Часть 11 (1/1)

Ромео/Джаред*:?…Им по незнанью эта боль смешна.?Но что за блеск я вижу на балконе??Там брезжит свет. Джульетта, ты, как день!?Стань у окна, убей луну соседством;?Она и так от зависти больна,?Что ты ее затмила белизною.?Оставь служить богине чистоты.?Плат девственницы жалок и невзрачен.?Он не к лицу тебе. Сними его.?О милая! О жизнь моя! О радость!?Стоит, сама не зная, кто она.?Губами шевелит, но слов не слышно.?Пустое, существует взглядов речь!?О, как я глуп! С ней говорят другие.?Две самых ярких звездочки, спеша?По делу с неба отлучиться, просят?Ее глаза покамест посверкать.?Ах, если бы глаза ее на деле?Переместились на небесный свод!?При их сиянье птицы бы запели,?Принявши ночь за солнечный восход.?Стоит одна, прижав ладонь к щеке.?О чем она задумалась украдкой??О, быть бы на ее руке перчаткой,?Перчаткой на руке!Джульетта/Маккензи:?О, горе мне!Ромео/Джаред:?Проговорила что-то. Светлый ангел,?Во мраке над моею головой?Ты реешь, как крылатый вестник неба?Вверху, на недоступной высоте,?Над изумленною толпой народа, ?Которая следит за ним с земли.Джульетта/Маккензи:?Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!?Отринь отца да имя измени,?А если нет, меня женою сделай,?Чтоб Капулетти больше мне не быть.Ромео/Джаред:?Прислушиваться дальше иль ответить?Джульетта/Маккензи:?Лишь это имя мне желает зла.?Ты б был собой, не будучи Монтекки.?Что есть Монтекки? Разве так зовут?Лицо и плечи, ноги, грудь и руки??Неужто больше нет других имен??Что значит имя? Роза пахнет розой,?Хоть розой назови ее, хоть нет.?Ромео под любым названьем был бы?Тем верхом совершенств, какой он есть.?Зовись иначе как-нибудь, Ромео,?И всю меня бери тогда взамен.Ромео/Джаред:?О, по рукам! Теперь я твой избранник.?Я новое крещение приму,?Чтоб только называться по-другому.Джульетта/Маккензи:?Кто это проникает в темноте?В мои мечты заветные?..- Я не пойму, – прервалась Маккензи, – Ромео же любил Розалину, а тут уже умирает по Джульетте – прямо через полчаса! Разве такое бывает?- Мак! – пытался объяснить Джей: – Так написано у Шекспира, значит, бывает. Не отвлекайся, давай дальше!- Чтобы репетировать дальше, я должна понять…Они еще о чем-то спорили. А правда, бывает так, чтобы человек умирал по одному объекту страсти и вожделения, а потом уже, почти сразу, по другому? Ну, если не за пару дней, как у Шекспира, то хотя бы за пару месяцев или за год?- А Вы как думаете? – обратилась Мак к художнику.Новак вздохнул, откладывая кисть:- Может, Ромео любил не Розалину, а свою мечту о ней? А когда прикоснулся к Джульетте, к живой и теплой, и когда понял, что и она неравнодушна к нему, полюбил по-настоящему – земную девушку, а не призрачный образ, который придумал себе сам?- Вы так хорошо объясняете, – улыбнулась мечтательно девочка, – не то, что этот балбес!За что сейчас же получила от Джареда ?Шекспиром? по голове. Дети еще спорили, шумели и смеялись, а Новак продолжал стоять, глядя в пространство.А Вы, дорогой Читатель, как думаете?..Засиделись допоздна. Уже и Дженсен пришел за детьми, раскрасневшийся с мороза:- Вы, малявки, совсем заморочили голову господину Коллинзу!- Они не мешают, – улыбаясь, Константин чертил по бумаге.Девочка подошла, заглядывая через плечо:- Получается?- Сама глянь.Маккензи пришлось привстать на цыпочки и положить треугольный подбородок Новаку на плечо, чтобы увидеть рисунок.- Мак! – одернул Дженс.Мужчина улыбался:- Не шуми, Дженсен, мы тут Джареда рисовали.- Джей говорит, что у него уши торчат, – болтала девочка скороговоркой, – а я говорю, что это глупости. Он красивый…- Мак, не морочь господину Коллинзу голову, – хмурился Дженсен, но сердился он притворно.Скинул ботинки, приблизился, заглянул несмело, заулыбался.Джаред. Длинная челка, узкие глаза, чуть раскосые, хитрые. Ушек из-под отросших волос почти не видно. Родинки, острый нос, острый подбородок. И ямочки. Когда-нибудь, когда братишка повзрослеет, девчонки будут умирать от этих ямочек! Тогда Джей забудет о своей лопоухости. Станет сильным, раздастся в плечах, исчезнет подростковая неуклюжесть и угловатость. Будет сиять своей солнечной улыбкой…- Красивый, – кивнул Дженсен искренне.- А я что говорила! – воскликнула сестричка: – Ну, иди, глянь, бука!- Дарю! – Новак протянул сестричке листок.- Правда? – девочка улыбалась. Хитрые узкие глаза.- Правда.- Спасибо, – обнимая, прильнула доверчиво.- А у тебя как? – интересовался Новак у ?художницы?.- У меня не вышло. Я его выбросила.- Надо было показать – может, можно было исправить. Попробуем еще в следующий раз?Дженсен спохватился, мягко прервал их беседу:- Ну, на сегодня все! Пора ужинать и спать. Спасибо Вам за рисунок, господин Коллинз…- Миша, – поправил Кас: – Здесь только свои. Пожалуйста…Младшие одевались:- Спокойной ночи, Миша!- Спокойной, ребятки! Приходите завтра, хорошо? - Хорошо, – Мак махала варежкой от порога.- Замучают они Вас за выходные, – качал головой Дженс: – Все-все, на выход! Эллен ждет.Новак привстал:- Дженсен! – окликнул. Парень повернулся: – Сегодня придешь?- Приду, – кивнул парень, – после ужина. Сейчас Виктору скажу…- Скажи, – Новак стушевался, – и вообще, пусть он не ходит. Если ты не против. А Роман спросит, скажешь – я выбрал.- Хорошо, – кивнул Дженсен. Исчез в морозной мгле.Что ж сердце-то так стучит? Заполошно. С чего бы?Долго не мог уснуть. Не лез из головы тот портрет из планшета, который случайно увидела Маккензи. ?Кто?? – спросила. ?Знакомый?, – ответил Новак. Просто знакомый.Обогреватели ему, наконец, привезли, какие попросил – работали они прекрасно, держали в помещении постоянную температуру и влажность. Но камин Новак все равно разжигал на ночь – так уютнее. И вместо ночника сгодится. А еще дрова местного хвойного дерева, прогорая, выделяли приятный аромат, перебивающий запах корицы…Дженсен спал, кажется. Отблески золотого огня танцевали на плечах. Господи, даже изгиб шеи похож – тонкие светлые волоски… Наверное, очень нежные. Захотелось прикоснуться к ним губами. Но нет, он не может. Это не Дин, а только его копия. Живая копия – чувствующая, реальная. Не только внешняя оболочка, не бездушная статуя или андроид, скопированный с фото. Человек. И он этого человечка уже обижал, чуть не разрушил то хрупкое, что только-только зарождалось между ними. Дженсен – не Дин, а просто мальчик с другой планеты, такой далекой от Эдема. Но такой близкий к нему – только руку протяни. Очень хороший мальчик, достойный лучшего.Не спалось. На рассвете Дженс исчезнет – он всегда исчезает, Роман ждет его утром на массаж. У Дика больные ноги и без массажа он не может. Скорее всего, Новак даже не проснется, когда парень уйдет. Когда Новак откроет глаза, рядом никого уже не будет. Снова одиночество и пустота. И снаружи, и внутри.Но сейчас Дженсен рядом. Копия, но все же… И, кстати, неплохая копия…Решился. Придвинулся ближе, прислонился грудью к его спине. Голый, теплый. Обхватил осторожно за торс.Нет, это у Дина торс – Винтер старше, мощнее, ?мужиковатее?. А у Дженсена не торс – стан. Стройный, гибкий, живот ввалился, и теперь по боку между ребрами и тазом – обозначилась талия. Конечно, это только оттого, что он лежит на боку. И оттого, что дальше – прехорошенькая круглая попа. Великолепная! Не хуже, чем у Дина. Белая попа с золотыми веснушками…Придвинулся еще ближе, прижался к попе, обнял под одеялом, затих. Даже не встало – член чуть шевельнулся, и снова медленно успокоился, склонил головку к простыням. Что это – победа над собой? Или уже старость?Не старый он – тридцати восьми нет. Просто в его действиях сейчас не было эротической составляющей – только нежность и доверие. И жажда тепла. Тепла человеческого тела и человеческой души.Дженсен. Он пока рядом. Грудь поднимается под рукой – дышит. А утром освободится тихонько, чтобы не разбудить заезжего художника. И пойдет к Роману – на утренние ?процедуры?. Массаж и… и не только массаж.Но пока… Ведь ничего нет плохого в том, если мужчина нежно обнимет мальчика и уснет, прижавшись к его теплой коже, пахнущей корицей…В этот раз Маккензи пришла не просто так, а с альбомом:- Смотрите, Миша, я тут кое-что набросала.Джаред хмыкнул:- Она не только художница, а еще и оформитель сцены.- А я возьму, и ?победю?! – упрямо приосанилась Мак.Новак взял из ее рук альбом:- А теперь объясните толком, чтобы я тоже был в курсе.- Понимаете, играть в спектакле меня не взяли, сказали, что я маленькая. Но надо еще декорации рисовать. И они объявили конкурс…Джей перебил сестру скептически:- А оформлять тебя возьмут – тут ты уже не маленькая?- Тут размер не важен, а только талант! – девочка упрямо вскинула крохотный носик, но на ее глаза невольно наворачивались слезы. Маленькая, а гордая!- Джаред! – одернул Новак: – Не стыдно?Мальчик покраснел, насупился – его щеки наливались краской моментально. Новак повернулся снова к девочке, листая альбом:- А ты очень удачно сказала! Никогда не сдавайся, ясно? Ты хорошо рисуешь, и я думаю, у тебя есть все шансы победить в конкурсе.- Сказали, надо проект, а я не умею, – вздохнула Маккензи.- Все не умеют, а потом учатся. Можно? – Новак взял карандаш.- Можно, – кивнула девочка.- Здесь я сделал бы не так, – мужчина правил эскиз, – и эту сторону тоже – здесь выше надо. У вас же нет кулис?- Нету. - Тогда ширмы – здесь и здесь. А на обороте ширм, – Новак перелистнул альбом, – вот это. Перевернешь – уже другая локация. Передвинешь – снова другая. Ясно?- Ясно. Здорово! Но тогда надо, чтобы они двигались.- А мы сделаем. Достаточно нескольких колес – таких, как у чемоданов, знаешь? Думаю, такие у трудовиков найдутся. Любые можно, но лучше ролики, тогда ширмы не будут сильно шататься. А здесь – распорки, или даже можно, чтобы ширмы были из двух половинок, соединенных под углом. Но это мы продумаем, как лучше. Делается нетрудно – любой мальчишка с молотком и гвоздями соберет раму. А на раму бумагу натянем или ткань. И разрисуем.- Классно! – девочка светилась от счастья: – А Вы поможете?- Мак! – одернул брат: – У Миши есть своя работа.- Все хорошо, Джаред. Конечно, помогу.Вошел Дженсен:- У меня есть два часа свободного времени. Ничего, если мы с Джеем порепетируем?- Ну, я же сказал, – Новак улыбнулся, – конечно, репетируйте. В любое время. А мы с Мак все равно пока будем очень заняты – не обращайте на нас внимания.Новак чертил схемы на нескольких листочках:- Ты читала ?Ромео и Джульетту?? Я просил тебя написать на листочке, сколько там разных локаций.Мак вздыхала:- Много. Верона – площадь, Верона – улица, в Доме Капулетти – зал, комната, комната Джульетты, а еще сад и балкон надо делать…- Погоди. А зачем людям ум? Мы же можем схитрить! Чем площадь отличается от улицы? В смысле, на сцене? Ничем – те же дома, так? А зал от комнаты? Ничем. А комната Джульетты от просто комнаты? Отличается только наличием или отсутствием в ней Джульетты, согласна?- Согласна, – Мак морщила лобик, – тогда я лишнее вычеркиваю.- Молодец – вычеркивай! Келью брата Лоренцо тоже можно не рисовать – можно просто погасить свет, чтобы не видно было заднего фона, и направить один прожектор на монаха, сидящего за столом, только так, по косой, чтобы оставшийся свет уходил за сцену, за ширмы – вот тебе и мрачная келья.- Классно! – девочка расцветала на глазах: – Вычеркиваю!- Так. Теперь – улица Вероны и улица Мантуи – чем отличаются? - Не знаю. Названием города?- Точно. Тогда, давай нарисуем две таблички с названиями, которые можно будет вывесить на стене дома, например. Или вынести на подставке. Чтобы зритель не сомневался, на улице какого именно города происходят события.- А кладбище?- Тоже можно выключить свет на фоне города, ну, и пару крестов вынести на подставках – вот уже и кладбище. Сколько локаций осталось?- Уже меньше. Но все равно не две.- А зачем две? Остальные мы с помощью ширм сделаем. Можешь следить по своему списку. Смотри – задний фон – дома с окнами – будет у нас универсальным. Это и площадь, и улица любого из городов. На ширмах на одних сторонах – мебель, будто комната. Задвинул – остается комната с мебелью и пару окон из заднего фона. Но это же могут быть окна, как мы их видим изнутри дома Капулетти, так? – Новак чертил на бумажках: – Следишь? На обороте ширм, а они у нас подвижные, помнишь? На обороте – на одной нарисуем балкон Джульетты, а за ширмой она сможет стоять на стуле или на столе, чтобы возвышаться над балконом, а на другой – деревья, как в саду. Перевернул ширмы с мебелью наизнанку, а там балкон и деревья. Задвинули, на заднем фоне пусть будут окна, это же может быть внутренний дворик, так? И мы уже в саду Капулетти с балконом из комнаты Джульетты. А теперь уберем ширму с балконом, оставив половинку с деревьями, выключаем свет, кроме пары небольших ламп, выносим кресты – и мы уже на ночном кладбище. Заодно слуги могут прятаться за ?деревьями?. А келья брата Лоренцо – просто темная сцена без ширм и один прожектор. Ну, все локации охватили?- Миша, – девочка не могла подобрать слова: – я… Я Вас люблю! – обняла мужчину нежно.Новак размякал от прикосновений девочки. Даже если она произнесла эти слова просто в порыве благодарности, просто не умея иначе высказать свои эмоции, но это было так здорово! У мужчины даже слезы навернулись на глаза. Ведь это так важно, когда тебя кто-нибудь любит!Они очень увлеклись проектом, перешли уже к обсуждению деталей конструкции. Поэтому Новак поначалу не прислушивался к тому, чем занимались мальчики. Маккензи хорошо рисовала, схватывала мысли на лету и сама толкала неплохие, для своего возраста, идеи. Новаку было с ней интересно.И вдруг заслушался. Показал Мак пальчиком – мол, тихонько, давай послушаем!Ромео/Джаред:*?…Внесу. Кто это? Надобно б вглядеться.?Родня Меркуцьо, бедный граф Парис!?О чем, когда мы ехали верхами,?Дорогой говорил мне человек??Не о предполагаемом ли браке?Джульетты и Париса? Или нет??Быть может, это мне во сне приснилось??Быть может, это я с тоски прочел?В его предсмертной просьбе? Дай мне руку.?Мы в книге рока на одной строке.?Ты ляжешь в величавую могилу.?В могилу? Нет, в сияющий чертог.?Среди него покоится Джульетта?И наполняет светом этот склеп.?Лежи, мертвец, похороненный мертвым!..Дженсен не заметил, что ?художники? замерли – все во внимании, и спокойно продолжал объяснять брату:- Джаред, ты не дуйся, послушай лучше! Я не придираюсь, а помочь хочу. Ты хорошо играешь и текст будешь знать назубок – я не сомневаюсь! Только главное – не текст, понимаешь? Не запятые и точки. Ты же Ромео, и ты влюблен, а о любви не кричат. О ней шепчут, стонут, плачут иногда. Но не чеканят каждое слово, как на параде. Ты меня понимаешь?- Не очень, – хмурился Джей.- А тут еще Ромео и любимую потерял, он в отчаянии, он убит горем, и оно не показное. Он не будет кричать, работая на публику – его слова изнутри должны идти, от сердца. Ну, смотри, – Дженсен встал, его лицо… будто и не его вовсе. Блестящие глаза, голос… чуть дрожащий, то нарастал волнами, то почти затухал с хриплым придыханием…Ромео/Дженсен:?…Пред смертью на иных находит смех.?Свидетели зовут веселье это?Прощальными зарницами. Теперь?Проверю я, зарницы ль эти вспышки.?Любовь моя! Жена моя! Конец,?Хоть высосал, как мед, твое дыханье,?Не справился с твоею красотой.?Тебя не победили: знамя жизни?Горит в губах твоих и на щеках,?И смерти бледный стяг еще не поднят.?И ты тут, в красном саване, Тибальт??Какую радость я тебе доставлю!?Смотри: сразившею тебя рукой?Сейчас сражу я твоего убийцу.?Прости меня! Джульетта, для чего?Ты так прекрасна? Я могу подумать,?Что ангел смерти взял тебя живьем?И взаперти любовницею держит.(И вдруг голос Дженсена сорвался в сдавленный шепот, напоминающий рыдание…):?Под страхом этой мысли остаюсь?И никогда из этой тьмы не выйду.?Здесь поселюсь я, в обществе червей,?Твоих служанок новых. Здесь останусь,?Здесь отдохну навек, здесь сброшу с плеч?Томительное иго звезд зловещих.?Любуйтесь ею пред концом, глаза!?В последний раз ее обвейте, руки!?И губы, вы, преддверия души,?Запечатлейте долгим поцелуем?Со смертью мой бессрочный договор.(И завершил, чуть возвысив голос, в гробовой тишине мастерской):?Сюда, сюда, угрюмый перевозчик!?Пора разбить потрепанный корабль?С разбега о береговые скалы.?Пью за тебя, любовь!..?Ты не солгал,?Аптекарь! С поцелуем умираю…Пока брат читал отрывок, Джаред замер, открыв рот. Это было так красиво, без лишнего пафоса, будто Дженс и правда собрался умереть. Не сделать вид, не напугать родственников, не капризничать, встав в красивую позу. А уйти из жизни, потому что не знал, зачем дальше жить, потому что жизнь внезапно утратила краски, мир поблек, а сердце уже умерло в тот момент, когда умерла любимая. Умереть, приняв взвешенное, окончательное, пускай даже опрометчивое, решение. Такая себе спокойная твердая решимость. И разговаривал, вроде бы, сам с собой, но по спинам зрителей отчего-то прошел ледяной холод. Все замерли, пораженные. Зал бы замер, если бы он произносил этот монолог со сцены, школьная она была бы или настоящая, не важно. Все забыли дышать…Пока Маккензи, очнувшись, не захлопала в ладоши. Дженсен будто проснулся, смутился, облизал пересохшие губы:- Ну, примерно так. И выступи чуть ближе к рампе. Не кричи, ясно? Не бойся, даже если шепотом начнешь, говори умершей Белле, а от сердца в зал пускай, не экономь себя, тогда тебя услышат, даже шепотом.- У меня не получится так, как у тебя, – вздохнул брат.- А как у меня, и не надо. У тебя есть свое сердце. А над техникой мы еще поработаем – время есть.Новаку что-то жарко стало. И в горле почему-то ком:- Гм, а когда спектакль? – спросил он у Мак тихо, прочистив непослушное горло.- К окончанию года планируют. Утром – последний звонок, а вечером – спектакль. Вы не смотрите, что Джаред оболтус, он очень ответственный, уже сейчас переживает. А еще в роли Джульетты будет Белла Талбот, а он в нее влюблен…- Мак, я тебя убью! – прошипел Джаред, краснея, как помидор.- Тише! – успокаивал Новак: – Любовь – это же хорошо. Это прекрасно! Любить не стыдно, Джаред, любовь – это дар.(И где мы это уже слышали, а, уважаемый Читатель?)*- Конечно, – вдруг кивнула Маккензи, состроив серьезную мордашку: – Миша прав! Вот, я люблю Джареда, я же не стесняюсь! И Дженсена люблю, – подошла, обняла брата.- И я тебя люблю, – Дженс наклонился, поцеловал ее в русую маковку, – и Джея.Джаред вздохнул, помялся, тоже встал и обнял братика и сестричку. Так и стояли втроем, обнявшись. Такие милые…- Замрите! – произнес Новак.И взял электронный карандаш и планшет…- Все! Ужинать, на горшок и спать – завтра в интернат рано вставать! – шумел Дженсен.- Дженсик, ну, можно еще пять минут? Мы с Мишей не закончили… – ныла девочка.- Я сказал – на выход! – нахмурил брови Дженс.- Можно, старший брат? – улыбался Константин.- Нет, Миша. Стоит раз дать слабину, и они запрыгнут на шею – оба! На выход, все!- Ладно, – сдался Новак. Дженсен им не только брат, но и главный воспитатель, отец и мать в одном лице – так получилось.- А как же проект? Мне через десять дней сдавать уже, – расстроилась Мак. - В следующие выходные доделаем. Договорились? – Константин протянул ей руку- Договорились, – улыбнулась девочка, отвечая на рукопожатие. Ее ручка почти затерялась в большой ладони мужчины.- Все, спокойной ночи!- Спокойной ночи! – кричали дети, шумно вываливаясь на мороз.- Я после ужина вернусь, – оглянулся от порога Дженсен.Новак кивнул радостно. Отчего-то волновался.Легли. В камине потрескивали угли.Новак думал о том, что когда-нибудь он станет старым. Хорошо было бы осесть на какой-нибудь спокойной планете (не на Терре, конечно), купить небольшой домик, вроде этого, с садом и видом на лазурное море. И обязательно с камином. Вечером, вот так же, трещали бы угли. Отблески оранжевого огня плясали бы по стенам – успокаивали, навеивали сон. Пахло бы краской, хвоей и чистой постелью. Правда, никогда уже не будет пахнуть корицей и карамелью…Повернул невольно лицо к Дженсену. Хотелось обнять его, как вчера, прижаться к теплой спине, обхватить рукой за стройный стан. И пусть отблески золотого огня танцуют по его золотистой коже…Но Дженс лежал на другом боку, подложив под голову согнутую руку. Смотрел на лицо художника – спокойно так. Просто смотрел, будто изучал. Или хотел привыкнуть. Не надо, мальчик, не привыкай! Художник закончит свой огромный бестолковый портрет и улетит куда-нибудь еще. Дженсен – хороший мой мальчик. Красивый. Так жалко…Дженс не стрижется так коротко, как Дин. Вот, прядь волос упала на лоб – золотистая. Константин поднял руку, отбросил волосы со лба мальчика – само получилось, он не знал, как. Просто захотелось это сделать. У мальчика губы дрогнули – улыбнулся слегка, еле заметно, одними уголками. Сочные яркие губы… Почти, как у Дина, или даже лучше…- Спокойной ночи, Дженсен, – вздохнул Кас.- Спокойной ночи, Миша, – эхом ответил парнишка.Миша – не его имя. Но и Дженсен – не Дин. Все не так, все так странно.Мальчик шевельнулся, привстал на локте, наклонил красивое лицо. Губы – так рядом. Прижался осторожно к приоткрытому от удивления рту. Легонько так, очень нежно. Очень целомудренно.Мягкие, тепленькие, чуть влажные изнутри. Губы НЕ Дина – диновы губы? Новака затрясло. Страшно! Дженс повторил зачем-то:- Спокойной ночи…Новак смотреть не мог. Не мог видеть. Сердечко внутри кричало, трепыхалось крохотной птичкой. Отвернулся к камину – смотрел на живой огонь. Языки пламени – оранжевые, золотые.Дженсен. Зашевелился, приблизился, прильнул к его спине. Обхватил рукой за торс. Прижался горячим телом к волосатой попе – Новак почувствовал его член – наполовину налитый, полумягкий. Ладонь – на груди, напротив сердца. Горячая. Пальцы НЕ Дина – диновы пальцы…Новак закрыл глаза. Не мог смотреть. И на огонь уже не мог. Такой горячий, такой золотой…Прижал ладошку Дженсена к себе. Накрыл своей ладонью. Дышал глубоко, сбивчиво, старался унять сердцебиение. Грудь под пальцами судорожно вздрагивала…На кровати неудобно – переползли на пол. Два тела на коленях попами вверх – попа мужчины средних лет, и попочка одиннадцатилетней девочки.Сопоставляли листочки, двигали туда-сюда.- А тут как? – спрашивала Маккензи, поднимая на Новака умненькие темные глазенки.- А тут надо подумать…- Не получается?- Куда денется! Мы же не сдаемся?- Никогда! – подхватывала уверенно.И снова две попы – поменьше и побольше, ползают, как две каракатицы, пачкая ладони о графит. Картинка потихоньку складывалась, уже становилась похожа на театральные декорации.Мальчики были заняты своим:Ромео/Джаред:*?…Вне стен Вероны жизни нет нигде,?Но только ад, чистилище и пытки.?Из жизни выслать, смерти ли обречь - ?Я никакой тут разницы не вижу.?Когда ты мне об этом говоришь,?Ты мне топор вручаешь на подносе,?Чтоб мне с улыбкой голову срубить.Брат Лоренцо/Дженсен:?Неблагодарный! Ты ведь по закону?Достоин смерти, а остался жить.?Так что ж, ты слеп, что милости не видишь?Ромео/Джаред:?Какая это милость! Это месть.?Небесный свод есть только над Джульеттой.?Собака, мышь, любая мелюзга?Живут под ним и вправе с ней видаться,?Но не Ромео. У навозных мух?Гораздо больше веса и значенья,?Чем у Ромео: им разрешено?Соприкасаться с белоснежным чудом?Джульеттиной руки и воровать?Благословенье губ ее стыдливых,?Но не Ромео. Этому нельзя.?Он в высылке, а мухи полноправны!?И ты сказал, что высылка – не смерть??Ты б отравил меня или зарезал,?Чем этим пустословьем донимать.?Изгнание! Изгнанье – выраженье,?Встречаемое воплями в аду.?И ты, священник, друг, мудрец, наставник,?Ты мог меня изгнанником назвать?..Дженс улыбнулся:- Хорошо, Джаред, мне нравится.- А если я здесь забуду? – волновался мальчик.- Главное, чтобы здесь не забыл, – Дженсен показал на сердце.Маккензи засмотрелась на них, вздохнула:- Дженсен тоже играл в школьном театре. Хорошо играл, его хвалили. Мечтал стать актером.- И что случилось?- Бросил. И театр, и школу. Работать пошел. Теперь Джаред хочет в актерскую школу, а я хочу стать художником, как Вы.- Ну, может, еще все сложится?- Как? У нас нет денег.- Ну… Мы же не сдаемся? Никогда!- Не сдаемся, – вздохнула вяло.- А, ну, выше нос! Проект в среду сдавать, а сам он не сделается! А еще и презентацию продумать. За работу!- Хорошо…Когда выходные насыщены, время летит так быстро! Вот, еще одна неделя позади! Утром в понедельник Клиф и Дженсен отвезли детей в интернат. Подуставшего от зубрежки Джея и Маккензи – довольную, с готовым проектом по оформлению сцены к спектаклю.Все эти дни днем Новак Дженсена, чаще всего, не видел. Оба работали. Но, главное, что он приходил вечерами – обязательно. И они засыпали, обнявшись. Под отблески огня в камине. Согретые теплом друг друга.Маккензи влетела, как ураган:- Я победила, Миша! Мой проект победил! Нет, не так... НАШ проект! – она бросилась мужчине на шею.Новак обнимал бережно ее худенькое тельце:- ТВОЙ проект, Мак, я только немножечко подсказывал…- Спасибо-спасибо-спасибо! Ты… ты – МОЙ АНГЕЛ…Так странно. Маленькая девочка, на далекой неулыбчивой Терре, назвала его ангелом…- Мак! – улыбался Дженсен.Он теперь чаще улыбается. Такая хорошая улыбка, добрая. Константин повернулся к другому брату:- А ты как? – спрашивал у Джареда, не отпуская девочку, которая прижалась к груди доверчиво.- Лучше. Надо текст еще учить.- Выучишь ты свой текст! – отмахнулся Дженсен: – Ты над интонациями работай. Ладно, мне надо идти.- Дженс! – Джаред схватил брата за плечо: – А как я буду над интонациями работать, если ты опять уходишь?- Я не могу, Джей, ты же знаешь. Мак тебе поможет или Миша.- Миша, поможете? – ?бровки домиком?, взгляд, как у бездомного щеночка.Хотя, он и есть бездомный щеночек. Все они.- Не могу, прости, Джаред. У меня актерского таланта – ноль. Хотя… у меня есть пара знакомых актеров…- Есть? Да? – даже узкие глаза Джареда могут иногда становиться большими.- Да. Они живут очень далеко. Но я бы мог спросить у них совета.- Мог бы? – у Джея аж голос задрожал!- Конечно. Они рады будут помочь. Но не сегодня. Надо глянуть, когда там будет ближайший сеанс связи.- Обещаешь?- Обещаю. Ты скажи только, какие места не получаются.Дженсен перебил:- Вот этим и займетесь. Только не сильно морочьте голову господину Коллинзу, ясно? У него и своя работа есть. Миша, если они Вас достанут – выгоняйте на мороз – я разрешаю!- Хорошо, – засмеялся Новак, – иди, не беспокойся.Он был НУЖЕН. По крайней мере, этим детям.Поцелуй – уже традиционный перед сном.- Спокойной ночи, Дженсен.Мальчик не ответил. Зачем-то поцеловал во второй раз. Губы Дженсена – так приятно. Можно и еще – почему нет?Как в воду глядел – Дженсен поцеловал Константина снова – не так, как каждый вечер – теперь медленнее, глубже. Чуть проник языком к деснам. У Новака дыхание перехватило:- Что мы делаем, Дженс?Облизнул губы быстрым язычком (о, боги!), ответил спокойно:- Целуемся.- А, теперь ясно, – улыбнулся мужчина, пытаясь перевести произошедшее на шутку.Но это – не шутка. Теперь губы влажные. И следующий поцелуй – влажный. Язык – горячий, не вторгся нагло – всего лишь осторожно заглянул в гости. Тихонько пошарил внутри, губы к губам – плотно. Как дышать-то внезапно стало трудно…Придвинулся ближе. Новак вздрогнул – член у мальчика твердый, налитый, уперся мужчине в живот. Рука обняла, пальцы поползли по напряженной спине – легонько, только подушечками. Сейчас и у него встанет…- Дженс? – нет ответа.Дженсен говорить не хочет – целует. Жарче, совсем не так, как раньше. Рука – по пояснице. Ниже – по ягодичной мышце – на бедро. Прижал к себе – ближе, прижался сам. Члены соприкоснулись. Новака крупно трясло:- Дженс… – горло, как не свое. Чужое, не слушается. Размыкает полные губы – красивые, с изящным ?луком Купидона?. Шепчет тихо, опаляя дыханием подбородок:- Хочу.- Что, Дженс? – эхо, степной ветерок…- Вас… Тебя хочу. Внутри…Мальчик мой! Что же ты, малыш? Зачем? Новаку страшно:- Нет, Дженс.- Хочу.- Нет, милый.- Не бойся.- Я не боюсь, просто я тогда... Я тебя тогда…Улыбается. Еле заметно, одними глазами, а в уголках – лучики. Тоненькие, как паутинка. Неясные, призрачные, как лучи террианского солнца:- Ты не знал, как. Я научу, – шепчет.- Дженс, я не…- Я научу, как надо…Он же не омега, он – мальчик! Ну, как же? Ведь Новак его тогда… Ведь он его изнасиловал, сделал больно. С кровью. Мальчик кричал…- Дженсен…- Тш-ш-ш, – шипит в губы, касается нежно, не смыкая уст.Тянется к своим вещам. Тюбик лубриканта в кармане – маленький, как одноразовый. Откручивает, наносит каплю на пальцы:- Сначала я.Отбрасывает одеяло, разводит ноги, наносит на звездочку ануса, растирает, массирует по кругу. Новак смотрит, не в силах отвести взгляд. Массирует, нажимает пальчиком, проваливается внутрь. Выдыхает, тень от ресниц на щеке. Открывает глаза – темные, с отблесками оранжевого пламени в глубине.- Теперь ты, – шепчет.Лубрикант – прохладный, согреть бы! Пальцам – немножко мокро и липко. Знакомое чувство – смазка на пальцах. Пахнет малиной.Анус – нежные складочки, сжатые. Массирует осторожно, по кругу.- Можешь продвинуться, – шепчет, закрывая глаза.Надавил пальцем – вошел внутрь. Дженсен приобнял мужчину, прижался щекой, дышит в шею:- Погладь там, не бойся, мне нравится. Когда расслаблюсь – второй.Массирует, гладит стеночки. Они расходятся, сопротивление ослабевает. Страшно. Сделать больно страшно. Два – осторожно. Руки Дженса сжимают спину, выдыхает тихо:- Погладь. Хорошо, все правильно…Все равно страшно. Не скажет ведь, если больно. Смолчит, не пожалуется. Терпеть будет. Как же это знакомо…- Покрути чуть-чуть, подвигай. Давай третий – можно… Не бойся, все хорошо. Давай.Три. Собрал в горсточку, ввел. Двигал тихонько. Жарко внутри, тесно. Он – не омега, он – мальчик. Это же как-то… неестественно, непривычно…- Дженс…- Все хорошо, – шепчет, – ты молодец, Миша. Я повернусь, а ты сзади войдешь, хорошо? Мальчик же… О, Боже! Что они оба делают?!Поднялся – на колени. Протянул лубрикант, взял каплю и сам. Нанес на вход еще. Новак – себе на пенис. Руки тряслись, тюбик прыгал в пальцах. Страшно.Новак сзади – на коленях. Дженсен подался чуть назад, прижался спиной к груди, лег затылком на плечо, щекотал мягкими волосами. Перебросил руки мужчины, скользкие от смазки, к себе на грудь – Кас ласкал его кожу, гладил. Трясся, как в лихорадке.Дженсен – руки назад, нашел член, размазал лубрикант по всей длине, на головку – немного больше, обтирал ладонью по кругу, как ввинчивал. Отбросил тюбик в сторону. Выставил попу (о, Господи!), взял головку, приставил, нажимал. Тесно…- Дженс…- Хочу. Все хорошо. Хочу тебя, – шептал.Новак поцеловал его в шею – нежные тонкие волоски, горячая кожа. Золотая, в отблесках огня. Золотые веснушки.Тесно. Не так, совсем не так! У мальчика тесно, но он пускает. Насаживается, головка раздвигает колечко мышц. И внутри тесно и горячо. Внутри мальчика. Внутри Дженсена.Дженс – не омега, ему немного неприятно. Это временно. А мужчине страшно – Дженсен знает, чувствует. Не за себя страшно, за мальчика, за него – за Дженсена, так странно…Насаживается сильнее, вбирает член в себя – большой член зрелого мужчины, хороший такой, серьезный. Не огромный – в самый раз. Дженсен такие любит. - Недолго, – шепчет, – привыкну, тогда можно дальше, – учит терепливо.Давит, потом расслабляется, дальше. Привыкает, и снова. Пока не вбирает полностью.- Трахай меня…- Что?!- Трахай, Миша. Не бойся. Мне хорошо, уже приятно. Хочу больше…Он может больше. Двигается несмело, грудь Дженса западает под ладонями, дыхание резкое, пальцы сжимают бедра.Подается навстречу, подмахивает задом. Ловит ритм, хрипит:- Сильнее. Можно. Больше тебя. Хочу. Хочу всего.Новак вбивается, на золотистой шее – пот. Целует соленые капли. Трахает мальчика. Таранит его в анус. Так тесно, будто сжали там, внутри… Но это иллюзия, просто ему так хочется, он этого ждет. Малыш – не омега. Не так все. Здорово, но не так. Просто иначе. И страшно – никогда еще так страшно не было…Каса трясло:- Дженсен, я скоро, Дженс…- В меня. Я хочу. Не выходи.- Дженс…Из горла – хрип! Позвоночник гнет дугой. В глазах – белые мушки, уши придавило изнутри.?Дин!? – чуть не сорвалось с губ. Сдержался, прикусил язык.Нет, не Дин. Просто мальчик. Нежный, страстный, горячий, живой человеческий мальчик. Дженсен. В его руках. Настоящий…Кончал, вжавшись бедрами в белую веснушчатую попу. Пометил, блин, собой… Так хотелось лечь к нему на спину, распластаться. Спина внизу узкая, но плечи широкие – выдержит. Молоденький, но сильный. Но нет, не навалится, пожалеет. Погладил по груди – соски напряглись, крохотные горошины, водил по ним пальцами, цеплял легонько:- А ты?Мальчик не кончил. И об этом его тоже никогда не спрашивали. По крайней мере, никто из ?господ?. Им было все равно. Наплевать! А Дик бы, наоборот, наказал за это, выпорол, заставил стирать простынь языком, вылизывать. А потом бы драл еще – и попробуй, кончи снова... Дженсен растерялся:- Позже, – шепнул.Мужчина сзади – вышел осторожно. Дженсен развернулся, наклонился, взял губами скользкую головку, втянул в рот. Новак вздрогнул:- Дженс, это не обязательно. Надо полотенце взять…Приостановился на миг. Можно и полотенце. Но можно и так – Дженсен привык. Столько спермы уже съедено…Продолжил – облизал все, до капельки. Мужчина молчал, стоя все так же на коленях – смотрел прямо перед собой. То ли на его спину и оттопыренный зад. То ли в пространство – он часто смотрит куда-то сквозь пространство и время, своими нереально синими глазами. Говорят, на Эдеме небо такого цвета…Закончил с гигиеной. Поднялся, прижав пальцами все еще немного пульсирующий анус. Чтобы не вытекло. Прошлепал в ванную – подмыл. Липко – только сперма и лубрикант. Крови нет и быть не может. Вернулся. Новак лежал, укрывшись одеялом и смотрел отрешенно. Дженсен скользнул к нему, обнял, прислонился к боку, положил голову мужчине на плечо. Ухом слышал, как гулко у того грохочет сердце.Вспомнил что-то. Приподнялся на локте, поцеловал мужчину в губы:- Спокойной ночи, Миша.Спокойной ночи, мальчик… В камине потрескивали угли.**Сноски:??Ромео и Джульетта?, Уильям Шекспир (текст дается в переводе Б.Л.Пастернака, 1942г., http://www.romeo-juliet-club.ru/shakespeare/romeojuliet_pasternak1.html ), Акт II, сцена II;??Ромео и Джульетта?, акт V, сцена III;?Отсылка к ?Мой ангел-2. Богема?;??Ромео и Джульетта?, акт III, сцена III;?Картинка: http://6.4.firepic.org/6/images/2015-12/18/3l6it0adejkr.jpg