Глава 6 (1/1)

- О чем только думала эта швабра, - заметил Джайлз, стоило Нику с женой отойти на несколько ярдов. – Выглядит абсолютно, непростительно базово. Дешевка. В таком виде прогрессивные матери из Лиги Плюща ходят на свадьбы перезревших дочерей-лесбиянок. - По-моему, все не так уж плохо, - пробормотала она неуверенно. Не то, чтобы Джайлз не был прав, но его ядовитые интонации совершенно не располагали к тому, чтобы правильно отработать вечер: лучезарно улыбаться и раскрывать объятия всем вокруг.- Да у нее в роже филлеров больше, чем у Ким в ягодицах. Это даже не смешно, Гвен. Обещай, что не станешь обкалывать свою физиономию, когда тебя тоже накроет климаксом. Тебя это определенно не украсит.Она улыбнулась сверху вниз: - Если придет такое в голову, ты меня точно не остановишь. Он засмеялся и отошел, чтобы пожать кому-то руку. Она посмотрела вокруг, перерыв должен был вот-вот закончиться. Ладони у нее вспотели. Она боялась дотрагиваться ими до своего платья. Ник вернулся. От него разило травой и текилой. Он усадил жену рядом с собой и повернулся к ней, в этом своем, химически простимулированном, оживленном восторге:- И чего же мы ждем? Вот-вот придется отмечать твою победу. Может, уже откроем заветную фляжку?- А может, и твою, - проговорила она, не переставая улыбаться. – Победу. Твою победу, Ник.- Это маловероятно, - беспечно сказал он.- Относительно меня шансов тоже немного.- А мы в тебя верим. Правда, милая? – он повернулся к жене.Пришел Джайлз, ей пришлось встать, чтобы пропустить его. Она задела бедром локоть Ника, который тот эдак по-хозяйски расположил на спинке кресла, и едва не отпрянула, чуть не потеряла равновесие.- Как продвигается твой бизнес? – повернулась к ним Нукака, и Джайлз сделал одно из своих самых милых лиц, эдакая смесь наивной надежды и бесконечной покорности страданиям.- О, дорогая, помаленьку. Очень и очень помаленьку. Приходится лавировать между всем на свете, аксессуары, высокая мода, масс-маркет, коллаборации… и никогда не знаешь, кто падет следующим. Дома умирают. Мода умирает. - Что же остается?- Творчество, - сказал он, виновато улыбаясь, - цвет, краски, фактуры, линии, ощущения. Видеть и понимать. Рисовать и чувствовать. Вот что остается. - Нет, - сказала она, явно не понимая его возвышенного трепа. – Как твоему бизнесу удается выживать? Джайлз наморщил лоб:- Ну, у меня есть ниши, где все более или менее на плаву. Есть частные заказчики. В основном, из тех, кто, понимаете, желает остаться анонимными. Иногда они заказывают целые коллекции, и, ну, разумеется, все это остается у них. Так сказать, таинственное ничто. Но это ничто оплачено нефтью, алмазами или чем они там еще заработали себе на безбедное существование…- И ты не можешь их показать?- Разумеется, нет. - Как жаль!- Да. Но они неплохо оплачивают, считайте, что спонсируют, все остальное творчество. Вообразите, среди них тоже есть образованные, культурные люди. Деньги не обязательно портят человека, я никогда не верил в эту левацкую чушь. Более того. Один из недавних заказчиков, человек с востока, скажем так… Оказался и вовсе большим фанатом шоу. И можете себе представить, сколько он обещает заплатить за встречу с Гвен?Джайлз с торжествующим видом назвал сумму.Оба, Ник и его жена, как по команде, развернулись к ним из полуоборота. Налитые ботоксом брови поползли вверх:- Просто за встречу с актерами?- Конкретно, с Гвен. Он ее большой фанат. Большой фанат моей большой девочки.Она хмыкнула. Ник посмотрел на нее быстрым, внимательным взглядом - и дернул головой – ну точно как сокол на охоте, отводя глаза.- Даже и не знаю, смогла бы я устоять, или нет. Ты бы смог? – его жена, кажется, пришла в восторг от самой идеи. - Что-то мне никто такого не предлагал, - сказал Ник с притворным сожалением. - Но это же просто встреча, верно? - Ты, кажется, начинаешь что-то подозревать, дорогая моя, - с приятной, хотя и немного укоризненной, усмешкой сказал Джайлз. – Ай-яй-яй, ну как так?!Она покосилась на него, чувствуя, как улыбка начинает соскальзывать с губ, так чулок с порванной резинкой норовит упасть с ноги.- Разумеется, только встреча. Вроде частного фанатского конвента. Это мужчины консервативных взглядов, и потом… это ведь всего лишь Гвен. Не какая-то там, знаешь… красотка. Нет, она прекрасна, восхитительна, она – сама жизнь, сама природа, воплощенная женственность в ее самом жестоком и чистом аспекте. Люди ее обожают, особенно… тоже некрасивые. Фрики и прочие странные личности. Да вы и сами видели! Столько оваций. Но есть стандарты, в рамках которых… люди выбирают нечто иное. Если вы понимаете, о чем я.Все обменялись понимающими ухмылками, Ник с упрямым видом пробормотал нечто вроде ?красота внутри?, она рассмеялась, чтобы снять напряжение момента. Вокруг них щелкали камеры, пришлось ей напрячь все свои силы. В туалетной комнате кто-то из особенно безбашенных уже закрылся в кабинках наедине со своей порцией хорошего настроения. Она включила воду, замерла на секунду.- О! Давай я помогу! – Софи, милая девочка, всегда рада была удружить. Она подняла ее пышные рукава, которые так и норовили скатиться вниз. - Мне жаль, - шепнула она, встав на цыпочки и дотянувшись до ее уха. - Мне тоже, - она рассмеялась, - но, не очень! Довольно с меня хождений туда и сюда по этим ступенькам.Они захихикали, глядя друг на друга в зеркало. - Ты прекрасна, - сказала Софи с чувством. – Такая… такая необыкновенная. Как будто ты вовсе не отсюда, понимаешь? Из других мест, лучше, чем это, светлее…Хлопнула дверца кабинки, и рядом с ними появилась дама в серебристо-сером платье. Она улыбнулась им двоим, слегка изогнула бровь:- Великолепный наряд. Все хотела сказать.- Спасибо, - приклеенная улыбка. Не смей опускать глаза, Гвендолин Трейси Филиппа. Софи что-то смущенно пробурчала, закрыла кран – и была такова. Трусишка. Впрочем, и у нее слегка заныло в животе под этим внимательным, почти немигающим, взглядом. Мне так жаль, подумала она растерянно. Простите меня, вы все. Мне жаль. Правда, жаль…- Не успела привести себя в форму к сегодняшнему вечеру?Она вздрогнула. - Извини?..- Ну, это… так необычно. Такой… м-м-м… просторный крой. А может, вы с Джайлзом…Она вырвала бумажное полотенце и начала комкать его мокрыми ладонями:- О. Нет. Нет, это не так. Нет. Вовсе нет, - принужденно засмеялась. – Я не хочу детей. Просто мода меняется. Сейчас не все стремятся обтянуть свои прелести по максимуму, многие просто хотят, понимаешь… просто выразить себя. - Да, извини. Бестактно как-то. Чувствую себя такой деревенщиной на вашем празднике.- О. Ничего. Я тоже, - сказала она. - Правда? А ты-то с чего?- Ну, я… Я всегда думала, что… эти мероприятия, они лишь снаружи так красивы, но ведь они… выматывают. Разве нет?- А мне вот показалось, ты как рыба в воде, - смущенная улыбка. – И раньше ты не стеснялась показывать себя. Всегда так элегантна, всегда являешься во всеоружии. И так небанально. Очень впечатляет. Это Джайлз придумал? - Это Гуччи.- Гуччи, вот как? Ты с кем-то вместе придумала? И кому же это пришло в голову, обыграть твои… номинацию и твою роль? Нет, подумала она с неожиданной и холодной яростью, не твоему мужу. И не смей выведывать у меня, что я о нем думаю. И не смей нащупывать, ЧТО с вами обоими не так, и когда у вас все пошло к черту. Впрочем, возможно, ничего между вами не произошло. Возможно, это я придумала для себя, чтобы найти ему оправдание…- Мне. Это пришло в голову мне.- И твоей пиар-команде, верно?- Разве будет лишним для Ника? Ему нужна работа в Голливуде.- Да, нужна. И… Нет, - она смерила ее взглядом. – Нет, не будет лишним. Наверное, его заметят, запомнят. Мы через многое прошли вместе, в том числе в этом ужасном городе. Боролись и проигрывали, и побеждали. И он снова будет бороться, он никогда не сдается. Никогда. Но правила слишком сложны, чтобы все учесть. Впрочем… мне-то откуда знать, я не понимаю и половины. Мне бы стоило поучиться некоторым вещам. У вас с ним вроде как у Бредли и Гаги, верно? Такая игра.А у тебя с ним вроде все серьезно, подумала она, внутренне усмехнувшись.- Верно. Думаю, да. Это происходит как-то само собой.- Само собой, - эхом повторила Нукака. – Непроизвольно. Это случается. С ним чаще всего так и случается. Многие на это ведутся. Выскочив из туалета, она едва не сбила с ног Джайлза. Он держал в руках ее шаль, улыбался устало:- Вот и ты. Я тебя потерял, дорогая.- Я не употребляла, - буркнула она, проходя мимо него. – Там просто очередь.Он заторопился следом, и, нагнав ее, взял за локоть:- Что там случилось?- Я же сказала, я не…- Да на тебе лица нет. Будто привидение встретила. Боже, Гвен. Ты выглядишь совершенно дерьмово. Кто это только придумал, вырядить тебя в алую тогу, да еще и кожу такой бледной оставить? Руки оторву.- Нам, кажется, пора. Мне надо переодеться. Но пришлось ей пройти сквозь ряды и ряды желающих обниматься и фотографироваться, и отвечать им, и шутить, и улыбаться, улыбаться, улыбаться – так, что скулы начали звенеть.В конце концов, даже Джайлз, настроенный найти себе если не пару, то новых заказчиков, устал и потерял терпение. Он двинулся к выходу, и теперь ей пришлось его догонять. Они попали под шквал вспышек уже у дверей, стоически перенесли и этот маленький шторм, выскочили в вечерний воздух, пронизанный шумом моторов и скрипом цикад. В машине он поднял ее платье, обнажив колено:- А знаешь, это даже интересно. Трахать тебя в этой хламиде, это как трахнуть Калигулу. Воссоздадим пару сценок из Пазолини?Она оттолкнула его руку:- Не надо. - Эй, ну что за манеры? – огорченно пробубнил он. – Я остался без всякого развлечения на вечер. Ты как? Есть настроение поиграть в развратного римского императора?- У меня еще одна вечеринка. Джайлз надулся, и ей стало жаль его. - Если хочешь, можешь пойти со мной. Правда, пойдем? У меня пригласительный для двоих, помнишь? - Только если смерти моей желаешь. У меня все лицо болит от улыбок. Еще два раза улыбнусь – у меня череп треснет. Слышишь хруст?- Надо чаще тренироваться, - проворчала она, впрочем, невольно рассмеявшись. – Джайлз, не поверишь, но у меня тоже.Он нашел ее руку, поднес к губам, затем оставил в своей ладони и осторожно сжал:- Зайка. Прости, если опять я там сказанул чего лишнего. Но я не хотел, чтобы они подумали о тебе нечто грязное, нет. Поэтому сказал, что ты не… не во вкусе нефтяных парней. Не обижайся на меня. Я просто хотел… Черт. Я так хочу, чтобы тебя ценили. Но они не понимают, что ты такое. Никто почти не понимает… Никто не видит в тебе истинную тебя. Эта унылая ботоксная грымза смотрела на тебя, словно на клоуна, словно на гориллу в зоопарке. Идиотка. Она и в подметки тебе не годится, неужели сама не осознает? Боже, ах, если бы все посредственности могли хоть разок приоткрыть завесу над собственным убожеством - и ужаснуться. Завтра все напишут, что ты была в худшем наряде вечера, и это будет правдой!Она открыла рот, чтобы возразить, но он положил палец на ее накрашенные губы:- Т-с-с. Не оправдывайся. Никогда и ни перед кем не оправдывайся. Отныне ты играешь по своим правилам, зайка. Хорошо?Джайлз был модным оппортунистом, хотя и изысканно непредсказуемым. Это странное сочетание качеств, возможно, и держало на плаву всю шаткую конструкцию его бизнеса. Поэтому ее удивили эти слова. Ты не Готье, подумала она со слабым смешком. Ты даже не Маккуин. Откуда тебе знать про разрушение правил?Он погладил ее ладонь:- Эти тонкие руки, эти долгие, долгие, как земной путь, лилейные запястья… как будто римскую статую смеха ради обрядили в тогу. Давай снимем все это, лишнее, ненужное?- Что, прямо здесь? – она усмехнулась. – В машине?- Обещай, что придешь. После вечеринки. Просто приди, не смотри, кто будет со мной, просто приди. Не обращай ни на кого внимания. Ради меня. Только ко мне. Хорошо, Гвен?Словно я чего-то не видела за эти годы, подумалось ей. Ей стало грустно, тоскливо, как-то мертвенно от того, что даже в этот вечер он, кажется, не собирался себе ни в чем отказывать. Он держал ее руку в своей всю дорогу до отеля, и она не решилась ее вытащить из этих обманчиво-мягких, крепких, как тиски, пальцев. Джайлз снял два номера, объясняя, мол, ей понадобится много места для подготовки, стилист, визажист, последние примерки, и то, и се. На самом деле он совершенно очевидно планировал на ком-нибудь оторваться. Не сегодня, так завтра. У него было полно телефонных номеров в этом его заветном файле…Но она была ему даже благодарна. Первым делом сбросила с ног босоножки, включила кондиционер, плеснула в лицо водой. Айфон просто разрывался от поздравлений. У бога есть имя, и имя ему – Гвендолин. Сияющая. Ослепительная. Богиня. Шикарна. Солнечная. Золотая. Настоящая Леди Ланнистер. Она пробежала взглядом по восторженным сообщениям и закрыла их. Странным и пугающим образом они никак не сочетались с тем, как темно и пусто было у нее на душе. Она села на постели, сложив руки на коленях, закрыла глаза на минуту. Эта темная, муторная усталость не баюкала, а терзала ее. У нее ныла спина, ныли колени, бедра, напряженные ходьбой на каблуках. Ныло сердце, как будто кто-то резал его весь вечер тупым и ржавым ножом, царапал без толку, без смысла, просто чтобы причинить максимум страдания. Это случается. С ним чаще всего так и случается. Многие на это ведутся. Но человек ко всему привыкает, Гвен.…И я больше тебя не люблю.В дверь постучали, она вздрогнула и подошла к ней, босиком, чуть не наступая на длинные полы платья. Вдруг подумала: не открывай. Это Джайлз. Не нашел никого свободного, не выцепил обычный набор гедониста из лап этой ночи, и пришел, чтобы все-таки получить свою долю, свой фунт человечины. Но привычка была сильнее страха. Она открыла и уставилась на золотое сияние и два серебристых свертка в его руках.- Мороженое?Впустив Ника, она хлопнула дверью, чуть сильнее, чем планировала. В ней выросло раздражение, смешалось со страхом и этой вечной пугливой надеждой.- Ты ненормальный. - Н-да? Ну, возможно.- Ты обкурился. Он прошел в комнату и шлепнулся в кресло с высокой спинкой:- Так заметно?- От тебя разит, как от первокурсника на посвящении в студенты. И… мороженое, серьезно?! Ты мог испачкать кому-нибудь платье. Ник только радостно заржал. - И откуда ты узнал мой адрес?- Сорока на хвосте принесла, - самодовольно отозвался он. – Ты, что, еще не готова?- К чему?- Ко мне. Она закатила глаза и села на постель напротив него. - Я только что приехала. Мне нужно переодеться, привести волосы в порядок, мне нужно еще…- Ты точно не хочешь сладкого? А вот я сейчас просто адски хочу жрать. Она повела рукой: как угодно, делай, что пожелаешь. Он с удивительной ловкостью и прытью содрал с мороженого фольгу и откусил.- Ник, я… Правда. Давай не будем больше? Почему ты пришел? Зачем? Это был такой тяжелый вечер. Просто… я не знаю. Возможно, самый ужасный из всех.- Да, - сказал он с набитым ртом. – Ведь ты так тщательно притворялась. Знаешь, я даже восхищаюсь. - Чем? Он задумчиво прожевал, проглотил. Потом сощурился, глядя на нее в упор:- Хотелось встать и сказать: эй, тупицы, да выдайте же ей чертову награду, она просто охуительная актриса. Она трахалась со мной, кончила, лежа лицом вниз на кухонном столе… а теперь так тепло и мило общается с моей женой, со своим бойфрендом. Да посмотрите же, слепые вы дураки, КАК она умеет играть.Она поежилась, в этом всем было больше правды, чем ей хотелось.- Упс, минуточку, я уточню: со своим бойфрендом, который и не бойфренд вовсе. Если только под это понятие теперь не попадают люди, трахающие всех подряд с разрешения своей возлюбленной. Но, дамы и господа, кого ебет такая точность, когда наша Гвен выгуливает ручную очкастую чихуахуа? Она обрядила его в бархатную курточку, какая милота. Она и сама нарядилась, будто на костюмированный бал. Правда, чудесно? Они ведь такая красивая пара. - Вы тоже красивая пара, - вырвалось у нее, и прозвучало куда язвительнее и горше, чем она рассчитывала. – И я не кончила на кухонном столе. Ты все делал уж слишком быстро. Пять минут – это даже не начало оргазма.Он нахмурился и перестал жевать. Просто перекатывал во рту нерастаявший кусок мороженого и смотрел на нее тяжелым, застывшим взглядом. - Прости, - она вскочила и зачем-то подошла к балконной двери. – Прости, я не хотела. И я… мне все понравилось, правда. И… Я не хочу говорить о твоей жене. Из всех нас она меньше всех виновата.- И то верно, - с притворным спокойствием сказал он. – Но ты хотела. Скажи это. Просто признай. - Почему так важно, чтобы я говорила тебе правду, Ник? – тихо спросила она. - Потому, что это ты, Гвен. Моя Гвен. Повисла пауза, наливалась темнотой, зрела и росла, как некий отвратительный исход, финальный аккорд всего вечера. Она собралась с силами и проговорила:- Я все тебе рассказала. И, знаешь? Если бы даже знала тогда, что ты используешь сказанное, чтобы ранить меня, как сегодня, как сейчас – рассказала бы все равно. Вот - правда. Вот - то, что ты так жаждешь услышать. Ты ведешь себя как психопат, как последняя свинья, и я не понимаю, как я могла… Как меня угораздило стать твоим другом. Делай с этим, что хочешь. Хочешь втоптать меня в грязь? Валяй, раз больше ничего не умеешь. И все равно, все равно я рассказала бы тебе все. - Все? Прямо все и все? И про арабского шейха, или кто он там, вообще? Это неважно. Это совершенно, мать твою, неважно! – крикнула она, разворачиваясь к нему всем корпусом. - Ты теперь на яхтах подрабатываешь? Джайлз пристроил, по блату? Можно сказать, по знакомству?- Хватит. Хватит, слышишь? Заткнись и выметайся! - Не раньше, чем ты скажешь, как ты вообще в это ввязалась, и чем же дело кончилось! Ты уже продалась или только планируешь, или просто набиваешь цену?Ее затрясло. Она подскочила к столу, открыла бутылку, сорвав с нее крышку и начала глотать воду. Ник смотрел на нее, преспокойно доедая мороженое. Допив, она швырнула бутылку ему под ноги, он поднял подошвы, и бутылка покатилась под кресло с пустым, шуршащим звуком.- Иди на хрен, Ник. Просто иди ты на хрен, вот что! Объясняться перед тобой я не собираюсь. Ты ревнивый, эгоистичный, самовлюбленный мудила, и я больше никогда, никогда, никогда...Она замолчала.Не хочу тебя видеть, подумала она. И не смогла этого произнести.Она замерла, глядя на его каменное лицо, дрожа от страха, не понимая, как ей защитить себя. Ник смерил ее взглядом, прикусил губу и слегка удивленно изогнул бровь. Черт возьми, да перестань же ты быть таким невпопад красивым, тупо подумалось ей. - ?Ревнивый?, - медленно повторил он за ней. – Разве? Губы ее раздвинулись в печальной, неудержимой улыбке:- А по остальным пунктам сомнений нет. - Остальное я слышал много раз, - холодно заметил он. - Видимо, это все - правда. Он что-то сказал по-датски. Она поморщилась, и он с надменной усмешкой перевел:- Собаки лают, ветер носит. - В этом ты весь, Ник.- За это ты меня и любишь?Она заморгала, и повисла еще одна длинная и мучительная пауза, еще страшнее первой. Он встал, шагнул к ней, она отступила, опять и опять, пятилась от него, пока ее ноги не уперлись в край кровати – и тогда она просто села, от неожиданности потеряв равновесие. Наклонившись, он провел пальцами по ее скуле:- Ты красивее, чем все, что есть на свете, Гвен. И я счастлив, что ты любишь меня. Счастлив, - он наклонился еще ниже и поцеловал уголок ее губ. – Счастлив и совершенно нет. Это странное ощущение…Он погладил ее волосы, зарылся в них пальцами. - Значит, мало тебе было пяти минут? – он перешел на шепот, и она почувствовала, что дрожит и течет, о, жалкая Мусорная Шлюшка Гвен. Так безнадежно. Так… унизительно, прекрасно, невозможно прекрасно, подумала она, не в силах отвести от него взгляда.Его зрачки были расширены, от губ пахло травой, текилой, шоколадом. Блеснула полоска зубов:- Что же ты тогда ничего не сказала?- Я не…, - она облизнула пересохшие, в остатках помады, губы, - Вообще-то я кончила, но потом. И ты помог, то есть, ты… так и сделал, но я не… я не хотела тебя обижать.Он сморщил нос, прижмурился и укоризненно покачал головой:- Нет, я бы не обиделся, милая Гвен. Просто принял бы к сведению. Так сказать, расширил бы репертуар.Она улыбнулась, но улыбка получилась трясущейся и мелкой:- Это как?- Вот так, - он опустился перед ней на колени и медленно, осторожно поднял полы ее платья.- Я сниму, - выдавила она, стыдясь собственной капитуляции, столь быстрой, столь откровенно бесславной. – Его нельзя пачкать, оно кастомное, сшито на заказ, и я…- Ах, как жаль, - его руки прошлись снизу вверх, обнажая ее голени, колени, бедра – а я сегодня просто мечтаю испачкать его. Такое красивое. Продуманное. Дорогое. Такое… величественное. И вдруг кто-то, кто-то эгоистичный, ревнивый, совершенно неподходящий, уронит на него мороженое… будет так жаль, я подумал… Я подумал, что будет так некрасиво, так неловко, так… обидно.Он поцеловал ее колени, лизнул их. Провел языком дорожку от колена по бедру, выше и выше, и поднял на нее смеющиеся глаза:- А ты на вкус даже лучше мороженого. Она смотрела, не отрываясь, как он встал и скинул свой нелепый пиджак, скинул с шеи распущенную еще до прихода сюда ?бабочку?, а затем вытащил рубашку из брюк и начал расстегивать, снизу вверх, не глядя на свои руки, в этой своей обычной манере. Он уставился на нее, слегка сощурившись, тонкие губы кривились в усмешке:- Раздвинь ноги, Гвен. Не снимай платья, просто подними. Я скажу тебе, когда снять.Мелькнула короткая мысль о неповиновении, но в ней было больше игры, ребяческого каприза, чем реальных намерений. Она всегда чувствовала себя рядом с ним, словно на привязи, на невидимом поводке – и в то же время такой свободной, такой живой. Ей не хватало силы воли сопротивляться этой влюбленности – поначалу, а затем не хватало просто сил, напряжения души на то, чтобы перестать любить. Так любят часть себя, лучших друзей, нечто настолько понятное, светлое и ясное, что отказаться от привязанности – как убить в себе что-то. Он снял рубашку, шагнул к столу и поднял с него мороженое. - Поверить не могу, - начала она, и смех застрял в горле. Ник встал на колени между ее ног, содрал фольгу и коснулся ее бедра холодным, уже подтаявшим. Она дернулась, сжав ноги, едва не ударив его коленом по носу.- Эй. Эй, потише, - совершенно безмятежно пробормотал он. Горячие пальцы на ее бедрах, он толкнул ее ногу в сторону и вновь повел ледяным прямоугольником, пачкая ее шоколадом, который таял прямо на ней, прямо на платье. – Я хочу свое угощение.- Женщина – не угощение, Ник, - пробормотала она в смятении. – Женщина вообще не еда.- Без шуток? – он ухмыльнулся. – Вот сейчас самое время прочесть мне что-то из истории феминизма. Мороженое коснулось ее бедра почти рядом с вагиной. Она и до этого слегка дрожала, ей было холодно и горячо одновременно, прохладный воздух из кондиционера овевал ее лицо, алое от стыда, от удовольствия. Из нее текло, текло не переставая. Он оттянул ее трусики, простое и функциональное утягивающее белье, призванное спрятать все, что должно быть спрятано у настоящих римских богинь. Леди Ланнистер, мать вашу, подумала она смятенно. - Сними. Трясущимися руками она стянула их до колен, тугая и гладкая поверхность неподатливо скользила по коже, словно бы цеплялась за последнюю иллюзию нормальности и благопристойности. Он нетерпеливо дернул их одной рукой, они покатились к ее щиколоткам, он вновь с силой рванул. Высвободил ее ноги, и опять раздвинул их, шире, чем было, с таким видимым удовольствием, что она рассмеялась.Ледяное прикосновение порвало этот смех, скомкало, она запрокинула голову и вскрикнула, беспомощно, нервно.- Тише. Тс-с-с. Лед. Из всех сексуальных фетишей на свете, лед, пожалуй, стоял в ее списке на последнем месте. Это можно было обсудить заранее, подумала она какой-то рассудительной, рациональной частью своего изрядно потрясенного разума. Но не с Ником. И его, похоже, вообще не волновал этот ее список. У него был свой. Мороженое таяло от ее горячей и мокрой сердцевины, текло и пачкало, и было холодно, липко, странно. Он слегка раздвинул ее губы пальцами, толкнул – и тут же убрал холодное, и наклонился, и лизнул глубоким, долгим движением. Повторил. Снова его язык, губы на ней. И снова теплый лед. И опять – невозможно горячее. И тогда она закричала. Это не было оргазмом, слишком ошеломительное, быстрое, открытое, ощущение, словно ее раскрыли до предела, и удовольствие не нарастало, просто лилось отовсюду, поглощая ее. Все таяло вместе с проклятым мороженым - остатки ее благих намерений, мысли о платье, о пятнах шоколада и смазки на нем, о собственном долгом стоне, который то переходил в крик, то прерывался, когда ей надо было глотнуть воздуха. Удовольствие, в котором словно бы кто-то бесконечно долго просто ковырял пальцами, раздражая сильнее и сильнее, дергая мельчайшие нервные окончания, поджигая их, сжигая, примораживал – и опять пытался спалить к черту.Она сводила и разводила ноги, пытаясь закрыться хотя бы на секунду, и он лишь ласково, бесконечно равнодушно отталкивал ее колени в стороны. В конце концов, когда она едва соображала, он выпрямился над ней, склонился и задрал ее платье к груди. Коснулся ее соска губами, прикусил - губы были твердыми, теплыми, но во рту его оказался кусочек холодного, и ее опять закоротило от смеси ощущений. - Ник, - пробормотала она. – Пожалуйста. Не надо. Не надо!Он выпрямился, едва услышал эти беспорядочные звуки, нечто среднее между шепотом и воплем. - Вот что называется ?игра льда и пламени?, Гвен. А не то фальшивое дерьмо, за которое тебе платят деньги. - И… и тебе, - только и смогла она пробормотать, поднимаясь на локте. – Ник! Послушай. Это… это уж слишком.- Мне остановиться? Она уставилась на остатки мороженого в его пальцах.- Где ты этому научился?- Я задал вопрос, Гвен. Он очень простой. Мне остановиться?Он смотрел на нее, подняв брови, невинно-спокойный, он явно ловил кайф от ее смятения, от того, как она не могла подобрать слова и отчаянно пыталась выскользнуть из ловушки. - Нет… - сказала она, краснея так, что кончики ушей едва не задымились. - Нет? - Нет. Не останавливайся.Он усмехнулся. Протянув руку, помог ей подняться и сесть. Между ног у нее пульсировало. И все буквально умоляло закончить, довести это распотрошенное удовольствие до логического конца. - А знаешь, ты права. Такие эксперименты опасны для новичков.- С чего ты взял?..Она поперхнулась и закрыла рот ладонью.- Да просто вижу, - небрежно бросил он. – Вот так, давай, сядь поудобнее. Нет. Не отодвигайся от меня, Гвен. Я не сделаю тебе ничего, что тебе не понравится, помнишь? Я должен сказать это вслух? Я говорю.Она посмотрела наверх, в его серьезные серые глаза. Секунду он смотрел на нее трезвым и даже сожалеющим взглядом, она испугалась, что он действительно перестанет и оставит ее вот так – на краю, на самом-самом краю. Потом он наклонился и поцеловал ее в губы. Обнял за шею и погладил ее позвонки под шелком. Тихо звякнули застежки ее платья. - Ты красивая, Гвендолин Трейси Филиппа. Кто-нибудь когда-нибудь говорил это?- После того, как облизал меня и испачкал мороженым мою… меня… там, внизу?- Это был божественный вкус. Попробуй сама. Он провел мороженым по ее губам, оттянул ее губу, и она покорно откусила. Несколько секунд смотрела снизу вверх.- Не глотай, - сказал он, улыбаясь. – Пусть немного растает. Он швырнул мороженое обратно на стол, оно шлепнулось с тихим и мокрым, мягким звуком.Расстегнул пуговицу на ширинке, открыл молнию. - Не глотай, - повторил он.Когда Ник притянул ее голову к себе, она просто зажмурилась. Вкусы во рту у нее смешались – сладкое, соленое, горячее, холодное, напряженное, тающее. - О Господи, - голос его звучал откуда-то издалека, он просто сгреб ее волосы двумя руками и толкнул свой член еще глубже. – Боже, боже мой. Какие-то слова на датском, нечто наверняка до предела неприличное и порочно- бессвязное. Она почувствовала, как он раскачивается на краю, на том же гибельном краю ошеломительного, почти болезненного удовольствия. Пусть его нервы горят, подумала она, стягивая его белье и брюки ниже, обхватывая пальцами его крепкие ягодицы. Несколько долгих минут довольно быстрых и агрессивных движений, он не давал ей вдохнуть, не отпускал ее затылок. Она открыла глаза и подняла на него. Ник вздрогнул всем телом и подался вперед, почти проталкиваясь в ее горло, она расслабила язык, потому что боялась, что не сможет, не сумеет – и он словно понял это, отстранился, глядя сверху вниз слезящимися глазами:- Гвен. Гвен! Ты… не… невероятна. Это… блядь, это…Пальцы ее скользнули к его мошонке, сжали, погладили, ей хотелось довести его до предела и заставить ждать там. Она открыла рот, и он с нервной усмешкой провел членом по ее высунутому языку, по губам. На языке ее и в горле все еще мешались вкусы. - Погоди. Это нужно закончить, - почти с сожалением сказал он. - Я могу, - дернулась она вперед, слишком, пожалуй, торопливо.- Нет, - он погладил ее подбородок и скулу, - не так. Мы закончим не так. Он разделся, потом наклонился к своему пиджаку. В руке его мелькнул серебристый квадратик. Она вытерла рот, капли его смазки и шоколада, и сливочной сладости сбегали к ее шее и вороту некогда прекрасного, торжественного платья Ланнистеров.- Ты пришел сюда с презервативом?!- И не одним, - сказал он, ухмыляясь. – Были большие планы.- Ты… ты совсем уже, Ник. - И в чем же я ошибся? Она прижала руки ко лбу, волосы упали на ее лицо. Он был прав, прав совершенно и во всем – в том, как она вновь на все согласится, и в том, с каким удовольствием возьмет все, что он предложит. И в том, как ей захочется больше. Еще и еще. - Эй. Эй, Гвен, - он сел на корточки, все еще с этой окаменевшей от ледяного минета эрекцией, но серьезный и даже грустный. – Послушай. В прошлый раз я поступил неправильно. Не знаю, что на меня нашло. Ладно? Я больше не буду так делать, обещаю. Гвен. Почему ты тогда позволила? Ты пьешь таблетки? Она моргнула. - Да… О, нет. Не эти. Я думала, ты спрашиваешь о…- О противозачаточных, - с бесконечной, терпеливой добротой проговорил он. – Ты принимаешь что-то? Поставила спираль? Депо? Почему ты была так беспечна?А почему ты? - хотелось ей спросить, но время было совершенно неподходящим для выяснения подробностей и тем более - упреков. - Сразу после месячных. Это были не те дни.- И все? - Да, - она прикусила губу, чувствуя себя до предела виноватой. - Ладно. Ясно. Мы больше не станем так делать, хорошо? Давай будем чуть более… чуть более разумны, окей? Я обещаю, я буду. Он выпрямился, все еще до комичного возбужденный, наклонился, притянул ее голову к себе и поцеловал ее лоб. Она подняла руки, чтобы снять платье, наконец - но он поймал ее запястье и качнул головой:- Нет. Оставь его. Я думал об этом… весь вечер. Просто подними. Пришлось ей послушаться, тем более что платье уже пребывало в плачевном состоянии. Оно измялось и было испачкано Бог знает чем, и терять было, конечно, нечего. И скольжения шелка по ее коже добавляли ощущений, подумала она с тайным стыдом. Ник действовал с неожиданной для такой агрессивной прелюдии нежностью. Он вновь ласкал ее, языком, пальцами, пробуждая к жизни эту жажду завершенности, воспламеняя ее – каменные соски, распухшие губы, раскрытая вагина, раздвинутые до предела бедра. Когда она опять начала стонать и прижала ладонь ко рту, чтобы остановить крик, он мягко убрал ее пальцы с ее губ и закрыл рот поцелуем. И вошел в нее, плавно и легко, почти не встретив сопротивления. Они кончили одновременно, синхронно, словно по команде, словно кто-то щелкнул пальцами, и все совпало, соединилось, срослось. Вновь он остался лежать, пока она поднималась, тряся головой, чтобы прогнать послеоргазменный туман. Неподвижный, как воплощение слова ?усталость?, Ник лежал на спине, закрыв глаза ладонью, защищаясь от света, грудь его мерно поднималась и опускалась.Она встала, не без труда, и, шатаясь, побрела к телефону. До приезда шофера оставалась всего четверть часа.