3. (1/2)
Мэтт вышел на крыльцо и поежился от холодного колкого ветра, обжигающего лицо – от него не спасала даже мазь, которую Кирк готовил по какому-то местному рецепту, все равно лицо и губы обветривались. Глубже натянувкапюшон куртки на голову и проверив фонарь, он подхватил веревку саней, на которых лежал зонд, и направился к метеоплощадке.Короткий северный день уже закончился, и на смену ему пришла ночь – длинная, холодная, с темным, усыпанным яркими звездами небом, и синими, длинными тенями на снегу, превращающими окружающую станцию снежную равнину в невероятный фантастический пейзаж.
На минуту остановившись, Мэтт поднял голову к небу – темно-фиолетовому с чернотой, привычно нашел полярную звезду – как и положено, почти над самой своей головой, и продолжил свой путь дальше, слушая, как скрипит под подошвами теплых ботинок жесткий снег, который постоянно дующий здесь ветер превращает в некое подобие застывших морских волн.Морозный воздух обжигал легкие, оседал инеем на мехе капюшона, так и норовил пробраться под куртку, заставляя физика ежиться и, недовольно бормоча что-то под нос, прибавлять шаг.На метеоплощадке, проверив работу установленных днем приборов и убедившись, что все в порядке, Мэтт снова поднял глаза к небу – его чернота уже померкла, потому что широкой мерцающей полосой на нем разгоралось оно - Aurora borealis. Такое изученное – физик Беллами прекрасно знал природу возникновенияэтих разноцветных всполохов: всего лишь столкновение движущихся на огромной скорости от солнца протонов и электронов с верхними слоями атмосферы, - ивместе с тем такое загадочное, манящее. Безупречно-красивое. Такого не увидишь, сидя в маленьком, заваленном книгами кабинете в одном из корпусов Кембриджа, такое возможно только здесь – далеко за полярным кругом. И, даже видя его почти каждый день, Мэттвсе равно каждый раз, когда оно появлялось на небе, на несколько секунд забывал дышать от восторга, лишний раз убеждаясь в том, что только ради того, чтобы увидеть всю эту невероятную красоту стоило приехать сюда. Наверное, это были его самые счастливые минуты за весь день – когда он был один под ярко горящим разноцветными всполохами небом – в своей стихии и на своем месте.Потому что – и Мэттью было немного неудобно это признавать – он все равно еще испытывал небольшую неловкость при общении с теми, кто жил и работал на ?Нортгемптоне?.
Не то, что бы он с ними не сдружился, нет – за прошедший с его приезда на станцию месяц, Беллами убедился в том, что все обитатели станции замечательныелюди и блестящие ученые, но все же…Вероятно, это все из-за того, что он сам по себе был одиночкой и интровертом, который гораздо лучше чувствует себя в обществе книг и физических приборов, чем с кем-то. И еще сходиться с людьми Беллами мешала его вечная застенчивость и появляющееся в такие минуты заикание…Именно поэтому, хотя со всеми у него были хорошие отношения, иногда ему было просто необходимо некоторое время побыть одному – пусть даже и под холодным небоми пронизывающим ветромпосередине заваленного снегом острова в Арктическом архипелаге.Пожалуй, по-настоящему он за этот месяц сдружился только с одним человеком – Домиником Ховардом, своим соседом по комнате. Вот с кем Мэтт, несмотря на всю его замкнутость и необщительность, ощущал себя действительно комфортно.
Вероятно, это потому, что они с гидрологом отлично дополняли друг друга – говорят же, что противоположности притягиваются, а, может, все дело было в самом Ховарде -спокойном, улыбчивом и открытом.К таким людям, как он, сразу чувствуешь необъяснимую симпатию и доверие, потому что подсознательно понимаешь – они не способны на подлости. Такие люди как раскрытая книга, кристально прозрачный ручей, сквозь который видно дно с мелкими камушками на дне, как чистое, безоблачное небо.
Хотя…Чем больше Мэтт узнавал Дома, тем больше он понимал, что не так ужгидролог и открыт.
Это только на первый взгляд казалось, что у Ховарда вообще нет секретов, но стоило только перейти невидимую, прочерченную им границу и копнуть чуть глубже, как за этим тут же следовала ослепительная улыбка, и вежливый, но категоричный переход беседы в другое русло. Причем, если сначала Беллами думал, что таким образом Ховард поступает только с ним, то потом понял, что даже знающим его много лет Крису и Тому он тоже не рассказывает всего -только то, что считает нужным. Все остальноеон оставляет исключительно для себя, запирает где-то в глубинах памяти, потаенных уголках души. И похож он вовсе не прозрачный ручей, а, скорее, на озеро, рядом с которым расположена станция – вроде и затянутое льдом, но внутри бурлящее подземными источниками и с неожиданными течениями.
И, с одной стороны Мэтт уважал такую позицию, поскольку сам был таким же закрытым и не любил выворачивать свою душу наизнанку перед людьми - кто знает, как это потом аукнется? Но вот с другой… ему порой мучительно хотелось, чтобы от него не отгораживались вежливой белозубой улыбкой, потому что…Так получилось, что за всю его двадцатидевятилетнюю жизнь у Мэттью Беллами не было близких друзей: в школе и колледже он был тихим и незаметными все из-за той же стеснительности боящимся первым подойти к человеку и заговорить с ним.И после колледжа мало что изменилось – да, были коллеги, обсуждения экспериментов, были приятели с кафедры, с которыми он иногда пил пиво в баре по пятницам, ведя какие-то незначительные беседы. Но по-настоящему он никогда ни с кем не сходился близко. И вот сейчас, здесь, на этом острове посреди ледяного океана, он познакомился с человеком, который вполне мог стать его близким другом. В котором было то, чего так не хватало самому Беллами, с которым действительно было интересно разговаривать, шутить, слушать музыку – оказалось, что у них похожие музыкальные вкусы; выходить на лыжах, осваивать собачью упряжку – это на самом деле оказалось не так сложно, но Мэтту все никак не удавалось собрать собак – они слушались его через раз.- Это все потому, что они не чувствуют жесткой руки. – смеялся Ховард, когда в очередной раз в ответ на все Мэттовы ?хэй-хэй? маламуты просто мило виляли хвостами и не двигались с места. – Ты очень мягкий.- Ты их тоже не палкой бьешь, - проворчал Беллами с досадой. – С каждой лобызаешься. Однако они у тебя по струнке ходят.- Потому что одно дело нежности и тюлений жир, а другое работа. – Ховард поправил шапку. – Они знают, что я их босс и что со мной шутки плохи. Вот и ты должен им показать, что ты главный... Докажи им, что ты вожак!- Предлагаешь отнять рыбу у Клыка? – Беллами вопросительно посмотрел на Доминика.- Ну…- тот хмыкнул. - Я бы не советовал этого делать… Просто больше уверенности! – он взял у Беллами поводья, пронзительно свистнул, и легшие было на снег собаки тут же вскочили и встали на свои места.– Хэй! – крикнул он, и они послушно засеменили по снегу к навесу.
- Выпендрежник… - тихо сказал Мэтт и пошел следом.- Откуда ты это все это знаешь? – спросил он, глядя, как Доминик ловко отстегивает собак из упряжки.- Что именно? – Ховард прищурился.- Как их пристегнуть, как ими управлять,- Мэтт погладил подошедшую к нему Мэрилин. – А почему такое имя?- Ну, - Дом наморщил нос, – она же блондинка… И красивая… как Мэрилин Монро. А как еще ее было назвать?- Действительно… - Беллами заулыбался, потому что Мэрилин стала тыкаться носом ему в ладонь и ворчать.- А ты ей нравишься. - Ховард усмехнулся.
- Ревнуешь?
- Я? – Доминик молча, приподняв бровь, посмотрел на Мэрилин, и она, сразу позабыв о Мэтте, подбежала к нему и села рядом, виляя хвостом.
- Хорошая девочка… - он потрепал ее за ухом.- Так откуда ты все это знаешь? – снова спросил Мэтт.
- Инуиты. Рассказали и показали. – Ховард улыбнулся. – Просто когда у меня появилась Мэрилин… а она же ездовая, вот и… - он развел руками. – И я всегда собак любил…
- А они тебя… - заметил Мэтт, глядя, как Мэрилин, встав на задние лапы, поскуливая от тихого собачьего счастья, лижет колючий подбородок хозяина.- Есть немного… - Доминик засмеялся. – Мэрилин, ну щекотно же!!! Перестань!- Так это из-за нее ты не хочешь уезжать на большую землю?- Господи, что за глупости… - Ховард закатил глаза и вытер лицо. – Пойдем, я ужасно чаю хочу… и Кэл там вроде сегодня что-то собиралась печь… - он развернулся и зашагал к дому.
Беллами тряхнул головой, возвращаясь из своих размышлений к реальности, инаправился к небольшой площадке, расположенной чуть в стороне – предстояло запустить зонд, который они еще днем вместе с Морганом приготовили к пуску, предварительно рассчитав, на какую высоту он поднимется, и запрограммировав все необходимые приборы на передачу информации. Никколз же скорректировал и необходимое количество водорода для шара – с поправкой на местные морозы. И, глядя сейчас на то, как он поднимается вверх навстречу полярному сиянию, Мэтт удовлетворенно усмехнулся – их совместные расчеты оказались верными, теперь главное, чтобы приборы не отказали…Пора было возвращаться назад, но Беллами не спешил, хоть и порядком замерз – задрав голову, он любовался яркими всполохами на небе – сегодня необычайно яркими и многоцветными.
Краем глаза он заметил приближающуюся к метеоплощадке знакомую фигуру и чуть улыбнулся.- Красиво… -подошедший Дом встал рядом с ним и тоже, подняв голову, посмотрел на расцветающее в небе полярное сияние. – Словно волшебный занавес…- Да, - Мэтт кивнул. – Видишь, там по краю еще и голубой спектр прибавился? По моим подсчетам в этот раз авроральное кольцо должно быть …- Беллс…- прервал его Ховард.- Что?- Мэтт оторвался от созерцания сияющего чуда и посмотрел на него.
- Заткнись, а? Не порть момент своими расчетами…- Дом усмехнулся. - Знаю я , откуда эта красота берется… Дай просто посмотреть. А потом мы пойдем и снимем показания с твоих приборов.- Заткнулся. - И они вдвоем снова стали смотреть на украшенное цветными всполохами небо.- Сегодняоно такое яркое…- Видимо, лис много… Это финская легенда, – пояснил Беллами удивленно посмотревшему на него Ховарду. - Лисы ведут охоту на скалах, чешут о них свои бока, так, что искры летят в небо и превращаютсяв северное сияние. А норвежские легенды говорят, что это небесный танец душ умерших девственниц.- А еще футбол… - Ховард усмехнулся.
- Что?