Глава 21 (1/1)

ТессаЗеленоглазый ослепляет меня своей клыкастой улыбкой, кладя руку на мое плечо. Он потирает ушибленное ранее место и с нежностью смотрит мне в глаза.— Все нормально?— Да, уже почти не болит, — отвечаю я, размахивая руками.Хардин выглядит уже не таким встревоженным, и меня это успокаивает. Черты его лица расслаблены, он часто моргает, отводя взгляд в сторону и кусает губы.— Слушай, Янг, — его голос звучит тихо, хриплыми нотками отдаваясь в моей голове. Я прислушиваюсь, чтобы поймать каждое сказанное им слово.— Да?— Ты не должна винить меня в грубости и невезении. Тебя бы сейчас здесь не было, не пролей ты на меня сок. — Хардин потирает подбородок, ускользая от моего пристального взгляда. — Так что не надейся, что я и дальше буду тебя от всех спасать. Ты ведь будешь такой же шлюхой, как и все остальные здесь.Когда он, наконец, решается на меня посмотреть, я тут же отвожу взгляд, пряча слезы. Он не может так поступить.***Скрип, режущий слух, будит меня, заставляя очнуться от странного сна. Сначала я в непонятках оглядываю комнату и диван, на котором лежу, а потом потираю ладонями лицо, стараясь выкинуть обрывки картинок сна из головы.Что-то очень странное происходило в моей голове, пока я была в отключке, раз мой мозг смог сгенерировать такое. Но если подумать, все так и есть на самом деле. Все, что было сказано во сне — правда. Правда, которую я ощущаю дрожью во всем теле. Правда, которая сейчас синяками разрисовывает мою шею, запястья, которая душит меня страхом.Единственное, что непонятно мне из его слов: какой такой шлюхой я должна стать?Мои ботинки стоят на полу рядом с диваном, аккуратно поставленные вместе. Я спешу скорее одеть и зашнуровать обувь, потому что в комнате подозрительно холодно для обогреваемого помещения. Прямо передо мной стоит стол с ноутбуком, а чуть правее стеллаж с множеством книг и папок для документов. Все помещение освещает двухстворчатое окно. Одна из его частей открыта, и оттуда проникает пронизывающий ветер.Кто, черт возьми, открывает окна зимой?Я подхожу к окну и закрываю его с тем же скрипом, от которого проснулась. Волосы сразу же перестают развиваться, когда порыв обрывается, борясь со стеклом в раме.Я совершенно не помню, как оказалась здесь и как заснула. Только ощущение его прикосновений на моих кончиках пальцев и руки, властвующие над огнем, подхватывающие меня и унося из той комнаты мелькают, как кадры из давно забытого фильма в голове.Кожа покрывается мурашками от воспоминаний произошедшего. Одновременно чувствую, будто это произошло несколько лет назад, и в то же время, словно продолжаю проживать те минуты сейчас.В меня никогда не стреляли, никогда не целились, я даже близко не видела огнестрельного оружия, пока Хардин впервые не поднес его к моей голове.По-моему, это сводит меня с ума, потому что такого огромного наличия опасности на каждом своем шагу я не выдержу. Грубые голоса, чужие болезненные прикосновения, угрозы жизни — я никогда прежде не видела этого, разве что в фильмах. Все эти бандитские штучки, оружие — все казалось плохой детской сказкой, очередным культовым боевиком, придуманной режиссером историей. Но никак не реальной, блять, жизнью!Подношу руки к лицу, обгрызая кутикулы, хрущу суставами, нажимая на каждый палец поочередно, стараясь выместить весь стресс на этих незамысловатый действиях, от которых нас всегда отучали в детстве, придерживаясь ярлыка ?вредной привычки?. Дверь за моей спиной открывается, вызывая сквозняк, и скрипучее окно вновь распахивается, посылая к чертям мои старания его закрыть.— Проснулась? — кидает Скотт для приличия, бросая папку с бумагами на стол.Я не решаюсь отойти от окна. Кажется, сейчас это самое безопасное место в этой комнате. Главное — не рядом с ним.— Эй! — он поднимает взгляд. — Я у тебя спрашиваю.— Когда ты успел ослепнуть? — я чувствую себя ужасно неловко, припоминая посредством вытягивания фрагментов из головы, как обнимала его широкие плечи, пристально всматриваясь в изумрудные глаза. Поэтому приходится язвить с удвоенной силой, чтобы он ничего ненужного не заподозрил.— Вчера, пока раздумывал над тем, сколько еще литров жидкости в тебе помещается, чтобы все их не выплакать за столько времени.Мои щеки краснеют, я чувствую, как кровь подступает к лицу, и кожу слегка покалывает. Да что со мной такое? Одного — сердечно благодарю, перед другим плачу, может перед ними заодно еще и раздеться? Ну чтоб уж наверняка доверие появилось.Господи, я никогда не умела скрывать эмоции. И, кажется, самое время пришло этому научиться, ведь по-другому здесь не выжить. Если я буду бесконечно рыдать перед теми людьми, кто только и жаждет моих страданий, победить не получиться никогда. Показывать свою слабость — значит проигрывать. А мне ни в коем случае нельзя проиграть эту игру, ни один из раундов, которые Скотт преподносит мне в каждом разговоре, потому что от исхода этой игры зависит моя жизнь. И я с уверенностью могу сказать, что еще ни разу не была зависима от чего-то настолько сильно.Молчание длится уже слишком долго, чтобы говорить что-то ему в ответ, поэтому я просто облокачиваюсь на холодный подоконник и продолжаю нервно покусывать губы.Скотт садится за стол, как будто меня и не замечает, и что-то печатает в своем ноутбуке, параллельно записывая данные в блокнот.— Да? — телефон издает звучную мелодию перед тем, как Хардин прерывает ее, проводя пальцем по экрану. — Но мистер Мэлброу, вы говорили показ через две недели… — Хардин закатывает глаза, запуская пальцы в свои темную шевелюру. — Да, конечно… Разумеется.Знаете, это ощущение, как будто ты хранишь чью-то огромную тайну, наблюдая телефонный разговор человека. В трубку он посылает лишь утвердительные слова, скрывая свой раздраженный тон, в то время как жестами выражает свое полное недовольство. Думаю, если Хардин называет собеседника ?мистером?, здесь иначе и нельзя.Зеленоглазый кладет телефон на стол, тяжело вздыхая, устремляет свой усталый взгляд на меня, и мое тело начинает словно бить в лихорадке. Изумрудный пигмент проникает под кожу, поднимая волосы на затылке дыбом, я дрожу, как осиновый лист. Мне не холодно, мне страшно.Его глаза оглядывают меня с ног до головы, изучая все части тела дотошно, рассматривая одежду. Появляется ощущение, словно меня оценивают. Самое ужасное чувство.— Тебе нужно принять ванну.— Что, прости? — вкладываю в голос как можно больше возмущения.Ванну принять? Он издевается?— Когда ты успела оглохнуть? — кривляет меня Хардин.— Я не буду ничего принимать.— Не думаю, что Винсенту понравится смотреть на грязную, в прямом смысле, девочку. Будь умницей, пока я не вышел из себя.Сделав всего три шага, он преодолевает расстояние между нами и убирает выбившуюся прядь моих волос за ухо. От натяжения рана на голове щиплет, я морщусь.Кто разрешил ему прикасаться ко мне? Я не могу позволить ему трогать себя.Рефлекторно пытаюсь сделать шаг назад, но тут же врезаюсь в подоконник и айкаю. Неуклюжая.Хардин ухмыляется, сдерживая смех.— Отойди от меня, — игнорируя его смешки, пытаюсь не подать обиженного виду и не выпустить шипы раньше времени.— Нет. Мне нравится, как ты дрожишь рядом со мной.— Мне просто холодно.— Просто? — он скорее повторяет за мной, чем переспрашивает.Его руки бесцеремонно обнимают меня, превосходя всевозможные ожидания. Я полностью ошеломлена и не могу пошевелиться. Хардин, пользуясь этим, лишь крепче прижимает мои руки к туловищу своими и ожидает реакции.Он не то что прикасается, он нарушает все границы личного пространства, которое и так сужается с каждым днем во все меньший и меньший круг, подпуская ко мне даже тех, кого подпускать нельзя.Голова идет кругом. Я не понимаю, что он делает. Не понимаю, чего добивается. Зачем ему меня обнимать?Господи, Скотт, что же ты, мать твою, творишь!Прежде чем я собираюсь оттолкнуть его, темноволосый сам отходит от меня, самодовольно улыбаясь. Еще бы, так радоваться тому, что чуть не сломал девушке ребра.— Даже не сопротивлялась, — улыбается он.Внезапно вздрагиваю, то ли от его слов, то ли от запоздалой реакции на прикосновение, но этим движением все равно вызываю усмешку у зеленоглазого.— Ты псих. Не трогай меня.— Я могу делать с тобой все, что угодно, пока ты в моей власти.Сука. Ненавижу его всем сердцем. Чертов ненормальный, сбежавший из лечебницы больной на голову рассказывает мне что-то о власти над людьми, держа взаперти, пока меня пытаются убить его дружки.Мне нужно бежать отсюда. Я никогда не оставлю попытки бежать. Бежать, как можно скорее, как можно дальше.Кидаю взгляд на дверь, вспоминая, что Скотт не закрыл ее, когда вошел в комнату. Может, мне удастся…— Даже не думай об этом, красавица, — его глаза все это время внимательно наблюдали за моими, смотря вместе со мной на дверь, впиваясь вместе со мной в пол взглядом, видя, как сужаются мои зрачки от солнечного света, проникнувшего из-за облаков в комнату.— Почему я здесь? — мой голос дрожит в тишине, вибрация распространяется по всему телу, как будто я снова лечу в самолете. — Почему все эти девушки в комнате бездейственно лежат на кроватях, накаченные наркотиками? Зачем держать их здесь? Хардин молчит, а улыбка медленно исчезает с его лица. Мне нужны ответы. Я ничего не знаю. Я устала бездействовать, устала бороться за свою жизнь, не добиваясь никакой победы, и все это лишь от незнания. Как можно противостоять врагу, если ты даже не знаешь — человек он или животное? Нужны ответы.— Ты много болтаешь, — от игривой усмешки в голосе ни осталось и мокрого места. Холодный голос пробивает до костей, как сильный ветер в горах. — Я просил тебя отправиться в ванну.— Но зачем? Какому мистеру я понадобилась?! Чьей я буду девочкой?! — восклицания переходят в крик. Еще чуть-чуть и я снова сорвусь. Снова будут слезы, снова содрогнется все тело, снова я только разозлю его. Все будет только хуже, если сейчас слезы начнут щипать мои глаза. — Скотт! — кричу. Путь к спокойному тону — путь назад, он перекрыт кирпичной стеной, которую я строю, кладя один кирпичик, произнося один вопрос.Хардин закрывает глаза, глубоко вдыхая и выдыхая. Когда его грудь вздымается, я каждый раз готова зажмуриться и зарыдать в голос, чтобы не слышать крика, чтобы меня не ударили. Но он молчит. Почему он, черт возьми молчит?!— Ответь мне!— Тесса… — Хардин делает шаг вперед и хватает меня за локти, сжимая их до хруста.— Пусти! — вырываюсь, рывками выдергивая руки из его мертвой хватки.Ему нельзя произносить мое имя, нельзя ко мне прикасаться, ему нельзя было меня похищать! Я хочу, чтобы он исчез из моей жизни навсегда.Зеленоглазый подхватывает меня и закидывает на плечо, получая удары в спину, лицо и живот, но не поддается им, словно он сделан из стали. Входная дверь комнаты удаляется от нас, как и солнечный свет, бьющий из окна, когда мы заходим за угол комнаты и тут же попадаем в другую через белую дверь.В ванной зажигается свет, и я наконец оказываюсь на полу — холодной серой плитке.— Прошу. — Темноволосый делает жест, приглашая меня в блестящую ванну. Он открывает кран и оттуда струей начинает бить вода.Я отрицательно качаю головой.— Раздевайся.Опять машу головой из стороны в сторону. — Если сама не хочешь, я помогу тебе. — Хардин уже было хватается руками за край моей кофты, но я отпрыгиваю назад, натягивая ее чуть ли не до колен.— Слушай, Тесса, не упрямься, иначе мне не составит труда сходить за пистолетом, — он произносит слова, от которых все во мне переворачивается и выворачивается наизнанку, идет кувырком и покрывает мурашками кожу, совершенно спокойно, словно желает кому-то доброго утра.— Я не буду раздеваться перед тобой. На мои слова Хардин реагирует очень странно. Что-то в них заставляет его залиться смехом, опираясь на бортик ванны. Что смешного в том, что я не хочу раздеваться перед человеком, которого знаю четыре дня от силы? Он привык, что девушки сбрасывают перед ним одежду, как только видят его черный Range Rover? Ну, если так, тогда все ясно. Придется ему отвыкнуть.— Посмотрим, как ты заговоришь через две недели, — не переставая хохотать, выдавливает Хардин и выходит из ванной, бурча себе что-то под нос вперемешку со смехом.