Глава 23 (1/1)

Потерев руками свое тело, обдаваемое водой, выхожу из душа и оглядываюсь в поисках полотенца. Синяя махровая ткань висит на батарее у запотевшего зеркала, не отражающего в себе ничего. Я обматываюсь полотенцем, заправляя кончик на уровне груди, а потом провожу рукой по гладкой поверхности зеркала, убирая капли, осевшие и собравшиеся на нем.В нижнем углу отражения замечаю свое белье, а чуть ближе к двери одежду, и вздрагиваю, вспоминая прикосновения холодных пальцев на своей коже, которая секундой позже становится гусиной. Помимо отдельных фрагментов комнаты, из зеркала на меня смотрит чье-то бледное лицо с опухшими глазами, мешками под ними, бордовыми пятнами на шее и покусанными губами. Делаю несколько шагов назад и сбрасываю полотенце на пол. Запястья украшают незажившие следы, ноги покрыты синяками, руки расцарапаны. Я выгляжу хуже трупа в морге, пережившего автокатастрофу. И все это он видел. Видел синяки на ногах, увечия по всему телу и не мог остановиться. Неужели в нем нет ни капли человечности, ни грамма совести, которые могли бы обратить его внимание на мое состояние и заставить уйти, оставить меня в покое, убитой собственным отражением в зеркале.Я отворачиваюсь, лишь бы больше не лицезреть себя такой покалеченной, разбитой во всех смыслах. Мне страшно смотреть в зеркало, страшно видеть то, что осталось от прежней Тессы.Я подбираю с пола всю одежду и облачаюсь в нее, раздираю руками волосы, разложив их на плечах и останавливаюсь перед дверью, которая пока что единственная, кто ограждает меня от его мира. Мира Хардина Скотта. Ручка кажется слишком холодной, когда я берусь за нее распаренной кожей и дергаю. Дверь открывается.Вопреки моим ожиданиям, в комнате никого нет, и я даже готова бы была улыбнуться этому, но нижняя губа будет кровоточить.Мои ботинки вновь стоят у дивана, видимо, отнесенные Хардином сюда, когда он снял их с меня в ванной. На столе лежит закрытый ноутбук, стоят стаканы с ручками и прочей канцелярией, валяется пара чистых листов бумаги и файлы с документами. Скотта здесь нет — на время можно упокоиться и не думать, что каждый твой вздох последний в жизни. Но это лишь на время.Входная дверь спустя несколько минут открывается и впускает в комнату самого нежеланного ее владельца. Хардин на секунду застывает, осматривая меня, словно каждый раз проверяет, на месте ли мои части тела, но потом опускает взгляд и направляется к столу.И снова противно-колющее в животе и красящее щеки чувство стыда наполняет меня. Я опускаю взгляд, уставляясь в пол, что является единственным возможным вариантом избежать моего сгорания заживо.— Тревор придет через пять минут. Жди здесь, — произношение знакомого имени заставляет меня сначала напрячься, а потом расслабиться, облегчено выдохнув.Мне кажется, Тревор — единственный человек среди всего этого сумасшествия, кого хоть как-то волнует моя жизнь. Я ведь помню, с какой осторожностью он обрабатывал мне рану, как укоризненно смотрел на Хардина, когда тот издевался надо мной, как русый уверял меня, что все хорошо, что он не причинит мне зла, и он действительно не причинял его. И, возможно, он единственный, рядом с кем я могу находиться, не испытывая страха. Передвигаясь нервными маленькими шажками, я дохожу до дивана и аккуратно присаживаюсь на край. Хардин стоит у стола, словно примороженный к месту у его ножки, и пялится в телефон. Меня радует это, его внимание не обращено на меня, а значит, на это время я свободна от сжимания всех внутренностей моего живота при одном его взгляде. Ударить бы его хорошенько за все, что он сделал. Врезать по слишком спокойной и сосредоточенной физиономии, которая выражает всю обыденность ситуации для него…Злость начинает заливаться в меня, как горячая лава растекается внутри тела, повышая его температуру. Я уже чувствую этот контраст моих теплых плеч, которые соприкасаются с холодными мокрыми волосами, сбрасывающими со своих кончиков капли воды прямо на мою одежду. Я близка к тому ощущению, когда ты чувствуешь, что вот-вот разорвешься на части, если сейчас же не выместишь на ком-то свою злость. И я боюсь, как бы моей жертвой не стал Тревор, он же, вроде как, помогает мне…Спустя те самые пять минут Тревор входит в комнату и сразу же приковывает свой взгляд ко мне. — Не забудь потом отвести ее в сорок восьмую, — кидает Скотт и выходит.Дверь. Она была не закрыта, когда я вышла из душа. Я могла убежать. Я, черт возьми, могла покинуть это место навсегда, чем бы оно не являлось, но просто взяла и смачно сплюнула на свой шанс. Вот, что делает страх с людьми. Я была напугана, шокирована, и не попыталась ничего предпринять, боялась последствий. Точнее, даже не думала о них. Ты настоящая идиотка, Тесса.— Привет. — Тревор натягивает улыбку и садится рядом со мной. — Как себя чувствуешь? — в его руках аптечка, словно он доктор, постоянно следящий за своим пациентом, которому в любой момент может понадобиться помощь.Мне нужна помощь.— Неплохо. Ранка немного печет, — прикасаюсь к поврежденному месту на голове и чувствую, как оно покрылось заживающей корочкой.— Это нормально. Значит все потихоньку заживает, — он вновь улыбается, заставляя мою злость потихоньку растворяться.Тревор достает различные тюбики и баночки из чемоданчика и приступает к лечению больного.— Который час?— 13:15, — он смотрит на наручные часы.— А день? Я немного потерялась во времени, — быстро оправдываюсь, не понимая толком зачем. Ведь это абсолютно нормально в моей то ситуации. Наверное.— 26 декабря.Рождество прошло. Вчера моя Джесси открыла все подарки, лежащие под елкой, кроме моего, так и оставшегося лежать в шкафу на верхней полке. Точнее, должна была открыть. Я не могу себе представить, что сейчас чувствует моя семья. Как она умоляет полицию не прекращать поиски, как не спит ночами. Они упустили это Рождество из-за меня. Оно прошло для них так же незаметно и беспокойно, как и для меня. Я боюсь за своих родных больше, чем за себя. Пусть они будут счастливы. Пусть маленькая Джесс хорошо учится, ест сладости, смотрит мультфильмы, веселится с друзьями, не думает о разлуке со мной. Пусть мама спокойно спит ночью, ее сердце не разрывается от боли на части, она не худеет с каждым днем все больше, не в силах ничего есть. Пусть папа оставит полицейского в покое, наслаждается жизнью, воспитывает Джесс вместе с мамой, отвозит ее в школу, работает над своей статьей… Пусть они все забудут обо мне, и тогда их жизнь снова станет нормальной, спокойной, пустой от боли и страданий. Пусть они буду счастливы… без меня.