Часть 3 (1/2)
Сознание всегда стремится к гармонии с подсознательным. Все наши тайные мысли, все самые темные и горячие желания все равно, так или иначе, будут искать пути к воплощению в реальность, даже против нашей воли.
Сколько раз каждый совершал такой поступок, который не мог ничем объяснить? Сколько раз каждый из нас произносил против воли какие-то слова, оговариваясь, но при этом понимая, что именно они крутятся на языке, стремясь сорваться в пространство, стремясь быть высказанными.
Уилл продолжал отрицать, разрывая связь между своими желаниями и логикой, стараясь уйти подальше от честного ответа на вопрос ?почему я заставляю диспетчера Нокса выполнять совершенно ненужную работу??.
Логика находила множество ответов, но то, что стояло выше, то, что было древнее законов и правил, шептало противоположные ответы. Такие простые, такие очевидные. В конечном итоге, выбирая дорогу, по которой можно избежать судьбы, мы встречаем ее именно там. В чужих уставших глазах, в медленных сонных движениях.
Не хотелось признавать, не хотелось верить. Но почему-то именно от этого взгляда, каким каторжник глядит на надзирателя, холодело внутри. Именно за этими плавными движениями рук хотелось наблюдать, именно этого тела, изогнувшегося в потягивании, хотелось касаться. Именно эти, чуть поджавшиеся от обиды губы хотелось целовать.
Самое больное, самое жгучее – это невозможность прикоснуться к тому, кто стоит в двух шагах, на расстоянии протянутой руки. Страшен был даже не отказ, даже не возможный позор сплетен… страшнее было бы услышать ?да?. Потому что тогда разом рухнут все стены, сгорят в огне греха законы и правила, разлетится от быстрых ударов на острые осколки ледяное сердце. И каждый из осколков будет причинять невыносимую боль где-то в средостении. ?Да? - самое нежное, самое сладкое, самое страшное слово на свете. И согласия всегда надо бояться больше, чем отказа.
- Уилл…- Да, я вас слушаю. Над горами неразложенных бумаг показалось удивленное лицо Рональда.
- Но я ничего не говорил! Это один из признаков усталости – когда кажется, что кто-то зовет. Было бы хорошо, если бы это было правдой. Был бы повод подойти. Был бы повод услышать голос, а не шуршание бумаги.- Тогда скажите.
Снова раздался звонкий грохот кубиков по столу.
- Снова двойка выпала… второй раз за вечер…- Вы играете?
Рональд не удостоил начальника ответом, его внимание целиком занимали кубики.
Вероятностная теория, выстроенная вчера за чашечкой чая с Аланом, рушилась, словно карточный домик от дуновения ветра. По их же собственным расчетам, возможность выпадения двойки или двенадцати – ничтожно мала и, анализируя все предыдущие броски, Рональд пришел к выводу, что эти числа еще ни разу не выпадали. А здесь – два раза подряд. Частота наступления события служит основным признаком его вероятности в качестве исхода эксперимента. Но именно это событие, выпадение двойки, казалось по расчетам наименее реальным. Рука Нокса потянулась к кубикам.- Вы не ответили на мой вопрос. Он уже успел забыть, что здесь есть Спирс. Пространство снова предстало перед Рональдом в его первоначальном варианте – ?кабинет начальника?. А до этого существовало лишь два кубика и стол. Субъективно, но пространство, как и время, тоже не подчиняется воле разума – оно сжимается до размеров интересующих нас объектов и расширяется, если мы заняты поиском.
- Ну да… Играю. Что в этом плохого? Я просто бросил две косточки на стол…- И у вас выпала двойка, один из наиболее редких вариантов. Это что-то значит? Это очень плохо, когда кто-то пытается проникнуть в твой мир, когда кто-то пытается влезть в мысли и так настойчиво, внимательным взглядом, изучает тебя. Рональд еще пару секунд назад был готов озвучить правила игры, был готов вложить черные кости в ладонь Уильяму и попросить его бросить, но сейчас…
Побоялся, что Уилл все разрушит. Что влезет со своими нотациями и умозаключениями в этот простой ограниченный столом, рукой и кубиками мир. Спирс слишком честный, чтобы подыграть, слишком правильный для этого азарта, он не сможет допустить того, чтобы ситуация не была под его контролем.