Карта и приготовления (1/1)

Уэйн проснулся, ощущая недавний сон очень реальным. Сейчас это было ему на руку, потому что он увидел во сне то, что было им необходимо. Он стянул свой телефон с провода зарядки, часы показывали всего четыре утра. За окном начинали петь жаворонки и пересмешники, а в доме бодрствовал только он один. Уэйн встал и поморщился от холода: воздух, поступающий из окна был прохладным. Он натянул футболку и старые треники, а затем собрал со своего стола механические карандаши, капиллярные ручки и маркеры ?шарпи? и принялся намечать план карты Объединённых Инскейпов Америки. Это была стоящая, лёгкая работа?— рука сама скользила по бумаге, вырисовывая контуры карты и различные места на ней, словно Уэйн всю жизнь тренировался рисовать по памяти карты. Собственно, ему отлично удалось передать то, что он увидел во сне, в машине Мэнкса, которая сгорела много лет тому назад?— можно было не бояться, что Роллс-Ройс появится под его окном, заманчиво распахнет перед ним дверь и увезёт туда, где он не сможет закричать, попросить о помощи. Уэйн почти закончил работу с картой, он обводил линии карандаша капиллярной ручкой, как обычно комиксисты рисовали свои комиксы, отметив также вероятно опасные для них инскейпы?— Двойные узлы казались ему подозрительными, как и местечко с языческим названием Орфанхендж, да и Эндсвилл казался Уэйну мрачным местом. Внезапно он откинул страницу и быстрыми, жирными штрихами начал рисовать четыре фигуры, протыкая в некоторых местах бумагу, ничего не замечая. Это были дети из Страны Рождества, их изменённый, нечеловеческий вид, больше всего похожий на вид плотоядных зомби или упырей, заточенных в промышленном морозильнике, Уэйн знал по себе, однако ни одного из них Уэйн раньше не видел. Он обозначил чёткими грубыми линиями четыре лица: три мальчишеских и одно девичье, хотя понять это было маловероятно?— длинные костяные крючки, заменившие им зубы искажали лица, превращали их в болезненную гримассу. Эти дети и подростки улыбались всегда, но не могли убрать с лица отвратительную усмешку даже когда в глазах стояли слёзы. Уэйн изобразил их русые, рыжие и светлые волосы, их глаза и черты лица, у одного из них, крепкого блондина были веснушки и зелёные глаза цвета бутылочного стекла. Девчушка могла бы вырасти красавицей, если бы не проклятый инскейп Чарли Мэнкса, который даже с того света ухитрился затащить туда детей и смеяться над Уэйном. Рыжий пацан, выглядящий младше всех изо всех сил?— по крайней мере на рисунке, сопротивлялся влиянию этого гребанного места. Может быть, он думал задом наперёд или изобрел иную уловку, но в его глазах стояли слёзы?— Уэйн схватился за свои старые цветные карандаши, и его рисунок в стиле примитивной иллюстрации из комиксов выглядел так реалистично, что за него в будущем могли бы побороться издательства?— всем нужен был такой иллюстратор. Последним он набросал брата Макса. Он выглядел младше, худощавее?— хотя Макс казался Уэйну итак тощим, и в глазах Рекса не было никаких эмоций, кроме злобы. Он ухмылялся?— ему нравилось быть тем, в кого превратила его Страна Рождества. Уэйн отбросил карандаши и вырвал из скетчбука две страницы?— с картой и свой последний рисунок. Они были слишком опасны. Уэйну показалось, что чем более тщательно он изобразит нынешних обитателей Страны Рождества, тем ближе они смогут подобраться к ним. Когда он и Макс с Никой не будут готовы. Несколько часов Уэйн просидел у себя в комнате, пытаясь найти хоть что-то, что могло подсказать ему, каким же должен был быть его нож. Ника попыталась дать ему подсказку с помощью доски уиджа, однако это не помогло. Уэйн и Макс следили за её действиями, как завороженные?— планшетка в форме остроконечного сердца с круглой прорезью двигалась сама по себе по доске, на которой готическим шрифтом были вырезаны слова ?да? и ?нет?, буквы английского алфавита и несколько цифр. По углам доску украшали солнце и луна с человеческими лицами и россыпь звёзд?— те же самые символы, что были запечатлены на кулоне Ники. Ника сидела практически на другом конце комнаты Уэйна и записывала на листе бумаги те буквы, которые выбирала планшетка. ?Ты должен сам найти свой нож?, Уэйн понял, что большего ответа он может и не ожидать. Ника попробовала иначе?— сняла планшетку с доски, взяла чистый лист бумаги и поставила в центр отверстия карандаш. Не смотря на всё её ухищрения, Ника получила только каракули на листе. ?— Если бы всё было так просто,?— пожала плечами она. Уэйн чувствовал её разочарование. А вот Макс обещал ему показать, на что он способен. Его машина, в отличии от мистических досок не давала осечек. Сейчас Уэйн листал старые наброски своей мамы, среди страниц её альбома встречались снимки, а иногда на обратной стороне рисунка можно было найти какую-нибудь короткую подпись. А что если он, Уэйн не особенный? Что если он обычный парень? Что если все надежды его родителей были напрасны и Уэйн не сможет завершить за них начатое и то, что Вик МакКуин не успела? Уэйн лёг на кровать, ощущая, что он не тот, кто нужен Максу Кроуну?— он не способен находить пропавшие вещи и короткий путь, как его мать. Он вообще способен только на то, чтобы сидеть с отцом в гараже, раскрашивать мотоциклы и пытаться не думать о том, что случилось. Точно, гараж! Уэйн готов был признать своё бессилие, когда он тихо, на цыпочках спустился в их гараж?— мастерскую Лу Кармоди и его сына. Там стояли разобранных мотоциклы?— ?Хонды?, ?Кавасаки?, лёгкие гоночные мотоциклы с излишком пластмассовых деталей, мощные чопперы, кастомизированные под вкусы владельцев. В самом углу стоял старый ?харлей? Лу. Тот, на котором он ехал в город, когда встретил маму Уэйна. Лу давно его забросил, отдавая предпочтение семейному минивэну Кармоди. К тому же, после шунтирования он перестал получать удовольствие от езды на мотоцикле. Уэйн стянул с него покрывало и придирчиво осмотрел. кое-где появилась ржавчина, педаль газа могла заедать, но Вик всегда повторяла ?Золото не стирается и не бьётся?, а старый добрый ?Харли Дэвидсон? был золотом. Уэйн открыл автоматические ворота гаража и проверил бензин?— было бы забавно, если бы он выкатил мотоцикл, а в нём не было бы бензина. Проделав подготовительные работы, Уэйн Кармоди выкатил мотоцикл своего отца на пустующую в столь ранний час улицу, хотя вдалеке гулко грохотал мусоровоз. На Уэйне были старые кеды и то, в чём он вышел из дома?— тренировочные штаны и футболка на два размера больше, чем надо. У него не было шлема, но он все равно должен был попробовать. Улица, на которой жили Кармоди имела небольшой склон и Уэйн решил, что он должен спуститься с этого склона. Или это будет отрезвляющая поездка на мотоцикле ранним утром, или же он сможет найти свой волшебный нож. Нужно лишь поверить, что реальность не толще листа бумаги. Что он сможет это сделать. Уэйн поддал газу и пронёсся вниз, мимо соседних кейп-кодов, мимо припаркованных у дома седанов, ощущая, как поездка полностью захватывает его. Если это то, что чувствовала его мама, когда седлала ?Триумф?, Уэйн понимал, почему она не захотела делиться с ним своим мотоциклом. Это было чарующее ощущение свободы?— только он, в потоках прохладного ветра, едет навстречу чему угодно. Уэйн был готов к любому исходу ситуации, впервые за долгое время он не ощущал себя скованным обязательствам, он не испытывал вину перед отцом и Табитой?— милой женщиной, которая хотела чтобы он снова мог почувствовать себя нормальным, снова начать смеяться и плакать, испытывать эмоции. Уэйн на секунду закрыл глаза?— дальше по улице была абсолютно прямая и пустая в этот час дорога, представляя себе карту Инскейпов. Он представил себе шоссе Макса и мост своей мамы, открыл глаза, ожидая увидеть перед собой что-нибудь кроме асфальта, но ничего не произошло. Он так желал этого, что ничего не случилось. * * *Табита Кармоди вернулась домой в восемь часов утра и не ожидала, что первым делом столкнётся с Уэйном на кухне. Он готовил завтрак: омлет с помидорами и зеленью, вафли, тосты, соковыжималка выдавливала жидкость из апельсинов, в кофейнике понемногу закипал кофе. Уэйн редко вставал раньше десяти, обычно пропускал завтрак и такое его поведение насторожило Табиту.—?Уэйн, что ты тут делаешь? —?Оживлённо спросила она, наливая себе первую порцию кофе.—?Ну, готовлю завтрак,?— Уэйн развёл руками, кого он думал провести, если его мачеха детектив и при том отменный,?— у нас гости. Мои приятели из… —?на секунду Уэйн растерялся,?— из колледжа. Они приехали из Далласа, чтобы оценить мои работы. Я отправил им резюме. —?Он изо всех сил пытался, чтобы эта ложь звучала убедительно. Табби вскинула бровь в немом вопросе:—?Это те ребята, которые вчера сидели на поляне? —?Про себя Табита добавила ?и вид был у них такой, словно они ещё вчера отрывались на Вудстоке?. Уэйн кивнул, выключил индукционную плиту и поднялся наверх. Женщина успела заметить большую ссадину на его руке, от запястья и до локтя. Уэйн постучал в дверь гостевой спальни и вошёл, как только услышал приглашение. Ника сидела перед зеркалом и расчёсывала влажные волосы, уже полностью одетая в тёмно-серые джинсы и песочного цвета футболку, над правой грудью на футболке было написано ?Down?. Макс тоже недавно принял душ и сейчас сидел с полотенцем на плечах, в одних шортах длиной до колена. Уэйн упёрся взглядом в волосы на груди Макса и застенчиво отвёл взгляд. ?— Я там это… Приготовил завтрак. ?— Отлично! —?Воскликнул Макс, надевая на себя клетчатую рубашку, в которой был вчера. ?— И ещё. Я пробовал. С отцовским мотоциклом. У меня ничего не вышло,?— словно между делом бросил Уэйн. Раз уж они начали убеждать его, что он особенный, они должны были узнать, что у него ничего не вышло. ?— Ты пробовал? Уэйн, это так не работает. Некоторые из нас годами ищут свой нож. Он не должен был быть у тебя под боком всё это время, понимаешь? —?Сочувственым тоном прошелестела Ника. Макс коснулся её плеча. Уэйн посмотрел на девушку так, словно надеялся, что сейчас она сотворит какое-нибудь чудо. Они спустились втроём. Табита всё ещё сидела за столом, уже с ноутбуком, проверяя утреннюю почту. Они с Никой обменялись оценивающими взглядами, так, что парни даже не заметили этого?— Ника оценила уверенность, исходящую от этой красивой женщины с вьющимися волосами в синей форменной рубашке, чей взгляд из-под очков в тонкой оправе вычленял их потенциальную опасность, а Табита оценила спокойствие девушки и то, что она уважала личное пространство Табби. Парень же… Что ж, парни всегда оставались парнями, кем бы они не были?— гиками, чьим любимым занятием было чинить мотоциклы, знатоками своего дела или представителями колледжа в Техасе. ?— Вы, ребята, из Далласа? —?Макс округлил глаза, ощущая, что Уэйн немного их подставил. Он что?— других городов в Техасе не знал? В Далласе Макс никогда не был. ?— О да, мэм, мы приехали отсюда за Уэйном,?— Макс попытался быть обаятельным. Макса Кроуна можно было охарактеризовать много какими словами, среди которых были такие эпитеты, как: наглец, чёртов засранец, чокнутый укурок и ублюдок, но никак не обаятельный тип. Ника пнула его под столом, попав по лодыжке, и ответила женщине: ?— Мы познакомились с ним в сети и решили приехать друг к другу… ?— Перед колледжем! Они тоже поступают в Далласский колледж искусств! —?Вставил Уэйн свои пару центов. Макс прикрыл лицо рукой, пытаясь не засмеяться. Уж он точно не тянул на студента колледжа. ?— Ага, понятно. Уэйн, можно тебя на пару слов? —?Табита подозвала его, сразу же разобравшись в сути вопроса. Уэйн бросил быстрый взгляд на парочку, доедавшую омлет, и вышел вслед за Табби из кухни. ?— Уэйн, я не твой отец,?— ласково начала Табита, положив руки ему на плечи,?— и тем более, я не твоя мать, но пыталась ей стать все эти годы. —?Она была ниже его на фут, но всё равно внушала уважение. ?— У тебя отлично это получается. ?— Я знаю, что ни в какой колледж ты не подавал заявку и скорее всего, в Далласе даже нет такого колледжа. Уэйн, если ты хочешь просто повеселиться с друзьями, я не против. И Лу будет рад, если ты развеешься. Куда вы собрались? —?Уэйн молчал. Он не хотел рассказывать Табите, что его сознание давно уже парализовал страх возвращения в Страну Рождества. Он не придумал никакой отмазки. ?— Вы ведь едете на какой-то концерт? —?предположила Табита, наморщив лоб. Уэйн с облегчением кивнул. ?— Да, именно. Макс и Ника давно позвали меня на фестиваль. И он правда проходит в Техасе. Ребята, нас раскрыли!!! —?с деланным энтузиазмом воскликнул Уэйн,?— можем честно сказать, что мы едем на рок-фестиваль. Ника и Макс переглянулись, ощущая, словно сама Табита решила подыграть им. Может быть, она чувствовала то, что Уэйн её обманывает, как опытный детектив, а может, как любая мать понимала, когда её ребёнок лжет, чтобы не говорить то, что может причинить родителям боль. После завтрака Уэйн начал собирать сумку в дорогу?— у Ники и Макса давно были собраны с собой рюкзаки и необходимые в пути вещи. Макс решил пригнать к дому Кармоди машину, а Ника осталась с Кармоди, изучая его рисунки и помогая ему собраться. ?— Бери с собой зарядку, повер-банк, ноутбук не стоит. Он навряд ли тебе понадобиться. А вот скетчбук возьми. Может быть, ты ещё что-то увидишь. Говоришь, брат Макса там не один? Их четверо, как здесь? —?Ника ткнула пальцем в рисунок, пока Уэйн укладыв в сумку сложенные стопками джинсы, брюки и шорты, рубашки и футболки. Последними из одежды он бросил в сумку джемпер и ветровку. ?— Я точно не знаю. Понимаешь, мне снятся сны об этом месте. О том, каким я его запомнил?— сверкающим, ярким, привлекательным, забавным. Но это только на первый взгляд. Если сорвать пелену лжи, это место стояло на костях. Не известно, сколько детей туда уволок Мэнкс, но он сам мне сказал, что первыми были его дети. Его дочки. Ника охнула и подала парню пенал с художественными принадлежностями. Уэйн практически закончил с сумкой. Он взял всё, что только мог?— одежду и бельё, некоторые принадлежности для смартфона, расчёску и зубную щётку, скетчбук, свои накопления за пару месяцев. Сейчас он стоял в своей комнате, не понимая, через сколько времени он вновь откажется здесь и рассеянно поглаживал стопку компакт-дисков, оставшихся ему ещё одним напоминанием о матери. ?— Это диски? Возьми пару, в дорогу. Макс обожает ставить чужие диски. —?Уэйн улыбнулся, глядя на Нику, которой уже хотелось вновь ехать вместе с Максом, мимо нашей реальности, навстречу тому, чего не могло быть. Они спустились в гостиную. Лу уже сидел там, принимал заказы. Видимо, Табби уже успела с ним поговорить, потому что на его добродушном лице было удивление и непонимание?— Лу считал, что Уэйн мог все ему рассказать, тем более поездка на фестиваль казалась ему обычным делом. Лу и сам ездил на концерты хард-рока, иногда напивался там, из-за чего ему порой прилетало от собственного отца. Ника деликатно вышла, оставив Уэйна наедине с отцом. ?— Пап, я уезжаю. Вернусь через неделю, обещаю. —?Уэйн точно не знал, сколько времени займёт поиск нового входа в эту чёртову Страну Рождества, которая практически разрушила его семью. Но он верил, что мог обещать Лу. Он начал говорить ему что-то про то, что на концертах не стоит напиваться вусмерть, не стоит пробовать различные препараты, не стоит оставлять все деньги и документы в одном месте, пока Уэйн сухо не прервал его: ?— Пап, я знаю. Я уже большой, понимаешь? —?Улыбнулся он, протягивая руки для объятий. Лу покачал головой: ?— Ты всегда был большим и серьёзным. Все в порядке, поезжай. —?Уэйн почувствовал на себе медвежью силу объятий своего отца, после чего они вышли из дома, вместе. Лу хотелось посмотреть на машину Макса и хотелось подольше находится рядом с сыном. На подъездной дорожке, возле дома Уэйна уже ждала машина Макса и только увидев её, Уэйн понял, чем простой предмет отличался от ножа для разрезания реальности. ?Шевроле-камаро? выглядел так, словно машина только вчера сошла с конвеера, хотя Макс упоминал, что ей около тридцати лет, её синий, привлекающий внимание, цвет отражал солнечные блики, машина казалась свежевымытой и готовой пуститься в дорогу. Этот союз изящества и скорости, простота обтекаемых линий и спортивная подвеска делала транспортное средство Макса незабываемым. ?— Нравится? —?С лёгким вызовом спросил Макс, показывая мелкие неровные зубы. Он был доволен. Нож Ники не производил такого впечатления, как хорошая спортивная тачка. Макс встряхнул длинными каштановыми волосами, убирая их от лица резинкой и открыл перед Уэйном дверь. В салоне пахло мужским дезодорантом, мятой и лимоном и было прохладно, не смотря на то, что сейчас было около 79 градусов по Фаренгейту в тени. Ника сидела спереди, закинув ногу на ногу. Её доска уиджа лежала в кармане на сидении, позади неё, вместе с дорожными картами и книгой в мягкой обложке?— ?Американские Боги? Нила Геймана. Она деловито перебирала компакт-диски, которые обычно лежали в бардачке. Уэйн видел уже фокусы одной особенной машины, поэтому тихо спросил: ?— И что она может? Ну, внутри. ?— Ну, тут всегда комфортно, когда тебе жарко, тут прохладно, когда холодно?— тепло даже без печки. Ещё тут практически безразмерный бардачок. Макс хранит там кучу дисков, свою заначку травки?— на него всё-таки влияют эти поездки, деньги, всякие важные для него мелочи, я закинула туда свою косметичку и планшет, а там ещё есть место. Нас никогда не останавливали. Хотя мы те ещё подозрительные типы. —?Усмехнулась Ника, откинувшись на сидение. Уэйну было комфортно в этой машине. Он словно всю жизнь ездил в ней и привык к ней. Макс сел на водительское сидение и захлопнул дверь, оставляя их внутри своего пред-инскейпа. ?— Что-нибудь выбрала? —?Спросил он, глядя на диски на коленях девушки. ?— Имеешь что-нибудь против ?Guns and roses?? —?Поинтересовалась Ника у Уэйна. Тот помотал годовой?— такой же диск был у его мамы в коллекции. Ника вставила его в магнитолу и салон наполнил сладко?— солёный, необычный голос Эксла Роуза?— песня ?Nigthtrain?. Уэйн заметил, что Макс подпевает и поёт он неплохо, с небольшими артистическими ужимками. Они выехали из Ганбаррела в четыре часа дня, что по мнению Уэйна при условии его сборов и тому подобных вещей, показывало, что они ехали всего лишь час. Уэйн доверился Максу, который ехал, пока сам не зная, куда приедет в этот раз. Он сел поудобнее на заднем сидении и принялся рисовать?— нужно же было чем-то заняться. Ника смотрела в окно и молчала. На самом деле, она думала сейчас о своей семье. Музыка всегда позволяла испытывать Нике некую связь с любимым членом своей семьи. Тут следовало бы кое-что знать о Нике и о семье Вайнриб в целом. Семья у Ники целиком и полностью была не от мира сего. Её мать и бабушка мнили себя потомственными медиумами, из-за чего в доме всегда были оккультные вещи, книги и пахло восточными ароматическими маслами. Каждый день к ним приходили женщины и мужчины, которые хотели узнать своё будущее, изменить что-то в себе, вернуть возлюбленного или открыть завесу тайны. Женщины рода Вайнриб проводили спиритические сеансы, гадали на хрустальном шаре и читали ауры. Пока Ника была маленькой, это казалось ей волшебным. Потом она поняла, что её мама и бабушка шарлатанки?— опытные актрисы и психологи. Отец Ники наоборот был юристом, работал с десяти до семи в маленькой конторе и практически не приносил в дом денег. Ника считала, что в своё время её отец приглянулся маме только потому, что он не болтал об аурах, у него была короткая аккуратная стрижка и он не сморкался в бандану и ненавидел пиво. Потому что дедушка Ники?— Джейкоб Вайнриб был техником на многих рок-концертах. Он управлял рабочими, выставлял саундчек и перевозил аппаратуру, заказывал освещение и пиротехника для шоу и часто брал Нику с собой, потому что маме и бабушке Ники, работающих под псевдонимом ?Всевидящие сёстры Вайнриб? нужен был весь дом. С детства Ника видела перед собой многих известных музыкантов, их группы, общалась с ними. Некоторые относились к девочке очень тепло, другие же могли оказаться заносчивыми мудаками, но Нику это никогда не смущало. Она не пыталась угадать характер людей по их поведению на сцене. Ей нравилось находиться за кулисами, во время выступлений и перед ними, нравилась суета, нравились люди?— простые парни-техники, настраивающие инструменты, осветители зала?— они отвечали за шоу не меньше самих музыкантов, пиротехники, всегда немного фрики, помешанные на своей работе. За кулисами творилась своя, особая, суматошная жизнь: приглашённые за них девчонки и парни видели только часть, доступную фанатам, Ника же видела всю изнанку. Однако ей нравилась такая жизнь. Дедушка был самым крутым, кого она знала, а мама научила её различным мистическим штучкам.В семнадцать лет она получила первый сексуальный намёк от одного солиста: это был высокий мужчина, старше её в два раза. У него была обрита голова и шея толще этой самой головы, и татуировки на руках и ногах, и даже на черепе. Он прижал свой язык ко внутренней стороне щеки, образовав бугорок, и с вызовом смотрел на юную Нику, предлагая ей сделать ему минет. Потом уже он сообразил, что она не одна из фанаток, готовых на всё. Он извинился перед ней, когда понял, что она совсем ещё ребёнок и как и многие другие подарил ей футболку своей группы. Бас-гитарист этой группы тогда был похож на Макса?— такого, каким она знала его сегодня. Джейкоб Вайнриб умер, когда Нике исполнилось девятнадцать. Ему было на двадцать лет больше, чем давали ему на вид?— шестьдесят семь. Нику больше ничего не держало в доме, окончательно превратившемся в смесь будуара и салона предсказаний. Нике казалось, что мир покинул единственный человек, который её любил, принимал такой, какая она есть, не пытаясь навязать ей семейное дело. Ей снились сны, которые не поддавались расшифровке, даже на её по-настоящему волшебной доске уиджа, ей казалось, что ей нужно отправится неизвестно куда. Так она и поступила. Через несколько дней она встретила Макса, который потерял брата и был способен разрезать ткань реальности. Находясь рядом с ним она ни о чем не жалела. Ему тоже нравился кочевой образ жизни, словно все время в турне. Она не знала, что с ними будет, если они найдут брата Макса. Сегодня она узнала, что помимо Рекса Кроуна в инскейпе Мэнкса застряло ещё несколько ребят. Как бы она не боялась, что если они с Максом найдут его брата, то их особая связь пропадет, теперь уже у неё был долг перед теми, кто попал в Страну Рождества. Даже Ника с её особой доской уиджа не знала или не могла сформулировать вопрос, что же связывало её, близнецов Кроун, Брюса Уэйна Кармоди, Броуди Макалистера, Венди Бруклайн и Брайана Коннора, чьих имён она не знала, но чьи лица, искривлённые страданиями увидела на рисунке Уэйна. Ответ был прост: всё они были в воспалённом разуме Чарльза Мэнкса, пока он был жив и занимали особые места на кладбище Того, Что Могло Быть.