Часть 2 (1/2)
Он пригласил тебя на обед, но, когда ты думаешь о том, как это реализовать с твоими вкусами, ты понимаешь, что это невозможно. Ты знаешь, сколько денег он получает за месяц и, скажем прямо, этого было недостаточно. И все же существовала проблема, которую необходимо было решить, и будь ты проклят, если не взглянешь ей в лицо.
Так что ты, Даймондс Друг, решаешь встретиться с Инспектором Пиклом за чашкой чая. Он опоздал на полчаса. Чай был еще теплым, когда он сел. Нервно поинтересовался сколько он стоит, но ты заверяешь, что все в пределах его кошелька, прежде чем предложить булочку.
Инспектору это нужно. У него, вероятно, недостаточно денег, чтобы пойти на обед. Ты только обещал, что он заплатит за чай, в конце концов.
Ты спрашиваешь его о недавних расследованиях. Он лепечет о какой-то девушке, которая наняла его для чего-то совершенно скучного, и ты уверен, что он не говорит тебе, чем он на самом деле занимается. Вероятно, потому что его работа включает в себя тебя и остальную твою банду. Он заканчивает рассказ, почесывая затылок и поправляя шляпу, и спрашивает, как поживают ваши преступления.
— О, — ты сделал глоток. — Вы знаете.
Он кивает, нахмурившись, словно думая, что это глупый вопрос. Ты, в общем-то, подозреваешь, что он и правда знает. Или нет. Ты не можешь по-настоящему понять, что он знает.
В этом и заключается проблема. Ты всегда гордился своим умением читать людей, способностью понимать, о чем они думают, что собираются сделать и почему они собираются сделать именно это. Вот что делало тебя тем грозным бандитом, которым ты являешься. Любой может выстрелить в кого-то — как дорогой Пикл доказал — но лопух без здравого смысла найдет себе пулю в лоб довольно быстро. Тогда как у тебя было достаточно здравого смысла, что доказано тем фактом, что ты заменяешь мозги всем остальным членам твоей команды. Думая об этом, ты не можешь вспомнить ни один раз, когда бы ты не смог раскусить кого-то. Но вот он, этот нервный профан сидит перед тобой и по какой-то причине ты не можешь прочитать его.
Ты задаешься вопросом, может ли он быть умнее тебя.
Это не должно было так обеспокоить тебя. Ты всегда знал, что разумеется есть люди, которые более интеллектуальны, чем ты. Ты знаешь это. Но ты никогда на самом деле не встречал кого-то, кто по твоему мнению, превосходил бы тебя в интеллекте до этого момента — и вот он, и это сводит с ума. — Эм, — Инспектор кладет чашку вниз и смотрит на тебя украдкой, избегая зрительного контакта. — М-мистер Друг? — Да? — Все в порядке? — спрашивает он. Интересно, чему ты случайно позволил промелькнуть в твоем выражении лица? Может быть ты перестарался, старался выглядеть невозмутимо. — Конечно, — говоришь ты. — Вам… Вам больно? — он кивает в сторону своего выстрела. Определенно. Рана даже не начала заживать, поскольку ты решил скрыть травму от банды. В результате ты вовлечен в гораздо более напряженную деятельность, чем следовало бы в твоем состоянии. Ты лучше позволишь ране открыться снова, нежели дашь Слику и остальным узнать, что из всех людей ты подстрелен именно Инспектором Пиклом. Помимо того, что они высмеют тебя, они в, конечном счете, начнут спрашивать, почему ты не убил его в ответ.
Тебе достаточно трудно ответить на этот вопрос даже самому себе.
— Может, вам стоит, эм, — он поворачивает свою чайную чашку примерно на тридцать пять градусов на блюдце, а затем возвращает на место, — с-сказать им, что заболели гриппом? Так вы сможете немного отдохнуть. Ты смотришь на него. Твое выражение лица агрессивно-бесстрастно. Инспектор заламывает руки. — Я-я видел вас в доках прошлой ночью, — поясняет он. — Вы были так безрассудны.
Еще не поздно убить его, думаешь ты. У тебя есть колода карт в кармане пальто, и все в этом кафе знают, кто ты. Никто не посмеет остановить тебя. — У меня есть определенные обязанности, — ты говоришь ему. — Я не жду, что вы поймете. — Так безрассудны, — повторяет он.
— Собственно, что вы делали в доках?
— Ох… — он смотрит прямо на тебя. — Вы знаете. — Большинство людей были бы более благоразумны, — говоришь ты, опуская чашку. — Полагаю, вы забыли из-за легкости, с которой вы свершили выстрел на прошлой неделе, но я очень опасный человек. — Да, — говорит он, опуская взгляд. — Да. Я знаю. Простите. Он снова поднимает свою чашку с трясущимися руками и делает глоток, прежде чем сказать: — Вы… да. Очень опасны. Ты смотришь, как он кладет чай вниз, берет кусочек булочки, а затем делает еще один глоток. Ты чувствуешь себя неловко, когда начинаешь говорить. У тебя есть дикое предположение, и ты понятия не имеешь, является ли оно правдой, но решаешь перейти в наступление. — Поэтому вы влюблены в меня? Инспектор давится свои чаем. Ставит свою чашку вниз с грохотом, выплескивая чай на скатерть, прежде чем хватает салфетку и вытирает рот. Возиться слишком долго, и ты подозреваешь, что он пытается спрятаться за куском ткани. — Это-это не правда, я… Ты сжимаешь кулаки под столом. Ты ошибся, показав, как мало знаешь. Пропади оно пропадом! — Это не потому что… — он продолжает, его голос срывается. — В-вы нравитесь мне, не смотря на это, я… Ты расслабляешься. Он прячет лицо за салфеткой, плотно сжимая ее костлявыми пальцами. — О боже, о боже… как вы узнали?
Ты мысленно изучаешь список эмоций, которые ты почувствовал. Облегчение оттого, что твой блеф окупился. Уверенность в том, что теперь у тебя есть превосходство. Предвкушение всех умных манипуляций, которым ты собираешься подвергнуть этого бедного человека теперь, когда его слабость обнаружилась. Еще один список формируется в голове, но он менее организован, и ты не можешь в нем разобраться. Ты игнорируешь его. — То как вы держали меня за руку, — бормочешь ты. Обычно ты не бормочешь. Обычно ты не объясняешь свою логику.
— Простите, — молит Инспектор. — Простите, просто… просто забудьте, что я когда-либо… Ты встаешь. Он смотрит на тебя глазами более широкими, чем ты когда-либо видел. Ты можешь увидеть слабый румянец, выглядывающий из-под его салфеточного щита. Он скулит под твоим взглядом. Ты, шагнув, нависаешь над ним. Угрожающий. Устрашающий. Затем ты убираешь салфетку прочь и кладешь руку на его щеку. Ты вынуждаешь посмотреть на себя, даже если его глаза до сих пор избегают твоих. И целуешь его. Это лишь трюк, конечно. Ты знаешь это. Он колеблется, прежде чем ответить на поцелуй от всего сердца. Он приоткрывает губы, позволяя тебе проскользнуть внутрь языком. Это тоже трюк. Ты двигаешь рукой за голову, притягивая его ближе. Удерживая на месте. Также трюк. Тебе обычно не нужно постоянно напоминать себе об этом. Ты вполне способен манипулировать кем-то, не повторяя цель в голове снова и снова. Это то, что глупые люди делают. Это то, что Клабс Дьюс делал бы, и это не будет работать, в конечном итоге, все будет в огне. Почему ты продолжаешь делать это? Когда ты отстраняешься и смотришь на лицо Инспектора Пикла, ты понимаешь. Это не трюк. Возможно, второй список эмоций все же имеет какой-то смысл. В частности, ты только что разобрался с первым пунктом в нем, это хорошо. Ты все еще не можешь понять остальное, так что ты импровизируешь. — Мой дорогой Инспектор Пикл, — говоришь ты, пытаясь сохранить бесстрастное выражение лица. — У меня есть лишний билет на оперу сегодня вечером.