Ван Ибо I (1/1)

Горы всегда вызывали трепет. Их величественность, их незыблемость. Кость и соль земли, как говорили в древности. Ибо любил летать среди них и даже не потому, что среди снежных шапок, пронзительного неба и холодного воздуха дышалось легче, чем в городе — скорее здесь он чувствовал себя по-настоящему одиноким, без ложного присутствия других людей. Можно было подниматься в ледяную синеву, а затем мчаться к острым скалам, внутренне обмирая от адреналина. Всегда был шанс не справиться, не рассчитать и разбиться. За такие выкрутасы Вэньхань порой даже забывал, что Ибо для него наследник клана и обращался как к глупому младшему — щелкал хвостом по носу, а потом обнимал, обвивал собой и сердито сопел куда-то в загривок. Ибо был как никогда счастлив в такие моменты и ни за что бы не рассказал, что все это вытворять начал ради таких редких настоящих объятий.Он и за мотоциклы в первую очередь взялся сначала, чтобы привлечь внимание Вэньханя. Только потом ощутил, понял, что гонки — все равно что полет, только среди города, когда не нужно бояться самолетов, вертолетов и экстренных собраний магического совета по поводу нарушения каких-то там пунктов закона.Это местечко: горная долина с озером и небольшим каскадом водопадов принадлежало клану Ибо. Каждый из их семьи прилетал сюда — отдохнуть, принять истинный облик, освободить мысли от боли и печали.Ибо же сюда сбегал. Он сбегал всю свою жизнь: от так достающих его рамок семейных правил, горького одиночества в кругу родных, жалящих привязанностей и безрассудных мыслей. Он сбегал сюда от Вэньханя, который был скован верностью к старшей ветви клана. Сюда Ибо сбежал от горькой обиды и неверия, от разрушенных представлений о человеке.Сначала ему стало страшно — доверился лису, о которых во всех сказках только дурное и рассказывали: лжецы, злые шутники, несерьезные, беспечные, те, кто легко ранят. Ему поначалу казалось, что вот оно — причина всего этого безумия, что заставило его бежать в горы. Сяо Чжань его обманул, воспользовался молодостью и наивностью. Наверняка, наверняка смеялся. Как же, наверное, было весело водить за нос наследника не самого маленького клана. Старший, который притворялся студентом.Потом Ибо грызли неуверенность, стыд и гнев за то, что осмелился так панибратски обращаться к преподавателю. Его с детства учили: наставники чуть ли не наравне с родителями — главами клана, были самыми уважаемыми, теми, кого следовало возводить на пьедестал. А он смог не только опустить Сяо Чжаня до статуса друга, но еще и по-грязному желать его.И ведь сам Чжань еще смел обижаться за то невинное пари, где ставкой было всего лишь желание!Только перебесившись пару дней, сшибая в крошево часть камней, метаясь между небом и землей, даже раня себя до царапин на толстой шкуре — Ибо почувствовал опустошение.Они с Сяо Чжанем никогда не говорили об университете, словно дали друг другу негласное обещание. Как будто их кто зачаровал невнимательностью, чем-то вроде той магии, что прятала суть драконов от других существ и людей. Так почему он вообще злился? Он имел на это право? Возможно и Сяо Чжань, как и сам Ибо, ничего не знал до той самой лекции.Ибо сам не заметил, как принял обратно человеческий облик. Только что он огромным драконом нырнул в ледяное озеро с высоты в тщетной попытке охладить голову, а вот уже плыл к берегу, отфыркиваясь и пытаясь успеть до того, как мышцы ног сведет от ледяной воды. Позже, уже греясь у ярко-горевшего камина и укутавшись в самое теплое одеяло, найденное им в доме, Ибо пытался найти в себе хоть немного храбрости, чтобы разобраться со всем этим бардаком внутри себя. Потому что большую часть времени он мог быть сколь угодно смелым, решительным и уверенным в себе, но когда дело касалось семьи и теперь вот Сяо Чжаня — откуда-то бралась робость. Ведь ему и в самом деле очень нравился Сяо Чжань. Нравился еще с того первого вечера в джаз-баре, в который он однажды заглянул по совету коллеги по мотокроссу. Пиво у Хань Гэна, если говорить честно, было не самым лучшим, но парень на сцене в глубине зала пел настолько проникновенно, что Ибо не ушел сразу же, а, напротив, попросил пересадить его за другой столик — поближе, а после забыл обо всем. Потому что тогда еще безымянный для него певец по-настоящему ярко светился, ослеплял своей улыбкой, своими родинками и спадающей на глаза длинной челкой, был словно небожитель с пылающим сердцем, недоступный для простых смертных. И вот он где оказался в итоге — сбежавший от своего певца почти на другой конец страны. Больше всего Ибо сейчас хотелось вновь нырнуть в озеро, свернуться вокруг камня побольше и заснуть на пару лет, чтобы все это наваждение последних месяцев его отпустило. Он не привык к такому. Не знал, что с этим делать и как поступить. Понимал ли Ибо, что делает, когда предложил подвезти Сяо Чжаня в день их настоящего знакомства? Он так надеялся, что Сяо Чжань его разочарует, так же как разочаровывали все остальные: будет слишком громким, суетливым, надоедливым, капризным. Так было бы проще. Вот только на его беду он оказался добрым и смешливым, и улыбался так, словно мог разогнать тучи над всем Китаем одной лишь своей улыбкой. А еще его сонный гэгэ, радующийся утренней встрече с ним, Ибо, был намного красивее, чем тогда на сцене, потому что это был Сяо Чжань, который принадлежал только ему и никому больше.Ибо пытался отвлечь себя от самоанализа хоть чем-нибудь. Он снова летал, на этот раз ограничиваясь лишь виражами на большой высоте и не рискуя жизнью. Гулял, дважды за три дня убрал немаленький дом, читал — но вскоре, когда дошел до упоминаний лис, понял, что рассказы Пу Сунлина были так себе выбором. Впрочем, из чистого упрямства все равно дочитал, а потом грезил о том, сколько хвостов у Сяо Чжаня и как сильно ему хочется к ним прикоснуться. Потеряет ли гэгэ контроль и от чего, как заставить его отпустить себя? Мягкие ли у него уши, что будет, если их прикусить? А хвосты? Чувствительно ли основание хвоста, как у самого Ибо тонкая кожица у места, где рога врезались в лоб. От таких мыслей стало душно.Все это было неправильно. Эта… территориальность. Больше золота, нефрита и жемчуга драконы любили только тех, кого выбирали. Но Сяо Чжань не был вещью, его нельзя было положить за пазуху, присвоить себе и запереть. Сяо Чжань не принадлежал Ибо. От этого было больно, хотелось смыть, выцарапать, вырвать из себя все эти неуместные мысли. Как бы Ибо ни хотел забрать Сяо Чжаня только себе, но он не мог и не должен был этого делать. Чжань был тем, кто смог стать ему другом, даже больше. Он показал Ибо как выглядит семья, поделился с ним этим теплом, познакомил со своими друзьями и сестрой. Такую легкость и счастье Ибо прежде дарили лишь мотогонки и танцы.Стоило перестать убегать и, как говаривала матушка Вэньханя, закрывать уши, воруя колокольчик. Но Ибо не мог набраться смелости даже просто включить телефон. Единственное, что пришло ему в голову — напиться, да так, чтобы было плохо. На его беду, алкоголь на драконов действовал слабо, так что семейный бар уменьшился чуть ли не втрое, прежде чем эффект стал ощутимым. Вэньхань точно будет недоволен, когда обнаружит пропажу коллекционного виски. Не то чтобы такое бунтарство не стоило рисков, но Ибо, помимо головокружения и тошноты, сумел найти в себе необходимую смелость включить телефон. Тот, только уловив по спутнику сеть, сразу разразился оповещениями — неотвеченными звонками и сообщениями. Ибо мог поспорить на свою удачу — от Сяо Чжаня их было больше, чем от организационного состава команды хонды, но подсчитать он не решился. Стоило сначала разобраться с проблемами, а прогул тренировок перед самым началом кубка был не просто проблемой — натуральным проебом, за который его могли вообще отстранить. Ибо набрал тренера и стал отсчитывать гудки, нервно покусывая губы.— Ты окончательно охренел? — вместо приветствия заявил ему тренер и был, в общем-то, абсолютно прав. — Тренер Гао, я очень виноват, — затараторил Ибо, стараясь говорить как можно жалостливее. — Но мне необходимо было решить кое-какие проблемы, а связаться возможности не было.— Твое счастье, мальчишка, что это первый такой случай. Потому что еще раз и вылетишь из команды пулей. И мне будет абсолютно все равно, кто ты там — цилинь или еще какая хрень. Без дисциплины ты полный ноль, понял? — к концу фразы, словно устав кричать, тренер стал говорить очень тихо. Настолько, что к потрескивающему из-за помех шепоту приходилось прислушиваться.— Больше не повторится, обещаю! — от понимания, что из-за выверта своих тараканов он все-таки не спустил в унитаз одну из немногих важных вещей в своей жизни, Ибо затопило таким облегчением, что пришлось сесть. Иначе он не мог гарантировать, что сумел бы устоять на ногах. А потом он попрощался с тренером, пообещал ему быть на карте уже завтра с утра и задумался о том, как следует поступить дальше. Потому что Сяо Чжань — преподаватель Сяо — заслуживал объяснений и длинного, очень длинного разговора. И, наверное, извинений. Вот только при одной мысли, что ему придется выворачивать наизнанку всего себя по телефону, во рту становилось кисло, как после лайма. Да и вряд ли Сяо Чжань захочет его слушать сейчас, после того как Ибо выключил телефон, а перед этим сбежал как глупый школьник. Собрать вещи было делом десяти минут, а оставшееся до выезда время Ибо провел на открытой веранде, меланхолично покачиваясь в гамаке под звуки дождя и размышляя о том, в какое дерьмо превратилась его жизнь его же стараниями. С заезда чуть не вылетел, с Сяо Чжанем вообще непонятно что. Остальные его тоже вряд ли по голове погладят за такие проявления характера. Но объяснить свою бурную реакцию было сложно даже самому себе. Потому что вот он, молодой красивый парень Сяо Чжань, который заинтересовал Ибо с первого взгляда. Который вызывал в нем… чувства. А еще желание прикоснуться, поцеловать и надежду, что может быть, хотя бы на самую малость, но у него есть шанс. А еще был Сяо Чжань, преподаватель в университете, в котором учился Ибо. И который был на целых пять-семь лет минимум, как оказалось, старше его. И вот тут все мнимые надежды Ибо рассыпались в прах, потому что… что именно, он никак не мог сформулировать, но ощущение неправильности, чего-то, что шло вразрез с вбитыми в детстве семейными традициями и нормами, никак его не оставляло. На самом деле, стоило пустить все на самотек — он бы не смог заставить Сяо Чжаня полюбить себя, и уж точно бы не стал применять для этого магию. Поэтому самое лучшее — просто встретиться с Сяо Чжанем лицом к лицу, объяснить все как есть, а потом просто ждать, что будет. Другое дело, что встреться они сейчас, и Ибо не сможет думать ни о чем другом, а сейчас как никогда было важно сосредоточиться на гонках. Любые посторонние мысли на треке — и ты не то, что проиграешь, спокойно можешь замешкаться и не вписаться в поворот.Именно поэтому Ибо не звонит Сяо Чжаню, а не потому что он боится увидеть там что-то… пугающее. Он загадывает: войду в тройку лидеров и сразу же наберу гэгэ, каким бы уставшим ни был. За последние два года он в заездах не занимал ниже третьей строчки, что в командной квалификации, что в индивидуальной гонке. Это было такой ловушкой для самого себя. Чтобы не оставалось путей для отступления.Он вернулся в город поздно ночью, бросил вещи дома, поспал урывками пару часов и с самого утра, едва солнце показывается над небоскребами, поехал на тренировочную базу команды. Ожидаемо, что большинство людей смотрели на него с неприязнью: новички, которые только тренируются, но не допущены к соревнованиям, ребята из техников и медиков. Даже младшие тренера, и те позволили себе что-то сказать, пусть и не ему в лицо, но Ибо слышал их недовольное роптание. Он, сжав зубы, все это терпел — сам виноват, и сейчас не время с кем-то спорить.С тренером в кабинете он зависнул на добрые полтора часа, больше выслушивая комментарии по поводу своей безответственности, изменившемуся составу команды и ожиданий от этих соревнований. Под конец он уже едва соображал — так болела голова от громкого голоса и духоты в закрытом помещении. Ибо с удовольствием вдохнул воздух с запахом разогретого металла, мокрого асфальта и еще той мешанины технических смесей, что всегда присутствовали на треке. Старшие из команды только хмыкнули, завидев его, и сочувствующе похлопали по спине. Как бы то ни было, они все уже довольно долгое время действовали единым целым, и какие бы недоразумения ни возникали раньше, когда Ибо только пришел, теперь все уже знали, что его выражение лица — не презрение, не надменность. Просто он сам по себе такой. И воспринимали его как равного, как профессионала. Не хотелось потерять это доверие, а он практически все это похерил, поддавшись своим чувствам.До старта соревнований оставалось меньше недели, в это время он не появлялся в университете, да и в квартире только ночевал, порой вообще застревая на треке до позднего вечера. В какой-то момент Ибо показалось, что он видел около своего дома Лису, но быстро отбросил все посторонние мысли, сосредотачиваясь только на карте трассы, данных о соперниках и ощущению большой тяжелой машины под своим управлением. Ему практически удалось войти в то медитативное состояние, когда победа — главная цель, а все остальное только лишнее, не достойное внимания.В ночь перед заездом ему приснился Сяо Чжань. И Ибо искренне, от всей души хотел, чтобы этого сна не было. Потому что Сяо Чжань был в своей обычной строгой белой рубашке, расстегнутой на пару пуговиц у воротничка, что-то говорил, объяснял взволнованно, а Ибо думал только о том, как хочется снять эту рубашку и медленно провести по выступающим ключицам языком, прикусить за острое лисье ухо и сделать так, чтобы Сяо Чжань не мог думать больше ни о чем и ни о ком, кроме него. Чтобы смотрел из-под влажной челки, тяжело дышал и стонал своим прекрасным голосом. Даже если у того Ибо, что был во сне, и не хватало опыта, но он все равно был уверен, что энтузиазма и фантазии будет достаточно, чтобы заставить его гэгэ забыть обо всех других. Драконы никогда не были сильными провидцами, но Ибо тем утром чувствовал себя так, словно шел по иголкам. То ли это были отголоски сна — и ему очень хотелось думать, что он был предвестником чего-то очень-очень хорошего, то ли привычное, неизбежное волнение перед заездом, но он никак не мог найти себе места. Даже на стадион ему пришлось ехать на такси, чтобы дать себе время прийти в норму и перестать нервничать. Водитель посматривал на него в зеркальце, словно смутно узнавал, но молчал — и Ибо был ему за это очень благодарен. Вряд ли он нашел бы в себе силы для дежурного обмена любезностями. Журналисты уже торчали у центрального входа, но путь для подъезда служебных авто еще не был ими оккупирован, и Ибо, натянув кепку пониже, сумел проскочить мимо, пока те отвлеклись на какого-то незадачливого тренера. Возле боксов команды уже суетились техники, и один из них словно намеренно задел его плечом, уходя в сторону курилки. Ибо хотел было окликнуть парня и спросить, в чем его проблема, но натолкнулся на странный взгляд, наполненный то ли презрением, то ли ненавистью, то ли смесью еще каких-то неопознанных, явно не самых лестных для него эмоций, и предпочел спустить ситуацию на тормозах. Не хватало ему еще скандала перед заездом. Как и все спортсмены, Ибо становился немного суеверным в дни соревнований. А потом все слилось в яркую ленту смазанных кадров, не имеющую конца и начала. Казалось, техники успевали быть в трех местах одновременно, где-то на периферии зрения мелькал штатный фотограф в компании с журналисткой из модного издания, которую по просьбе инвесторов допустило руководство, а тренерский состав мрачной грозовой тучей обсуждал что-то у дальней стены.Личной счастливой приметой Ван Ибо был шлем. Его подарил ему Вэньхань, когда понял, что не сможет убедить брата отказаться от гонок, потому что не существовало в мире таких аргументов. Желтый, аляповато-яркий и заметный даже на расстоянии шлем со временем стал его неизменным спутником во всех заездах, и Ибо искренне верил, что нанесенный рукой Вэньханя на глянцевой поверхности кривоватый зигзаг это именно то, что позволяет ему быть на вершине. А сейчас он вцепился в шлем, словно черпая силы, и поймал себя на мысли, что попросил бы Сяо Чжаня добавить что-то к его дизайну на удачу, а потом прогнал эту идею. Вечером, он скажет гэгэ об этом вечером. После первых кругов ему поменяли дефлектор. Пот заливал глаза, мешал обзору, но нескольких секунд хватило лишь на то, чтобы глотнуть воды, смахнуть мокрые дорожки со лба, зачесать назад волосы и снова надеть шлем. Ибо гораздо больше понравился бы заезд в облачную погоду, но как назло с самого утра солнце жарило как ненормальное, а жженой резиной воняло почему-то даже острее, чем обычно. В следующем месяце его байк должны были оснастить какой-то экспериментальной системой охлаждения покрышек, хотя Ибо искренне сомневался, что это нововведение в итоге будет одобрено. А еще ему очень не нравилось, что происходит с тормозами. Но техник клятвенно заверял, что все в порядке да и на вчерашней квалификации они вели себя идеально, так что Ибо понадеялся, что это не более чем его расшатанные нервы. Главное — финишировать.На последних кругах он чувствовал себя движущимся в потоке раскаленной лавы. Спина взмокла, комбез противно лип к коже, а одну из рук иногда подергивало нервным тиком. Ибо знал это состояние — последние километры до финиша всегда были самыми тяжелыми и в физическом, и в моральном плане. Но он был уверен в себе, в поддержке команды и всего их большого штата профессионалов. Он умел перебарывать усталость собственного организма, поэтому без особого страха продолжил идти по прежнему уверенно.Ибо не раз и не два повторял этот маршрут и похожие на него, поэтому сразу понял, что что-то идет не по плану. Тормоза не работали. Он никак не успевал снизить скорость байка при заходе на поворот. Разум словно парализовало, когда Ибо осознал, что не может выйти на внешний круг, чтобы притормозить за счет протяженности трассы. Наверное, он должен был почувствовать страх, но вместо этого словно моментально оглох, слыша только шум пульса в висках и резкий-резкий запах плавящихся покрышек. А потом всем телом ощутил этот страшный миг, когда байк на пару слишком длинных, бесконечных мгновений потерял сцепление с покрытием дороги и стал безнадежно заваливаться набок.Мелькнуло какими-то фрагментами, кусочками мозаики: небо, трибуны, другие гонщики, а затем он ощутил удар и страшную боль во всем теле. Его как будто бы целую вечность тащило по трассе. Перед глазами все померкло. Казалось, что ногу раздавило и теперь жгут каленым железом, а в ушах стоял противный звон.Перед тем, как сознание окончательно покинуло его, Ибо смог только с горечью подумать, что так и не встретится сегодня с Сяо Чжанем.Он проиграл самому себе.