Песня Багадура. Волчьи следы. (1/1)

На воре один грех, на обворованном десять.Аварская пословицаДедушка Хабибулла нашёл Нуцала на том же месте, у скамьи под грушей. Волк лежал, свернувшись калачиком в пожухлой траве, уткнув остроносую морду меж передними лапами. Он не шелохнулся, хотя, несомненно, слышал дедушкины шаги.—?Что ты? —?спросил Хабибулла неожиданно дрогнувшим голосом. Наклонился он, и сама собой вдруг потянулась рука, коснувшись осторожно волчьей головы. Кажется, недавно совсем терпеть не мог Нуцал прикосновений человеческих рук! Они?— ловушка. Они расставляют капканы, нажимают на ружейные курки, они пленяют. После встречи с близнецами на горной тропе он знал, что руки могут нести ласку, но в них же заключено и коварство. Прикосновения оставили неизгладимый след в надломленной душе Нуцала. Сейчас он только вздохнул, покосившись на старика. Оторопел Хабибулла, увидев в глазах Нуцала слёзы. У такого матёрого зверюги, угнетателя слабых?— слёзы! Не знал ведь Хабибулла, что давний враг его умел плакать.—?Ничего, ничего,?— ласково забормотал старик,?— слёзы раскаяния самые чистые. А Чегери обязательно простит, оттает, дай ей только время. Сердце у неё доброе, отзывчивое.—?Скажи, Хабибулла, отчего у меня такая судьба? —?вполголоса заговорил Нуцал, отвернувшись. —?Терять тех, кого люблю, разрушать всё, чего коснусь? Дом свой отстоять не смог, кто я такой?— не знаю. Молчишь? Видно, даже в твоей Книге Мудрости нет ответа.Промолчал на это Хабибулла. Верно, даже Книга Мудрости не знает всё на свете. Ведь написал её обычный человек, которому многие тайны неведомы. Особенно загадки судеб.В этот вечер солнце садилось за гору Пилу, затянутое облаками. Последние лучи едва пробивались сквозь их кудлатую пелену, цеплявшуюся рваными краями за зубчатую вершину. Подул холодный ветер с Сирагинских гор, а ночью пошёл дождь. Хабибулла слушал, как он шуршит в саду в темноте, как стекает вода по камышовой крыше шалаша. В этот вечер он пригласил Нуцала разделить с ним кров: незачем-де зверю мокнуть под деревьями. Нуцал сдержанно принял приглашение и забрался в шалаш по приставной лестнице. Лежал он без сна, тихо посапывая. Время от времени в глазах его вспыхивал мутный таинственный огонь. Смотрел Хабибулла, как загораются и гаснут два этих светляка, и невольно цеплялся мыслями за былое. Когда-то, давно минувшей ночью, видел он такие же живые огни. Дедушке вспомнились прежние годы, Гражданская война, засада в ущелье Ая-Махи. Тогда на одном боку у старого Хабибуллы висела сабля, выкованная в амузгинской кузне, на другом?— ?Маузер?. По данным разведки утром через ущелье должен был пройти отряд под командой генерала Долгоносова, и партизаны с ночи стерегли его, выставив дозорных. Тихо было вокруг, спали Сирагинские горы, не зная, что случится здесь поутру. Густую тьму прорезал вдруг долгий заунывный звук, разбивающийся о каменные теснины. Невидимый зверь, не смеющий показаться партизанам на глаза, ярился где-то в ущелье.—?Воет, проклятый! —?зло прошептал горец из ближайшего аула. В голосе его чувствовался суеверный страх. —?Беду скликает на наши головы!—?Кто он, что его боятся? —?живо спросил Багадур. —?Всего лишь злой старый волк, забравшийся в горы.—?Это сам Нуцал! —?так же тихо пояснил горец, узнавший волчий клич. —?Он пришлый, не из наших краёв, никто не знает, откуда он взялся. Пуля его не берёт, капканом его не поймать. Он здесь хозяин!—?Чего ж он воет? —?лениво поинтересовался другой партизан, прикорнувший с винтовкой под боком на разостланной на земле бурке.—?А тревожно ему,?— улыбнулся в темноте Багадур. —?Мы весь край наш с ног на голову перевернули, вот он и беспокоится.Хабибулла размышлял, тот ли это Нуцал, что пытался сжечь его на дворцовой площади, или же просто прозвали зверюгу в честь павшего властелина. Вой не прекращался. Он набирал новые, зловещие ноты, он восходил к убывающей луне, льющей в ущелье серебряный свет. От боевой песни Нуцала людям становилось не по себе. Он словно и в самом деле предрекал партизанам поражение, сулил скорую смерть. Во всяком случае именно это слышал в волчьем вое Хабибулла. Видно, то же почудилось и Багадуру. Мальчишка поднял камушек и швырнул во тьму, откуда исходил будоражащий зов. Вой на миг смолк, а затем зазвучал с прежней силой.—?Не по нраву Нуцалу новая жизнь! —?усмехнулся Хабибулла. —?Хотел бы он предупредить врага о засаде, да за свою шкуру боится, под пули лезть не хочет.—?Хотите, я его поближе подманю? —?предложил вдруг Багадур. Лицо его озарилось озорной улыбкой.—?Оставь, пусть себе завывает,?— отмахнулся комиссар. —?Устанет горло надрывать да убежит.Но раззадорился Багадур, не стерпел, принял волчий вызов. Запел мальчишка вполголоса:—?На вершины он глядел, он глядел и понимал,Что за каждым валуном горец неспроста залёг.Думало офицерьё кроме боя и о том,Как бы ноги унести из ущелия Ая.Артиллерия врага грозно начала пальбу,А у красных партизан пушек не было совсем,Но зато винтовки их попадали метко в цель.И к тому же твёрд был дух сыновей Кавказских гор.Зашевелились люди, с волнением ожидавшие завтрашнего сражения. Песня проняла их, успокаивала тревогу. Умолк Нуцал. Тоже, должно быть, заслушался, короткоухий. А Багадур напевал, дразня его.—?Двое суток длился бой, двое суток кровь лилась.Вечером на третий день партизаны взяли верх.Вся окрестная земля столько не пила воды,Сколько выпила она крови вражеской в те дни.*—?Смотрите, смотрите! —?воскликнул кто-то. —?Вон там, на скале!И тогда все увидели совсем рядом, над головами, на уступе, два зловещих жёлтых огонька?— то сверкали от злобы волчьи глаза. Услышали люди исступлённое рычание?— это негодовал и бранился старый Нуцал. Партизан, вздумавший раз и навсегда разделаться с вредным зверем, схватил винтовку.—?Не сметь! —?приказал Хабибулла.На долю секунды опоздал он. Грохнул одинокий выстрел. Пуля, взвизгнув, ударилась о стену ущелья в том месте, где мгновение назад стоял волк, но только крошку выбила из камня. Нуцал скрылся.—?Говорил же я?— пуля его не берёт! —?с досадой промолвил горец. —?А разозлить мы его разозлили.Так живо было воспоминание, что Хабибулла, вернувшись к действительности, даже удивился поначалу, что находится в шалаше, а не в Ая-Махи. Взглянул он на волка. Лежал по-прежнему Нуцал, слушал дождь, поводя треугольным ухом, и думал о Чегери. Ему очень хотелось верить старику, но знал он, что Чегери, как и Лейла, унаследовала его, нуцалье упрямство. Сложно ей будет принять его таким, какой он есть! Гордость Нуцала советовала остановиться?— довольно он умолял, ползая на брюхе перед девчонкой. Сердце же звало его к Чегери. И не выдержал Нуцал, поднялся, выглянул из шалаша. Темень вокруг, небо сплошь затянуто тучами, а дождь льёт да льёт. Хорошо сейчас сидеть в тепле под крышей! Оглянулся Нуцал на Хабибуллу, а тот только кивнул, поняв всё без слов.Забубнили скрипучие ворота на полуночника, но сделали одолжение, приоткрыли одну створку чуть-чуть, как раз чтоб волку проскользнуть. Ворота были, конечно, своенравными, но кое-что понимали.Мчался по горной тропе одинокий зверь, не останавливаясь, чтоб отряхнуть отяжелевшую от дождя шубу. Оступались его лапы по скользким от дождя камням, а волк упорно шёл и шёл вверх, к спящему аулу. Нигде ни огня, луны?— и той нет, но Нуцал хорошо видел и во мраке. Добрался он до сакли, где жила Чегери и лежал, вытянувшись у порога, всю ночь, оберегая её сон. Наверное, впервые поступился он удобствами ради той, для кого билось теперь его сердце. Дождь утих и задремал мирно Нуцал, прижавшись боком к двери. Утром, когда забрезжил рассвет, он вернулся в Долину, однако появление его в ауле не осталось незамеченным. Родители Чегери увидели его следы во дворе. Поначалу приняли их за собачьи и подивились?— чей это пёс тут ночевал. А потом отец Чегери пригляделся внимательнее к отпечаткам лап и понял: следы-то не собачьи. Подушечки вытянутые и пальцы собраны в комок. И у одной передней лапы отпечатки смазанные. Не иначе зверь подволакивал ногу.В ауле знали от ребятишек, что дедушка отпустил волка вместо того, чтоб, как обещал, отправить в зоопарк. Ночной визит Нуцала подлил масла в огонь. Загудел аул как растревоженный улей. Виданное ли дело?— освобождать разбойника, которого стольких трудов стоило поймать? С него бы шкуру долой, это самое малое, что он заслужил! Жирно было ему и на цепи сидеть да поедать дармовое мясо. Злодей, грабитель, овечий душегуб! Сразу припомнили старики все прежние проделки Нуцала, приплели к ним и преступления, совершённые его собратьями. Никто не сомневался, что Нуцал непременно вернётся к привычному разбойничьему ремеслу. Перережет от злости все колхозные стада! Известное дело: волка в плуг, а он в луг. Собралась уже и делегация в Долину Садов, узнать, как ведёт себя Нуцал да что дедушка намерен делать с ним, когда Хабибулла сам, верхом на Кирате, прибыл в аул. Остановившись на годекане, держал он речь перед собравшимся народом о том, что раскаявшийся в своих проступках заслуживает прощения. О милосердии. О том, что в новой светлой жизни не место сведению счетов. А зверь?— так уж он устроен, что мясо ест, так ему на роду написано. Люди слушали молча, кивая головами. Решили наконец оставить Нуцала на попечении дедушки.Чегери тоже слушала дедушкину речь. Часто-часто заколотилось сердце, от волнения не хватало воздуха в груди. Припомнился ей виноватый нуцалов взгляд, зазвучал в ушах его умоляющий голос. Он достаточно уже был наказан за прошлые проступки. Не утерпела Чегери, выбралась потихоньку из толпы и припустила по знакомой дороге в Долину Садов.* ?Ущелье Ая-Кака?, даргинская песня, перевод Я.Козловского