Часть 2 (1/1)
Сегодня в Амфитеатре больше стражи, чем во время их тренировок. Помимо привычного кольца их окружают лучники на стенах, у каждой двери стоит четверо охранников с пиками наперевес, а в галерее застыла гвардия. И все ради одного человека. Этот самый человек стоит посреди галереи у главного окна, не сводя тусклых серых глаз с выстроившихся в шеренгу Гладиаторов. За его спиной нервно мнется Кардиф, едва смея поднять взгляд выше его плеча. Орел, вышитый черными нитями на красном плаще человека, даже у рабовладельца вызывает трепет.Сенатор смотрит на Гладиаторов оценивающе, в каждого впивается пытливый взор. В амфитеатре стоит пугающая тишина, даже ветер не смеет шевелить полы плаща Сенатора.Скотт смотрит на Сенатора с недоумением, но легко прячет взгляд под упавшей на глаза челкой. Почему все так боятся этого человечишку? Неужто сорокалетний мужичок, ростом едва выше среднего, может так сильно испугать? Пусть даже на нем все эти странные вычурные одежды, а на эфесе поблескивают самоцветы, разве это повод – так бояться? Да, он выглядит представительно: красивый, стройный, с гордо вздернутым подбородком и льдом Океана во взгляде, но как же мог человек бояться человека?Скотт краем глаза замечает стоящего рядом с ним Гладиатора. Молодой парень, немного старше его самого, с вытянутым лицом и сошедшимися в легком прищуре глазами. Мощный, выше Сенатора, крепче его. Так почему копье в его руке едва заметно дрожит?Скотт ломает голову все то время, что их осматривают. Из-под ресниц он глядит на замерших в стойке стражников, на трясущегося за плечом Сенатора Кардифа и вспоминает слова, сказанные ему матерью незадолго до того, как его забрали.Глаза красавицы-гречанки припухли, по белкам расползлись дорожки лопнувших капилляров. Скотт торопит ее, подгоняет, ведь крики все ближе. Женщина резко приближается к нему, целует в лоб и отстраняется, гладя по волосам над висками.- Никогда не обманывайся мифами, сынок, - шепчет она, и Скотт смотрит ей в глаза. Слабый огонек факела дрожит в ее огромных темных очах. - Минотавр не страшнее Тезея, а Гидра – Геракла…. – Гомон все ближе, над их головами уже бухают шаги толпы. Мальчишка, стоящий у двери, подскакивает к ней и, быстро сжав пальцы Скотта на прощание, подхватывает женщину, уволакивая ее к черному ходу. Скотт не может отвести взгляда от слабо сопротивляющейся матери, рука все еще хранит тепло пожатия пальцев брата. Уже у двери женщина все же справляется с собой и говорит прежде, чем ее выводят: Всегда помни, кто кого убил.- Гладиаторы, - елейный голос Сенатора оторвал Скотта от его невеселых размышлений. Он поднял глаза на стоящего в галерее человека. Его Святейшество лучился улыбкой. – Вот и настал конец вашим длительным тренировкам. Сегодня пятеро из вас будут выбраны для игр Помпей. Сегодня пятеро из вас сделают первый шаг к свободе.Сенатор переводит взгляд на Кардифа и коротко кивает ему. Рабовладелец выходит из-за его спины и вскидывает приветственно руки.- Мой Андабат, – Дерек бьет себя кулаком правой руки по груди и выступает вперед, – представь своих соратников.Дерек смотрит на остальных Гладиаторов сурово, с некоторым презрением во взгляде. Он достает из-за пояса деревянный меч и идет вдоль рядов. Выбирая соратника, он каждый раз бьет его древком меча по груди, и тот выходит из ряда. Первый, второй, третий… Скотт замер. Он знал, что его выберут. Он один из лучших среди них, он показал себя Дереку!Андабат двигается медленно, взгляд его пронизывает до костей. Он приближается к Скотту и… бьет в грудь стоящего рядом с ним мужчину. Пятеро Кандидатов выстраиваются в линию перед шеренгой Гладиаторов. Сенатор сладко им улыбается.- Ну что ж, – Сенатор обводит их ликующим взглядом. – Кандидаты…- Стойте! – Скотт выскакивает из шеренги. Один из охранников срывается к нему и пытается ударить, но Скотт резко бьет его скованными цепями руками и, дернув его за шлем, ударяет по лицу коленом. Охранник падает перед ним с протяжным воем. – Сенатор, постойте!Галерея ощетинивается стрелами, скрипит натягиваемая лучниками тетива. Сенатор холодно смотрит на него, пытаясь устрашить, но Скотт глядит все также ровно, все также безбоязненно. Достойно уважения.Сенатор дает знак рукой, и лучники убирают стрелы. - Чем ты недоволен, раб? – спрашивает он раздраженно, прищурив глаза. Кардиф рядом с ним мелко дрожит.Скотт же не шевелит ни единым членом.- Андабат солгал, - краем глаза он ухватил силуэт Дерека. Гордый, тот даже не вздрогнул при упоминании своего имени. Просто стоял и смотрел на Сенатора, заморозив всякую эмоцию на лице. – Он должен был выбрать лучших. Я – лучше многих тех, кого он выбрал в свои соратники.Кардиф смеется, пытаясь перевести его выпад в шутку, но быстро затихает, не встречая у Сенатора ответной реакции. Тот по-прежнему смотрит на него с недоверием, но без злобы.- Почему же он не выбрал тебя?Ответ Скотта прост и примитивен и, кажется, понятен всем Гладиатором еще до того, как он его произносит. А еще это ложь.- Он боится, что отберу свободу.Вот теперь смеется Сенатор. Смеется и ни капли не веселится. Его смех холоден, как и его глаза, пытливо впивающиеся в Дерека. - Это правда, Андабат?- Мальчишка слишком мал, – говорит твердо, нисколько не задумываясь, не сомневаясь. Скотт уверен, Дерек не станет винить его. Дереку просто его жалко.- Но ведь раб утверждает, что он лучше многих других, - замечает Сенатор, и в выражении его лица скользит ощутимая хитринка. Скотту становится не по себе. Он ненавидит Рим всей душой и сердцем, но этот человек может вызывать неприязнь и персонально.- Слишком юн, - повторяет свой ответ Дерек и не желает добавлять ничего боле.Сенатор усмехается. Ситуация его заметно забавляет.- Как знать, что ты не солгал, раб? – спрашивает он предельно миролюбиво.- Испытайте меня.Сенатор вздыхает удовлетворенно, ноздри его раздуваются, а плотоядная улыбка уродует тонкие губы. - Так даже интереснее. Раз ты утверждаешь, что многим лучше остальных отобранных Кандидатов, докажи это. Пусть каждый лежит перед тобой. Времени – пять минут.Охранник подымается на ноги и расковывает руки Скотта, а затем пихает ему в руку меч. Скотт едва успевает переложить холодное оружие в правую руку, как со спины не него с диким криком обрушивается мужчина, выбранный вместо него. Скотт едва успевает уклониться, падает на спину и перекатывается через голову. Второй Гладиатор, Эннис, размахивается и пытается ударить сбоку, но Скотт вскидывает меч и рубит его копье напополам. Он вскакивает на ноги и возносит меч над головой Энниса, а затем бьет тупой стороной его по шее. Эннис падает на спину, глаза его закрываются. Не дав Скотту ни минуты передышки, парень с вытянутым лицом, каждая черта которого наполнена холодной яростью, прыгает на него сзади и откидывает назад. Скотт оказывается под ним. Парень тянется к мечу, чтобы заколоть его обладателя, но Скотт подключает все свои силы, чтобы вскинуть бедра, а затем ударить парня ногами в живот. Парень отлетает от него и ударяется о чернокожего Гладиатора. Их головы с громким стуком встречаются, и они падают на землю. Скотт утирает кровь с разбитой губы, руки его дрожат от напряжения. Мужчина, выбранный вместо него, ошалевшими глазами осматривает трех легших Гладиаторов и с рычанием разъяренного зверя бросается на Скотта. Деревянный меч скользит мимо Скотта, и тот оказывается за спиной у противника. Гладиатор вертит головой из стороны в сторону и, заметив за своей спиной движение, поворачивается. Но Скотт уже собрался, он сильно бьет соперника по пояснице рукояткой меча, толкает его ногой под колени, а затем ребром ладони ударяет по виску противника. От удара Гладиатор разворачивается к нему лицом и, не выстояв на подогнувшихся коленях, падает на лопатки.Скотт заносит меч над головой побежденного, но его тут же останавливает елейный голос Сенатора:- Довольно! Ты не солгал, раб. Убей того, кто пред тобою лег, и займешь его место среди Кандидатов.Мужчина перед ним лежит, раскинув руки. Совершенно открытый для удара. Меч – настоящий, не деревянный – дрожит в руке. Гладиатор тяжело дышит и закрывает глаза. Чтобы не вызвать жалости, чтобы не видеть своего поражения.Первую кровь на руках Скотт выносит еще до начала Игр.* * *Дерек всходит по трапу, едва переставляя ноги. Ходить в колодках само по себе тяжелое дело, а уж взбираться в них вверх едва ли посильная обычному человеку задача. Но Гладиатор – не просто человек. Поэтому Дерек, сцепив зубы и не произнеся ни звука, шаг за шагом преодолевает длинный трап. Скотт идет следом за ним едва ли не приплясывая на месте. Иррационально, но на губах мальчишки играет радостная улыбка и он с интересом осматривается. Трап заканчивается, и пятеро Гладиаторов оказываются на палубе. Хмурый стражник не останавливается, чтобы дать передохнуть, и молча ведет их к трюму. Краем глаза Дерек улавливает, как Кардиф склоняется перед Сенатором в полупоклоне и указывает унизанной перстнями рукой на послушно плетущихся к трюму Гладиаторов. Дерек недовольно скалится, но не говорит ни слова. Лишь послушно продолжает идти за стражником.Их размещают в трюме со всеми остальными слугами и приковывают к стенам. Вскоре слуги покидают помещение и отправляются к своим хозяевам. Гладиаторы остаются в трюме одни.Дерек искоса поглядывает на Скотта и не понимает его радости. Действительно, что может быть здесь веселого? Трюм немногим лучше камеры. Сырые стены, мокрый пол и пищащие по углам крысы. Освещение – щели в досках над их головами. Постоянный топот и крики. А теперь еще и качка, из-за которой стало рвать беднягу Бойда!- Скажи, что тебе это не нравится, - взмолился Дерек после очередного рвотного позыва темнокожего Гладиатора.Скотт удивленно тряхнул головой и повернулся к нему.- Нравится? Что нравится? Как Бойд выворачивает желудок наизнанку?- Тогда почему ты лыбишься весь день?- Как тут не улыбаться? Ведь у меня получилось! – Скотт улыбнулся еще шире, и его темно-карие глаза засверкали. – Я плыву в Помпеи и, возможно, скоро стану свободным человеком.- Или умрешь.- Я не могу умереть. Я должен вернуться домой.- Для такого сильного парня ты невероятно наивен, - замечает молодой Гладиатор с немного вытянутым лицом и равнодушным взглядом. Скотт не помнит его имени. Скотт помнит, как он дрался. Безжалостно, без эмоций. Готовый убить, если потребуется.- Я не наивен, - Скотт хмурится, глядя в пустые карие глаза Гладиатора. – Я просто не имею права умереть. Я должен вернуться домой.- Зачем домой? – пробасил другой Гладиатор. Эннис, кажется. Эта гора мышц была здоровее Дерека, но, как сказал ему Андабат, большой шкаф тяжелее падает. И Скотт был с ним полностью согласен. Эннис бил напролом. Уж если он дорвется до возможности нанести удар, то прибьет, как мошку. Но он неповоротлив и медлителен. В борьбе с юрким и худым соперником он непременно ?упадет?.- Как это зачем? Разве вы не хотите домой?- Хотим домой? – мужчина расхохотался и его громоподобный смех отразился от пустых стен трюма. – Зачем домой, если после победы на Играх ты становишься богатым и свободным? Зачем домой, если можно поступить к Центуриону на службу в весьма хорошем звании? Зачем домой, если где-то там, дома, тебя продали в рабство?- Мои родные не продавали меня. Римляне забрали меня.Эннис не успел ответить: беднягу Бойда вновь вывернуло наизнанку, и затхлый воздух наполнился запахом рвоты. Гладиаторы жмурились и воротили носы. Да, им не единожды приходилось чувствовать запахи и похуже, но всему есть предел.- Эй, вы там! – заорал Эннис, поднимая руку и стуча по потолку широкой ладонью. – Выпустите нас отсюда!- Не надо, - покачал головой парень с нечего не выражающим лицом и сложил руки на груди. – Не поможет. - Я не собираюсь тухнуть в этой яме для крыс, - зарычал на него Эннис и треснул по крышке еще раз. – Выпустите нас!Сверху послышались тяжелые шаги и крышка люка распахнулась.- Чего орете, жабы мерзкие? Чего вам надо? – гаркнул охранник, засовывая голову в люк и тут же с мерзким стоном высовываясь обратно. Тошнотворный запах сбил с него спесь.- У нас здесь по колени блевотины. Выпусти нас на палубу! – громогласно потребовал Эннис, злобно сверля стражника глазами.- На палубе нет места лишним. Только матросы. Если нет желания грести, сидите, где сидели.- Посмотрим, что Кардиф скажет, когда узнает, что мы не сможем драться из-за расстройства желудка.Гладиаторы и охранник одновременно обернулись к доселе не подающему звука Дереку. Тот больше не сидел в углу, пытаясь абстрагироваться от глупых разговоров и звука выворачивающего себя желудка. Теперь он стоял на ногах в нескольких шагах от люка, ожидая, что их выпустят.Охранник нервно оглянулся и, осознав, что делать нечего, поднял Гладиаторов на палубу и отвел к углу, где стояли ведра и сушились тряпки. Эннис помог Бойду перевалиться через борт и вывернуть все, что осталось, а длиннолицый юноша присел на одно из ведер, вновь равнодушно поджимая губы. Дерек отвернулся от товарищей и чуть отошел от них, подходя к другому борту. Видя, что никто не решается потревожить Андабата, Скотт подошел к нему и остановился в паре шагов сзади. Внушительная фигура Чемпиона Гладиаторов внушала не столько трепет, сколько страх.- Ты это хитро придумал, - тихо заметил Скотт и взглянул на синее море за бортом. Афракт не удалялся от берега, на горизонте виднелась желтая полоса <a href="http://cityadspix.com/tsclick-HEQPK1E5-PNLJQJUF?&sa=&sa2=&sa3=&sa4=&sa5=&bt=20&pt=9<=2&tl=1&im=NDE1NS0wLTE0MTY1OTAyNDItMTYxNjIxMjc%3D&fid=NDQ2MjkxMjY1&kw=%D1%81%D1%83%D1%88%D0%B8" target="_blank" alt="tanuki.ru" title="tanuki.ru" style="">суши</a>, но юноша предпочитал думать, что в кои-то веки не видит ненавистной ему римской земли.- Почему ты считаешь, что римляне забрали тебя? – поинтересовался в ответ Дерек, отрываясь от созерцания волн и переводя взгляд на мальчишку. Тот пожал плечами и просто ответил:- Потому что это так.- Римская власть в Греции уже так давно, что даже и не вспомнить. Пора уже привыкнуть, - внешнему спокойствию Дерека можно было только позавидовать, но Скотт ясно слышал, как его глубокий голос дрожит от едва сдерживаемого гнева. И ему изо всех сил хотелось верить, что эта ярость направлена не на него.- А я не хочу привыкать, - жестко отрезал Скотт и без боязни взглянул на Адабата, пытаясь вложить свою мысль в глаза. - Я хочу быть свободным.- И что ты сделаешь? – немного цинично усмехнулся Дерек, издевательски приподнимая брови. – Свергнешь императора?Скотт фыркнул, словно уставшая лошадь.- Хотелось бы.- Рим – это не так уж и плохо, – осторожно напомнил втолковываемую детям с пеленок истину Дерек. И Скотт вполне ожидаемо взвился.- Они захватили нашу землю, как саранча. Их никто не звал. Нам хорошо жилось и без них. Они просто разорили нас. Они только жрут и ничего не дают взамен.Дерек тихо рассмеялся и успокаивающе похлопал воина по плечу.- Для сельского парнишки ты слишком умен.- С чего ты взял, что я не сын какого-нибудь вельможи?- Потому что это не так. Ведь нет?- Моего отца убили римляне во время бунта Афин. Я его почти не помню. Мы с матерью и братом жили скитаясь. Но они все равно пришли. Я позволил моей маме и Лиаму уйти...- И тебя схватили, – заключил Дерек, оглядывая несчастного юношу с головы до ног. Сколько еще жизней разрушили жадные до власти римляне? Сколько слез пролили матери и жены в тоске по погибшим сыновьям и мужьям? Сколько невинных детских душ исказились чернью греха убийства по вине римского императора?- И как пленника сделали рабом. Да, так бывает, - Скотт оперся локтями о деревянный борт и попытался придать голосу как можно больше беззаботности. – Ну а ты что? Как ты очутился в Риме?- Я там всю жизнь жил. – Дерек отвернулся к океану, избегая удивленного взгляда юноши. – А затем меня продали в рабство.- Как это могло произойти? Взяли и продали? У твоей семьи не было денег? – густые брови Гладиатора сошлись на переносице, а губы по-детски надулись. Дети всегда так делали, когда чего-то не понимали и злились на свой недогадливый ум. Дерека вновь кольнула жалость: ребенок, понесший на руках кровь. Не так Бог задумывал мир.Отвечать искренне не хотелось, но Дерек боялся, что мальчик станет приставать или, того хуже, повернет мозги, как часто бывает с юнцами, на этой загадке. Поэтому он решил выдать лишь то, что можно.- У меня не было семьи, когда меня продали.Андабат так и представлял, как под курчавыми волосами его юного Гладиатора мельтешат бессвязные мысли, но не смел повернуть к нему головы, чтобы узнать на какой стадии размышления он находится.Наконец, Скотт решил, что лимит молчания исчерпан и осторожно, словно до конца не поверив в свой собственный вопрос, спросил:- Кто же тогда тебя продал?