Глава 1. Кошмар (1/1)

Стивен Кинг писал, что главное правило любого ужаса – это полноценный отказ в любых объяснениях его природы и даже попытках дать ему адекватную оценку с точки зрения человеческой логики. Если пытаться сделать это, рано или поздно отыщется ответ, который и проливает свет. Очень точная формулировка, появившаяся неспроста – проливать свет, о которой Уэйк впервые подумал шесть лет назад в их с Элис первом доме, решив, что сочинил её именно трудяга ?мрачного цеха? - она символизирует именно о развенчании тайны. А страх, как известно, обитает именно в тайне.Впервые об этом Уэйк задумался, когда среди ночи решил убрать со своего рабочего стола нагромождение разнокалиберных чашек, которые он всегда оставлял возле компьютера. Корни её росли из убеждения, что в ночное время истории создаются легче и получаются красочнее, а если это ко всему и страшные истории, тогда и создавать их нужно с соблюдением всех канонов. Это убеждение не было беспочвенным, поскольку абзацы, которые он писал сидя на лужайке, в парку рядом с шахматным столиком во время очередной стариковской дуэли, в поезде или просто в залитом солнцем кабинете все равно приходилось переписывать, едва он возвращался к ним посвежевший и с новым взглядом. И такие правки неизменно происходили поздней ночью, после чего Уэйк находил результат приемлемым.Такие ночные бдения приносили каждому что-нибудь свое: в книгу – несколько тысяч слов; Уэйку – хороший сон, обычно, до десяти часов утра, а то и больше, чего он не мог достичь, ложась спать вовремя и не притронувшись к клавиатуре; Элис – повод журить Алана каждый раз, когда она видела восстановившийся за ночь фирменный бардак на столе. Уэйк, собрав со стола все последствия последних трех часов работы над романом, отправился через коридор на кухню. В этом доме они с Элис прожили без малого два с половиной года, и этот короткий путь он мог проделать с закрытыми глазами – так часто он ходил по ночам за свежим кофе (именно этим способом происходили накопительные процессы посуды вокруг компьютера) и сейчас была именно такая ситуация. Жалюзи на единственном кухонном окне были плотно закрыты и единственный источник света, оставленный в кабинете, был позади. В другом конце темного коридора, словно вырезанный на черной бумаге, прямоугольник дверного проема.И вот в темноте он услышал мягкий, едва уловимый шорох, словно в темноте сидел кто-то и пересыпал крупу – маленький бородатый карлик из тех, кто за поверьем обитает в старых домах.В подтверждение этой мысли под ногой скрипнула половица и Уэйк замер на пороге. ?Мир соглашается со мной?. - Подумал он, припоминая, что где-то уже об этом читал, вроде, у Кастанеды.Всматриваясь в непроницаемую черноту кухни, он знал, что здесь он не один. Дом действительно был очень старым, и часто по ночам было слышно легкое поскрипывание лестницы, словно там кто-то прогуливался. Раньше Уэйк, слыша все эти звуки сквозь сон, грешил на семейную пару, с которой они делили аренду, но после их сезонного отъезда к родителям в Небраску, прогуливаться по лестнице было некому и шорохи в глубинах дома больше напоминали Уэйку поскрипывание суставов древнего старика, коим и являлся этот дом. К скрипам Уэйк привык, поэтому не вздрогнул, когда пол внезапно нарушил царящую в доме полуночную тишину.Кухню залило тусклым светом старой лампочки накаливания в 60 Ватт – достаточно экономной, чтобы не расходовать слишком много электроэнергии, и достаточно яркой, чтобы висеть под потолком и не мешать; Элис, обычно, готовила днем и после захода солнца на кухне бывала очень редко. Лишь по большой надобности.Тени мягко скользнули к углам, забиваясь между зазорами в кухонных тумбах, под полукруглый диван, компактно устроенный в одном из углов кухни. Туда же, в царство старых и забытых кукурузных хлопьев, крошек, случайно оброненных корочек хлеба и еще Бог весть какого мусора, шмыгнули несколько серых зверьков. Воображение Уэйка моментально дополнило картину, заполняя сюжетные пробелы его рождающегося романа – теперь он стоял в пижамных штанах в бело-голубую полоску, босой и с подносом чашек в руках, а вокруг его бурлило серое море. Мохнатые волны с плотоядным писком накатывались на него и разбивались о колени, постепенно облепляя его фигуру до самых подмышек. Он кричал? Возможно, кричал так громко, чтобы пересилить боль в подтачиваемых живыми волнами ногах и треск разрываемых крохотными зубками футболки и кожи на животе. Фантазия была такой мощной, что Уэйк рискнул удержать груженый поднос одной рукой, чтоб освободившейся почесать живот: он мог бы поклясться, что и взаправду ощутил фантомное прикосновение крошечных лапок к своей коже. Впоследствии, припоминая тот случай, он много раз возвращался мыслями к вопросу: когда было по-настоящему страшно? После того, как вспыхнула лампочка и загадочные шорохи получили более, чем обыденное объяснение, или в тот момент, когда он стоял на пороге, положив руку на выключатель, и впитывал всем телом ТУ САМУЮ атмосферу?Барри запретил бы Уэйку съезжать из этого дома и травить мышей, поскольку следующий его роман выбился на третье место в списке бестселлеров по версии ?Нью-Йорк Таймс?. Под обложкой новой книги притаились полчища крыс, в течении пятисот страниц разрывающие группу работяг в лоскуты и Барри, как любой агент, превозносил за каждое новое золотое яйцо свою курочку до небес. Уэйк никогда не знал что о его книгах думает сам Барри и читает ли он их вообще. Может быть, для достижения того самого торгового неистовства, которое сам Барри называл ?деловой хваткой?, он ни разу не читал ни строчки из всего, что написал Алан за все время их сотрудничества, оттого маниакальный блеск в глазах во время переговоров с издателями был неподдельным.?Это же шедевр! – говорил он с таким азартом, что ему невозможно было не верить. – Эта книга войдет в десятку, если не в пятерку лучших романов за этот год и люди знающие непременно возьмутся за публикацию. Я уверен, что передо мною люди знающие, способные оценить талантливого писателя и плоды его пера.?После этого он делал эффектную паузу, позволяя издателю окончательно решить, насколько он знающий человек.Издатель решал и спустя несколько недель в книжные магазины приезжали партии первого тиража.Алан никогда не спрашивал его. Ему даже в голову не приходило хотя бы раз во время обеда поинтересоваться: ?Слушай, старик, что скажешь относительно последней книги??На круглом, румяном лице любителя пива в умеренных дозах отразится неподдельное вежливое удивление и широко распахнутые голубые глаза агента заглянут прямо в писательскую душу прежде, чем ответить нечто в духе: ?Алан, ты был в ударе, черт возьми! Я видел этих парней из ?Дайджест?, у них на лицах была написана АЛЧНОСТЬ, когда я к ним пришел. Если за мою карьеру я когда чем и гордился, так это твоей книгой!?При этом Алан сознательно не произнесет её название, а Барри сознательно поддержит его. Он был профессионалом и никогда не врал своему подопечному, даже с позитивной целью. Столь чутко поставленная обтекаемость любого рабочего вопроса была неплохим бонусом от дружбы со своим агентом. Уэйк собирался детально описать тематику страха в своем следующем романе, который планировал закончить к следующему дню рождения Сары. После минутного озарения на пороге кухни под тусклым светом 60 Ватт, в его голове родилась идея, но когда он подписал последний в день премьеры экземпляр, пришло её развитие. Вера, как и страх, живет только тем, что предмет её остается неизвестным. Эти два понятия настолько тесно переплетены между собой, что разорвать эту связь невозможно и оттого чем больше в случившемся вопросов, тем сильнее будет расти страх. Или уверенность в собственной правоте – страх и уверенность – две стороны одной медали, доведенные до фанатизма.18.03.2015 - больше года спустя я вернулся на Фикбук и заметил теплые отзывы; не могу отказать читателям в продолжении, поэтому за работу.Что-то наподобие алчности гнало Алана по вьющейся прибрежной дороге, частично вырубленной в скалистом склоне и узкой, как девичья постель. В таких местах автомобиль влетал в черную пасть тоннеля, скудно освещенного несколькими лампами, образующими нечто вроде разрозненных островков суши в бескрайнем океане, лишенном отражения звезд. И тогда Уэйк с нарастающей паникой клаустрофоба ощущал, как вибрируют от рева двигателя своды тоннеля, словно пританцовывающий от нетерпения пес, готовый к броску. Он уже оставил позади один такой, протяженностью почти в пол-километра, и увидел, как на повороте из-за неровно скошенного выступа горы медленно выплывает высокая свечка маяка а за ним в свете мощного луча отражаются воды настоящего океана. Лишенного отражения звезд.Увидев перед собой зазубренную линию леса, словно ножницами, вырезаемую из ночной тьмы мощным лучом прожектора, Уэйк немного успокоился, но незнакомоме чувство продолжало подгонять его; вид маяка немного притупил его, сделал более осмысленным и рациональным. Ну конечно же, как он мог забыть! Ему нужно успеть добраться до маяка до того, как...У него было срочное дело, он опаздывал на встречу! Уэйк не любил опаздывать так же, как и не любил мчаться по извилистой горной тропе посреди безлунной ночи, однако сейчас приоритет был отдан делу, а страхи, несмотря на то, что они в нем были и крепчали с каждым встречающимся на пути тоннелем, Алан решил забить подальше, чтобы вернуться к ним потом.У подножия горы клубился туман. Асфальт сочно блестел в свете фар. Сырая ночь и близость моря насытили ночной пейзаж свежими красками, реагирующими на свет фар как некий чувствительный фотоэлемент. Деревья и острые каменистые уступы между ними - все это выглядело настолько четко и детально, что сливалось в один пейзаж, представляя для ночных ездоков серьезную опасность невозможностью трезво рассчитать расстояние.Алану казалось, что он ведет машину по наитию в то время, как мысли его вертелись вокруг такой важной встречи у маяка. Он слышал шум прибоя, бьющегося о скалу, слышал, как скрипят незакрепленные ставни на ветру, как хлопают в выбеленную стену, а где-то наверху, под самой жестяной крышей непрестанно скрипят старческим артритом железные суставы прожектора, побитые соленым морским воздухом.Уэйк почти проворонил въезд в очередной тоннель, огибающий склон, словно свернувшийся в кольцо вокруг каменной глотки удав. Он успел заметить покосившуюся от времени табличку под вбитым в скалу фонарем: "Вы покидаете..." и вокруг него словно рухнула бархатная театральная завеса. Впереди, возможно, в метрах семи из темноты показалась шершавая стена, обозначающая поворот и Алан постарался сосредоточиться на дороге, выбросив из головы надпись, которую так и не успел дочитать до конца."Вы покидаете границы сознания, - так, кажется, говорил Барри каждый раз, когда выходила новая книга Алана, обещающая стать новым бестселлером по итогам года, - пристегнитесь покрепче, Вас ожидает вояж, в котором лишь одному Богу известно что ждет впереди."Именно вояж, так он говорил. Оно придавало некую долю загадочности его словам, словно книга и впрямь была до жути непредсказуемой, о чем Алан при всем желании, как ее создатель, не мог судить объективно. Как и Барри, поэтому это словечко, "вояж", которое он вворачивал каждый раз, чтобы произвести впечатление, было еще одним крошечным актом лицемерия по отношению к самому себе.Фары выхватили из тьмы одинокую фигуру в конце тоннеля. Человек словно стоял на пороге комнаты, не решаясь войти внутрь и рассуждая стоит ли сперва запустить руку, чтобы нашарить выключатель, или все же шагнуть в темное помещение, хорошо ему знакомое и без света. Свет автомобильных фар, отражаясь от густого тумана, заставил его вспыхнуть белым облаком, тем не менее оставив детали внешности человека во тьме контраста.

Алан в панике ударил по тормозам и его сердце бешено заколотилось в груди, под аккомпанемент пронзительного визга шин старого "Шевроле" по мокрой трассе. По обе стороны от капота громадились каменные стены тоннеля - грузная фигура ночного пешехода стояла аккурат на линии и Уэйку оставалось бы лишь молиться, что он отскочит до того, как хромированный бампер переломает ему колени. Алан, воспитанный в лютеранских традициях среднего Запада, тем не менее, никогда прежде не обращался к Богу, но сейчас он бы сделал это не задумываясь, будь у него чуть больше времени. Времени же хватило только нажать на педаль и почти сразу же фигура налетела на машину с глухим, ужасающим ударом. Темная масса тела мелькнула перед широко распахнутыми глазами вцепившегося в руль Уэйка, сминая крышку капота. От этого удара "Шевроле" содрогнулся, словно автомобилю на какой-то миг передался ужас водителя, и резко замер посреди дороги. Так поступают маленькие дети в момент осознания масштаба катастрофы, которую они сотворили. Цепенеют перед обломками роскошной вазы или над лужей джема вперемешку со стеклом банки, ожидая неминуемой кары сверху.Все еще цепляясь за руль, Уэйк сидел в машине и смотрел перед собой, как в свете фар клубится потревоженный бесцеремонным вторжением туман. Он ждал, что сейчас над капотом появится голова человека, затем его плечи и торс в бесформенной парке, однако чуда не происходило. Тело по-прежнему было где-то под автомобилем, или же на обочине, отброшенное фатальным ударом. Во всяком случае Уэйк его не видел.Он знал, что не нужно выходить наружу в темную и промозглую ночь, знал, что должен продолжать свой путь дальше, к маяку, а тело у пустынной горной дороги если и найдут, то, во всяком случае, Алан уже будет далеко и подобные инциденты лишь занимают место на полках окружного шерифа без какой либо надежды на дальнейшее раскрытие. Он все это знал, но все же покинул освещенный лишь приборной панелью салон, шагнув навстречу самому большому ужасу в своей жизни.Пешеход действительно лежал у обочины, отброшенный на несколько метров от полосы света автомобильных фар. Широко раскинув руки и полы длинной парки, словно крылья, он напоминал выброшенную на ходу из машины уродливую куклу. Глаза Алана еще не привыкли к темноте, но почему-то он отчетливо различил растекающуюся из-под головы темную лужу. Ее маслянистый вид и вид поломанного тела заставили ноги Уэйка подкоситься и если бы не последний сигнал одурманенному испугом и адреналином мозгу, Алана вырвало бы прямо на свитер убитого."Он мертв, - окончательно принять эту мысль Алан смог только, когда вытирал рот трясущейся рукой, - убитый мною посреди дороги ночью, без свидетелей. Это расценят не иначе, как умышленное убийство, ведь некому будет доказать все обстоятельства смерти. Я несся на недопустимой скорости, техники без труда это определят."Когда ты стоишь на коленях перед человеком, который только что погиб от твоей руки, рациональные мысли, посетившие тебя несколько минут назад испаряются без следа. О том, какой процент нераскрытых дорожных происшествий при сходных обстоятельствах годами пылятся в кабинете шерифа Алан уже не думал. Единственная мысль, глухо отдававшаяся в голове при каждом ударе сердца, твердила ему, что к утру его арестуют, посадят в тюрьму и он больше никогда не увидит Элис.Мысль об Элис показалась ему невыносимой.Полностью ею разбитый, он сел прямо на дороге и закрыл ладонями лицо. Его колотила крупная дрожь.Если бы человеческий разум не был настолько восхитительно гибкой машиной, человечество, очевидно, вымерло бы много тысяч лет назад. Кем бы нас ни сделало воспитание, где-то на самых глубоких уровнях нашей психики по-прежнему хранятся аварийные настройки древности, когда убийство, кровь или фрагменты тел нам подобных не вызывали паники и помутнения рассудка. Уэйк и раньше неоднократно об этом думал, размышляя над сюжетами к своим романам, и пришел к выводу, что кровавые убийства неспособны удержать тонкую ткань страха, набрасываемую на человеческие чувства. Поэтому он никогда не увлекался описаниями отвратительных сцен в книгах, а старался затронуть более тонкие струны читательской души.Сейчас он ощущал, как его предположения начинают подтверждаться. Пережив первый шок, мозг начал интенсивно работать с тем, что он имеет. Наличие трупа, темную ночь и пустынную дорогу, заканчивающуюся с одной стороны отвесным обрывом, от которого отделял стальной барьер отбойника, укрепленный в два ряда, быстро складывались в решение задачи.И решение пришло быстро."Сбросить тело вниз и уехать как можно дальше от этого места, - решил Уэйк, чувствуя, как начинает замерзать, сидя на мокром асфальте, - вокруг глухие леса, этого парня найдут нескоро. Скорее всего, животные найдут его раньше и тогда никто не подумает на аварию. Это верно, это оно!"Приняв для себя твердое решение, Уэйк ощутил прилив сил. Он убрал руки от лица и почувствовал, как за горло его хватает ледяная рука утробного ужаса и выдавливает короткий, нечеловеческий вопль.Сбрасывать вниз было нечего. Уэйк сидел на дороге в полном одиночестве, уставившись на пустое место. Исчезла даже отвратительно растекавшаяся из-под треснувшего черепа лужа.Лихорадочно помогая себе ногами, Алан по-паучьи пополз назад, прочь от этого места, сдирая ладони до крови, пока спиной не врезался в почти оторванный бампер. Лязг металла вернул его к действительности и Уэйк, вскочив на ноги, бросился к распахнутой дверце автомобиля. Прочь отсюда, не оглядываясь!При написании своих романов, Алан пользовался железным правилом литературы ужасов - принципиальное необъяснение природы страха, отсутствие каких-либо теорий от автора, пытавшихся объяснить происходящее, дабы сохранить поэзию страха. Ту самую тонкую ткань, вызывающую жжение в груди, чувство тревоги. Призрачную надежду (даже при неоднократном перечитывании произведения, сохраняющуюся где-то на подсознательном уровне) что, возможно, на этот раз персонаж поступит по-другому и ужасный исход не постигнет его.В хороших произведениях жертва часто спрашивает: "Почему?", но не получает никакого ответа, брошенная сам-на-сам с нахлестывающим на нее кошмаром. Объяснения нет и быть не может. Но в ОТЛИЧНЫХ произведениях жертва барахтается в токсичном океане страха, тревоги и ощущения чего-то неотвратимого не одна. К ней, незримый, присоединяется читатель.Уэйк не давал ответов своим читателям даже на пресс-конференциях и премьерах. При этом он во многих своих романах использовал психическое расстройство персонажей, как литературный прием нагнетания тревоги. Очень много внимания он уделял душевному состоянию вымышленных людей, устанавливая таким образом контакт с читателем, намекая, что ответы каждый должен искать у себя в голове. Это интриговало и ужасало одновременно. Ведь никто не знает, каких монстров способен скрывать наш восхитительно адаптивный разум.Фары автомобиля внезапно погасли. Бросившись к приборной панели, Уэйк крутанул ключ зажигания, однако машина теперь была такой же мертвой, как исчезнувшее минуту назад тело. Все его попытки завести двигатель заканчивались провалом, мрачным и угрюмым посреди ночного леса, как нависающая слева громада лесистых гор.Содранные ладони саднили, а под одежду начинал забираться сырой ночной воздух, но Уэйк все еще не мог прийти в себя после исчезновения трупа. Выстроенная его возбужденным мозгом логическая цепочка действий стремительно обрушилась, словно прогнивший веревочный мост и теперь писательский разум лихорадочно искал новую точку опоры, зацепку, благодаря которой он мог двигаться дальше. Через лобовое стекло он увидел вдали сверкающую точку маяка, словно скальпелем, вспарывающего туман своим лучом. Он ведь и забыл о маяке!"Сколько же я не спал?"Уэйк выбрался из "Шевроле" и пошарил руками по карманам своей куртки. В одном он нашел смятую пачку сигарет, оставленную им, пожалуй, пару лет назад, когда он по настоянию Элис бросил курить. Там же лежала и дешевая пластиковая зажигалка.Ему неистово захотелось выкурить все четыре сигареты, оставшиеся от его прежнего образа жизни. Настолько сильно, что он едва переборол желание сунуть в рот сразу все. Чиркнув кременем, он прикурил и затянулся, уже твердо решив добраться до маяка пешком. Уже было недалеко, сквозь прорехи в тумане он даже мог различить белеющие стены маяка, угнездившегося на скалистом утесе. Словно волнорез, утес глубоко врезался в море.Алан шагал по шоссе, не отрывая взгляда от мерцающего вдали ориентира и чем дальше он отходил от проклятого места, где он оставил свою машину, тем более упоядоченно текли мысли. Первая сигарета ушла фантастически быстро. Уэйку показалось, что уже после первой затяжки он ощутил горький вкус опаленного фильтра. Второй хватило метров на сто пути, когда перед ним вырос крытый мост через небольшой раскол в скалистой дороге. Справа от моста вниз сбегали деревянные ступени с поручнями и калиткой, на которой было прибито уведомление, что к резиденции лесничего осталось 300 метров пути.Каркас деревянного навеса моста был усеян предупреждающими табличками о ремонтных работах. Сам въезд на мост несколько раз пересекала ограждающая лента, выкрашенная в желтый со светоотражающими полосами, а под ней выстроились в нестройный ряд оранжевые козлы для пилки дров. В темном нутре моста Уэйк разглядел нагромождение досок и строительного мусора, оставленного рабочей бригадой. Тишину нарушало только шуршание ленты, трепещущей от ночного ветерка.Мысль о сне вновь вернулась к нему. Сколько историй в интернете о том, как заснувший за рулем водитель внезапно оказывался спасен чем-то, вроде мистического сна буквально за миг до того, как могло произойти непоправимое? Сотни, может быть, тысячи. Сам Уэйк неоднократно натыкался на подобные рассказы и относился к ним с определенной долей скепсиса. Знамения на дороге он воспринимал, как бред уставшего мозга, но сейчас, когда такое же видение спасло ему жизнь, Алан не знал, как на него реагировать. Едва увидев мост и темнеющую внутри дыру, частично прикрытую уже положенным настилом, он ощутил, как остатки страха медленно рассасываются под чувством облегчения. Он вцепился в воспоминание о водительских байках как в единственно верное рациональное объяснение произошедшему, а в голове наконец начало проясняться. Только человек, внезапно обнаруживший выход из безнадежной ситуации, мог бы понять и разделить с Аланом это прекрасное чувство.Воображение подбросило ему картину как "Шевроле" на полном ходу влетает на недостроенный мост и чем это заканчивается, однако это уже не могло никак повлиять на укрепившийся дух писателя. Швырнув окурок в разлом, Алан отправился к ведущей к спуску калитке, освещенной единственным фонарем на деревянном столбе. Если идущая от ступеней тропа приведет его к лесничему, возможно, тот сопроводит Уэйка к маяку?Мысль о помощи показалась ему такой же уютной, как деревянная хижина посреди лесного подворья, залитая мягким светом электрической люстры и теплом печи. Уэйк был уверен, что на печи стоит чайник, а на старом поцарапанном сосновом столе дожидаются кружка и банка черного, как этот асфальт, кофе.Решив, что весь сегодняшний кошмар он уже пережил и предавшись расслабляющим мечтам о коротком отдыхе под крышей леснической хижины, Уэйк бесстрашно оглянулся назад. Он хотел бросить прощальный взгляд на оставленный выше по дороге автомобиль, подведя под словом "конец" тем самым жирную черту.Так часто и в деталях описывавший помутнение рассудка на страницах своих бестселлеров Алан Уэйк внезапно ощутил наплыв знакомых ему лишь по наслышке чувств, испытав сюрреалистичное погружение в одну из книг, изданных под его именем.У распахнутой дверцы автомобиля, там, где он недавно прикуривал свою первую сигарету, стояла знакомая фигура в длинной парке.Алан попятился, крепко вцепившись в поручни и на короткий миг зажмурившись, отгоняя наваждение. В этот момент где-то над его головой взорвалась лампочка, усеяв доски ступенек крошками стекла.Фигура в парке, сжимая в одной руке широкий топор лесоруба, стояла в нескольких метрах от него. Так близко, что писатель мог различить короткую бороду на темном лице и низко надвинутую на глаза вязаную шапку. Кисть руки медленно проворачивалась, демонстрируя Алану отточенное лезвие в самых доступных ракурсах.- Ты даже не узнаешь меня, а, писатель? - изрыгнуло это существо и в тот же миг в ночном воздухе коротко свистнул топор.Уэйк стремглав бросился бежать, уже даже не пытаясь размышлять над природой творящейся здесь чертовщины, лишь бы унести ноги от разрубившего дерево топора.- Ты что, Богом себя возомнил? Думаешь, можешь писать все, что в голову взбредет? Играешь с людскими жизнями, когда надо, якобы, добавить переживаний.Быстро бежать по шатким ступеням было невозможно; пролеты оказались узкими, да еще и спускаться нужно было намного ниже, чем представлял себе Уэйк. То и дело лестница заканчивалась коротким деревянным мостиком, примостившимся к склону на крепких опорах и тогда Алан боялся, что в этих прямых коридорах его непременно настигнет удар топора.Однако, преследователь не спешил. Он шел следом, размахивая своим страшным оружием, время от времени вытаскивая засевшее в деревянной ограде лезвие, и кричал ему вслед леденящую кровь чепуху.- Ты думал, что можешь делать все, что тебе вздумается БЕЗ ПОСЛЕДСТВИЙ? - фонарь, который только что пробежал Алан, погас, когда следующий взмах топора обрубил тянущийся вдоль столба электрокабель. - И ты НА СОБСТВЕННОЙ ШКУРЕ узнаешь как ЭТО!На последних ступенях Уэйк споткнулся и кубарем скатился на холодную землю.- Ты жалок, - донесся сверху издевательский голос, - если бы не редактор, твои книжки вообще невозможно было бы читать!Алан схватился на ноги как можно быстрее и бросил вперед, к мерцающему сквозь заросли огоньку. Ветви хлестали по лицу и Уэйк старался повыше вскидывать ноги, чтобы не зацепиться за камень или вылезший из земли корень. В голове стучала одна единственная фраза: "волка ноги кормят", но Алан воспринимал ее несколько иначе: "писателя ноги спасают". В груди болело, а бок словно сжимали чьи-то стальные пальцы, вырывая печень наживо.Алан налетел грудью на очередную ограду, отделяющую обрыв от раскинувшейся внизу опушки леса, начинающейся сразу за расселиной, в которой стекала с гор небольшая река. Река эта шумела в быстринах, разбиваясь о камни на водопаде и на какой-то момент заглушила звучащий одновременно в нескольких тональностях отвратительный голос нападавшего. Так, вразнобой, одновременно несколькими голосами говорят одержимые бесами в дешевых ужастиках.- Больше ты не издашь ни одной дерьмовой книжонки - я убью тебя!Позади раздались шаги обутого в тяжелые рабочие ботинки существа, лишь притворившегося человеком. Алан быстро взглянул на него через плечо, повиснув на ограде, и увидел, как все его очертания, словно мираж, неясно мерцают и переливаются различными оттенками черноты - фигура преследователя выделялась на фоне ночного леса абсолютной непроницаемой чернотой, словно ее окутывали клубы маслянистого дыма.Уэйк бросился бежать, заметив, как существо бросилось к нему, занеся над головой топор. Доска, к которой писатель привалился секунду назад, раскололась, не выдержав мощного удара.- Ничего хорошего в твоих книгах нет! - заговорило оно уже совершенно другим голосом, перебрасывая топор в другую руку. - Никакой художественной ценности! Паршивый из тебя писатель. Дешевые ужастики полные претенциозного дерьма! Вот и все, на что ты способен. Взгляни на меня! Полюбуйся на свое творение!Смотреть Алан не стал. Он и так знал, что черная фигура на фоне выглянувшей из-за туч луны выглядит ужасно. Знал, что стоит ему сбавить скорость и следующий удар раскроит ему голову с таким же сухим треском, как толстую дубовую доску за его спиной.У выхода к натянутому через расселину веревочному мосту, Уэйк заметил стенд, ярко освещенный несколькими лампами. На доске не было ничего, кроме единственного объявления, напечатанного на стандартном листе А4. Ни обязательной рекламы туристических маршрутов, ни достопримечательностей, фотографий счастливых детей, кормящих с рук оленят, не было даже обычных предупреждений с просьбами не сходит с тропы в лес. Не было даже карты угодий. Только одно-единственное объявление, украшенное собственным портретом Алана Уэйка и подписью, навроде тех, которыми озаглавливают сообщения о пропаже любимого домашнего питомца."ПРОПАЛ АВТОР"- Каково это - помирать от рук собственного творения?Эти слова существо возопило одновременно тысячей разных голосов и на его месте взметнулся высоко в небо вихрь из концентрированной тьмы. Подхватив разбросанный вокруг мелкий мусор, оставленные после покраски ограды ведра и с треском вырвав эту самую ограду из земли, беснующееся нечто двинуло прямо на него, с хрустом продираясь через пихтовые заросли.Впереди тихо раскачивался веревочный мост. Уэйк пулей влетел на него, едва касаясь ботинками дощатой опоры и только где-то лишь на середине он понял, что мост ходит ходуном. Алана бросило в одну сторону, прямо сетку, служащую бортами моста. - Сюда, скорее!С трудом удержав равновесие, Уэйк поднял голову и увидел, как на противоположном берегу размахивает руками человек с револьвером в руке. Первая паническая мысль была о скором конце, она связала его по рукам и ногам отняв последние силы. Алан мог только цепляться за веревки, пытаясь не вылететь из все больше раскачивающегося моста, к которому ревя и воя приближался ураган из стопроцентного зла.- Мистер Уэйк, поторапливайтесь! Мост сейчас рухнет!Услышанное после бесконечных угроз вывело Алана из прострации и буквально в несколько прыжков он пересек оставшуюся часть пути до того, как мост ужасающе затрещал и с грохотом обвалился на дно расселины.Алан согнулся пополам, едва ноги коснулись твердой земли.- Мистер Уэйк, это я, Клэй Стюарт! Помните меня?Где-то там, на далеких задворках памяти билась мысль о том, что Клэя Стюарта он действительно помнит, причем помнит очень хорошо, как старого знакомого. Его голос, искаженный испугом, поначалу показался Алану незнакомым, но сейчас он все больше укреплялся в убеждении, что этот малый некогда был ему достаточно близким знакомым. Возможно, не другом, но все же сейчас Алан был готов расцеловать единственного дружелюбно к нему настроенного человека вне зависимости от их прошлых отношений.И все же, Алана буквально выворачивало. Он бы снова упал, если бы Клэй Стюарт не придержал его, осторожно, стараясь не ткнуть дулом револьвера.- Господи, что это? - задыхаясь спросил Уэйк, пытаясь справиться с дурнотой. - Что происходит?- Скорее, мистер Уэйк, заходите внутрь! Вам нельзя терять ни минуты!Клэй Стюарт затолкал его в хижину и захлопнул за ним дверь. Сам он остался снаружи, на терзаемом порывами неистового урагана дворе. Уэйк прижался спиной к дверному косяку и почувствовал, что начинает оседать. Дьявольский шум снаружи стих так же внезапно, как и начался. В дверь кто-то забарабанил кулаками.- Боже мой, нет! Стой!Дверная ручка задрожала, словно на другом конце за нее ухватился эпилептик на пороге припадка. Клэй Стюарт дергал на себя заклинившую дверь, стуча в неё рукояткой револьвера.- Мистер Уэйк!Алан бросился на помощь. Но дверь не поддавалась. Крики Клэя Стюарта снаружи сменились сухими звуками выстрелов. За окном утрамбованный пятачок подворья пересекало ОНО, влача за собой тяжелый топор. Смертельно побледнев, Клэй Стюарт стоял на крыльце и всаживал в него пулю за пулей. Отвернув занавеску, Уэйк ясно видел, что парень не промахнулся ни разу, но существо даже не замедлило шаг, даже не дрогнуло от баллистического удара, словно пули просто испарялись от прикосновения к его клубящемуся тьмой телу.- Господи! Сдохни же ты, сдохни! Нет! Нет!Существо занесло топор, а затем грудь Клэя Стюарта раскололась, словно гнилое полено, увязав лезвие по самый обух. Уэйк отпрянул от окна, заметался по комнате в поисках чем бы подпереть дверь, и не видел, как ОНО вытащило свое ужасное оружие, позволив мертвому телу рухнуть на землю, и как потом еще раз замахнулось над ним окровавленным лезвием.Бежать было некуда. Уэйк подтащил к двери обеденный стол, на котором, как и в его недавних мечтах, стояли кружка и банка с кофе в компании закопченного чайника. Все это с грохотом упало на пол, разметав кофе черной россыпью по затертому старому ковру. Он знал, что это не остановит преследователя, но короткий момент затишья позволил ему перевести дух и попытаться проанализировать ситуацию.Вне всякого сомнения, это был тот же автостопщик, которого сбил на дороге Алан Уэйк. Или нечто, принявшее форму человека, охотящееся на темных изгибах горной дороги за одинокими шоферами. Какая-то дьявольская мара, оживший кошмар. Воплотившееся безумие, представившееся ему как персонаж его последней книги, несомненно, так оно и было. Но тогда почему Клэй Стюарт? Он тоже был в его романе. Молодой парень, нелепо погибший...Алан Уэйк бросил взгляд на занавешенное окно и облизал липким языком пересохшие губы....от удара топором.Вцепившись пальцами в волосы, Алан зашагал по комнате, пытаясь унять разбушевашийся разум. Этого не могло быть! Ожившее творение, пытающееся убить собственного автора, это всего лишь дурной сон. БЕЗУМНЫЙ СОН!Последние слова он прокричал пустой хижине, словно надеялся на какой-то ответ от бревенчатых стен или старого телевизора, примостившегося в углу.Телевизор смотрел на него своим выпуклым подслеповатым глазом и безмолвствовал.Уэйк задержал на нем взгляд и почувствовал сильную боль, когда впившиеся в волосы пальцы непроизвольно сжались в кулаки. Телевизор ДЕЙСТВИТЕЛЬНО смотрел на него глазом, занимавшим полностью весь ламповый кинескоп. Словно заметив, что за ним наблюдают, глаз заметался по сторонам, как будто человек на той стороне трансляции испытал приступ паники.- Сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни, сдохни....Прокашлявшись от пыли, старенькие динамики затрещали, пытаясь воспроизвести голос максимально достоверно, однако даже при их скудных возможностях, интонация заставляла кровь леденеть в жилах. Шум и треск в ржавом чреве древнего телевизора только усиливали бубнящиеся на одной ноте угрозы.- Зачем тебе столько телевизоров, Клэй Стюарт? - пробормотал Уэйк, оглядываясь вокруг, на брызжущие злобой аппараты, стоящие на тумбе, у изголовья простой деревянной кровати, на старой тощей софе, в углу у большого окна, возле чугунной бочкообразной печи на поленнице. - Тебе нравится ЭКРАНИЗАЦИЯ?Безумную какофонию оборвал сокрушительной силы удар, заставивший хижину содрогнуться о самой крыши. Алан едва удержался на ногах, уворачиваясь от полетевшего через всю комнату телевизора, продолжавшего неистово вертеть своим единственном глазом на весь экран. Ударившись о край стола, экран лопнул и все стихло. В следующую секунду свет вырубился и хижина погрузилась во мрак. В темноте Алан слышал, как по полу все еще катаются разбросанные от удара предметы. За первым, последовал второй, еще более сильный и на этот раз Алан потерял равновесие, упав на колени и пытаясь руками нащупать хоть какую-нибудь опору.Пока в доме горел свет, он еще чувствовал себя относительно уверенно, даже превозмогая давящие на уши вопли телевизоров. Но сейчас, погрузившись во мрак, он явственно ощутил, что здесь его ждет только смерть. То, что снаружи билось в стены дома, не могло войти покуда горел свет, но сейчас...Яркий свет ослепил его. Алан попытался прикрыть лицо рукой, но свет бил прямо в глаза игнорируя все законы физики.- Иди на свет, - велели ему.И он пошел. Бросился сломя голову, не разбирая дороги и даже не потрудившись выставить перед собой руки - он просто обо всем этом забыл в последнем порыве к спасению.- Ничего не бойся, пока ты освещен, - сказали ему и он поверил в это всей душой, вспомнив свой вывод, лежа на пыльном полу в хижине Клэя Стюарта, - у меня есть что тебе сказать. Это очень важно.Что бы ему не говорили сейчас, он был готов слушать и выполнять, лишь бы это ослепляющее сияние вывело его из чащи безумного кошмара, в котором оказался.- Мое сообщение звучит так, - продолжал бестелесный голос, - "Ибо он не знал, что за озером, которое домом звал, лежит океан темен и глубок. Где и волны бушуют и безмятежная гладь, в его портах я бывал... В его портах я бывал. Ты понимаешь?- Нет, - выдохнул Уэйк, - я ничего не понимаю... Что происходит?- Иди на мой свет, - снова сказали ему вместо ответа, - я проник в твой сон, чтобы рассказать тебе. Тьма опасна. Сейчас она спит, но я почувствовал твое приближение. Когда тебя почувствует и она, то проснется. Я должен спешить, поэтому покажу тебе только самое важное. Автостопщик захвачен тьмой. Сейчас ты никак не можешь повредить ему. Темная сила защищает его.- Как тогда, во дворе хижины, когда Клэй Стюарт пытался остановить его?- Только свет может снова прогнать тьму и сделать его тело уязвимым. Запомни это, Алан Уэйк. Только выжигая тьму, ты можешь уничтожить ее слуг. Но даже перестав защищать их, она по-прежнему ими управляет. Их уже не спасти, поэтому никогда не мешкай.Ослепительный свет погас. Алан внезапно очутился в кромешной темноте, однако все прочие чувства вернулись к нему. Он снова ощутил запахи мокрого леса, шелест ветвей и стрекотание ночных насекомых. Его лицо овеяло прохладным ветром, а под одежду снова запустил свои холодные лапы ночной туман. Но явственней всего он услышал шум прибоя.А затем постепенно к нему стало возвращаться и зрение. Алан увидел прямо перед собой возвышающуюся башню, сияющую божественным ореолом вращающегося света. Алан стоял на широком пирсе, ведущем к массивной скале, на которой прочно угнездился маяк. Уэйк оглянулся назад, но не увидел ни хижины Клэя Стюарта, ни даже места, где она могла бы быть, только молчаливая громада леса на фоне горной гряды, и убегающая в чащу грунтовая дорога, ведущая к маяку.Он знал, что теперь в безопасности. Где еще можно быть настолько защищенным от тьмы, как в самом сердце мощного маяка. Внутри его ждала встреча, на которую он так спешил.Уэйк прибавил шагу.Белоснежный луч проносился высоко над него головой, словно карающий меч архангела Гавриила, и в душу всегда далекого от религии родителей Алана Уэйка закрались первые подозрения. Свет, тот загадочный голос и явные намеки на то, что должно в скором будущем произойти не могли не наводить его на представления о Боге, как высшей силе. То, что спасло его в этом кошмарном лесу, должно иметь с этим Богом что-то общее. Иначе не могло и быть."Но пусть даже он здесь ни при чем, факт остается фактом - в моем кошмаре чудовищная Тьма охватила мир и маяк оставался последним безопасным местом на Земле"И снова Тьма вернулась. Знакомый адский вой позади заставил Уэйка оглянуться и броситься со всех ног от взмывшего над остроконечными верхушками елей антрацитово-черного вихря. Ломая деревья, неистовое Зло выскочило на грунтовую дорогу и понеслось на Алана Уэйка со скоростью разогнавшегося грузовика. Алан пробежал мимо хозяйственной пристройки и перемахнул через невысокий белый забор, ограждающий территорию маяка, услышав как позади него с треском отрывается от стен черепичная крыша вместе со стропилами.А затем он ввалился в круглое помещение и упал прямо на стальную винтовую лестницу, убегавшую вверх, к спасительному свету. Свет падал сквозь перфорированные металлические ступени, рассеиваясь вокруг сотнями ярких брызг. Алан Уэйк понял, что спасен. Прежде, чем подняться по ступенях наверх, к ожидающему его наверху человеку, он поднял голову.И закричал.