Глава 6 (1/1)

Осень в Лондоне была изнуряюще-жаркой, еще одно свидетельство глобального потепления. В ресторане работал кондиционер, он снял пиджак и остался в футболке, заказал воды и лимонада.Люди проносились мимо окна, у которого он сидел, с важным, озабоченным видом, каждый был погружен в себя: жители мегаполиса, во всем своем отвратительном очаровании.Он немного скучал по копенгагенской расслабленности, по случайным улыбкам и даже по мелькавшему на лицах узнавании. Человек его склада питается славой. Хотя по большей части тебя и тошнит от нее, но, стоит людям начать забывать тебя, ты жаждешь внимания: эдакий безобидный (может быть, и не очень) наркотик. Пройдет несколько лет, прежде чем его окончательно перестанут узнавать в Лондоне и ЭлЭй, и только посетители магазинов комиксов, упоротые нерды, все еще будут окликать его: эй, Цареубийца.Он проверил телефон, не доверяя собственной памяти. Алкоголь и депрессия прогрызли в ней дыры, и врач посоветовал ему делать пометки, завести телефонный дневник с напоминаниями о мелочах (и о важном тоже, конечно), чтобы перестать подводить людей, разочаровывать их, портить им жизнь… Конечно, это также служило благой цели структуризации его собственного существования. Прежде он жил по режиму других – продюсеров, режиссеров, партнеров по бизнесу, его коллег и подчиненных. А еще он жил в подчинении у своей семьи, жены и дочерей, или семьи, которую он, пусть и короткое время, но считал Новой Своей.Но теперь ему предстояло жить по собственному режиму, ничем не скованному, сказал врач, или ничем не заполненному, сказал он сам себе. Стеклянная дверь кафе открылась, послышалась какая-то возня и знакомый голос. Он вскочил и бросился к входу, едва не столкнувшись с официантом. Вдвоем они помогли Гвен занести коляску, пока она держала Патрика на руках, и откатили ее в угол. Официант отправился за детским стульчиком. Гвен села, и он сказал:- Привет. Привет, зайчонок.Патрик потянулся к нему, она отдала его, и несколько минут он просто наслаждался, хотя и бестолковым, но ужасно милым обществом сына. В конце концов, подняв глаза, он увидел, что она просто сидит и смотрит на них, в упор, без улыбки, но и без этого настороженного, почти озлобленного выражения, которое прямо приклеилось к ее лицу в Америке.- Как ты? – спросила она после короткой паузы.Он подумал, рассеяно пригладив хохолок светлых волос надо лбом Патрика. Осторожно сказал:- В основном, неплохо. В завязке. Без фанатизма, пиво по субботам, но – и все. Помирился с Питером и Китом. Они были в шоке… что неудивительно. Ну, и так получилось, что обратили свой гнев на меня. Что еще? Снимаю квартиру в Хольмене. Ставлю спектакль по Ибсену. Эпоха позднего романтизма, все дела…Гвен подалась вперед и, поставив локоть на стол, положила подбородок на согнутые пальцы. Разговоры об искусстве всегда действовали на нее успокаивающе. Поэтому он честно потратил еще десять минут, рассказывая ей о работе.Официант принял заказ и помог ему усадить Патрика на стульчик. Гвен вытащила из своей огромной сумки коробки с соком и бутылочку с водой. Перебирая какие-то вещи, рассеяно складывая маленькую фуфайку, не глядя на него, она заметила:- Знаешь… Я думала, что стану тебя ненавидеть, но… Я просто скучала по тебе. И я рада, что у тебя все хорошо.- А я рад, что ты разрешила нам… увидеться.Она вздохнула:- Я была неправа тогда. Не во всем, но… в этом, конечно, ужасно неправа. Лора считает, что мне следовало бы оставить все, как есть, но. В итоге, все выглядело бы так, будто я желаю тебя наказать.Разве это не так, подумал он с горечью, но без всякого гнева.- Нет, я тебя понимаю, - заметил он. – Знаешь, я много думал об этом. Сначала… Не осознавал, как и где я накосячил, и как так вышло, что ты почти три месяца не могла об этом сказать. И потом вдруг дошло.Он замолчал, просто чертил ногтем узоры по салфетке. Подняв голову, увидел, что Гвен смотрит на него в грустном, растерянном ожидании.- Я давил на тебя. Продавливал, нажимал на нужные точки, заставлял говорить то, что хотелось услышать. Рано или поздно рвануло бы, конечно… Я просто не думал, что выйдет именно так.Она улыбнулась, не показывая зубов, только кончики широкого рта раздвинулись и приподнялись.- А ведь ты прав. До последнего в себе сомневалась.- Что же стало последней каплей?Им принесли чай и салат для Гвен. Она отпила, потом поставила кружку и сказала:- А ее не было. Не было ничего, что меня бы подтолкнуло. Или такого, знаешь… чтобы я договорилась с собой: мол, если Ник скажет или сделает то-то и то-то, я изменю решение. Все было предопределено, если угодно. Все должно было закончиться. Я лишь боялась, что не смогу. Ведь… Я любила тебя, Ник. Очень и очень сильно.И это тоже не новость, подумалось ему.Она начала есть, скорее, рассеяно ковырять в салатной тарелке. Он отдал Патрику сок, и, конечно, тот сразу же облился, он занялся вытиранием его мордашки. Сын вертелся и улыбался, и его тянуло рассмеяться вместе с ним.- Мне позвонила твоя жена. Было довольно… мрачно.- Правда? Мне она не говорила.- Ну да. Обвинила меня в дискредитации твоего образа перед детьми, втягивании ее в мои шлюшьи разборки, в том, что я тебя прилюдно унизила. Особенно, сказала она, особенно перед Лорой. Сказала, что твои проблемы с работой – это теперь моя вина.- Да Господи…Гвен хихикнула:- И, знаешь, слушая ее, я подумала: черт, а ведь я впервые в жизни совершила нечто реально эпическое! Ну, так в ее устах все звучало.Он заржал. Патрик смеялся вместе с ним, всегда готовый разделить чужую радость.Успокоившись, он заметил:- А как же легендарное утопление айфона мистера Дикона?- Но там-то не было такой изысканной, благодарной публики. - Точно.Гвен широко улыбнулась:- Теперь нам всем будет, что вспоминать на старости лет. Лора говорит, у каждого актера в жизни должна быть Вечеринка Конкретного Провала. Желательно, без трупов. Ну, в качестве покойника предлагаю рассматривать труп нашей любви.Он улыбку не вернул, хотя шутка и показалась ему довольно остроумной.- Вот как? Значит, правда все умерло?Гвен только пожала плечами. Он наклонил голову, разглядывая ее:- Выглядишь потрясающе. У тебя там источник молодости забил неподалеку?- Просто начала высыпаться. Ночные кормления меня выбивали из колеи.- И съемки закончились.- Верно. И ЭлЭй остался позади.- Мне показалось, ты хорошо там справлялась.- Слишком жарко, слишком шумно, слишком много всего. Но, придется иногда возвращаться. Есть несколько контрактов на следующий год.Принесли его бутерброды, и он отдал половину Патрику, потому что тот с интересом потянулся к еде. Датскую кухню его сын явно оценил по достоинству, и ему почему-то стало приятно.Сама мысль о ком-то, кто похож на тебя, и именно по твоей вине или благодаря тебе - причиняет человеку необъяснимое удовольствие. Какой-то древний механизм, способ справиться с ужасом предстоящего небытия. Вероятно.После ланча он помог Гвен выкатить коляску, они двинулись втроем по тротуару. Ветер гнал по мостовой сизые и оранжевые скрученные листья, а в остальном было больше похоже на лето. Гвен была в тонкой блузке и узких джинсах, на ногах сандалии. Волосы она убрала в низкий хвост, лишь несколько длинных прядей выбились из прически вдоль ее нежного, румяного лица. Она рассказывала ему о своей работе, о доме, который, наконец, решилась выкупить, вложив почти все, что заработала. О том, какие слова Патрик начал осваивать, кого он узнает, каких животных знает, сколько у него зубов, и как она учит его говорить, и какие игрушки он любит, и какую полезную еду ненавидит… Мирные, мещанские разговоры, по которым он так скучал.Они спустились в метро и проехали пару остановок. Он помогал с коляской, и его не прогоняли, не отталкивали, наоборот: Гвен много смеялась, он много шутил. Около дома над Темзой они остановились. Он помнил его так же хорошо, словно вышел только вчера – потому, что видел во сне много раз. Фактически, это были очень большие апартаменты на двух уровнях, но, как и все в этом районе, стоили как целый особняк где-нибудь в Кенсингтоне.Они постояли немного у дверей, и, в конце концов, почувствовав, что темы для разговоров, исчерпаны, он сказал:- Хочешь, помогу с коляской?Гвен нахмурилась, но потом просто кивнула. Так он и оказался вновь дома – у себя дома – и был потрясен тем, как ему этого на самом деле хотелось. Он помог переодеть Патрика, и потом приготовил им обед, пока Гвен лежала на диване и болтала с сыном. Говорила, в основном, она, но Патрик реагировал с большим интересом. Потом они занялись раскладыванием игрушек по коробкам и выниманием обратно – восхитительное, бесконечное занятие, способное занять любого годовалого малыша до полного самозабвения.Он думал о том, как привык к этому, как скучал по этому, как жаждал всего, что прежде казалось довольно очевидной рутиной. Готовка, этот ее смех, ее голос, грудной и яркий, ее акцент, от которого у него с некоторых пор вставало, даже во сне. Особенно – во сне.Ее движения рядом с ним, когда она расхаживала по комнатам, одетая в эти свои микрошорты в облипку и широченную серую футболку. Ее манера убирать волосы от лица, закалывать чем попало – карандашами или шариковыми ручками, ее запах, тепло ее большого тела, гладкость белой кожи и веснушки на руках, и нежный пушок на щеках, и синие глаза. И смех Патрика, и его бессмысленное бормотание, и его детские качели, и разбросанные по игровому коврику пестрые и глупые игрушки.Когда стемнело, он покормил Патрика, искупал и отнес его в кроватку. Накрыл стол к ужину.Гвен не возражала.Он сказал, слегка нервничая:- В Копенгагене… я живу с девушкой.Она не донесла вилку до рта, после короткого замешательства просто широко ухмыльнулась. Потом начала жевать, и ему пришлось закончить:- Похоже, она собирается меня бросить.Гвен подняла бровь.- Наверное, ее не прельщает перспектива встречаться с бывшей звездой. Ей всего тридцать пять. Она… вроде как, хочет для себя чего-то лучшего.- У тебя еще все впереди, - сочувственно сказала Гвен.- Ты так считаешь?Она подумала немного.- На самом деле, я не знаю, Ник. Ты ее любишь?- Не думаю, - признался он, почти без паузы. – Но она хороший человек. Просто… чего-то не хватает.- Тебе? Ей?- Нам всем. Мы словно бы живем по инерции. Как будто кто-то нам приказал жить, вот мы и… Знаешь, я потом много думал. Почему ?Летние мальчики??Гвен смущенно покраснела.- Я любила эти стихи. Всегда казались довольно правдивыми. Жестокими. Но правдивыми.- Ты попала в точку. Я жил как они, очень долго. И, в конце концов, я… потерял себя. Все стало запутанным, мрачным, темным. Смола и камень.- У тебя всегда была склонность к депрессии.- Нет. Точнее, да, но причины разнились. Настоящая тоска беспредметна. Может быть, я, наконец, обрел ее. Постиг этот дзен.Гвен опустила глаза.- Ты хороший человек, Ник. Умный и добрый. Честный. Да, ты делал ошибки или нечто… нечто неправильное, и все же, ты - не твой отец. Ты лучше его. Ты лучше. Ты выберешься. Ты справишься.Но я не хочу справляться без тебя, подумал он вдруг.- Я видел тебя во сне, - сказал он.- Извини?- Каждую ночь. Это было… довольно сильным испытанием. Закрываешь глаза и знаешь, что придет Гвен. Пьяный я был, или трезвый, с девушкой в постели или без. Ты всегда приходила. Ты не оставляла меня. Почти никогда.Она дурашливо приосанилась и задрала нос:- Ну, это предмет для гордости!- Правда. Это правда, Гвен.- Да я тебе верю.- А ты?- Что – я?- Ты видела меня во сне?Гвен принужденно засмеялась.- В основном, я вижу кошмары.Перехватив его изумленный взгляд, она стала серьезной. Он просто смотрел на нее через стол, она выпустила вилку и нож, каким-то беспомощным, ребяческим жестом сложила руки на коленях.После долгой паузы Гвен, тихо и очень спокойно, проговорила:- Но это не всегда кошмары, конечно. Иногда мне снится, что мы вновь вместе. Втроем. И что у нас все хорошо.Во рту у него стало горько и муторно.- С кем-то встречаешься? – спросил он как можно небрежнее.Она лишь недоверчиво рассмеялась.- Значит, нет.Гвен, немного смущенно, кивнула:- Я решила, что все это просто не для меня.- Брось.- Так себе из меня любовница, ужасная жена и не очень умелая мать.- Вот уж большей херни не слышал, Гвен! Патрик абсолютно, совершенно в норме.- Да не в этом дело, - сказала она легко, почти без сожаления. – Все это далось мне нелегко. Честно? Разрушило меня до основания.Может быть, не ?все это?, а только я, подумал он. Дело ведь лишь во мне, правда?- А по-моему, ты прекрасно выглядишь, и все у тебя получается…- Но ты не носил мои туфли.Он поднял бровь, потом расхохотался.- Ты в переносном смысле, конечно же.Гвен хмыкнула:- Да, в переносном. И хотела бы я сказать, что счастлива тем, что получила, но… нет. Разумеется, ребенок - это такое счастье. Это безумие, но прекрасное. Вечный источник тепла и радости. У меня иногда просто сердца не хватает его любить. Но мир не состоит лишь из меня и Патрика. Мир… большой.В нем всегда найдется кто-то, кто все испортит, подумал он - например, я. А вслух заметил:- Как насчет друзей? Выходишь куда-нибудь? Там, глядишь, и…Она убрала с лица упавшие волосы:- Были, в основном, его друзья. Это как-то… подразумевалось. Мои друзья остались в ЭлЭй, а те, кто здесь, ну, скажем так… они не очень приспособлены для дружбы с одинокой гиперответственной мамашкой.- Я мог бы стать твоим другом, - вырвалось у него.Он ожидал, что она заржет или схохмит на эту щекотливую тему, но Гвен храбро и печально улыбнулась:- Ты и есть мой друг. Да, мы поссорились и даже разбежались, и, видимо, наша попытка образовать пару провалилась с оглушительным треском. Но, поверь, у меня никогда не было никого ближе тебя, Ник.Ее признание было так неожиданно, и в нем было столько искренности и открытого, почти болезненного одиночества – и тепла – что его сердце заныло, он впервые в жизни вдруг физически, полностью ощутил его – переполненный кровью, пульсирующий и живой орган где-то слева в груди. И, несмотря на испуг от этого нового ощущения, он испытал тоскливую и горячую гордость. Он начал убирать посуду, подошел за ее тарелкой и, не сдержавшись, осторожно положил ладонь на ее руку. Гвен отчетливо вздрогнула, но не отодвинулась.- Можно?Прикосновение к ней было похоже на то, что он испытал, войдя в этот дом – чувство возвращения и обретения, и его охватила эта нежная ностальгия.- Ты ведь уже, - пробормотала она, не убирая руки.- Просто хотелось к тебе прикоснуться.Он погладил ее руку большим пальцем, успокаивая ее, успокаиваясь сам. Гвен опустила голову, не смотрела на него, и ему вдруг стало страшно, что он вновь все испортит.Он забрал ее тарелку и отошел к раковине. Гвен начала ему помогать, она делала все молча и спокойно, как-то удивительно неторопливо. Когда он заканчивал набивать посудомойку, она включила телевизор и выключила звук. Эта деталь его до странности обрадовала.- Я приехал на четыре дня, - сказал он, вытерев руки полотенцем. – Планировал посмотреть футбол, увидеться с Джо и его новой девушкой, и еще кое-какие встречи по работе в театре.Гвен терпеливо ждала продолжения. Она стояла, прислонившись бедром к столу, лицо ее было внимательным и серьезным.- Я могу прийти к вам завтра?Промолчав, она наклонила голову к плечу и слегка выпятила подбородок.- Нет? Я пойму, если нет.- Разумеется, да. Ник, странно, что ты это спросил. Это и твой сын.Он кротко улыбнулся:- Но я не хотел, чтобы опять… чтобы мы опять…- Поссорились?Трахнулись, орали бы друг на друга и опять все покатилось бы к черту.Впрочем, по первому пункту он… ну не то, чтобы не хотел этого. Что называется, испытывал крайне противоречивые чувства.- Да.- Ты все еще водишь машину?- Нет, я… А что?Ему не хотелось объяснять ей подробности своей новой жизни, жизни в режиме жесткой дисциплины и тотальной экономии.- Решил бороться с углеродным следом не словами, а делами?Наивная, милая Гвен.- Типа того. А все-таки? Нужно тебя куда-то свозить?- Мы с Патриком поедем к моей маме. Ну, ничего. Закажем такси.- Я с радостью вас отвезу. Возьму машину в прокате.- Правда? Мы не будем тебе в тягость?- Ничуть. Я могу с вами побыть, если ты не против… Ты же знаешь. Я люблю Брайтон.- Но мы планировали вернуться через два дня.- Вот и прекрасно. Я как раз успею на свой рейс.- Но у тебя были планы.- Футбол я могу посмотреть и по телевизору.А Джо и его девушка будут только счастливы от меня избавиться, подумал он.Жить с Джо было прикольно и весело, пока они были молоды и безбашены, и пока он мог тратить на Джо свои деньги, компенсируя присутствие - но теперь он, кажется, всюду стал лишним человеком. А снимать собственные апартаменты больше было не по карману.Гвен приоткрыла рот в явном замешательстве.- По телевизору. Ты шутишь?!- Ни секунды.- Ладно, - медленно проговорила она. – Ладно. Я буду рада, если ты побудешь там… со мной.- Вот и отлично, - он широко ухмыльнулся. – Во сколько за вами заехать?