22. Кроссовер (1/1)

?Путешествовать во времени — как же, конечно. Взять и перепрыгнуть. Эх, если бы?.Интересно, сколько бы раз он мог еще попытаться, пока силы не кончатся, чтобы перестать падать. Теперь у него получались только одни прыжки — временные.Когда он рухнул с флипа из-за ошибки на выезде, ему показалось, что все его тело поглотила темная материя космоса — не от отчаяния, он скорее удивился, поднялся на ноги, продолжил кататься, и именно тогда ему впервые пришла в голову мысль, что он мог что-то в тот момент изменить. Но так разнервничался: ноги уже дрожали к концу программы, и он продолжал падать, чувствуя, как в горле нарастает слезный крик, так что даже забыл об этом. Пока не столкнулся снова лицом к лицу следующим утром с утром вчерашнего дня. Тренировка прошла, как в тумане — он слышал те же фразы, видел людей, делающих то же, что и вчера. Приблизился к тренеру и спросил, чувствуя, что краснеет от ужаса и собственной глупости: ?Сегодня же 7 декабря?? Челестино взглянул на него очень странно, и Юри быстро отъехал от него с нелепой улыбкой: ?Это невозможно?. Но день повторился, и когда пришла его очередь выходить на лед в том же самом финале, Юри окончательно потерял самообладание. ?Это жестоко!? Кошмарно хотелось рискнуть всем и попробовать самому прыгнуть — в прошлое, но получалось только прыгать одинарные вместо тройных, обливаться холодным потом от страха и видеть, как лед скачет в глазах, подкладываясь то под щеку, то под бедро, когда он падал снова. Юри пытался удержать во внимании уравновешенность, которая дробилась на части, программу, которую он перекраивал в голове во второй раз, отодвигая прыжки во вторую часть. Но к ней сил уже не осталось, и он отпустил все — будь что будет, ему не видать ни пьедестала, ни медали. Он не справился. Даже со своей перемоткой времени. Будь у него хоть миллион одинаковых финалов Гран-при — у него больше нет сил пытаться.Теперь на банкете Юри изводил себя мыслями, как бы он мог откатать, если бы собрался с силами, но где ему было взять эти силы, он не видел. Он взглянул на Челестино, смеющегося с канадским тренером, и прислонил к носу краешек бокала, прислушиваясь к лопающимся пузырькам шампанского. Он почувствовал себя частью великого льда, но тот ускользнул из-под его коньков столь быстро, и все остальные исчезли за гранью шестой отметки. На Виктора, с легкой улыбкой беседующего в компании троих фигуристов, даже смотреть не хотелось.Юри залпом выпил шампанское и решительно развернулся на каблуках, чтобы найти добавку. Знак на руке он увидел уже навеселе, только когда стащил с себя рубашку. И финал, и время, и чужой пьедестал — все померкло за мутной пленкой пьяного преходящего веселья. Слезы выступали на глазах от яркого света, а заливистый смех мотивно скатывался в истерику, но Юри старательно спихивал из центра мыслей воспоминания о провале, жалящие внезапной ненавистью к себе и страхом, что он больше никогда не сможет кататься. На Виктора смотреть не хотелось, но это больше не получалось. Виктор повернулся в его сторону с вежливым интересом на лице, затем с насмешливой улыбкой, в самых уголках которой медленно зажигалось неподдельное веселье. И Юри нехотя осознавал, что жаждал его внимания, так отчаянно долго желал быть замеченным. Но все провалилось тогда, в первый раз, и сегодня — он не смог стать вровень с ним дважды. От этого хотелось не выпить все существующее в зале шампанское, а утопиться в нем.Несколько минут он боролся с собой, бросая косые взгляды в сторону фигуриста, которые иногда пересекались, потому что Виктору и вправду забавно было за ним наблюдать, но это не было тем, чего хотелось Юри. Виктор смотрел, но смотрел отстраненно, жаля колкими льдинками глаз вот так издалека — они на льду казались ближе друг к другу, замыкаясь каждый в своей произвольной.Пригласить его потанцевать было вопиюще неловко даже на пьяную голову, и Юри, изгибаясь в пьяных шумных движениях, старательно продумывал тактику, как заставить его приблизиться к себе. И он решился после еще одного бокала.Число на руке показывало шесть оставшихся раз, и Юри было настолько все равно на то, что, возможно, стоило бы подумать прежде, чем начать их тратить, но ему казалось, что хуже, чем сегодня, может быть только третье повторение дня завтра — поэтому сейчас или никогда. Одну из истраченных попыток он использовал, чтобы проверить, в действительности ли с ним это происходит, две других, чтобы удостовериться лишний раз. Скакнуть в прошлое с третьего раза получилось на несколько минут, и Юри только рассердился, что обладает совершенно бесполезной вещью, которую не понимает, как использовать по назначению. Если уж не смог прорваться наверх таблицы в финале с двух попыток, что вообще у него получится сделать?Сил подумать, откуда и зачем ему это, у Юри тоже не было. У него вообще ничего не было; идеи, как заговорить с Виктором, суматошно поносились в голове и мертво улеглись, поэтому он просто выпрямился и твердо двинулся к нему. Фигурист коснулся губами краешка бокала, чтобы сделать глоток.— Привет, Виктор, — бесцветно сказал Юри, слыша свой голос откуда-то издалека, и тут же передумал. — Нет.Не успев даже посмотреть тому в лицо, Юри зажмурился и отшатнулся назад, а когда открыл глаза, стоял на том же месте, что полминуты назад. Снова пошел тараном к нему.— Вик…Юри замер, окрик затерялся в шуме. Юри посмотрел на Виктора, склонившего голову и отстраненно выслушивающего собеседника.— Нет.Он помотал головой, снова зажмурился. Когда распахнул глаза, вдохнул и ринулся вперед, как в первый раз.— Виктор! — решив выдать это за шутку, Юри, подумав мгновение, налетел на него, повиснув на плечах. Виктор охнул, делая шаг назад и опуская глаза к костюму — на груди темнело мокрое пятно. Шампанское качнулось в бокале, и Виктор поднял на Юри снисходительный взгляд.— Боже, прости, — пролепетал Юри, отстранившись и отряхивая ладонью его одежду. — Ща… я все исправлю.Он зажмурился изо всех сил и отлетел в прошлое дальше, чем хотел. Обернулся к Виктору и пригляделся к костюму: пятна не было и хорошо. Ему нужно было все-таки придумать план.Следующая попытка ему показалась глупой, еще одна — не заинтересовавшей Виктора, потому что он вообще потерял нить, ведущую к осмыслению собственного желания. ?Привет, Виктор! Что делаешь?? ?О чем болтаете?? ?Э-эй, Виктор, ты был сегодня так хорош!? ?Он и так это знает, все это знают?. ?Юри слишком назойливый?. ?Юри нерешительный?. ?Юри видит Виктора и не знает, что ему делать?.Юри устало посмотрел на него, стоящего неподалеку и смотрящего в лицо своего собеседника. Снова — Юри сбился со счету — прислонил к губам бокал, опустив глаза, заслоняемые челкой. И Юри только с этой попытки понял, что Виктор был не особенно заинтересован в том, о чем они говорили. Его выражение сменялось на чуточку более живое, только когда Юри косо поглядывал на него, выделываясь в танце десять минут назад. Десять реальных минут — но сейчас Юри едва хватало, чтобы ровно стоять и четко видеть происходящее перед ним, потому что он выпивал после каждой перемотки времени. Он наматывал попытки на кулак, загибая пальцы, но сбился со счета после третьей или четвертой и уже почти передумал вообще подходить к Виктору. Если этот день сурка продолжится и завтра, то Юри снова провалится и будет сверлить лицо Виктора на пьедестале взглядом, который поцелует золотую медаль так уверенно, будто, имей он столько попыток победить, только усмехнулся бы, счев, что они ему вообще не нужны. Да и Юри тоже — завтра, послезавтра, еще через неделю, проживи он финал заново, в любом случае потеряет все.Раздумывая об этом, он подошел к Виктору молча. Тот, увидев его боковым зрением, повернул голову и вопросительно посмотрел в его опущенный затылок.Юри очнулся, поднял голову и испуганно качнулся назад.— Ой, Виктор… — только и сказал он, глядя в его светлые удивленные глаза. Юри не хотелось, чтобы его видели таким. Он зажмурился в очередной раз и понял, что вообще не хочет открывать глаза — хочет только лечь на пол и остаться там до завтра. Сквозь дрожащие ресницы, поднимая веки, он вдруг увидел, что продолжил стоять на том же месте. Юри встрепенулся и наткнулся взглядом на Виктора.Внезапно вокруг стало тихо — ни звона бокалов, ни смеха, ни гомона голосов. Только Виктор стоял перед ним и смотрел во все глаза сначала так же изумленно, а затем по губам поползла мягкая улыбка.— Ну наконец-то, — умиротворенно сказал он.Юри оглядел зал, чувствуя накатывающую на него резкую трезвость. Люди не двигались, замерев в движении, будто кто-то остановил показ фильма. Мужчина, с которым говорил Виктор, застыл, раскрыв рот и глядя на него. Юри перевел взгляд на Виктора.— Это…— Как стремительно и бесполезно ты истратил свои попытки, — сказал он.Юри изогнул губы, будто готовясь расплакаться. В мыслях вспыхнула белизна льда, сверкающий блеск костюма, по рукам пополз холод.— Я знаю, — горько согласился он. — Подожди, но почему…Откуда ты… Как…— Я уж думал, что не дождусь, пока ты все же решишься со мной заговорить, — Виктор улыбнулся — не так, как на подиуме. В глазах не надменность победителя, а теплота соратника. И лицо — не плоское изображение с телевизора, а живое и близкое, засмотренное с детства до невозможности, что перестало казаться действительным. И во всем этом сюрреализме он был единственным возможным и правильным.— Я вижу, что ты… расстроен, Юри, — попытался начать Виктор, порыскал глазами по неподвижному залу, но в конце концов просто посмотрел на Юри снова, смирившись с безнадежностью подыскать верные слова. Вот он Виктор, живая легенда, перед ним, смазанный алкоголем, не знающий, что сказать. Юри вдруг стало немного смешно.Виктор удивленно помычал, постучав пальцем по подбородку.— Может, я могу тебе как-то помочь? — спросил он.Юри прислонил к раскрасневшимся щекам ладони и тяжело вздохнул. Предлагать такое с его стороны даже не забавно — попросту издевательство. Не важно, в каких они обстоятельствах, не имеет значения почему. Юри поднял взгляд. Или все дело как раз в этом?Вдруг его осенило. Он, предварительно отведя в сторону его руку с бокалом, подался вперед и, отметя все сомнения, обвил руки вокруг его шеи, заставляя наклониться под своим весом.— Будь моим тренером, Виктор!Время вновь сдвинулось, все застывшее показалось съезжающим в сторону, кровь бросилась в лицо. Несущественно ни одно его поражение, были важны только победы, сладко маячившие на горизонте; был живым только Виктор, спасительным маяком возникавший на его пути в течение всей жизни, дававший свет и надежду только тем, что он жил, вот такой уникальный и удивительный, являвший собой все его вдохновение и стимул после каждого падения на беспощадный холодный каток подниматься и снова бесстрашно взлетать в воздух, зная: однажды они будут с ним на одном льду. У Юри обязательно все получится.