Часть 4 (2/2)
- … монета подбрасывается бесконечное число раз… Событие ?Монета бесконечное число раз упадет цифрой вверх? имеет нулевую вероятность, но оно может произойти… На пол упала перчатка. Замок белого ремня жалобно звякнул. Слишком хорошо, чтобы просить остановиться, слишком жарко там, где горячие пальцы изысканной лаской смыкаются на горячей плоти. Слишком быстро, чтобы что-то успеть понять, уловить, систематизировать. Остается лишь смотреть мутнеющим от удовольствия взглядом на выброшенную единицу и отдаваться, впервые в своей жизни позволять делать с собой все.
Все равно уже, чьи это руки, плевать на его пол и социальный статус – страсть не может иметь иных определений, кроме ее накала. Не надо занимать себя вопросами там, где можно просто поддаваться, отдаваться, извиваться под танцем чужих пальцев на чувствительных точках. С невинностью и опытностью одновременно принимать эти все осторожные ласки.
Все встало на свои места, ответы были найдены именно в тот момент, когда вопросы были уже забыты. Осталась только строгая одежда, комьями падающая на пол, только руки, упирающиеся в стол с отчетами и непередаваемая нежность в каждом движении. Просить остановиться было бы преступлением.- …нулевая вероятность события не означает то, что оно… Уилл не успел ничего предпринять, прежде чем столкнулся спиной с холодным полом своего кабинета. Не успел возразить ничего наглому поцелую. Это то, что так нравится девочкам? Эта медовая сладость губ, обрывки дыхания, легкое покусывание… неужели эти курицы заслуживают таких ласк?
- …не может произойти… Рональд действовал аккуратно, не вырвал ни одной пуговицы, не дрожали руки, расстегивая штаны начальника, в глазах – ни тени сомнения или нерешительности. Он в своей стихии, он знал, что делать с каждым сантиметром кожи чужого тела, знал, в какую сторону вести вдоль боков, едва касаясь, кончики пальцев. И знал, что нельзя молчать, нельзя перестать шептать тихим голосом сладкий бред о вероятностях.
- ..в действительности теория… Рональд действовал весьма деликатно – не было ни боли, ни каких-то других неприятных ощущений. Только жар, теснота, наполнение, слияние.
Медленно и очень нежно, несмотря на то, что это вовсе не постель, усыпанная лепестками роз, а холодный пол чужого кабинета. Слишком медленно, тягуче, сладко и липко.
Уилл ожидал, конечно, немного другого. Того самого странного, подросткового секса, с рваными и неуверенными движениями, со стремлением только к своему удовольствию.
Нокс умел превосходить ожидания, показывая что-то поистине взрослое, зрелое и размеренное. Он умел чувствовать партнера, ему не требовалось ни шепота ?быстрее?, ни иных указаний на то, как вообще надо действовать. Просто расслабиться и наслаждаться моментом, умоляя время остановиться, замереть именно в этом отрезке, завязнуть в густом меду жаркого воздуха.
- …процентное соотношение возможных исходов… Накрывало медленно, словно алкогольное опьянение. Не фейерверк, не взрыв, не лопнувшая струна до предела натянутых нервов. Что-то легкое, летящее, вышибающее воздух из легких не в крике, а в выдохе. Странное, как помутнение рассудка, легкое, как прикосновение пера и невероятно нежное. Пламя, которое не обжигает, огонь, созданный для тепла.
Время замерло в точке наслаждения, перед глазами раскинулся белый потолок, раскрашенный галлюцинаторными разноцветными кругами. В тишине собственный выдох показался криком. В тишине красивый шепот показался пулеметной очередью, нацеленной в самое сердце.
- Я заставлю это выглядеть случайностью. Рональд кончиком пальца провел вдоль нижней губы Уилла. Было чертовски приятно смотреть на своего начальника сейчас – пустой взгляд, приоткрытый рот, съехавшие на нос очки. Хрупкий и беззащитный, погруженный в смакование полученного удовольствия. Будет лучше уйти сейчас, до того, как возникнет это неловкое осознание произошедшего, до того, как будут сказаны какие-то глупые слова, до того, как будет брошен первый ненавидящий взгляд.
Рука осторожно толкнула дверь.- Я закончил работу, я могу идти?- Нет.
*** Сверкающий белый кафель, струящийся меж приоткрытых губ молочного цвета сигаретный дым. Рональд сидел на полу, курил, разглядывал свои ботинки и не знал, что ему делать. Улыбаться? Плакать? Рассказать? Он чувствовал себя виноватым и невиновным одновременно, жертвой и охотником сразу.
- Блиин, теперь я не знаю, как заходить в этот кабинет.- Без подробностей, Нокс, умоляю! – взмолился Алан, нервно заламывая руки. Сначала он, конечно, удивился тому, что Рональд позвал именно в туалет на третьем этаже, а не в столовую пить чай и кидать кости. А теперь все понятно… где, как не в месте, в которое ходят обнажаться, обнажать свою душу и память.- ….пол, все четыре стены, стол, подоконник…- Ноооооокс! Алану хотелось заткнуть уши и сбежать. Было весьма странно слушать эти откровения, выяснять, что их начальник, заслуживающий уважения и почитания, способен на то, о чем рассказывал Рональд. Ему надо было высказаться, надо было выплеснуть куда-то все это, как выплескивается вода из переполненного сосуда. И Алан был единственным, к сожалению, кто мог бы послушать это.- Ты просто зашел далеко, увлекся простой игрой… не хватило сил поднять взгляд и увидеть знак автобусной остановки. Именно поэтому все было неожиданно, хотя… Алан улыбнулся, садясь перед Рональдом на корточки, опускаясь до уровня его глаз.- …к этому все шло. Позиция наблюдателя в эксперименте – самая выгодная, она позволяет бесстрастно взглянуть на каждый элемент системы и предугадать возможный исход событий.- Что теперь делать? Хамфриз улыбнулся, тепло и искренне. И позволил себе промолчать, отвечая на этот вопрос. Он ведь риторический. Если безобразие нельзя прекратить – его нужно возглавить, если в голове дует ветер – пусть он будет попутным. Алан протянул на раскрытой ладони маленький кубик, каждая грань которого состояла из девяти квадратов разных цветов.- Шесть граней, двадцать шесть составляющих кубиков и сорок три квинтиллиона комбинаций…- Играем!