Часть 4 (1/2)

Он ничего не понимает? Или не подает виду? Любой другой давно бы заметил, что он каждый вечер раскладывает по папкам одни и те же документы. Любой другой уже давно бы возмутился… Но только не Рональд.

Он как будто и не замечает, что проделанная им работа на следующий вечер снова окажется на столе, а папки будут пустыми. Неужели, настолько увлекся чем-то внутри себя, продолжая машинальные движения руками? Почему не ноет о том, что надо на вечеринку или просто поспать?

Спирса давно уже терзали эти вопросы, хотя он никогда не решился бы задать их вслух. Он просто продолжал наблюдать, час за часом и, чем больше смотрел, тем больше ему хотелось отвернуться, закрыть глаза, сбежать из кабинета. Все переворачивалось с ног на голову – теперь Спирс заложник в этом кабинете, это его персональное наказание за собственную назойливость.

Не стоило открывать эти двери, не стоило впускать в голову эти сладкие темные мысли. Не стоило даже пытаться представить себе, каким могут быть на вкус губы, растянутые в мечтательной и коварной улыбке. У них будет вкус карамели, вкус жженого сахара – липкого, горячего и горького, пристающего к зубам, как старая ириска.

А теперь все эти мысли целиком и полностью вытесняли из сознания все остальное. Жизнь, работа, коллеги – все перестало иметь вдруг значение. Не любовь, нет. И даже не похоть. Палящий зной горящего внутри пожара, гнусная и жгучая навязчивая идея, больная фантазия, задыхающаяся под гнетом норм поведения и здравого смысла. Тысячи различий и всего пара сходств, да и те – скорее, довод ?против?, нежели ?за?.

Рональд любит девушек. Самых разных, но одинаковых. У них одинаковые, но по-разному накрашенные лица, по-разному, но одинаково уложенные волосы, они все одинаково одеты в разные юбки… Красивые, как дорогие куклы в магазине игрушек, глупые девчонки, одну всегда можно заменить на другую – между ног никакой разницы у них нет.

И это тоже хорошо, ведь задирая юбку, хочется видеть именно то, ради чего задираешь ее. Это и весело и скучно одновременно, но это самый легкий, после собственной руки, путь к удовлетворению. Девушки падки на флирт, на улыбку, девушкам можно читать мадригалы – они соглашаются быстро и легко. А Нокс всегда искал более легких путей достижения цели.

Только почему-то сейчас, когда, казалось бы, надо скорее закончить и бежать, он не стремился избавиться от работы. Или не стремился избавиться… от чужого общества. Он молча перекладывал отчеты, шуршал бумагой и… периодически кидал об стол свои кубики. Уилла влекла неизвестность.

То, что Рональд вел себя иначе, чем обычно. То, что он почти с удовольствием оставался на свое наказание. Но больше всего влекло молчание. Тихое, коварное и напряженное. Тишина была похожа на натянутую до предела струну, готовую вот-вот взорваться громким яростным звуком, задетая молоточком или пальцами гитариста. Но шли минуты, часы… Рональд молчал, словно прислушиваясь к этой тишине в надежде различить какие-то звуки, почудившиеся ему. Звуки голоса? Стук сердца? Бросок кости?

- Ну, блин, снова двойка, - шепнул Рональд тихонько.

- Позвольте мне бросить? Нокс вздрогнул. Уильям просто таки ворвался в его личное пространство и встал слишком близко, чтобы можно было отказать ему. Тонкие пальцы уже тянулись к двум черным кубикам, и сказать ?нет? было бы просто преступлением. Вопрос о позволении бросить был риторическим, Уильям все равно сделал бы это. Сделал, стоя так невозможно близко, почти что касаясь Рональда плечом. Блондин почему-то опять упустил тот момент, когда строгий начальник оказался рядом, потому что увлекся игрой.

- Вы ведь не знаете, мистер Спирс…- Два кубика, шесть граней, тридцать шесть вариантов выпадения различных комбинаций со значениями от двух до двенадцати, - вкрадчиво сказал Уилл, складывая ладони с зажатыми в них кубиками, - …каждая из которых имеет равную вероятность на выпадение.

Рональда будто ударило током.

- П…почему?- Представьте себе, что на гранях нет точек. Тогда все станет на свои места. У всех выпадающих комбинаций есть равные шансы на выпадение. Один к тридцати шести. Честно. Легко встряхнув сжатые ладони, Уильям Ти Спирс развел руки над столом. Черные грани с вбитыми белыми точками пестрым монохромом заплясали по столу. Прокатились по еще не разложенным отчетам, перепрыгнули через лежащие пустые узкие папочки и, наконец, замерли.- Один, - констатировал Уильям, глядя на комбинацию черных кубиков. Одна из костей встала ребром. Результат вышел за пределы пространства элементарных событий, мысли вышли за пределы разума и теперь руки, в свободном скольжении по тканям одежды пытаются поймать тепло чужого тела.- Мистер Спирс, что вы… Выдох. Шепот. Бессмыслица. Губы почти касаются уха, прикрытого светлыми волосами, голос продолжает что-то говорить.- …элементарное событие — это подмножество пространства исходов случайного эксперимента, которое состоит только из одного элемента… Сорваны замки, разбиты стены, сметены границы. Оставалось только продолжать шептать, не давая Рональду возможности хоть что-то возразить, сжимать его крепче, чтобы никуда не убежал. И по капле слизывать ядовитую сладость с нежной кожи на шее, вдыхая тончайший, едва уловимый, остаточный запах женской помады на воротничке. Нокс не сопротивлялся, он стоял, замирая от страха. И не знал, как теперь поступить, в плену чужих рук, в плену жаркого марева, расползающегося по телу от каждого прикосновения. Это ведь через одежду, это ведь почти ?не по-настоящему?, но почему-то оно было сильнее и слаще всех тех голых и откровенных ласк девушек. Может, потому что анатомические различия между телами были почти не существенны и кто, как не другой мужчина, знает лучше, где надо ласкать?