежде, до всего, что произошло с ним, он начнет регрессировать в своих внезапно открывшихся способностях? По крайней мере, в научной фантастике всегда именно это и происходит.Впрочем, Тревор сказал бы, что ему не будет жаль. Больше всего на свете ему хотелось снова заговорить. 'Это так странно. Я столько всего могу теперь. Кроме того, что действительно хотел бы сделать', — так Тревор подумал.Он столько всего видел, слышал и знал. Сказать только не мог.Тревор спросил себя, чего он хотел бы. На самом деле.И, получается, из нормальных желаний у него всегда был только прямой эфир, который он мог бы вести. В монологе Тревора так много сослагательного наклонения.В тот день он чувствовал себя очень умным. Кое-что Тревор понял.Мэтт — первый и единственный, с кем Тревор заговорил, и это важно. И, кажется, еще важно то, что Тревор говорит, когда теряет контроль.Но он смог. Это главное. Это хорошо.Все остальное — очень плохо.У Тревора это всегда в памяти — когда он не думает о нескольких вещах одновременно, лишь бы не свихнуться. А как же не свихнуться, когда он так смотрит. Тут уже не до красивых метафор — каждый раз, когда Тревор смотрит Мэтту в глаза, он видит, как за ровной голубой гладью честного, невинного взгляда разворачивается бездна. Бесконечная, темная. И в эту бездну по инерции тянет все вокруг. Последние минуты спокойствия, последнее пространство, оставшееся между ними. Пачки колес.Тревора тянет в эту бездну, как в пасть левиафана.Он не знает, сможет ли доктор Марблс помочь ему, но он должен помочь Мэтту. ***— Знаешь... иногда у меня получается, — неуверенно произнес Тревор. Это не так больно, как раньше. Но так глупо и очевидно. Пусть это и здорово, что теперь его голос чуть меньше похож на звук, который издает циркулярная пила.— Знаю. И я рад это слышать, Тревор.Мэтт менял струны на своей гитаре, и когда он сматывал одну из них, небрежно закручивая ее на тонком запястье, серая железная пыль осела на белом вороте его майки. Он стирал следы, оставляя рядом еще несколько черных отпечатков.Притворялся, что занят еще и этим. Наверное.— Как ты, Треви? — осторожно спросил он.Отзвук перетянутой струны замолк через мгновение, и осталась тишина. Для его, Тревора, слов.— Не знаю, — честно признался Тревор. — Мне стало...Легче? Нет. Лучше? Да если бы.Конечно, пустота его мучила. До сих пор это делает — сейчас, например. Только Тревор не знал, что она была стеной в его голове. Между разумным... и всем, чего Тревор никогда не хотел бы знать.А теперь она медленно рушится, эта стена.Тревор разомкнул пересохшие губы и беззвучно произнес 'да черт знает, Мэтти'.И Мэтт так же повторил — 'да черт знает'. Он умеет читать по губам.— Вроде того.— Мне лучше заткнуться? — так Мэтт спросил.В последнее время он часто так говорил. В основном, угадывал. Иногда нет. Мэтт очень много волнуется по поводу и без повода — вот, что Тревор знал наверняка.И это тоже бесило, если честно.В тот день Тревор был в настроении больше, чем когда-либо. Он думал: на свете все еще нет ничего громче его непутевой башки, но больше это не кажется катастрофой.Тревору хотелось паясничать, потому что он так устал от этого вечного круга из действий, последствий и вины. Он почувствовал себя прежним, пусть и всего на мгновение.— Нет. Это необязательно, — сил хватило только на шепот, но Тревору казалось, что это все же прозвучало смело. По крайней мере, на это он рассчитывал. Он подошел ближе и чуть склонил голову, глядя прямо в глаза старшему. — Ведь я все еще могу ответить.Мэтт широко улыбнулся и сказал: — Вот как.Словно не было этих десятков одинаковых дней, проведенных в тишине. И Тревор был благодарен ему за это.Всё будет хорошо. Так Тревор думал.