Глава 2 (1/1)

Он открыл на нее охоту, расставил силки - и, конечно же, к финишу она прибежала изрядно подраненной, с кровавой дырой во все сердце, задыхаясь, запутавшись, без единого ориентира. Может быть, это она охотилась за ним. Трудно сказать наверняка. Люди играют в эти игры тысячи лет, и никогда не умели разобраться, кто же охотник, кто – дичь. Может быть, они преследовали друг друга, меняясь ролями. Задыхаясь в безумной гонке, загоняя друг друга в ловушки, возбуждаясь от близости чужого тела, от теплоты чужой крови под кожей.Ее голова теперь была заполнена образами, от которых становилось тошно и страшно, и были они до странности яркими: почти галлюцинации, и до странности потусторонними: почти видения. Вот она, совершенно голая, открытая, стоит, отклячив задницу, а он за ее спиной, и его взгляд прямо в зеркало не дает ей и на мгновение выдохнуть, закрыть глаза, сбежать из этого плена: зеркала, мрамор, орхидеи, гранит, отдаленный ритм басов с танцпола. Или она в нежном платье с желтыми бутонами лежит, раздвинув ноги, перед ним, победителем и завоевателем всего и вся, и у него эрекция, его член темный от крови, стоит так гордо, и ей хочется перестать на него смотреть, сделать вид, что ничего этого нет – и остаться, и раздвинуть ноги еще шире, как шлюхе в подворотне, и все забыть, и ничего не забывать, открыться и остаться с ним, или же выбраться из этой ловушки и бежать, бежать, бежать, прятаться. Она лежала в ванне, в душистой лавандовой пене и разглядывала лучи солнца, они резали плитки пола на золотые ромбы. Телефон в одной руке, бокал с апельсиновым соком пополам с водкой – в другой. Джайлз на связи.Не рановато для водки, зайка?а что?Знаешь, я никогда не рассказывал, но моя двоюродная тетка утонула в ванной, она выпила несколько бренди, и просто отрубилась.Она послала ему смайлики, засмеялась вслух и допила. У нее был выходной, и все, чего хотелось – оставить, наконец, себе хоть немного места для удовольствия. Телефон зазвонил, она рассеянно подняла его с пола, и остановилась. Щеки ее залило краской, она торопливо провела мокрым пальцем по экрану, испачкав его тающей ленточкой пены, и заговорила:- Привет. На громкой?(как всегда, подумала она печально. Он предпочитал ставить на громкую, словно бы вписывая ее в контекст своей глянцевой скандинавской идиллии. Она не знала, зачем. Может, это было еще одним инструментом контроля - приглашая в таинство уютных семейных бесед, вводить ее таким маленьким штришком. Вроде подписи художника на картине. Не обязательный, но завершающий элемент)Пауза, она слышала его дыхание, от этого звука на шее у нее дыбом вставали волоски. Ей показалось, что звонок сбросился, что связь пропала – невидимые нити разорвались между ними, пространство эфира проглотило его голос - и ее жалкие надежды вместе с ним.- Нет. Она обрадовалась, потом устыдилась своей радости, и тут же опечалилась – эмоции, как всегда в отношении Ника, были быстрее солнечного ветра, и жарче, и сильнее, и сжигали все на своем пути, все ее благоразумие, все ее наилучшие намерения. - Как ты, Гвен? - То есть? Я в норме. Я в полном порядке.- Волнуешься? Все так же волнуешься?С неким стыдом она вспомнила длиннющее послание в чате, целое письмо, без единого смайла. То был сплошной поток нервов и страхов, который она выплеснула на него перед первым спектаклем. Прочитай его глаз постороннего (или посторонней), уцепиться было бы не за что – там не было ничего, даже намеками задевшего три проклятых вечера. Невинность этого письма была просто эпической. Вошла бы в историю мировой лжи, вздумай кто такую писать.Но там была и правда - много нытья, страхов, самоиронии, призванной скрыть ее ужас перед премьерой, и между строк все умоляло его помочь, как-то развеять замешательство. - Нет, - соврала она. – Ну, да, но гораздо меньше.- Ревью просто потрясающие, Гвен. Я ведь говорил, они любят тебя. Они обожают тебя. Ты правда их новая богиня. Она подождала, что он ввернет что-то язвительное, но Ник не продолжал, и тогда она сказала:- Спасибо тебе. Твои советы и… и поддержка… они помогли. Правда.- Неправда, - хмыкнул он. – Да и чем я мог тебе помочь? Я далеко. Ты далеко.Она провела мокрыми пальцами по бортику ванной. - Ты не придешь? – с просящей интонацией, с детской растерянностью. Тьфу. Она опять собирается подставить сердце под его нож. Мазохистка ты долбанная, Гвендолин Трейси Филиппа, подумала она, и в ту же минуту он сказал:- Наверное, нет. Скорее всего. Много дел, много всего здесь, в ЭлЭй, а потом мне надо возвращаться домой, кое-какие дела с мамой и отчимом. Простишь ли?- Нет.Он от души рассмеялся:- Вот это сюрприз!Она посмеялась с ним вместе, фальшивя в каждой ноте и радуясь, что он не стал звонить по видеочату, и что в телефоне ее фальшь не так заметна. Искаженные эфиром, океанами и километрами, ее слова и голос теряли плоть и вес, долетая к нему. Приземлялись на его острых красивых скулах и грубых пальцах такими синими мотыльками. Ничего не весили, ничего не значили. - Ты пьешь те лекарства, которые доктор тебе назначил?- Да! - Сколько в день и как называются?Он проверял ее, будто нерадивую ученицу… или любимую пациентку в палате для тихих психов. Она без запинки проговорила название и дозу. - Правильно. Ты у меня молодец, Гвен. Я так горжусь тобой.Она сморщила нос, села, подтянув колени к груди. Ей хотелось заплакать и рассмеяться. - И я горжусь собой, Ник.- Ну, не переусердствуй. Хочешь, скажу что-нибудь для профилактики? - Будь так любезен.- Это платье совсем не так хорошо, как Джайлз его мне расписывал.- Неправда, - спокойно сказала она. – Платье прекрасно. Ты ничего в этом не смыслишь, вот и все. - Ну… Да, - с неожиданной покладистостью согласился он. – Оно прекрасно на тебе сидит. Тут не поспоришь. И уж всяко лучше, чем то платье из мочалок.- Мочалок? До нее дошло, и она фыркнула себе в колени, сдув с них комок перламутровой пены.- Боже, какой же ты провинциал. Как твои дела?Он рассказал ей, как всегда, максимально сухо и без деталей, без эмоций, опуская все нужное и ненужное. Никто ничего не хотел толком для него сделать, одни обещания… никто и руки бы ему не подал, не будь впереди еще призрачных надежд на награду и на слабый шум в прессе, но он просто констатировал факты, ничего не объясняя, ни на что не сетуя. Хваленая гордость викингов. ЭлЭй сломает его, подумала она, но, прежде, чем это случится, он будет стоять и храбро принимать удары: всегда несгибаемый Ник, обладатель самой дубовой в мире головы. - Все еще сложится, - сказала она. – Просто поверь. Мысли позитивно. - Ладно, - по голосу трудно было понять, хмурится он или просто устал. – Мне пора бежать. Есть кое-какие планы… Я… Гвен, обещай, что с тобой все будет хорошо. Ладно?- Да мне-то что сделается! – почти возмутилась она. В последнее время, после ссоры, пощечины и расставания, он немного перегибал палку с заботливым участием. Сезон охоты был закрыт.Словно бы нечто сломалось между ними, некий мост, соединявший их желания, тайная связь была уничтожена. Осталось лишь море нежности, никому не нужной, не истраченной, выхолощенной, невинной, как любовь к ребенку, к морскому берегу или к кошке. Даже его ненависть к Джайлзу прошла, сменившись холодноватым, неохотным, но приятельством (из тех, что практикуют все в шоу-бизнесе, надеясь на выгоду, или же просто по старой и въевшейся привычки ни с кем не ссориться). Он уступил ее, отступил, отрезал от себя, протрезвев, наконец. И было бы им лучше совсем прекратить эти звонки и переписки – но они цеплялись за них, как слепцы цепляются за выдавленные буквы Брайля в давно прочитанной книге.Она цеплялась. Она. Возможно, он лишь подыгрывал, чтобы дотянуть кое-как до сезона наград, и сделать эти тошнотворные фотографии с ней рядом. Ее ужасала перспектива, но, как любого мазохиста и, ergo, потенциального самоубийцу, притягивала, освобождала. Дойти до конца в собственном самоуничижении, съесть свою порцию грязи, возможно, подавиться - и застыть на холоде, свернуться эмбрионом и замереть, уснуть, скользнуть в тишину, в пустоту. Человек ко всему привыкает. Человек ко всему привыкает, Гвен. Я больше тебя не люблю.- Хорошо. Ну, хорошо. Созвонимся? Пока, - он сбросил звонок. Она слушала гудки, будто надеялась различить в них нечто важное. Вода начала остывать, и, высыхая, комья пены на ее плечах слегка пощипывали и стягивали кожу. Она выдернула пробку, умыла лицо, замоталась в любимый необъятный халат, прошла в спальню. Перебирая баночки с кремами и масками, бесцельно бродила пальцами по гладким крышкам и ребристым стеклянным поверхностям. Наконец, кое-как нанеся крем, она встала и начала вышагивать по всему дому. Взгляд ее цеплялся за вещи и тут же их отпускал. Книги, пульт от телевизора, телефон, планшет, тетради с ее заметками. Альбомы, куда она зарисовывала все, что приходило в голову. Горсть остро заточенных карандашей. Сигареты. Джайлз ненавидел их запах в комнатах, но ведь можно проветрить?Она зажгла одну, затянулась, встала у окна, глядя, как люди спешат мимо нее, как проезжают такси и машины. Зазвонил телефон, она едва не подпрыгнула, выдернутая звуком из своего полусонного никотинового оцепенения.Джайлз включил видео, она тоже. Поставив телефон на туалетный столик, она покосилась на синее-синее небо у него над головой.- Как себя чувствуешь, малютка?- Не захлебнулась по пьяни, как видишь.Он загоготал, и она по звуку его смеха поняла, что рядом с ним люди.- Вот это хорошая новость. Я тоже не утонул. Я нырял с аквалангом. Это потрясающе. Потрясающе. Какой-то сокровенный мир внутри… внутри моря. Тебе бы стоило присоединиться.Ведь меня не приглашали, подумала она.- Ну, может быть. В следующий раз. - Гвен не умеет плавать, - сказал он кому-то за пределами камеры телефона. Вокруг него все покачивалось, яхтенный такелаж едва слышно скрипел. Синее небо резали следы от самолетов. Он сидел на кожаном круглом диване, ворот поло расстегнут, колени уже покраснели под жарким солнцем. - Эй, кое-кто здесь твой большой поклонник. Невероятный фанат. Она улыбнулась, поправила волосы, и не ошиблась – он перевел камеру в сторону от себя. Назвал имя, длинное, напевное, из тех, что заставляют любого пограничника в аэропорту принять стойку и любого продавца в Хэрродс изогнуться в поклоне, осклабиться на все тридцать три. - Здравствуйте, мисс Кристи. Гвендолин. Можно вас так называть?Черные волосы, темные глаза. Безупречная бородка, оксфордский акцент. Человек носил белую рубашку, она была расстегнута на несколько пуговиц, и под ней виднелась смуглая, гладкая кожа, образчик прекрасных восточных генов. - Это так удивительно. Видеть вас. Вы красавица. Вы… Удивительно, прекрасно видеть вас вживую!- Строго говоря, не вживую, - шутливо сказала она. – И да, можно просто ?Гвендолин?. - Нет, но это… вы… вы ведь совершенно такая. Как она. Лишь волосы другие, - он провел длинным сухим пальцем вдоль своего лица. - Вам понравилось шоу?- Я сумасшедший фанат, как любезно заметил ваш муж.- Мы не женаты.Улыбка – белые зубы на загорелом лице, то ли многотысячные вложения в передовую стоматологию, то ли те же пустынные гены. А может, все вместе.- Я знаю. Но я человек консервативный. И все же простите меня. Вы простите мою бестактность, Гвендолин?- Охотно. - Я бы хотел с вами встретиться, - спокойно сказал он. - Полагаю, вас можно пригласить на спектакль? Я сейчас играю в…Он прищурился, перебив ее:- А я могу пригласить вас сюда?Она молча улыбалась, не понимая, к чему он клонит. - Только скажите, и за вами приедет мой шофер. Частный борт, вертолет – и вы окажетесь здесь, с нами, в этом синем раю. - Я просто сижу тут в халате, - начала она было, и человек перестал улыбаться. Глаза его постоянно оставались холодными, оценивающими. – Нет. Извините. Думаю, не сегодня.- ?Не сегодня?. Так они говорили о смерти. С той маленькой девочкой. Я же хотел пригласить вас жить. Жить полной жизнью. Хотите под это небо? Посмотрите, какая синева. Это волны виноцветного моря, это Гомер и Атлантида, и затерянный рай. Здесь дышится полной грудью. Вы научитесь плавать, наконец. Обещаю, я не дам вам утонуть…- Как… скажите, как вам понравилось то, что предлагает Джайлз?Он сдвинул густые брови, не привыкший к тому, что ему не то, что перечат – просто меняют тему.- Он талантлив. Он умен. Яркий. Дерзкий. У него прекрасный вкус. Моя сестра в полном восторге. Кузины тоже. Жаль, что этих вещей никто не увидит. Но говорят, самая ценная красота – та, что спрятана. Если бы ты, и такие, как ты, не заматывали своих жен и сестер в черные тряпки, подумала она с внезапным раздражением. И тут же: не вздумай перестать улыбаться, Гвендолин Трейси Филиппа.- Но у мистера Дикона есть еще кое-что, кроме таланта и бизнеса. У него потрясающе красивая женщина. Джайлз, почему это художникам достаются лучшие женщины на свете? Джайлз вернул себе телефон и вернулся в чат, глядя в камеру сверху вниз. Глаза его были закрыты темными очками, и она видела отражение экрана в них - больше ничего.- Почему же у меня лучшая женщина на свете, Гвен? Можешь ты ответить? – с ленивой усмешкой спросил он. - Просто повезло, - пробормотала она.- Как верно. Просто повезло, - он помахал ей, растопырив пальцы, и она увидела, что его ладонь была мокрой от пота. – Немыслимое везение. Ну, мы еще увидимся. Люблю тебя. Люблю!Она послала ему воздушный поцелуй, протянула руку и свайпнула влево. Люди, на которых он работал вот уже несколько недель, были неописуемо богаты, чрезвычайно приватны, неприлично образованы. Она не знала, да и не хотела знать, о хитросплетениях их родословных, и при звуках имен ей представлялся лишь шорох песка в пустынях, да рев моторов дорогих машин. Они щедро платили, они приглашали его на свои яхты, и Джайлз в ответ так же щедро осыпал их своими идеями. Всегда жаждавший признания, внезапно он оказался в одной из самых щекотливых ситуаций для художника. Рисовать для одного заказчика. Шить вещи, которые увидят лишь несколько женщин на свете. Но, как выяснилось, это его нисколько не смущало. Она подумала, что, возможно, всегда полагала его лучше, чем он есть. Его раннее тщеславие было хотя бы ей знакомо, понятно. Продажность же оказалась для нее чем-то неприятно новым - и почти болезненно отталкивающим. Несколько раз Джайлз упоминал, что один или двое из его заказчиков – а точнее, плательщиков – были без ума от шоу, и, по неизвестным причинам (сам он его, мягко говоря, недолюбливал) это ему ужасно льстило. Но она так привыкла быть окруженной подобными людьми – продавец в кофе-шопе, библиотекарша, охранник в спортклубе, педикюрша - да мало ли кто следующим начнет бормотать ?Валар моргулис?, ?Зима близко?, и прочую чепуху - что не обратила внимания. Он позвонил вечером, когда она допивала свою обычную кружку кофе под сенью привычности, в уюте выработанного за годы безразличия к ней. Ее столик в углу не был приватен, не был даже отгорожен, но ее знали здесь много лет. Она всегда ужинала в одиночестве – Джайлз не любил местное, прямо скажем, простецкое меню. - Ну, что у тебя на сегодня? – осведомился он, не поздоровавшись.- Сэндвич с тунцом и кофе.- Отлично. В сэндвиче углеводы. Хлеб выкинь. Начинку можешь съесть.- Мы правда будем сейчас это обсуждать? – хмыкнула она. - Я забочусь о тебе, зайка.Она закрыла глаза и прислонилась затылком к стене.- Это совершенно ни к чему, Джайлз.- Скучаешь?- Ужасно, - ложь изумительно легко соскальзывала с ее губ. - Я тоже. Как он тебе? - Кто?- Джавад.- О. А это действительно арабское имя? Звучит как персидское.- Ну, зайка, ты слишком умна для этого мира. Я не знаю, правда. Я даже не понимаю, а что, есть разница? Мне платят не за то, чтобы я стал практикующим востоковедом.- Но придется им стать. Персы и арабы это разные народности. Совершенно разные. Это даже не в книгах написано, это говорят по телевизору. Почему он пригласил меня? Было дико неловко. Мне стало не по себе.Джайлз как-то смущенно засопел.- Обычное гостеприимство. Широкий жест. Они давно разучились считать деньги, просто берут от жизни все. Его сестрам нравится моя коллекция. Они хотят заказать еще платья и платки… И, видимо, он действительно твой фанат. - Ладно. В следующий раз просто передай ему автограф или что там попросит…- Он мог бы купить все ваши студии и всех вас, весь каст вместе с чадами и домочадцами. Лет на двадцать взять в безраздельное пользование. А ты говоришь об автографе?!- Что же еще я могу ему предложить? Пусть купит золотое издание на Блю Рей, - хихикнула она. – Пусть возьмет в рабство Дэвида и Дэна. Этим-то точно понравится…- Ему нравишься ты.Она застыла, так и не сделав глоток. Поставила кружку на стол. - Прости?..- Да брось. Он просто конкретно поехавший, он чуть не онанирует на эту твою Бриенну. Наверное, в самом деле дрочит на нее. Я не знаю, чем она его привлекает. Чем ТЫ его привлекаешь. Но есть вещь, которую я давно заметил. Если уж люди любят тебя, то это сводит их с ума. - Ну, - сказала она, улыбаясь, - приятно слышать, хотя и местами в твоем исполнении звучит довольно непристойно…- Гвен, зайка, ты же понимаешь, о чем я сейчас. - Нет, - сказала она после паузы.Потом взяла сумку и вышла из кафе. Шагая к дому, в пыльных лондонских сумерках она слушала, как далеко-далеко шумит виноцветное море и поскрипывает красное дерево, которым какие-то богачи обшили свои каюты. - Удивительно, - проговорил Джайлз с детской обидой, - ты иногда умнее всех вокруг, но иногда полнейшая дура. - Нет, - сказала она, хмурясь и кусая палец, - это ты сейчас полнейший идиот. Ты не посмеешь меня ему…Он назвал число, и она остановилась. - В фунтах стерлингов. Он говорил мне и другие цифры. Сколько он или его приятели предлагали другим. Девушкам моложе и красивее тебя, заметь. Тебе предлагают больше. Я ничего не говорил, он предложил это сам. Только несколько дней на яхте, никто не увидит, полная конфиденциальность, полнейшая. Гвен. Это так просто. Это проще, чем вертеть задницей в подвесах над сценой, обниматься с незнакомыми, глотать пыль и пот. Трансфер тотчас поступит. Он предлагал открыть счет в оффшоре, чтобы не привлекать внимания. На твое имя. Он доверяет нам. Мне. И тебе. - Какое-то больное безумие.- Нет, зайка. Свобода. Его свобода купить, и наша свобода навсегда…Она расхохоталась:- Скажи, что ты так шутишь. Это отвратительно, это гадко, это…- Да ну? А чего бы ты хотела? Ты бы не хотела свободы? Ты станешь так богата, что сможешь купить хоть целую студию, хоть целый театр.- Перестань, - в ней поднялось раздражение. – Это, в самом деле, вовсе не смешно.- Если бы ему понравилось, и я говорю ?если бы?, но уверен, что ты справишься. Так вот, мне было обещано частное партнерство, инвестиции, это втрое больше всех моих активов. - ?Если бы ему понравилось?? Что ты несешь, вообще?- Гвен, зайка, послушай меня. Слушай очень, очень внимательно. Этот… Джавад. Понятия не имею, чего его так заклинило. Может, пунктик какой насчет здоровенных белых баб. Благослови Господь твой ненормальный рост и огромную жопу…- Я же сказала, я не…- Ты выиграла в лотерею, в которой вообще не покупала билет! Здесь на яхтах полно красивых женщин, потрясающих красоток, невероятных. Раз в жизни кто-то действительно полезный захотел твою несчастную разношенную пизду, и готов заплатить действительно достойную цену – и ты сейчас… вот честно, ты сейчас начнешь выделываться, как монашка? - Ты вправду думаешь, что я просто выделываюсь? Что набиваю себе цену?!- Прости мне мою прямоту, Гвен. Ты переспала с половиной Лондона, включая его голубую половину, ты отсосала всем трансам в округе, кувыркалась с этим тупорылым датчанином, и да, теперь ты натуральным образом ломаешься, потому что… почему? Это что, какой-то деревенский кокни-расизм? Тебя можно было вывезти из Брайтона, но Брайтон из тебя – нет. Она остановилась. Ей показалось, что вокруг и внутри нее не хватает воздуха. Пальцы были мокрыми, она боялась, что телефон выскользнет из них.- Ты так зол, потому что знаешь мой ответ, Джайлз, - сказала она спокойно. – Дай себе время подумать и осознать, что ты сейчас наплел. Впрочем, не надо. Не утруждайся. Половину того, что сейчас сказал, ты забудешь или сделаешь вид, что забыл. Но я не забуду. Я спишу все на то, что ты все еще сердишься на меня из-за… я не знаю, из-за больницы, Ника и всего этого. Может быть, это твой способ справиться с тем, как все выходит из-под контроля. Но если ты опять попытаешься меня кому-то продать, кому-то из тех, кто кормит тебя с руки, кто держит тебя как придворного портного, кто презирает тебя настолько, что вообще смеет тебе такое предлагать - клянусь, это будет последним нашим разговором. - Сука, - буркнул он. И, после паузы. – Высокомерная южная сука. Уверен, что никакого другого раза не будет. Не обольщайся, Гвен. И, знаешь? Я и не ждал, что ты согласишься. Она молчала. Он проговорил вдруг, устало и раздраженно выдохнув:- Я люблю тебя. Слышишь? Люблю.Она посмотрела на огни фонарей вокруг, на темную резную листву платанов над своей головой. Город шумел совсем рядом, но ей показалось, что от мира ее отделила невидимая пленка, какой-то странный занавес, под которым ей было нечем дышать, незачем жить. - Я тоже.