Ван Ибо II (1/1)

Едкий запах чистоты, лекарств, искусственно очищенного воздуха, а еще писк каких-то приборов невозможно было с чем-то спутать. Ибо сразу понял, что находится в больнице, даже не до конца помня саму причину. Голова нещадно болела, во рту стоял привкус горечи, и перед глазами все плыло. Шею пронзило судорогой, и он, привычный к ушибам, растяжениям и различного рода мелким травмам, застонал сквозь зубы. От звука собственного голоса голова разболелась еще сильнее, и он осознал, что к прочему букету ощущений его еще и мутит.Где-то в отдалении, похоже за стеной, Ибо различал смутно-знакомый голос. Кто-то рассуждал: о преднамеренной порче байка, о том, что сам Ибо даже не то, что не человек — а наследник старого клана. Что вся эта ситуация смахивает на акт ксенофобии и ненависти по отношению к не-людям.Только один его знакомый мог так себя вести. Значит братец Вэньхань примчался сразу, как только узнал. А сообщили ему, скорее всего, в тот же миг, как его доставили в больницу.Ибо поморщился и прикрыл глаза, вся эта дурацкая ситуация грозила серьезным и неприятным разговором. И если бы только с Вэньханем, того бы он смог убедить, что все в порядке. Но заявись в больницу родители — скандала не избежать. А за последние два года все контакты с семьей он сводил к минимуму.Дверь в палату тихо, едва на грани слышимости, хлопнула.— Тебе не следует спать, хотя бы до конца дня, — голос Вэньханя звучал глухо, а из-за этого гораздо ниже, чем был. В нем Ибо услышал раскаты далекой, но неизбежно надвигающейся грозы.— Привет, гэгэ, — сам Ибо едва-едва прохрипел приветствие. Во рту все пересохло от лекарств и обезвоживания.— Молчи, говорить тоже не нужно. Пить хочешь? — Ибо различил, как кузен открыл бутылку, а затем ему в губы ткнулась жесткая пластиковая соломинка.Вэньхань и его суровые методы заботы.— Ты уже вторые сутки в больнице. Врачи говорят, что пару раз приходил в себя. Тебе вообще-то очень повезло: из серьезных травм только сотрясение и трещина в одной из костей голени.Ибо с каким-то обреченным смирением понял, что несколько недель ему не видать ни танцев, ни мотоцикла. Но при другом раскладе, будь он человеком или же существом послабее, то отделался бы не такими легкими травмами.— Тренер очень злится?— Одного из его лучших гонщиков вывели из игры, так что да, Ибо, он в ярости. Но тебя не винит. Байк осмотрели сразу же после аварии, тормоза были выведены из строя намеренно. В прессу это пока не просочилось, но комиссию сформировали и будет расследование. Ах да, к тебе зайдет медсестра, дай ей список твоих друзей и однокурсников, которые могут прийти и навестить. Сейчас к тебе никого не пускают — журналисты уже пару раз пытались проникнуть в палату.Все-таки не облажался. От накатившего облегчения даже головная боль немного отступила, а в мыслях слегка прояснилось.— Тебе нельзя смотреть телевизор, так что даже не пытайся его включить, — Вэньхань заботливо поправил ему подушку и пригладил волосы, совсем как в детстве. — Телефон и планшет тоже под запретом, но смартфон все-таки оставлю на всякий случай. Читать нельзя, спать тоже. — А что можно? — от звука собственного голоса почему-то накатила тошнота, ему пришлось судорожно сглотнуть, чтобы прогнать приступ.— Лежать и думать о своем поведении. Можешь еще ворон посчитать, вон их сколько на ветках, — брат кивнул на раскидистое старое дерево за окном и резко встал. — А я в гостиницу и спать. Ибо утомленно вздохнул и прикрыл глаза, но на возмущенный щелчок по носу снова открыл:— Не сплю! Думаю. Завтра поговорим. Иди уже. После ухода Вэньханя, когда пропала необходимость держать себя в руках, Ибо устало запрокинул голову, но тут же скривился от вспышки боли где-то в районе затылка. Короткий разговор совершенно лишил его сил и все, чего он сейчас хотел, это проспать следующую неделю, замотавшись в одеяльный кокон. Даже просто изменить положение тела было невыносимо больно — казалось, что синяки покрывают абсолютно каждый сантиметр его тела. Наверняка это было преувеличением, не мог его малолитражный байк придавить его настолько сильно, да и скорость не была чрезмерно большой. Но ощущения все равно оставались омерзительными.Интересно, как быстро его выпишут? Обычного пациента из-за сотрясения продержали бы в палате недели две, не меньше, но Ибо человеком все же не был. Если повезет, то уже дней через шесть он будет дома. По крайней мере, ему очень хотелось бы в это верить, потому что больше всего на свете Ибо ненавидел вынужденное безделье и нерешенные проблемы.Думать было сложно и тяжело, но не думать о Сяо Чжане сейчас, когда у Ибо было все время этого мира, а оправдания вроде грядущей гонки уже не имели значения, было невозможно. Он бы побился головой о стену, если бы это не было чревато приступом очередной тошноты, так что вместо этого сидел и пялился на дверь, снова споря сам с собой: если Сяо Чжань навестит его, то все будет хорошо, если же нет… а если нет, то Ибо сделает так, чтобы все равно было хорошо. Очередной беспроигрышный спор. Или безнадежный, тут уж с какой стороны смотреть. Наверное, боги удачи снова были на его стороне. Или же черная полоса закончилась на аварии, потому что ближе к вечеру, когда часы посещений почти закончились, а спать хотелось уж вовсе невыносимо, дверь мягко открылась и вошел Сяо Чжань. Уставший, бледный, в мятой рубашке и с дурацким апельсином в руках, но такой красивый и родной, что у Ибо зубы сводило. — Как ты? — почему-то шепотом спросил Сяо Чжань. Ибо попытался пожать плечами, не доверяя своему голосу сейчас, но зашипел, когда их снова свело судорогой. Следовало, наверное, позвать медсестру и попросить что-нибудь, что поможет унять боль, но разрушать момент очень уж не хотелось. Потому что Сяо Чжань осторожно присел в кресло на самый краешек сиденья, всем телом подавшись к лежащему Ибо, и вложил пахнущий солнцем апельсин в его ладони. — Я не знал, в сознании ты или нет, — голос его дрогнул на этом моменте, а сердце Ибо зашлось в лихорадочной надежде. — Цветы как-то глупо, но если хочешь, то я принесу в следующий раз. А апельсины закончились, это последний. — Все хорошо, гэгэ. Я… я рад, что ты пришел. — Я с трудом поверил, когда... Мне очень жаль. — Жить буду. И танцевать, и ездить. Ничего серьезного, — голос у него скрипел как несмазанные дверные петли. Было очень стыдно, что Сяо Чжань видит его таким беспомощным. Жалким. Потому что Ибо хотел быть в его глазах взрослым и самостоятельным, не нуждающимся в заботе. Стать для него настоящей опорой, стать тем, кому Сяо Чжань мог бы довериться, на кого положился бы в трудной ситуации, а вместо этого он лежал и страдал от каждого вздоха, потому что помятые ребра то еще сомнительное удовольствие. Но потом Сяо Чжань вздохнул и провел ладонью по своему лицу, словно пытаясь скрыть эмоции от его взгляда. И ярко улыбнулся после, смешно щурясь от лучей вечернего солнца, проскользнувших сквозь неплотно закрытые жалюзи. Святые небеса, как же сильно Ибо его любил. Любил всяким — любил его смех, радость, усталость и злость, все грани его живого характера, все оттенки ярких эмоций. И сейчас как никогда ясно понимал, что тоже готов быть для Сяо Чжаня любым, даже таким — требующим внимания и беспокойства. Пока Сяо Чжаню не все равно — Ибо будет счастлив. — Гэгэ, — Ибо постарался прокашлятся, чтобы не хрипеть, как умирающий. Губы жгло от невысказанных извинений и обещаний. — Гэгэ, прости меня, что я такой…Он так хотел рассказать Сяо Чжаню, что не хотел сбегать, но просто привык прятаться от боли и непонимания. Ибо хотелось обнять его, прижаться к руке и извиниться за каждый свой детский поступок. Но у него стоял комок в горле и ужасно болела голова, так, что наверное слезы стояли в глазах. Сяо Чжань смотрел на него непонимающе, а затем улыбка, как дешевая краска, стекла с его лица. Сразу стало видно, насколько он взрослый. Ибо стало страшно.— Ван Ибо, ты… — Сяо Чжань глубоко вздохнул, как будто бы попытался улыбнуться, но затем просто закрыл глаза, собираясь с мыслями. — Ты такой дурачок. Не то чтобы я не злился, но мы потом обо всем поговорим, когда ты сможешь не морщиться от боли, спокойно говорить и ездить на своей адской машине. А сейчас я хочу, чтобы с тобой все было в порядке.Ибо почувствовал, как запястья коснулись прохладные пальцы. Он взглянул в глаза Сяо Чжаня и замер, они совершенно точно светились охрой, как будто впитали в себя все лучи солнца, пробивающиеся через затененное окно. В груди все сдавило и стало трудно дышать — Сяо Чжань сейчас был подобен небожителю. И то, как он легко и бережно держал в своей руке ладонь Ибо, выводя большим пальцем щекотные узоры, практически заставило расплакаться.Ибо поймал этот палец в плен, слабо сжав кулак. Он был так беспомощен, что Сяо Чжаню ничего не стоило отдернуть руку. Но он этого не сделал, только смотрел в его лицо и едва-едва улыбался. Ибо мог бы так вечность провести.— Да ты же засыпаешь, — Сяо Чжань улыбнулся чуть шире и попытался встать. — Я тогда пойду, не буду тебя тревожить.— Гэгэ не мешает, — смешно, он попытался схватить Сяо Чжаня за ускользающую руку, но сейчас он не был способен поймать и черепаху, не то что проворного лиса.— Ну и что же ты прикажешь мне делать, а, господин дракон?Ибо смутился. Сяо Чжань не двигался с места, но стоял к нему практически вполоборота, явно намереваясь покинуть палату. Ибо не знал, что ему сказать, он хотел, чтобы Сяо Чжань оставался рядом. Наверное, из-за чувства слабости, беззащитности, из-за лекарств и боли, он позволил себе сказать что-то без шуток и намеков на поддразнивание.— Просто посиди со мной, немного, совсем чуть-чуть.Сяо Чжань еще раз вздохнул. Он много вздыхал за то недолгое время, что находился с ним в одной палате. Ибо почувствовал себя совсем маленьким и слабым ребенком. Как будто ему снова стало пять лет, и Вэньханю приходилось тащить его ослабшего у себя на плечах.— Что, и колыбельную тебе спеть? — Сяо Чжань хмыкнул, но вернулся обратно на кресло. Ладонь больше не стал сжимать, но Ибо и не думал мечтать о таком. Он просто рад был ощущать магию Сяо Чжаня рядом с собой. Она грела теплым мягким огнем, окутывала и словно бы ласкала. Даже голова стала меньше болеть.— Ты такой великовозрастный ребенок, Ван Ибо.В глазах Сяо Чжаня играло закатное солнце, они все так же светились охрой. Ибо закрыл глаза, позволяя себе уплыть в объятия сна под нежный голос, поющий о драконе, танцующем среди облаков.На следующие два дня его спокойствия хватило благодаря визиту Сяо Чжаня. Ибо, чуть смущаясь, вспоминал его обеспокоенный взгляд, мягкую улыбку и нежный голос. Сжимал ладонь в кулак, пытаясь ощутить тепло прикосновений, и выводил узоры на собственной коже. Потом, насколько позволяли больная голова и нога, утыкался лицом в подушку и тихонько выл.На самом деле было трудно о чем-то мечтать, когда реальный Сяо Чжань не стал его отталкивать: сам прикасался и решил остаться рядом. Ибо с нетерпением ждал следующей встречи. Но Сяо Чжань сказал ему: когда тебе легче будет, тогда и приду. Поэтому на третий день он не выдержал и полез в твиттер через телефон. Тот где-то минуту разрывался от вибрации — куча личных сообщений: Сяо Чжань, Сяо Чжань, еще раз Сяо Чжань, Чжочен, Лалиса, внезапно Лу Хань и Тэн с Винвином. Ибо покраснел и снова спрятал лицо в подушку, хотя его кроме медперсонала никто увидеть и не мог. Но перед друзьями было стыдно. Особенно почему-то перед Чжоченом, в сообщениях которого прочитывалось много-много грусти, а еще они пестрели стикерами со щенками. Потом Ибо обнаружил, что его несколько раз упоминали в их студенческом чате, который он обычно просто пролистывал, наискосок выцепляя важную информацию.Сяо Чжань, ожидаемо, был не в сети. Но судя по времени, у него сейчас как раз шли занятия. Ибо серфил в сети еще часа два и уже наткнулся на упоминания себя в твиттере: ссылки на старые статьи про звездного мальчика-гонщика и новости о трагической аварии на соревнованиях — когда телефон вырвали из рук. На лице Вэньханя, стоящего перед ним, была написана обреченность. Ибо даже почувствовал себя немного неловко перед братом, вспоминая, что тому пришлось в срочном порядке вылететь из родового гнезда. Выглядел Вэньхань очень уставшим и невыспавшимся, хотя одетым с иголочки — не придраться.— Что тебе было сказано про телефон?— В крайнем случае, — вздохнул Ибо и отвел взгляд.— Сейчас крайний случай?Он заставил себя посмотреть в глаза Вэньханю и упрямо сжал губы. Ибо знал, что бесполезно рассказывать о скуке, о том что он внезапно тоскует по друзьям, это уже не говоря о музыке и Сяо Чжане. Вэньхань не то чтобы не поймет, но для него важнее, чтобы сам Ибо был цел и здоров, а для этого необходимо соблюдать предписания врачей.С братом иногда было сложно. Повзрослев, Ибо стал понимать его немного больше, но в детстве его отношение к Вэньханю металось от искреннего детского обожания до обиды за то, что тот не всегда поддерживал его проказы. Вэньханю, который был лишь ненамного старше его, порой было тяжело найти баланс между заботой о наследнике клана и любовью к кузену. Он, конечно, очень старался, но получалось у него не всегда. Сейчас, когда они с братом общались намного реже, чем раньше, Ибо временами становилось стыдно, что пока он жил в свое удовольствие, пользуясь плодами своего подросткового бунта, брат вынужден был работать на благо семьи. Он только надеялся, что тот счастлив в этой своей суете.— Ты ужасный пациент, — сухо констатировал Вэньхань и бросил ему на ноги тонкую папку. — И прикройся, тут сквозняк.— Не нуди.Ибо высунул язык, из вредности стянул одеяло еще ниже, демонстрируя голые колени. И только потом открыл папку, быстро пролистывая бумаги — заключение экспертной комиссии, поставленное в рекордные сроки. Кучу терминов, расчетов, схем и прочей чепухи свели к очевидному выводу — тормоза были повреждены незадолго до старта. Он уже знал об этом, но официальное заключение все равно было похоже на демонстративную пощечину.Потому что его хотели убить. Во взгляде Вэньханя было сочувствие, когда он забрал из его ослабевших рук документы. А потом внезапно крепко обнял, не обращая внимания на полузадушенный хрип Ибо, когда немного не рассчитал силы и сжал слишком сильно. — Ты дурак. И гонки твои идиотские. — Отличные гон…— Да заткнись ты, хоть сейчас, — Ибо возмущенно фыркнул ему в плечо. — Твои родители беспокоятся.— Моих родителей заботит лишь сохранность их ценного актива — меня.— Ты к ним несправедлив, Ибо. Они любят тебя, просто по-своему. Вэньхань отпустил его и попытался укрыть, но Ибо снова откинул одеяло. А потом они уставились друг на друга, не отводя взгляда — как делали в детстве, играя в ?кто дольше не моргнет, тот победил?. В коридоре хлопнула дверь, послышались приглушенные голоса, а Вэньхань устало потер воспаленные от недосыпа глаза. Ибо снова стало стыдно.— И что теперь, — поинтересовался он, кивая на папку. — Будет расследование. На семейном совете решили, что целью мог быть ты как наследник рода, но следствие рассмотрит все варианты. Твоя мать хочет, чтобы ты отменил все заезды, хотя бы на время.— Нет, — Ибо отказался быстро, еще не успев даже в полной мере осознать слова брата. Отказаться от спидвея? От байка? Ни за что!— Я догадывался, что ты так ответишь. — Вэньхань улыбнулся и встал, отходя к окну. — Тогда готовься к тому, что тебя вывернут наизнанку. И родители, и следователи. А сейчас расскажи мне, что произошло в тот день, до мельчайших подробностей. Полиция все равно позже допросит, а пока я хочу иметь фору. И Ибо вспомнил все — соседа, курившего у дома, когда он выходил тем утром. Таксиста. Журналистку. Фотографа. Ибо описал всех знакомых и незнакомых людей, которых он повстречал в тот день. Иногда он долго не мог вспомнить последовательность событий, порой путался — голова все еще болела, несмотря на все лекарства, которыми его пичкали. Он как раз дошел до встречи с так сильно возмутившим его техником, когда дверь тихо скрипнула и внутрь заглянул Сяо Чжань с небольшим букетом розовых тюльпанов. — Диди, я обещал тебе цветы, — он запнулся, увидел темный силуэт Вэньханя у окна. Потом перевел удивленный взгляд на Ибо, и тот резко прикрылся одеялом, жалея, что не может залезть под него с головой. Какая неловкая ситуация.— Это... — Ибо старательно откашлялся, чтобы дать себе пару мгновений на то, чтобы собраться с мыслями. — Кхм, это мой старший брат. Ли Вэньхань. Вэньхань вежливо поздоровался, с любопытством рассматривая Сяо Чжаня, когда Ибо назвал его своим другом. Его интерес напомнил Ибо ту же тщательность, с которой змея наблюдает за своей добычей, размышляя — сожрать ее сейчас или отложить на завтрак. — Ибо мне многое про вас рассказывал, — улыбнулся в ответ Сяо Чжань, с не меньшим вниманием оглядывая Вэньханя. Ибо видел в уголках его прищуренных глаз настороженность и смешинки — словно он никак не мог понять, как именно ему стоит разговаривать с его братом. А потом все пропало, оставив лишь вежливую прохладу. — Вот как. И что же? — Исключительно хорошее, конечно. Не желая и дальше мешать прерванному разговору, Сяо Чжань поправил сбившийся уголок его одеяла и, пообещав зайти позже, вышел из палаты. Ибо захотелось вздохнуть от облегчения, но воздух застрял в горле, когда он почувствовал, как изменилась атмосфера в палате. Самое неприятное в Вэньхане, что Ибо просто ненавидел, было то, как он по-настоящему злится. Нет, брат не кричал, вообще голос не повышал, наоборот, его словно замораживало: спокойная, на грани шепота речь, прямая спина и медленно тлеющие угли глаз. Вот и сейчас он застыл статуей, сложив руки на груди. Ибо поймал себя на желании вжаться спиной в постель, стать меньше и незаметнее. Но он уже не был ребенком и спрятаться под одеялом, пережидая бурю, не мог. Он должен был если не нестись ей навстречу, то гордо встречать лицом к лицу. Так Ибо в свое время выбил право на то, чтобы уйти из родового гнезда. Сбежав тогда от Сяо Чжаня, от разговоров с ним, он уже дал себе слово, что тот раз был последним, и сейчас не имел права отступать.— Уже вижу, как ты упрямишься, — между бровей Вэньханя возникла жесткая складка. — Таким же ты был, когда уперся в своем желании гонять на мотоциклах.Ибо еще сильнее расправил плечи, к стыду своему чувствуя, как подрагивают от напряжения мышцы спины, как надо лбом появляются рога, а язык во рту слегка раздваивается. Он терял самообладание, и человеческая личина сползала с него облупившейся старой краской.— Ван Ибо, ты сошел с ума? И нет, помолчи сейчас, — Вэньхань, можно сказать, цыкнул на него. — Мало того, что парень, но он еще и лис! Лис, Ибо! Это тебе не твои мотоциклы и танцы, здесь родители поблажки не дадут в надежде, что, повзрослев, ты перебесишься.— Кто сказал, что мотоциклы и танцы — это просто развлечение, — в груди и горле разрасталось снежным комом рычание, пока еще незаметное, но Ибо его чувствовал.— Я попросил тебя — помолчи и послушай, — пиджак в хватке пальцев брата треснул по шву. Вэньхань прикрыл глаза. — Ты же не дурак, я знаю, что ты все понимаешь. Ты единственный сын своих родителей, наследник. Они всего этого никогда не одобрят, и я тебя прикрывать не буду. Я не смогу, Ибо.Ибо промолчал, облизнул губы, а затем тихо вздохнул.— А ты, брат? Ты тоже будешь осуждать: что парень, что лис, что он старше меня и работает на кафедре в моем университете?У Вэньханя как будто бы поникли плечи и побледнело лицо. Ибо видел, как его брат стиснул зубы. Вэньхань, как сын младшей ветви семьи, имел мало влияния и по большей части был ответственен за самого Ибо. Было больно осознавать, что он ставит Вэньханя в еще более трудное положение, хотелось встать, подойти к нему и обнять. Убрать этот груз ответственности, сказать, что брат не обязан разбираться со всеми его проблемами, что Ибо справится сам. Вот только никакие слова бы не помогли. Вэньхань слишком сильно был привязан к семье.— Ты же знаешь, что каким бы ни было мое собственное мнение — оно ничтожно. Мне придется рассказать твоей семье.Вэньхань снова сжал в кулак рукав, поморщился и, стянув пиджак с плеч, повесил его себе на локоть. Он выглядел как очень уставший и заработавшийся юрист или личный помощник, а ведь был старше Ибо всего на несколько лет.— Мне нужно идти, старейшины решили, что раз уж прилетел сюда, то нужно разобраться с кое-какими делами по бизнесу. Постарайся еще что-нибудь вспомнить о том дне, любую мелочь — все важно.Ибо кивнул на прощание, не решаясь сказать что-то; он боялся, что голос дрогнет. Как только дверь за Вэньханем закрылась, спину свело судорогой — до того он все это время старался сидеть со строго выпрямленной спиной.